ДНЕВНИКИ
(1854—1857)
[1854]
14 Марта 1854 года. Букарестъ. —
Начинаю новую тетрадь дневника, после почти месячнаго промежутка, во время котораго я такъ много переиспыталъ, перечувствовалъ, что мне не было времени думать и еще меньше записывать. — Съ Кавказа я прiехалъ въ Тулу, виделъ тетокъ, сестру, Валерьяна и узналъ о своемъ производстве. Все 3 брата и Перфильевы прiехали ко мне и увезли меня въ Москву. Изъ Москвы я проехалъ въ Покровское, тамъ простился съ т[етушкой] П[елагеей] И[льиничной], В[алерьяномъ], съ Машей и Сережей. Эти 2 прощанья — особенно последнее — были одни изъ счастливейшихъ минутъ въ моей жизни. Оттуда поехалъ къ Митиньке, который почти по моему совету бросилъ Москву, — и черезъ Полтаву, Кишиневъ и т. д. 3-го дня прiехалъ въ Букарестъ. Я былъ счастливъ все это время!
Служебное положенiе мое здесь неопределенно и я уже съ неделю снова сомнительно боленъ. — Неужели снова начнется для меня пора испытанiй?!
Впрочемъ я самъ виноватъ, счастiе избаловало меня: я опустился и во многомъ имею упрекнуть себя со дня выезда моего изъ Курска и до сей минуты. — Грустно убедиться, что я не умелъ переносить счастiя также, какъ и не умелъ переносить несчастiя. Нынче пойду къ командиру Дивизiи въ корпусной Штабъ, сделаю кой какiя покупки, погуляю, и прiйду домой писать письма и обедать. После обеда займусь чемъ нибудь и передъ вечеромъ поеду въ баню. Вечеръ просижу дома и займусь Отрочествомъ.
15 Іюня. Ровно 3 месяца промежутка. — 3 месяца праздности и жизни, которой я не могу быть доволенъ. — Недели три я былъ у Шейдемана и жалею, что не остался. Съ офицерами бы я ладилъ, и съ батар[ейнымъ] команд[иромъ] умелъ бы устроиться. За то дурное общество и затаенная злоба отъ своего неблестящаго положенiя хорошо бы подействовали на меня. Я сердился бы, скучалъ, старался бы подняться морально надъ своимъ положенiемъ и сталъ бы лучше — работалъ бы. — Откомандированiе меня въ Штабъ пришло въ то самое время, когда я поссорился съ батарейнымъ командиромъ, и польстило моему тщеславiю. — Болезнь моя, во время которой я не могъ даже вернуться на старую колею занятiй и честнаго труда съ одной целью добра, — доказала мне, до какой степени я испортился. Чемъ выше я становлюсь въ общественномъ мненiи, темъ ниже я становлюсь въ собственному Я имелъ несколько разъ женщинъ, лгалъ, тщеславился и, что всего ужаснее, подъ огнемъ велъ себя не такъ, какъ надеялся отъ самаго себя.____
Осада Силистрiи снята, я еще не былъ въ деле, положенiе мое въ кругу товарищей и начальство хорошо, несмотря на остаток б[ ] и ранки, здоровье мое порядочно и въ моральномъ отношенiи я твердо решился посвятить свою жизнь пользе ближняго. Въ последнiй разъ говорю себе:
Ежели пройдетъ 3 дня, во время которыхъ я ничего не сделаю для пользы людей, я убью себя. —
Помоги мне Господи._________
До обеда пишу письма: Сереже и теткамъ, Волконской, ежели успею. После обеда продолжаю записки Феерверкера. __________
Во время перехода отъ Силистрiи къ Маю я ездилъ въ Букарестъ. Я игралъ и принужденъ былъ занимать деньги. Положенiе унизительное для каждаго и для меня въ особенности. Написалъ письма: тетиньке, Мите, Некрасову и Оське. — Всё еще не знаю, за что приняться, и поэтому ничего не делаю. Кажется, что лучше всего работать за романомъ Р[усскаго] П[омещика].
24 Іюня. Съ утра селъ за работу; но ничего не сделалъ и радъ былъ, когда мне пришолъ помешать Горчаковъ. После обеда у Генер[ала] читалъ Беран[же], ездилъ къ Доктору, который объявилъ мне, что мне должно делать операцiю и лечиться месяца полтора и болталъ до ночи съ Шубинымъ о нашемъ русскомъ рабстве. Правда, что рабство есть зло, но зло чрезвычайно милое. __________
[29 июня.] 25 Іюня. 26. 27. 28. 29. День ото дня откладывалъ операцiю, ожидая перехода въ Букарестъ; a здесь откладывалъ, ожидая квартиры и Доктора. Въ Журже были дела, въ кот[орыхъ] бы я могъ быть, ежели бы былъ здоровъ. Денегъ нетъ ни гроша и я долженъ. Валер[ьянъ] пишетъ въ письме, кот[орое] я получилъ вчера, что ни лошадей, ни денегъ нетъ. — Намеренъ лечиться серьезно. Мне хочется пожить беззаботно и весело, не знаю, что выйдетъ изъ этаго желанiя.
Іюня 30. Сегодня мне сделали операцiю съ клороформомъ — я былъ малодушенъ. Ничего не делалъ отъ невозможности. Есть надежда выздороветь. —
Іюля 1-го. Написалъ письмо Валерьяну и Оголину. Здоровье ни лучше, ни хуже, живу одинъ, читаю, но за работы не принимаюсь, хотя Зап[иски] Феер[веркера] сильно искушаютъ меня. ________
2 Іюля. Читалъ Gilbert и Gilberte. Здоровье все statu quo.[1] — Зап[иски] Феер[веркера] все более более определяются, нынче, 3-го І[юля], кажется, займусь.
3-го Іюля. Целый день читалъ, работа никакъ не хочетъ идти. Вечеромъ болталъ съ Пруш[инскимъ?], Олх[инымъ] и Антроп[овымъ]. Проигралъ глупо Пруш[инскому] porte-feuille Полинькинъ и несмотря на его отговорки от далъ ему. Невольно, какъ только я остаюсь одинъ и обдумываю самаго себя, я возвращаюсь къ прежней мысли — мысли объ усовершенствованiи; но главная моя ошибка — причина, по которой я не могъ спокойно идти по этой дороге — та, что я усовершенствованiе смешивалъ съ совершенствомъ. Надо прежде понять хорошенько себя и свои недостатки и стараться исправлять ихъ, а не давать себе задачей — совершенство, котораго не только невозможно достигнуть съ той низкой точки, на которой я стою, но при пониманiи котораго пропадаетъ надежда на возможность достиженiя. Тоже, что было со мной въ хозяйстве, въученьи, въ литературе, въ жизни. — Въ хозяйстве я хотелъ достигнуть совершенства и забывалъ, что прежде нужно было исправить несовершенства, которыхъ слишкомъ много, хотелъ правильнаго разделенiя полей, когда мне нечемъ было ихъ удабривать и сеять. —
Нужно взять себя такимъ, какимъ есть, и исправимые недостатки стараться исправить, хорошая же натура[2] поведетъ меня къ добру безъ книжки, которая столько времени была моимъ кошмаромъ. — Я одинъ изъ техъ характеровъ, которые,[3] желая, отъискивая и готовые на все прекрасное, неспособны именно по этому къ постоянно-хорошему.
4 Іюля. Главные мои недостатки. 1) Неосновательность (подъ этимъ я разумею: нерешительность, непостоянство[4] и непоследовательность. 2) Непрiятный тяжелый характеръ, раздражительность, излишнее самолюбiе, тщеславiе. 3) Привычка къ праздности. — Буду стараться постоянно наблюдать за этими 3 основными пороками и записывать всякiй разъ, что буду впадать въ нихъ. — Уже нынче я спорилъ съ Антропов[ымъ] о томъ, должно ли или нетъ ему ехать въ Журжу, съ раздраж[ительностью] и излишнимъ самолюбiемъ. —
до поздняго вечера. — Онъ, кажется, добрый и съ хорошимъ направленiемъ мальчикъ; но молодъ.....
Здоровье мое какъ будто лучше, но боюсь еще верить. — Былъ неосноват[еленъ] съ Новережскимъ, не кончивъ дела о рапорте; раздражителенъ съ Антроповымъ и — увы — опять ленился, ничего не сделалъ, кроме этой страницы дневника. Получилъ письмо отъ тетки и Митиньки, на которое завтра надо будетъ ответить. (3)[5]
5 Іюля. Читалъ во время чаю, обеда и десерта, утро же все писалъ одно письмо тетиньке, которое пошлю, несмотря на то, что французскiй слогъ его мне очень не нравится. — Мие со дня на день становится труднее объясняться и писать по французски, надо же эту глупую манеру писать и говорить на языке, который плохо знаешь! — А сколько хлопотъ, потеряннаго времени, неясности въ мысляхъ и нечистоты въ природномъ языке изъ за этой манеры, а необходимо!
Вечеромъ написалъ съ главу Зап[исокъ] Феерв[еркера] съ увлеченiемъ и порядочно. Олхинъ 2 раза былъ у меня, чего мне совершенно ненужно записывать, потому что чудесныя выраженiя глупости, которыя вырывались у него, я не запомню оттого, что запишу ихъ. — Поелъ фруктовъ, несмотря на поносъ, и поручилъ Олхину нанять фортепьяно, вотъ две ошибки противъ основательности. Главный мой недостатокъ состоитъ въ недостатке терпимости къ себе и другимъ. Это не правило, а мысль, которую почему не записать сюда. Она напомнить черезъ несколько времени то моральное состоите, въ которомъ я находился 5-го Іюля 1854 года. (2)
6 Іюля. Целый день читалъ то Лермонтова], то Гёте, то Alphonse Karr’a и не могъ приняться за дело. — Какъ я не говорю, что я не честолюбивъ, и сколько ни стараюсь быть искреннимъ въ этомъ, le bout de l’oreille se montre malgré moi.[6] Мне непрiятно было узнать сегодня, что Осипъ Сержпут[овскiй] контуженъ и о немъ донесено: Государю. Зависть.... и изъ за какой пошлости и къ какой дряни!
Нынче весь день былъ день непрiятныхъ воспоминанiй. То воспоминанiе о долге Зубкову мучало меня. (Насчетъ его я было[7] раздумалъ переходъ въ конную артиллерiю, по потомъ решился, оставивъ дело, какъ есть, ждать до 55-го года.) То воспоминанiе о томъ, что я будто слишкомъ много позволялъ своему Генералу, мучало меня. Обдумавъ хорошенько, выходить напротивъ, что я слишкомъ много себе позволялъ съ нимъ. — Чтобы естественно быть гордымъ (fier) надо или быть дуракомъ (чемъ я не могу быть), или быть довольнымъ собою, за чемъ я не былъ со времени своего прiезда въ армiю. За нынешнiй [день] 2 упрека я могу и долженъ себе сделать: 1) непростительная целый день лень и следствiе ея — праздность и 2) просьба къ (Олхину о фортепьяно, на что у меня нетъ достаточно денегъ.) (1)
7 Іюля. Скромности у меня нетъ! вотъ мой большой недостатокъ. —
Что я такое? Одинъ изъ 4-хъ сыновей отставнаго Подполковника, оставшiйся съ 7 летняго возраста безъ родителей подъ опекой женщинъ и постороннихъ, не получившiй ни светскаго, ни ученаго образованiя и вышедшiй на волю 17-ти летъ, безъ большого состоянiя, безъ всякаго общественнаго положенiя и, главное, безъ правилъ; человекъ, разстроившiй свои дела до последней крайности, безъ цели и наслажденiя проведшiй лучшiя года своей жизни, наконецъ изгнавшiй себя на Кавказъ, чтобъ бежать отъ долговъ и, главное, привычекъ, а оттуда,[8] придравшись къ какимъ-то связямъ, существовавшимъ между его отцомъ и Командующимъ армiей, перешедшiй въ Дунайскую армiю 26 летъ, прапорщикомъ, почти безъ средствъ[9] кроме жалованья (потому что те средства, которыя у него есть, онъ долженъ употребить на уплату оставшихся долговъ), безъ покровителей, безъ уменья жить въ свете, безъ знанiя службы, безъ практическихъ способностей; но — съ огромнымъ самолюбiемъ! Да, вотъ мое общественное положенiе. Посмотримъ, что такое моя личность. —
Я дуренъ собой, неловокъ, нечистоплотенъ и светски необразованъ. — Я раздражителенъ, скученъ для другихъ, нескроменъ, нетерпимъ (intolérant) и стыдливъ, какъ ребенокъ. — Я почти невежда. Что я знаю, тому я выучился кое какъ самъ, урывками, безъ связи, безъ толку и то такъ мало. — Я невоздерженъ, нерешителенъ, непостояненъ, глупо-тщеславенъ и пылокъ, какъ все безхарактерные люди. Я не храбръ. Я неакуратенъ въ жизни и такъ ленивъ, что праздность сделалась для меня почти неодолимой привычкой. — Я уменъ, но умъ мой еще никогда ни на чемъ не былъ основательно испытанъ. У меня нетъ ни ума практическаго, ни ума светскаго, ни ума деловаго. — Я честенъ, т. е. я люблю добро, сделалъ привычку любить его; и когда отклоняюсь отъ него, бываю недоволенъ собой и возвращаюсь къ нему съ удовольствiемъ; но есть вещи, который я люблю больше добра — славу. Я такъ честолюбивъ и такъ мало чувство это было удовлетворено, что часто, боюсь, я могу выбрать между славой и добродетелыо первую, ежели бы мне пришлось выбирать изъ нихъ. ______________
Да, я не скроменъ; оттого то я гордъ въ самомъ себе, а стыдливъ и робокъ въ свете. ______________
Утромъ писалъ эту страницу и читалъ Louis Philipp’a. После обеда уже очень поздно началъ писать 3[аписки] Ф[еерверкера] и до вечера написалъ довольно много несмотря на то, что у меня были Олхинъ и Андроповъ. После ухода Андроп[ова] ю я облокотился на балконъ и гляделъ на свой любимый фонарь, который такъ славно светитъ сквозь дерево. Притомъ же после несколькихъ грозовыхъ тучь, которыя проходили и мочили нынче землю, осталась одна большая, закрывавшая всю южную часть неба и[10] какая-то прiятная легкость и влажность въ воздухе.
Хозяйская хорошенькая дочка также, какъ я, лежала въ своемъ окне, облокотившись на локти. По улице прошла шарманка, и когда звуки добраго стариннаго вальса, удаляясь все больше и больше, стихли совершенно, девочка до глубины души вздохнула, приподнялась и быстро отошла отъ окошка. Мне стало такъ грустно — хорошо, что я невольно улыбнулся и долго еще смотрелъ на свой фонарь, светъ котораго заслоняли иногда качаемыя ветромъ ветви дерева, на дерево, на заборъ, на небо, и все это мне казалось еще лучше, чемъ прежде. —
Я долженъ упрекнуть себя нынче въ 3-хъ неосновательностяхъ: [11] 1) что я забылъ о фортепьянахъ, 2) не позаботился о рапорте перевода и 3) что я елъ боршъ съ поносомъ, который все усиливается. (3)
8 Іюля. Утромъ читалъ и писалъ немного. Вечеромъ побольше, но все не только безъ увлеченiя, но съ какою-то непреодолимой ленью. Решился не брать фортепьянъ и ответилъ Олхину, что у меня денегъ нетъ, чемъ онъ верно обиделся, темъ более, что я подписалъ просто «весь вашъ». Открылъ я нынче еще поэтическую вещь въ Лермантове и Пушкине; въ первомъ Умирающiй гладiаторъ. (Эта предсмертная мечта о доме удивительно хороша) и во второмъ Янко Марнавичь, который убилъ нечаянно своего друга. Помолившись усердно и долго въ Церкви, онъ пришелъ домой и легъ на постель. Потомъ онъ спросилъ у жене, не видитъ ли она чего нибудь въ окне, она отвечала, что нетъ. Онъ еще разъ спросилъ, тогда жена сказала, что видитъ за рекой огонекъ; когда онъ въ третiй разъ спросилъ, жена сказала, что видитъ — огонекъ сталъ побольше и приближается. Онъ умеръ. — Это восхитительно! А отчего? Подите объясняйте после этаго поэтическое чувство. —
9 Іюля. Утро и целый день провелъ, то пиша З[аписки] Ф[еерверкера], которыя, между прочимъ, кончилъ, но которыми такъ не доволенъ, что едва ли не придется переделать все за ново или вовсе бросить, но бросить не одне З[аписки] Ф[еерверкера], но бросить все литераторство; потому что ежели вещь, казавшаяся превосходною въ мысли — выходитъ ничтожна на деле, то тотъ, который взялся за нее, не имеетъ таланта. То читалъ Гёте, Лермонтова и Пушкина. Перваго я плохо понимаю, да и не могу, какъ ни стараюсь, перестать видеть смешное (du ridicule) въ немецкомъ языке. Во второмъ я нашелъ начало Измаилъ-бея весьма хорошимъ. Можетъ быть это показалось мне более потому, что я начинаю любить Кавказъ, хотя посмертной, но сильной любовью. Действительно хорошъ этотъ край дикой, въ которомъ такъ странно и поэтически соединяются две самыя противуположныя вещи — война и свобода. — Въ Пушкине же меня поразили Цыгане, которыхъ, странно, я не понималъ до сихъ поръ.
«non ad probandum, sed ad narrandum».[12]
10 Іюля. Писать не хочется, а я сказалъ уже, что принуждать себя ни къ чему не намеренъ par parti pris.[13] — Поэтому скажу только, что читалъ Лафонтена и Гёте, котораго начинаю день ото дню понимать лучше, и писалъ на бело З[аписки] Ф[еерверкера] очень мало и лениво, за что и делаю себе упрекъ. (1)
11 Іюля. Перечитывалъ Героя нашего времени, читалъ Гёте и только передъ вечеромъ написалъ очень мало. Почему? Лень, нерешительность и страсть смотреть свои усы и фистулы. За что и делаю себе 2 упрека. Нынче Бабарыкину, который былъ тутъ и едетъ къ Генералу, поручилъ свой рапортъ о переводе. Еще упрекъ за то, что посмеялся надъ Олхинымъ при Бабарыкине. (3)
11 Іюля. Утромъ Олхинъ пришелъ мне объявить, что онъ едетъ въ Леово, и хотелъ поручить своихъ лошадей и вещи, отъ чего я невольно отделался, сказавъ ему, что у меня нетъ денегъ. — Въ самомъ деле я опять въ самомъ затруднительномъ денежномъ положенiи: ни копейки, по крайней мере до половины Августа, не предвидится ни откуда, исключая фуражныхъ, и долженъ Доктору. Не предвидится, я говорю, потому что нынче получилъ Современникъ и убежденъ, что рукописи мои сидятъ где нибудь въ таможне.[14] Это дело я разъясню, какъ выздоровлю. Вечеромъ я имелъ случай испытать воображаемость своего перерожденiя къ веселой жизни. Хозяйская прехорошенькая замужняя дочь, которая безъ памяти глупо кокетничала со мной, подействовала на меня — какъ я ни принуждалъ себя — какъ и в старину, т. е. я страдалъ ужасно отъ стыдливости.
Нынче въ разговоре съ Докторомъ изчезъ глупый — и несправедливый взглядъ, который я имелъ на Валаховъ — взглядъ, общiй всей армiи и заимствованный мной отъ дураковъ, съ которыми я до сихъ поръ водился. — Судьба этаго народа мила и печальна. Читалъ я нынче и Гёте и Лермантова драму, въ которой нашелъ много новаго, хорошаго, и Холодный домъ Дикенса. Вотъ ужъ 2-й день, что я покушаюсь сочинять стихи. Посмотримъ, что изъ этаго выйдетъ. —
Упрекнуть долженъ себя нынче только за лень, хотя писалъ и обдумалъ впередъ много хорошаго, но слишкомъ мало и лениво. (1)
12 Іюля. Съ утра чувствовалъ въ голове тяжесть и не могъ преодолеть себя, чтобы заниматься. Весь день читалъ Современникъ. Эсфирь (Холодный домъ) говоритъ, что детская молитва ея состояла въ обещанiи, которое она дала Богу 1) всегда быть трудолюбивой, 2) чистосердечной, 3) довольной и 4) стараться снискивать любовь всехъ окружающихъ ее. Какъ просты, какъ милы, удобоисполнимы и велики эти 4 правила. Вечеромъ позвалъ къ себе Антропова, чтобы взять денегъ, и спорилъ съ нимъ, т. е. присутствiе его возбуждало мои мысли. Я люблю это, хотя къ этому примешивается всегда непрiятное и дурное чувство, что онъ не можетъ оценить моихъ мыслей. Зашелъ и Шубинъ съ своимъ тщеславно униженнымъ лицомъ и взглядомъ на вещи. За что я это написалъ? Не знаю. — Упрекаю себя за лень. (1)
13 Iюля.
Моя молитва. «Верую во единаго всемогущаго и добраго Бога, въ безсмертiе души и въ вечное возмездiе по деламъ нашимъ;[15] желаю веровать въ религiю отцовъ моихъ и уважаю ее». ——
«Отче нашъ» и т. д. «За упокой и за спасенiе род[ителей]». «Благодарю тебя, Господи за милости Твои, за то... за то и за то. (При этомъ вспомни все, что было для тебя счастливаго.)[16] Прошу, внуши мне благiя предпрiятiя и мысли, и дай мне счастiя и успеха въ нихъ. — Помоги мне исправляться отъ пороковъ моихъ;[17] избави меня отъ болезней, страданiй, ссоръ, долговъ и униженiй. —
мной добро или зло, да будетъ пресвятая воля твоя! Даруй мне добра, истиннаго! Г[оспо]ди помилуй! Г[оспо]ди помилуй, Г[оспо]ди помилуй! —
Утро очень позднее, потому что всталъ въ 10,[20] читалъ о Черногорiи, писалъ немного и болталъ съ товарищами, которые зашли ко мне. После обеда долженъ былъ принуждать себя, чтобы написать немного и не отчетливо. Часовъ въ 9 прiехалъ Бартоломей, съ нимъ я выехалъ въ первый разъ, былъ въ Херестреу и болталъ до 12. Могъ бы упрекнуть себя за лень, но принявъ во вниманiе старанiе и болезнь — прощаю, но —подлость, когда я попросилъ Доктора разрезать мне дырочку и потомъ испугался и просилъ отложить, стоитъ палокъ, плетей. (1)
14 Іюля. Утромъ, кроме обыкновенная чтенiя Гёте и подвертывавшихся книжонокъ, написалъ Жданова, но насчетъ личности Велинчука все еще не решился. — Нынче опять резали мне пахъ и опять я принималъ клороформъ. Впечатленiе было ужъ не такъ непрiятно, но такъ странно — я слышалъ звонъ инструментовъ, но не слыхалъ боли. Вечеръ сидели у меня Новережскiй, Шубинъ и Антроповъ. Получилъ письмо отъ старосты: Цветковъ Терентiй и 2 дворовые пойдутъ въ рекр[уты], выборъ хорошъ. Старый Башибузукъ непременно хочетъ, прежде чемъ пустить въ ходъ мой переводъ, известить о томъ Князя. Не подумать ли мне о этомъ переводе? Можетъ быть я не переработаю свой характеръ, a сделаю только одну и важную глупость изъ желанiя переработать его. Есть-ли нерешительность капитальной недостатокъ — такой, отъ котораго нужно исправляться? Не есть ли два рода характеровъ одинаково достойные: одни решительные, другiе обдуманные? Не принадлежу [ли] я къ последнимъ? И желанiе мое исправиться не есть ли желанiе быть темъ, чемъ я не есмь, какъ говоритъ A[lphonse] Karr. Мне кажется, что это правда. Есть недостатки более положительныя (абсолютныя), какъ то лень, ложь, раздражительность, эгоизмъ, которыя всегда недостатки. —————
15 Іюля. Рано нынче разбудилъ меня Докторъ, и благодаря этому случаю, я написалъ въ утро довольно много — все переделывалъ старое — описанiе солдатъ. — Вечеромъ тоже пописалъ немного и читалъ Verschwörung von Viesko. Я начинаю понимать драму вообще. Хотя въ этомъ я иду совершенно противуположнымъ путемъ большинству, я доволенъ этимъ какъ[21] средствомъ, дающимъ мне новое поэтическое наслажденiе. После чая зашелъ ко мне Шубинъ, Тишкевичъ и Вержбицкiй, который много интереснаго мне прекрасно разсказывалъ про дело подъ Слободзеей. Я очень недоволенъ собой, первое за то, что срывалъ целый день прыщи, которыми у меня покрыто лицо и тело и носъ, что начинаетъ мучить меня, и второе, за глупое бешенство, которое вдругъ напало на меня за обедомъ на Алешку. (2) ————————————————
16 Іюля. Съ 10 часовъ до 2 писалъ пристально и окончилъ описанiе солдатъ; за то дальше идетъ туго. Былъ вечеромъ у меня Д. Горчаковъ, и дружба, которую онъ показалъ мне, произвела это славное замиранiе сердца, которое производитъ во мне истинное чувство и котораго я давно не испытывалъ. Потомъ заехалъ Бартоломей, и я верно обиделъ его немного темъ, что сказалъ, что у него дурной выговоръ. Пора мне перестать водиться съ молодежью, хотя я никогда и не водился съ ней хорошенько, какъ другiе; но дело въ томъ, что теперь мне легче и прiятнее быть съ стариками, чемъ съ очень молодыми людьми. Здоровье такъ сякъ. Забылъ записать что-то хорошее или важное — не помню. Упрекаю себя нынче только за Бартоломея. ——————
18 Іюля. Обедъ мой не удался: ни Горчаковъ, ни Докторъ не могли быть. Одинъ Бартоломей елъ моего поросенка и восхищался Шиллеромъ. — До обеда читалъ, после обеда читалъ и — странная вещь — заснулъ до 8 часовъ, такъ что целый день ничего не сделалъ. — Новережскiй привезъ мне 45 р., изъ кот[орыхъ] я намеренъ дать 40 доктору, а на остальные, призанявши еще у Горчакова, ехать въ Бузео и тамъ ожидать Штаба и выздоровленiя. — Много нынче заслужилъ я упрековъ. 1) За глупую фантазiю и, главное, — неисполненную фантазiю покупать лошадь у Николаева, и 2) за целый день безъ дела. (2)
[20 июля. Маро-Домняско.] 19, 20 Іюля. Вчера утро читалъ и сбирал[ся] къ отъезду. Вечеромъ выехалъ самымъ безалабернымъ и нерешительнымъ образомъ съ Малышевымъ въ Мара-Домняска, где и пробылъ нынешнiй день. За эти оба дня упрекаю себя 1) за нерешительность при выезде, 2) за раздражительность вчера утромъ съ Алешкой и 3) немножко за лень вчера. — (3)
[21 июля. Синешти.] 21 Іюля. Рано утромъ меня разбудили и повезли въ Синешти. Вообще недоволенъ я сегодничнымъ днемъ. — Почему-то — не отъ лени, а за занятiями едой и палаткой, не было какъ-тο время. — Я ровно ничего не делалъ, даже не читалъ. — Стою и завелъ артель съ немножко не порядочными людьми и, признаюсь, иногда жалею, что не въ той артели. Однако, кроме того, что это дастъ мне время заниматься, я доволенъ и темъ, что веду себя хорошо — не отталкиваю и не схожусь слишкомъ близко. Глупый старикъ опять разсердилъ меня своей манерой не кланяться. Надо будетъ дать ему шикнотку. Вчера забылъ записать удовольствiе, которое мне доставилъ Шиллеръ своимъ Рудольфомъ Габсбургскимъ и некоторыми мелкими философскими стихотворенiями. Прелестна простота, картинность и правдоподобная тихая поэзiя въ первомъ. Во второмъ-же поразила меня, записалась въ душе, какъ говоритъ Бартоломей, мысль, что, чтобы сделать что нибудь великое, нужно все силы души устремить на одну точку. —
22 Іюля. Опять переходъ, несмотря на который я бы былъ доволенъ сегодничнымъ днемъ, ежели-бы не глупое требованiе Кыржановскаго, чтобы я ехалъ въ Леово. Я ходилъ къ нему утромъ и имелъ слабость и глупость не разбудить его; потомъ заснулъ, пообедалъ и написалъ немного. Здоровье хорошо и завтра являюсь къ обоимъ Начальникамъ и подаю оба рапорта. — Упрекъ за нерешительность съ Крыжанов[скимъ]. (1)
23 Іюля. Нынче съ утра ходилъ объясняться и являться къ начальству. Вышло, что Крыжановскiй сказалъ, чтобы я ехалъ въ батарею. Тишкевичъ насплетничалъ мне это, и я шелъ къ Крыж[ановскому] съ дрожащими губами. Но несмотря на всю злобу, я былъ слабъ и позволилъ замаслить это дело. Остальное время дня читалъ хорошенькую повесть Бернара и написалъ письмо Валерьяну. Меньше, чемъ когда, я[22] съ дня своего выздоровленiя чувствую себя способнымъ къ общежитiю и равнодушно-веселому взгляду на жизнь. Подалъ другой рапортъ о переводе.
Упрекаю себя за лень. Въ целый день ровно ничего не сделалъ. ————— (1)
24 Іюля. [Курешти?] Утромъ Новережскiй съ подтянутой мордой принесъ мне назадъ мой рапортъ съ надписью Крыжановскаго. Все эти мелкiя непрiятности[23] такъ меня разстроили, что я решительно целый день былъ самъ не свой, ленивъ,[24] апатиченъ, не въ состоянiи ни за что приняться, съ людьми молчаливъ, стыдливъ до поту. Я это испыталъ у Бабарыкина, сначала съ Зыбинымъ, Фриде и Балюзекъ, а вечеромъ съ Крыжановскимъ и Сталыпинымъ. Я слишкомъ честенъ для отношенiй съ этими людьми. — Странно, что только теперь я заметилъ одинъ изъ своихъ важныхъ недостатковъ: оскорбительную и возбуждающую въ другихъ зависть — наклонность выставлять все свои преимущества. Чтобы внушить любовь къ себе, напротивъ, нужно скрывать все то, чемъ выходишь изъ общаго разряда. Поздно я понялъ это. Не буду подавать рапорта, пока не буду въ состоянии завести лошадей, и употреблю все средства для этаго. Пока не буду[25] ни съ кемъ иметь другихъ отношенiй, какъ по службе. — Упрекаю себя за лень. ——— (1)
25 Іюля. Рано выступили изъ Курешти и всю дорогу я ужасно мучался, какъ физически — лицо у меня страшно горело и выметало, — такъ и морально. Такъ называемые аристократы возбуждаютъ во мне зависть. Я неисправимо мелоченъ и завистливъ.
После обеда я зашелъ къ старику и засталъ у него кампанiю Адъют[антовъ] Фельдм[аршала], въ которой мне было невыносимо тяжело. Потомъ Салтыковъ, когда я 3-й разъ вспоминалъ, где мы съ нимъ виделись, сказалъ мне, что «это было тогда, когда мы съ вами дни проводили вместе». Это никогда не было. И это было для меня во время безсонной ночи, которую я проводилъ нынче, однимъ изъ техъ воспоминанiй, при кот[орыхъ] вскрикиваешь. Вечеромъ съ Ферзеномъ я зашелъ къ нимъ и, не говоря уже про Сухтелена, котораго я долженъ былъ заставить поклониться мне, веселый Корсаковъ, который славно поетъ цыганскiя песни, навелъ на меня ужасную тоску и зависть. Въ заключенiи всего, я даже съ Тышкевичемъ такъ жолчно заспорилъ о какой-то глупости, что оскорбилъ его. Какой это ничтожный человекъ! подумали бы те, кот[орые] прочли бы эту страницу. — «Несчастный, испорченный нравъ!!» И неужели нельзя поправить его? Найдти зло, говорятъ, уже есть половина дороги къ исправленiю. Сколько времени и искренно я бьюсь изъ за этаго и все тщетно. Быть всегда довольнымъ, скромнымъ и трудолюбивымъ, вотъ чудныя правила! Коли бы я могъ следовать имъ! Пора бы отчаяться въ исправленiи, а я все надеюсь, все стараюсь.
Упрекаю себя 1) за лень, 2) за двоякую нескромность,[26] совершенно противуположную съ Адъ[ютантами] Ф[ельдмаршала] и съ Тышкевичемъ.[27] (3)
26 Іюля. [Бузео.] Опять переходъ — до Бузео. Баши-бузуки — какъ нарочно, согласились быть особенно милыми, но во мне было слишкомъ много жолчи. Я дичился. И опять оскорбилъ Тышкевича. — Вообще редко помню, чтобы я, во всехъ отношенiяхъ, былъ въ такомъ ужасномъ положенiи, какъ теперь. Боленъ, раздраженъ, совершенно одинокъ, — я всемъ съумелъ опротиветь, — въ самомъ нерешительномъ и дурномъ служебномъ положенiи и безъ денегъ. — Нужно выйдти изъ этаго положенiя. — Лечиться пристальнее, перетерпеть непрiятность новаго сближенiя съ товарищами. Объясниться о службе съ Генераломъ или Крыжановскимъ и достать денегъ. Упрекаю 1) за лень, 2) за нескромность съ Сухтеленомъ и съ Тышкевичемъ и 3) за необдуманность, недовольство и нерешительность къ исправленiю своего положенiя. ————————— (4)
27 Іюля. Целый день пробылъ на месте, ни съ кемъ не виделся, кроме Тишкевича и Адъютантовъ, которые все, какъ мне кажется, дичатся меня, какъ disgracié.[28] Смешно! Я доволенъ своимъ днемъ, ежели бы не лень и не 2 девки у хозяйки, которымъ я не могъ решиться слова сказать и два часа ходилъ около дома. Кое какiя мысли приходили въ голову, но я чувствую, какъ память притупляется, любовь и уваженiе и доверiе къ уму исчезаютъ и я падаю въ мiре идеальномъ, не подвигаясь вследствiе этого — какъ бы это должно было быть — въ мiре практическом. Именно одна изъ мыслей, по случаю которой мне пришло въ голову это разсужденiе, было то, что — снискивать любовь ближняго напрасно. У Дик[енса] стоитъ наравне съ другими правилами; это не[29] можетъ быть правиломъ основнымъ, потому что оно сложно и состоитъ изъ многихъ. — А впрочемъ, несмотря на это, оно понятнее, всегда памятнее и какъ то ближе сердцу, чемъ другiя правила основныя, какъ быть скромнымъ, довольнымъ, чистосердечнымъ.
Упрекаю себя нынче 1) за[30] праздность; потому что нынешнiй день, сколько бы я не старался оправдать себя, одинъ изъ техъ, въ которыхъ, я долженъ признаться, я ровно ничего не сделалъ. — Не оставилъ по себе никакого следа, и 2) за[31] ребяческую нерешительность съ девками. —————— (2)
Пишу въ самомъ прiятномъ веселомъ расположенiи духа, въ которомъ я провелъ весь вечеръ. Утро читалъ, объедался грушами и вместо обеда елъ сыръ. Несмотря на кутежи у Сталыпина и Сержпутовскаго по случаю полученiя наградъ, не завидовалъ, а провелъ день весело. Вечеромъ хватилъ босонож[ку] и выпилъ бокала два шампанскаго съ Шварц[емъ], Вейлеровскимъ [?] и Гембичомъ, потомъ болталъ съ Шубинымъ и съ Сашей Горчаковымъ. — Исключая праздности, днемъ своимъ очень доволенъ. (1)
29 Іюля. Исправленiе мое идетъ прекрасно. Я чувствую, какъ отношенiя мои становятся прiятны и легки съ людьми всякаго рода, съ техъ поръ какъ я решился быть скромнымъ и убедился въ томъ, что казаться всегда величественнымъ и непогрешнымъ вовсе не есть необходимость. Я очень веселъ. И дай Богъ, какъ мне кажется, — чтобы веселье это происходило отъ самаго меня; отъ желанiй всемъ быть прiятнымъ, скромности, необидчивости и внимательности за вспышками. — Тогда бы я всегда былъ веселъ и почти всегда счастливъ. Утромъ решилъ было сидеть дома, позаниматься, но дело не пошло и не утерпелъ вечеромъ, чтобы не пойдти пошляться.
Идя отъ ужина, мы съ Тишк[евичемъ] остановились у бардели и насъ накрылъ Крыжановскiй, что, признаюсь, было мне не совсемъ прiятно. Упрекаю себя за безхарактерность, что не высиделъ дома, и зa праздность целаго дня. Это главный пунктъ. (2)
[32] Сделалъ верхомъ переходъ до Рымника. [[5]] Старикъ все не кланяется мне. Обе вещи эти злятъ меня. Съ встречавшимися баши-бузуками велъ себя хорошо. Объяснился съ Крыжановскимъ. Онъ, не знаю зачемъ, советуетъ мне прикомандироваться къ казачьей батарее; советъ, которому я не последую. Желчно спорилъ вечеромъ съ Фриде и Бабарыкинымъ, ругалъ Сержпутовскому[33] и ничего не сделалъ, вотъ 3 упрека, которыя делаю себе за нынешнiй день. (3)
31 Іюля. [Фокшаны.] Еще переходъ до Фокшанъ, во время котораго я ехалъ съ Монго. Человекъ пустой, но съ твердыми, хотя и ложными убежденiями. Генерал[у] по этому должно быть случаю, угодно было спрашивать о моемъ здоровьи. Свинья! К[о]вырялъ носъ и ничего не написалъ — вотъ 2 упрека за нын[ешнiй] день. Последнiй упрекъ становится слишкомъ частъ, хотя походъ и можетъ служить въ немъ отчасти извиненiемъ. Отношенiя мои съ товарищами становятся такъ прiятны, что мне жалко бросить штабъ. Здоровье кажется ——
1 Августа. Всталъ поздно и все утро читалъ Шиллера, но безъ удовольствiя и увлеченiя.[34] После обеда, хотя и былъ въ расположенiи заниматься, отъ лени написалъ чрезвычайно мало. Вечеръ же весь провелъ въ шляньи за девками. Много было интереснаго въ нынешнемъ дне: И чтенiе деньщиковъ, и rendez-vous[35] въ саду, и обманъ Шубина. Обо всемъ напишу завтра, ибо теперь 1/2 3-го. Упрекаю себя зa лень и въ последнiй разъ. Ежели завтра я ничего не сделаю, я застрелюсь. Еще упрекаю за непростительную нерешительность съ девками. — (2)
2 Августа. — Упрекаю себя за лень. (1)
3 Августа. Всталъ поздно, не въ духе и не совсемъ здоровый. Только въ 1-мъ часу, когда прiехавшiй Олхинъ убрался, я могъ взяться за работу и писалъ целый день, но невнимательно, непристально и нерешительно, хотя и довольно хорошо. Вечеромъ былъ у Горчакова, где велъ себя просто и скромно, и у Мальма и Невер[ежскаго], которые очень обижены за то, что я имелъ глупость сказать, что я ихъ побью, ежели поймаю на мальчике. Поэтому и упрекаю себя нынче 1) за ворчливость утромъ, 2) за резкость съ Нев[ережскимъ] и Мальмомъ и 3) за нерешительность въ писаньи. Получилъ письмо отъ Валерьяна. —————————————— (3)
4 Августа. Утро писалъ и велъ себя хорошо. За обедомъ Ольхинъ привелъ голоднаго офицера. После обеда ничего не делалъ. У Невережс[каго] взялъ денегъ и купилъ у Олхина лошадь. — Упрекаю себя немного за лень, за злословiе и спешныя сужденiя. (2)
Я всталъ рано и тотчасъ же принялся писать съ удовольствiемъ. И написалъ хорошо, конецъ эпизода ядра, потому что писалъ съ удовольствiемъ. Но часовъ въ 12 увы! я открылъ, что еще не вылечился, и, какъ всегда, это открытiе такъ подействовало на меня, что я ни за что не могъ взяться. После обеда уехалъ верхомъ къ Горчаковымъ и просиделъ за шахматами съ Золот[аревымъ] часа 2. Вечеромъ же, скверно, безъ нужды былъ въ саду у Даненберга. — Еще правило, выработавшееся во мне въ это время: — Не осуждай и не говори своего о людяхъ мненiя. — Упрекаю за лень вечеромъ и за Даненберга. (2)
6 Августа. Целый день ничего не делалъ и игралъ въ карты. 2 важные упрека. — (2)
[11 августа] 7, 8, 9, 10, 11 Августа. «Любезный другъ!» После прiезда оба вечера былъ у соседей и игралъ въ карты. За первое себя благодарю, за 2-ое упрекаю, также какъ и за то, что ничего не написалъ за это время. — (2)
12 Авг[уста]. Утро началъ хорошо, поработалъ, но вечеръ! Боже, неужели никогда я не исправлюсь. Проигралъ остальныя деньги и проигралъ то, чего заплатить не могъ — 3 т[ысячи] р[ублей]. Завтра продаю лошадь. —
Что я буду делать, не знаю, но чувствую qu’il mе faut un coup de tête pour sortir de cette position.[36] Вечеромъ опять былъ y Даненберга. — Деятельность и воздержанность! (2)
13 Августа. — прекрасной комедiи «Свои люди сочтемся», целый вечеръ шелопутничалъ. Между прочимъ изъ за пустяковъ поссорился съ Д. Горчаковымъ. Невережскiй далъ мне денегъ и я съ Андропов[ымъ] послалъ ихъ Скрипченке.[37] — Упрекаю себя за невоздержность съ Горч[аковымъ], происшедшей (2-ой упрекъ) изъ тщеславiя передъ Филипеско. — (2)
14 Августа. Писалъ такъ мало, что и упоминать не стоитъ. Ездилъ после обеда верхомъ, купался и вечеромъ зашелъ къ Сталыпину, откуда вьнесъ не совсемъ прiятное чувство. Но дурны 2 вещи. Я 2 раза взбесился: разъ на Тишкевича, 2-й на Шварца и ничего не сделалъ. — (3)
15 Августа. Всталъ рано и ездилъ въ Одобешти. Прогулка эта какъ то не удалась мне. Немного написалъ и очень плохо, спалъ, ездилъ на скачку и вечеръ провелъ дома. — Повторяю то, что было уже мною написано: у меня 3 главные недостатка — 1) безхарактерность, 2) раздражительность и 3) лень, отъ которыхъ я долженъ исправляться. Буду со всевозможнымъ вниманiемъ следить зa этими 3 пороками и записывать. Уже после, ежели я исправлюсь отъ этихъ — примусь за исполненiе 2-хъ правилъ довольства,[38] и снискиванiя любви. Но и теперь буду стараться не упускать ихъ изъ вида.
— Всталъ часовъ въ 7, писалъ довольно хорошо, но мало, обедалъ, опять писалъ немного, бегалъ за девкой, сиделъ у Сталыпина, потомъ до [?] отвратительнаго спорилъ о первомъ грехе и потому ложусь спать не въ духе. Утромъ раскричался на Никиту — раздраж[ительность]. — 1. Ленился при Андропове — 2. — Бегалъ за девкой, когда далъ себе слово не обнимать больше по крайней мере месяцъ, и то въ случае любви. — Безхарактерность. — 3. Спорилъ горячо. Раздраж[ительность] 4 — и того Р[аздражительность] 2. Б[езхарактерность] 1 и Л[ень] 1. Важнее всего для меня въ жизни исправленiе отъ сихъ пороковъ. Этой фразой отныне каждый день буду заключать свой дневникъ.
17 Августа. [Текуча.] — Въ полдень выспался, прочелъ чудную комедiю Бедность не порокъ, погулялъ и написалъ несколько страницъ. Упреки за нынеш[нiй] день: 1 Закричалъ на Алешку, 2) нерешителенъ б[ылъ] въ отношенiяхъ съ старикомъ, 3) — при встрече вечеромъ съ Крыжановскимъ и 4) зашелъ къ Невережск[ому], когда не хотелъ этаго делать. 5) Вечеромъ замечтался и поленился. Важнее всего для меня въ жизни исправленiе отъ 3 пороковъ 1) лени 2) безхарактерности и раздражительности. (5)
18 Августа. [Бырладъ.] Переходъ отъ Текучи до Берлада. Велъ себя целый день хорошо, исключая 1) нерешительности при первой встрече съ Генераломъ, 2) при встрече съ 2-мя Горчаковыми, съ которыми я въ ссоре, и 3) лени вечеромъ. Вместо того, чтобы читать Räubеr’овъ,[40] я бы могъ написать что нибудь. Важнее всего для меня въ жизни исправление отъ 3-хъ главныхъ пороковъ. (3)
Всталъ рано, написалъ довольно много. Вечеромъ былъ у Сталыпиныхъ и вынесъ оттуда непрiятное чувство. Всемъ днемъ доволенъ, исключая немного лени во время занятiя. Я могъ бы заниматься еще меньше и быть довольнымъ, но я недоволенъ темъ, что во время работы позволялъ себе отдыхать.
Важнее всего для меня въ жизни исправленiе отъ 3-хъ главныхъ пороковъ: Безх[арактерности], Раздр[ажительности] и Лени.
20 Августа. Окончилъ Рубку леса. Schwach.[41] — Обедалъ у Сталыпина, былъ слишкомъ резокъ съ Крыжановскимъ.[42]
и Безхар[актерность]. — Нынче 1 отступленiе противъ последняго. (1) ———————
21 Августа. Целый день испортила мне зубная боль, продолжающаяся и до сихъ поръ. Упрекаю себя 1) за лень 2) за нерешительность съ хозяйкой, к[оторую] мне хотелось пощупать, и 3) за раздражительность и осужденiе, говоря про Крыжановскаго. —————— (2)
[23 августа. Васлуй.] 22 и 23 Августа. Два перехода изъ Берлада и до Аслуя. Два дня ужасной зубной боли и совершенной праздности. Упреки за эти 2 дня, исключая бездействiя, которое я могъ бы преодолеть, состоять въ раздражительности — осужденiи Ст[алыпина], Сержп[утовскаго], Шварца и досады на Алешку. Терпимость, скромность и спокойствiе Фриде все больше и больше занимаютъ меня. Качества эти даютъ мне о немъ дурное мненiе и вместе съ темъ располагаютъ къ подражанiю — такъ они прiятны въ жизни и такъ верно ведутъ къ успеху. Важнее всего для меня въ жизни — исправленiе отъ 3 пороковъ — раздражительности, безхарактерности и лени.
24 Августа. Дневка въ Аслуе. Я испыталъ нынче два сильныхъ, прiятныхъ и полезныхъ впечатленiй. 1) Получилъ лестное объ Отрочестве письмо отъ Некрасова, которое, какъ и всегда, подняло мой духъ и поощрило къ продолженiю занятiй, и 2) прочелъ З. Т. Какъ странно, что только теперь я убеждаюсь въ томъ, что чемъ выше стараешься показывать себя людямъ, темъ ниже становишься въ ихъ мненiи. «La béquille de Sixte-Quint doit être le bâton de voyage de tout homme supérieur.[44] Все истины парадоксы. Прямые выводы разума ошибочны, нелепые выводы опыта — безошибочны. Я осудилъ нынче Сталыпина, гордился письмомъ Некрасова и ленился. (3) лени.
[26 августа.] Яссы. 25, 26 Августа. Осудилъ Пшевальскаго, горячился на Алешку, Никиту и Комиссара. — Переходъ до Яссъ. Важнее всего для меня исправленiе отъ безхарактерности, раздражительности и лени.
1) Сердился на Алешку, 2) целый день, кроме утра писанья и чтенья прекраснаго р[омана] Жоржа Занда, ничего не делалъ, 3) не объяснился съ Горчаковымъ, 4) осудилъ Юнкера, 5)[45] ударилъ Никиту. —
Здоровье мое нехорошо. Расположенiе духа самое черное. Чрезвычайно слабъ и при малейшей усталости чувствую лихорадочные припадки. Дурной, тяжелый день! Важнее всего для меня исправленiе отъ лени, раздражительности и безхарактерности. ——————————
28 Августа. Мне 26 летъ. Написалъ кое что и обдумалъ многое. День возился съ Оглобже, вечеръ читалъ Onckel Tom’s Hütte.[46] 1) Разсердился 2 раза на Никиту. 2) Не сказалъ Горч[акову] о брате. 3) Осудилъ Голынск[аго]. 4) Не подошелъ къ Генералу. 5) Купилъ O[nckel] T[om’s] H[ütte]. 6) Не сказалъ. Важнее всего исправленiе отъ лени, раздраж[ительности] и безхарак[терности].
29 Августа. ’s] H[ütte]. ————— Важнее всего исправленiе отъ лени, раздражительности и безхарактерности.
30 Августа. Здоровье очень дурно. Всю ночь не спалъ, читалъ въ промежуткахъ, которые мне давала зубная боль, O[nckel] T[om’s] H[ütte]. —
31 Августа. Читалъ O[nckel] T[om’s] H[ütte] и болталъ вечеромъ съ Кассовскимъ. — Важнее всего для меня въ жизни исправленiе отъ лени, раздражительности и безхарактерности.
1, 2 Сентября. Здоровье лучше. Согрешилъ вчера; нынче занялъ у Невережскаго денегъ. Много упрековъ — за безхарактерность и лень. Важнее всего для меня исправленiе отъ лени, раздражительности и безхарактерности. —
3 Сентября. [Скуляны.] Переходъ до Скулянъ. Передъ самой границей согрешилъ. Прибилъ Давыденку. — Важнее всего для меня исправленiе отъ лени, раздражительности и безхарактерности.
4 Сентября. Важнее всего для меня исправленiе отъ лени, раздражительности и безхарактерности.
5 Сентября. И я и дневникъ мой становимся слишкомъ глупы. Писанье решительно нейдетъ. Написалъ раздраженное письмо Николиньке. Важнее всего для меня исправленiе отъ раздражительности,
6 Сентября. Важнее всего для меня въ жизни исправленiе отъ лени, раздражительности и безхаракт[ерности]. Любовь ко всемъ и презренiе къ себе!
Переходъ до Колораша. Прiятный день. Важнее всего для меня исправление отъ лени, раздражительности и безхарактерности.
8 Сентября. Переходъ до — чортъ его знаетъ какъ. Здоровье и расположенiе духа хорошо. — Непринужденность и скромность, къ котор[ымъ] я стараюсь прiучить себя, начинаютъ оказывать на меня свое благое влiянiе — мне легко. раздражительности и безхарактерности.
9 Сентября. [Кишинев.] Переходъ до Кишинева. [[6]] Обругалъ советницу. —
10 Сентября. [[2]] Получилъ порученiе верстъ за 200. Читалъ Современникъ. 1) Поспорилъ съ Тишкевичемъ, 2) ничего не делалъ. (2) Исправленiе отъ лени, безхарактерности и раздражительности.
13, 14, 15, 16 Сентября. Ездилъ въ Летичевъ. Много новаго и интереснаго. Болелъ зубами. [[7]] Высадка около Севастополя мучитъ меня. Самонадеянность и изнеженность: вотъ главныя печальныя черты нашей армiи — общiя всемъ армiямъ слишкомъ большихъ и сильныхъ государствъ.
Исправленiе отъ лени, раздражительности и безхарактерности. —
Получилъ Детство и Набегъ. Въ первомъ нашелъ много слабаго. Временная — при теперешнихъ обстоятельствахъ — цель моей жизни — исправленiе характера, поправленiе делъ и деланiе какъ литературной, такъ и служебной карьеры. ———
17 Сентября. Велъ себя дурно. Ничего не делалъ, вечеръ бегалъ за девками, противъ предположенiя выходилъ со двора. Планъ составленiя общества сильно занимаетъ меня. Исправленiе отъ лени,
18 Сентября. Утромъ занялся немного проэктомъ, потомъ ушолъ съ Шубинымъ, после обеда валялся и уехалъ къ Сталыпину. Сделалъ мало.
Исправленiе отъ лени, безхарактерности и раздражительности.
19 Сентября. —н. Дурно. Исправленiе отъ лени, раздражительности и безхарактерности.
20 Сентября. Утро хлопоталъ о деньгахъ и переводе. Мальмъ отказалъ, Невереж[скiй] обещалъ дать. Завтра пойду къ Горчакову. Вечеръ игралъ въ карты, былъ у Сталыпина и въ клубе. Здоровье несовсемъ хорошо и не объяснился съ Д. Горч[аковымъ], за это недовол[енъ]. безхаракт[ерности] и раздраж[ительности].
21 Сентября. Утро болталъ съ Бабар[ыкинымъ] и Шубин[ымъ] о [?] д[елахъ] об[щества]. Былъ у Ш[убина] и Н[евережскаго] и у Стал[ыпина]. Исправленiе от л[ени],
22 Сентября. Я очень опустился. Исправление отъ лени, раздражительности и безхарактерности.
[5 октября] 23, 24, 25, 26, 29, 30 Сентя[бря], 1, 2, 3, 4, 5 Октября. Планъ общества перешелъ въ планъ Журнала — для большей части 7-ыхъ, но не для меня и для Фриде. По случаю Журнала я не еду и Ж[урналъ] подвигается слабо; я мало работаю и веду себя дурно. Завтра прiезжаютъ Князья. Пускай это будетъ для меня эпохой. — Мне необходимо написать статью въ пробный листокъ. Важнее же всего для меня въ жизни исправленiе отъ лени,
[10 октября] 6, 7, 8, 9, 10 Окт[ября]. Получилъ деньги. Истратилъ довольно много на пустяки, игралъ въ карты. Купилъ лошадь и перешелъ на новую квартиру. Журналъ подвигается медленно. За то я начинаю немного остепеняться. — Важнее всего для меня исправленiе отъ лени, раздражительности и безхарактерности. —
21 Октября. Много прожилъ я жизни въ эти дни. Дела въ Севастополе всё висятъ на волоске. Пробный листокъ нынче будетъ готовъ и я опять мечтаю ехать. Ст[алыпинъ], Серж[путовскiй], Ш[убинъ], Баб[арыкинъ] едутъ и уехали. Я проигралъ все деньги въ карты. Важнее всего для меня въ жизни исправленiе отъ лени, безхаракт[ерности] и раздраж[ительности].
2 Ноября 1854. Со времени десанта Англо-французскихъ войскъ, у насъ было съ ними 3 дела. Первое Алминское 8 Сентября,[47] въ которомъ атаковалъ непрiятель и разбилъ насъ, 2-е Дело Липранди 13 С[ентября], въ которомъ атаковали мы и остались победителями, и 3-е ужасное дело Даненберга, въ которомъ снова атаковали мы и снова были разбиты. Дело предательское, возмутительное. 10 и 11 дивизiя атаковали левый флангъ непрiятеля, опрокинули его и заклепали 37 орудiй. — Тогда непрiятель выставилъ 6,000 штуцеровъ, только 6,000 противъ 30 [тысячъ]. И мы отступили, потерявъ около 6,000 храбрыхъ. И мы должны были отступить, ибо при половине нашихъ войскъ по непроходимости дорогъ не было артиллерiи и, Богъ знаетъ почему, не было стрелковыхъ батальоновъ. Ужасное убiйство. Оно ляжетъ на душе многихъ! Господи, прости имъ. Известiе объ этомъ деле произвело впечатленiе. Я виделъ стариковъ, которые плакали на взрыдъ, молодыхъ, которые клялись убить Даненберга. Велика моральная сила Русскаго народа. Много политическихъ истинъ выйдетъ наружу и разовьется въ нынешнiя трудныя для Россiи минуты. Чувство пылкой любви къ отечеству, возставшее и вылившееся несчастiй Россiи, оставить надолго следы въ ней. Те люди, которые теперь жертвуютъ жизнью, будутъ гражданами Россiи и не забудутъ своей жертвы. Они съ большимъ достоинствомъ и гордостью будутъ принимать участiе въ делахъ общественныхъ, a энтузiазмъ возбужденный войной, оставитъ навсегда въ нихъ характеръ самопожертвованiя и благородства.
Въ числе безполезныхъ жертвъ этаго несчастнаго дела убиты Соймоновъ и Камстадiусъ. Про перваго говорятъ, что онъ былъ одинъ изъ немногихъ честныхъ и мыслящихъ Генераловъ Русской армiи; втораго же я зналъ довольно близко: онъ былъ членомъ нашего общества и будущимъ издателемъ Журнала. Его смерть более всего побудила меня проситься въ Севастополь. Мне какъ будто стало совестно передъ нимъ.
что я еще не опоздаю. —
[3 ноября] 3 Октября. Въ Одессе разсказывали мне трогательный случай. Адъютантъ Дежурнаго Генерала прiехалъ въ N—скiй Госпиталь, где лежатъ раненые 4-го корпуса изъ Крыма. Главнокомандующiй Князь Горчаковъ, сказалъ онъ имъ, приказалъ благодарить васъ за храбрую вашу службу и узнать...» Урра! раздались слабые и недружные голоса со всехъ коекъ. Славная, великая награда Горчакову за его труды. Лучше портрета на шею.
На перевозе въ Николаеве лоцманъ разсказывалъ мне, что 26[48] было дело, на которомъ отличился Хомутовъ, взялъ будто пропасть пленныхъ и орудiй, но что 26 изъ 8000 нашихъ воротились только 2 т[ысячи]. Въ Николаеве [?] офиц[еръ] подтверд[илъ] эти слухи. Нахимовъ и Липранди говорятъ ранены. Непрiятель получилъ подвозъ войскъ и располагается на зимовыя квартиры. Богъ знаетъ, что̀ правда. Еще разсказывалъ мне лоцманъ анекдотъ про казака, который поймалъ арканомъ и велъ Аглицкаго Князка и велъ къ Менчикову. Князекъ выпалилъ въ казака изъ пистоля. Ей, не стреляй, сказалъ казакъ. Князекъ еще разъ выпалилъ и опять не попалъ. Ей, не балуй, сказалъ казакъ. Князекъ въ 3-й разъ (всегда до 3-хъ разъ) промахнулся. Казакъ началъ его лупить плетью. Когда князекъ пожало[вался] М[еншикову], что ка[закъ] его билъ, казакъ сказалъ, что онъ его училъ стрелять, коли онъ начальникъ, да не умеетъ палить, что же его казаки вовсе не будутъ знать. Менчиковъ разсмеялся. Вообще въ народе больше слы[шно] о Анг[личанахъ], чемъ о Француз[ахъ].
[5 ноября. В пути из Одессы в Севастополь.] 4, 5, Октября
Отъ Херсона до Олешко везли меня на лодке. Лоцманъ разсказывалъ про перевозъ солдатъ: какъ солдатъ въ проливной дождь легъ на мокрое дно лодки и заснулъ. Какъ офицеръ прибилъ солдата за то, что онъ почесался, и какъ солдатъ на перевозе застрелился отъ страху, что просрочилъ 2 дня, и какъ его бросили безъ похоронъ. Теперь лодочники пугаютъ другъ друга, проезжая речкой мимо того места, где брошенъ солдатъ. «Какой роты?» кричатъ они.
Въ Олешко задержала меня ночевать хорошенькая и умненькая хохлушка, съ которой я целовался и нежничалъ черезъ окошечко. Ночью она пришла ко мне [[19]]. Лучше бы было воспоминанiе, ежели бы я остался при окощечке. — По этому случаю я разъехался съ своими, Сержпутовскимъ, Бабарыкинымъ и Шубинымъ. Отъ нихъ черезъ Высотскаго, кот[ораго] я встретилъ въ Перекопе, я узналъ, что слухи тревожившiе вздоръ. Отъездъ Шубина тревожитъ и злитъ меня. Мне не хочется перестать уважать этаго мальчика. —
Виделъ Франц[узскихъ] и Англиц[кихъ] пленныхъ, но не успелъ разговориться съ ними. Одинъ видъ и походка этихъ людей почему то[49] внушили въ меня грустное убежденiе, что они гораздо выше стоятъ нашего войска. Впрочемъ для сравненiя у меня были Фурштаты, провожавшiе ихъ. —
Ямщикъ привезшiй меня сюда [?] разсказывалъ, что 24 мы бы совсемъ забрали Агличанъ, коли бы не измена. Грустно и смешно. «Онадысь, говорить, провезли шестерикомъ железную карету, должно подъ Менчикова». Встретилъ и своихъ раненныхъ, славный народъ, жалеютъ начальство и говорятъ, что они несколько разъ ходили на приступъ, но не могли удержаться, потому что обходилъ левый фланокъ; они рады придраться къ одному непонятному, следовательно для нихъ многозначительному, слову, чтобы имъ объяснять неудачу. Имъ слишкомъ бы грустно было верить въ измену.
. [Севастополь.] Я прiехалъ 7-го, все слухи, мучившiе меня дорогой, оказались враньемъ. Я прикомандированъ къ 3 легкой и живу въ самомъ городе. Все укрепленiя наши виделъ издали и[50] некоторыя вблизи. Взять Севастополь нетъ никакой возможности — въ этомъ убежденъ кажется и непрiятель — по моему мненiю онъ прикрываетъ отступленiе. Буря 2-го Ноября выкинула до 30 судовъ — 1 корабль и 3 парохода. Общество артиллерiйскихъ офицеровъ въ этой бригаде, какъ и везде. Есть одинъ, очень похожiй на Луизу Волконскую — я знаю, что онъ скоро надоестъ мне; поэтому стараюсь видеться съ нимъ реже, чтобы продлить это впечатленiе. Изъ Начальниковъ порядочными людьми оказываются здесь — Нахимовъ, Тотлебенъ, Истоминъ. — Менщиковъ кажется мне хорошимъ Главнокомандующимъ; но несчастно начавшимъ свое военное поприще съ меньшими силами противъ въ трое сильнейшихъ и лучше вооруженныхъ. Обе стороны были войска не обстреленныя; поэтому преимущество численное было въ 10 разъ ощутительнее. — Необстреленныя войска не могутъ отступать, они бегутъ.
.] 12, 13 Ноября. Вчера перешелъ къ намъ солдатъ иностраннаго легiона. Онъ говорилъ, что 25, т. е. 13 назначенъ штурмъ. Вотъ уже 12 часовъ и ничего нетъ. Говорятъ, что у непрiятеля 80 орудiй направлено на 4-й бастiонъ. Что онъ намеренъ вдругъ открыть амбразуры, сбить наши орудiя и идти на штурмъ. Это хотя неясное, но всётаки объясненiе. Зачемъ же имъ было не воспользоваться 6 числа, когда все почти орудiя на 4-мъ бастiоне были сбиты. —
20 Ноября.
Когда же,[51] когда наконецъ, перестану
И въ сердце глубокую чувствовать рану
И средства не знать, какъ ее заживить.
*
Кто сделалъ ту рану, лишь[52] ведаетъ Богъ,
Но мучатъ меня отъ рожденья,
Томящая[53] грусть и сомненья.
Симферополь.
23 Ноября. [Эски-Орда.] 16 я выехалъ изъ Севастополя на позицiю. Въ поездке этой я больше, чемъ прежде, убедился, что Россiя или должна пасть или совершенно преобразоваться. Всё идетъ на выворотъ, непрiятелю не мешаютъ укреплять своего лагеря, тогда какъ это было бы чрезвычайно легко, сами же мы съ меньшими силами, ни откуда не ожидая помощи, съ генералами, какъ Горчаковъ, потерявшими и умъ, и чувство, и энергiю, не укрепляясь, стоимъ противъ непрiятеля и ожидаемъ бурь и непогодъ, которыя пошлетъ Николай Чудотворецъ, чтобы изгнать непрiятеля. Казаки хотятъ грабить, но не драться, гусары и уланы полагаютъ военное достоинство въ пьянстве и разврате, пехота въ воровстве и наживанiи денегъ. Грустное положенiе — и войска и государства. Я часа два провелъ, болтая съ раненными Французами и Англичанами. Каждый солдатъ гордъ своимъ положенiемъ и ценитъ себя; ибо чувствуетъ себя действительной пружиной въ войске. Хорошее оружiе, искуство действовать имъ, молодость, общiя понятiя о политике и искуствахъ, даютъ ему сознанiе своего достоинства. У насъ безсмысленныя ученья о носкахъ и хваткахъ, безполезное оружiе, забитость, старость, необразованiе, дурное содержанiе и пища, убиваютъ вним[анiе], последнюю искру гордости и даже даютъ имъ слишкомъ высокое понятiе о враге. —
26 Ноября. Живу совершенно безпечно, не принуждая и не останавливая себя ни въ чемъ: хожу на охоту, слушаю, наблюдаю, спорю. Одно скверно: я начинаю становиться, или желать становиться, выше товарищей и не такъ уже нравлюсь. Вотъ почти верныя известiя изъ Севастополя. 13 числа была вылазка въ непрiятельскiя траншеи, противъ 3, 4 и 5 бастiоновъ. Екатеринбург[скiй] полкъ противъ 4-го бастiона занялъ траншеи въ расплохъ, выгналъ и перебилъ непрiятеля и отступилъ съ потерею трехъ — раненными. Офицеръ,[54] командовавшiй этой частью, былъ представляемъ В. К. Николаю Николаевичу. «Такъ вы герой этаго дела? сказалъ ему Князь, разскажите, какъ было дело». «Когда я пошелъ съ бастiона и сталъ подходить къ траншее, солдаты остановились и не хотели идти». — «Ну что вы говорите...» сказалъ Князь, отходя отъ него. «Какъ вамъ не совестно», заметилъ ему Философовъ. «Ступайте прочь», заключилъ Менщиковъ. Я уверенъ, что Офицеръ не вралъ, и жалею, что онъ не зубастъ. —
Вылазка съ 3-го бастiона была неудачна. Офицеръ, увидавъ часовыхъ, вернулся за приказанiями къ Адмиралу и далъ время приготовиться. О вылазке съ 5 бастiона подробностей не знаю. Вообще эти известiя еще не совсемъ достоверны, хотя и более вероятны, чемъ дикiя елухи о взятiи какихъ то 30 орудiй. —
Липранди назначенъ командующимъ войскъ въ Севастополе. Слава Богу! Исключая [55] успеховъ, которые онъ имелъ въ этой кампанiи, онъ любимъ и популяренъ, и популяренъ, не е[.....] матерью, а распорядительностью и умомъ. Къ добру или не къ добру, но къ сильной досаде, безденежье удерживаетъ меня дома; а то я бы былъ уже на Юж[номъ] бер[егу] въ Эвпаторiи, или вернулся бы въ Севастополь. —
. 5 былъ въ Севастополе, со взводомъ людей — за орудiями. Много новаго. И все новое утешительное. Присутствiе Сакена видно во всемъ. И нестолько присутствiе Сакена, сколько присутствiе новаго Главнокомандующаго, не уставшаго, не передумавшаго слишкомъ много, не запутавшагося еще въ предположенiяхъ и ожиданiяхъ. — Сакенъ побуждаетъ, сколько можетъ, войска къ вылазкамъ. (Я говорю — сколько можетъ, ибо побуждать действительно можетъ только Менщиковъ, давая тотчасъ награды — чего онъ не делаетъ.) Представленiя, выходящiя черезъ 3 месяца, действительно ничего не значатъ для человека, всякую минуту ожидающаго смерти. А ужъ человекъ такъ глупо устроенъ, что, ожидая смерти, онъ ожидаетъ и любитъ награду).[56] — Сакенъ сделалъ траншейки передъ бастiонами. Но Богъ знаетъ, хороша ли эта мера, хотя она и доказываетъ энергiю. Говорятъ, одну такую траншейку изъ 8 человекъ сняли [?], но главное, чтобъ вынести днемъ изъ траншей этихъ раненныхъ, надо другимъ рисковать быть раненными. Траншеи эти безъ связи съ бастiонами, отдалены отъ нихъ больше, чемъ отъ работъ непрiятеля. Сакенъ завелъ порядокъ для относу раненныхъ и перевязочные пункты на всехъ бастiонахъ. Сакенъ заставилъ играть музыку. Чудо, какъ хорошъ Севастополь. Мне 3-го дня чрезвычайно грустно было. Я часа два провелъ въ палате раненныхъ союзниковъ. Большая часть выписана, — умерли и выздоровели, остальные поправляются. Я ихъ нашелъ человекъ 5, около железной печки, Французы, Англичане и Русскiе болтали, смеялись и играли въ карты, болтали каждый на своемъ языке, только сторожа приноравливались къ иностраннымъ языкамъ, говоря на какомъ-то странномъ наречiи — гай да, знакомъ. — Русскiй кричитъ Ой, — и т. д. Графской играла музыка и долетали звуки трубъ какого-то знакомаго мотива, Голицынъ и еще какiе-то господа, облокотясь на перила, стояли около набережной.[57] Славно!
Изъ новостей о вылазкахъ вотъ, что справедливо. Вылазокъ было много, не столько кровопролитныхъ, сколько жестокихъ. Изъ нихъ замечательны две. Одна, въ конце прошлаго месяца, въ которой взято 3 мортиры (и одна брошена между бастiономъ и ихъ работами), пленный Французскiй Офицеръ, раненный зубомъ [1 неразобр.], и много ружей; другая, въ которой Лейтенантъ Титовъ выходилъ съ 2 горными единорожками и ночью стрелялъ вдоль ихъ траншей. Говорятъ въ траншее былъ стонъ такой, что слышно было на 3-мъ и 5-мъ. Похоже на то, что скоро я отправлюсь. Не могу сказать, желаю я этого, или нетъ.