Свободная любовь

СВОБОДНАЯ ЛЮБОВЬ.

Комедiя въ 2-хъ действiяхъ.

ДЕЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

1) Лидiя Андревна Щурина, подъ 30 летъ, необыкновенные бросающiеся въ глаза туалетъ и прическа.

<былъ разбитъ параличомъ, очень толстъ и ленивъ>.

3) Капитолина Андревна, ея сестра, девица 25 летъ, одевается также странно, какъ и старшая сестра.

4) Ольга,[192] племянница Щурина, 19 летъ, барышня, только что прiехавшая изъ деревни.

5) Масловской, 22 летъ, худощавый франтъ съ стеклушкомъ въ глазу и большимъ количествомъ брелоковъ, любовникъ Лидiи.

6) Его превосходительство Иванъ Никанорычъ Лацканъ, подъ 60 летъ, значительное лицо, учтивый светской старичокъ, дядя и любовникъ Лидiи.

8) Князь Чивчивчидзе, 18 летъ, очень хорошъ собой, въ Грузинскомъ костюме, говоритъ по русски не совсемъ чисто и съ особеннымъ ударенiемъ на гласныя.

9) Катерина Федотовна, крепостная горничная и няня Ольги, прiехала съ Ольгой изъ деревни, около 40 летъ.

10) Нанятой лакей Щуриныхъ.

Действiе происходитъ въ Москве въ весьма богато и вычурно убранномъ доме Щурииыхъ.

Театръ представляетъ будуаръ Лидiи. Комната обтянута штофомъ, въ середине потолка виситъ матовая лампа, большой и маленькой диванъ, трюмо, одна дверь на право, другая въ середине, на одной стене на ковре висятъ пистолеты и кинжалы; передъ диваномъ медвежья шкура. <На маленькомъ диване лежитъ ньюфундланская собака>. В углу клетка съ попугаемъ.

ЯВЛЕНIE I.

Лидiя одна, въ красномъ шлафрокњ, съ ногами обутыми въ горностаевыя туфли лежитъ на болъшомъ диванњ и куритъ сигару. — <Подлњ нея на столе стоитъ бутылка вина>.

Милый дикарь... мой Теверино... да, я не шутя люблю его и всему свету скажу, что я люблю его. — Помню, какъ Масловской подвелъ мне его на этомъ бале и шутя просилъ, чтобы я не влюбилась въ него; а я влюбилась, и влюбилась страстно, потому что нельзя не влюбиться... этотъ грузинской костюмъ, который такъ идетъ къ нему, это южное страстное лицо, эти чудные волосы.... Нетъ, я не могу пробыть нынче вечеръ безъ него, и я должна ему сказать, какъ я люблю его. Я всегда прямо говорила: «люблю», темъ людямъ, которыхъ любила, потому что горжусь этимъ чувствомъ, а этаго дикаго Князька надо обнять и поцеловать при всехъ, чтобы онъ понялъ мою любовь и высказалъ бы свою; и я сделаю это. — Слава Богу, я уже давно стою выше суеверiй толпы. — (Приподнимается къ столу, подвигаетъ себе чернильницу и портфель и пишетъ.) Любезный и милый Князь....... я жду васъ нынче вечеромъ.... (Звонитъ.) Я жду васъ нынче вечеромъ.... надеюсь, что и въ Грузiи... исполняютъ просьбы женщинъ... (Входитъ слуга.) Подожди.... (Пишетъ молча.) Нетъ, онъ не пойметъ, послать за нимъ лучше мужа. (Обращаясь къ слуге.) Где Дмитрiй Сергеичъ?

Отдыхать изволятъ.

Лидiя.

Разбуди и позови сюда поскорее.

Слуга.

Лидiя (разрываетъ начатую записку и пьетъ глотокъ вина и задумывается.)

Нетъ... и онъ любитъ меня, я это чувствую..... (Опять задумывается и улыбается.) Здесь нынче вечеромъ и мы одни... можетъ быть, минута истиннаго счастья. Одно — несносный дядя помешаетъ опять, прiедетъ съ своими допотопными нежностями... (Входитъ Щуринъ, встряхиваясь, чтобы совершенно очнуться; Лидiя, не глядя на него, протягиваетъ ему руку.) Здраствуйте, мой другъ, что вы поделывали?

Щуринъ (садится на кресло подле нея).

Отдыхалъ. Вы меня звали, Лили?

Щуринъ, окажите мне услугу?

Щуринъ.

Все, что хотите, Лили.

Лидiя.

Щуринъ.

Этотъ хорошенькой, Лили? не знаю. —

Лидiя.

Ну, вы сыщете его, поезжайте только сейчасъ и скажите ему, что я непременно хочу его видеть у себя нынче вечеромъ. Послушайте, Щуринъ, будьте милы какъ всегда, кажется, я редко прошу васъ о чемъ нибудь и оставляю васъ совершенно свободнымъ. Поезжайте.

Пожалуйста, не сердитесь, Лили, за то, что я вамъ скажу. Я тоже редко вамъ говорю что нибудь. Я слишкомъ уважаю васъ и ценю вашу искренность; но, шеръ Лили, не зовите его нынче; вы знаете почему. —

Лидiя.

Нетъ не знаю.

Щуринъ.

я знаю, что любовь должна быть свободна, и что искренность благороднее всего. Но Лили, машеръ, я теперь не для себя прошу, чтобы вы не звали нынче Грузинскаго Князя и вообще были бы осторожнее съ нимъ. Было бы слишкомъ смешно и глупо, ежели бы я ревновалъ васъ, какъ мальчикъ, я прошу этаго для васъ: вы знаете, вашъ дядя человекъ не нынешняго века, не такъ смотритъ на это, какъ я.......

Лидiя.

Ахъ, Богъ мой! какой вы смешной, Щуринъ! да кто же велелъ дяде влюбиться въ меня.

Щуринъ.

Ну, разумеется...

A мне то чтожъ делать? Сначала меня забавляла его стариковская страсть, а теперь ужъ мне давно это скучно. Кто ему мешаетъ любить меня какъ друга, какъ племянницу, но ревность, просьбы, нежности... <Я не могу и не хочу для кого бы то ни было стеснять себя.>

Щуринъ.

Лили, вы еще совершенный ребенокъ... Подумайте, какъ много сделалъ для насъ этотъ человекъ и какъ много можетъ для насъ сделать и сделаетъ, ежели вы сами не возстановите его. Вы не хотите знать нашихъ средствъ, a ведь ежели бы не онъ, намъ бы давно было жить нечемъ. Съ своей страстью къ вамъ, подумайте, какъ много онъ еще можетъ сделать для насъ. Положимъ, что эта страсть смешна и тяжела для васъ, но вы должны поддерживать ее, подумайте объ этомъ — <у васъ дети, Лили.>

Лидiя <(съ досадой).>

Щуринъ.

Да чтожъ делать? —

Лидiя.

Я знаю, что вы правы, но мне чтожъ делать? Вы меня знаете, я не могу притворяться и скрывать свои чувства. (Съ жаромъ.) Я люблю Князя! Какъ никогда никого не любила. Я для него готова отдать все — детей, все въ мiре. И вы хотите, чтобы этимъ святымъ, высокимъ чувствомъ я жертвовала для вашихъ денежныхъ разсчетовъ. (Съ гордостью.) Нетъ, Щуринъ, еще вы меня не знаете и не хотите понять!

Лили, я васъ знаю, я васъ ценю, 10 летъ нашихъ дружескихъ отношенiй могли бы васъ убедить въ этомъ, но будьте благоразумны, мой другъ. — Вотъ ужъ З года я съ удовольствiемъ вижу ваши отношенiя съ Масловскимъ и знаю, что онъ нашъ лучшiй другъ. Теперь въ нынешнюю зиму вы увлеклись этимъ героемъ Полковникомъ, я тоже ничего не говорилъ, потому что вы какъ всегда были искренни и честны въ вашемъ увлеченiи, и оно никому не мешало; но теперь вы вспомните, чемъ вы обязаны вашему дяде, что̀ мы можемъ еще ожидать отъ него. Намъ надо беречь его; а вы такъ неосторожно при немъ кокетничаете съ этимъ Княземъ. Я виделъ третьяго дня, какъ дядя переменился въ лице и тотчасъ уехалъ, когда вы вдругъ напали на Олиньку и увели Князя въ цветочную и заперли двери. Будьте осторожнее, ежели не для меня, то для себя и для вашихъ детей, вотъ все, о чемъ я прошу васъ, будьте благоразумны.

Лидiя.

Я вамъ сказала, что я люблю, такъ не могу я быть благоразумной, — особенно, когда я вижу эту Ольгу, вашу племянницу, которую вы Богъ знаетъ зачемъ выписали сюда, которая кокетничаетъ съ Княземъ. — Это еще больше разжигаетъ мою страсть, я наделаю глупостей, а вы хотите, чтобъ я была благоразумна. И зачемъ вы выписали сюда эту Ольгу? <Опять какое нибудь благоразумiе? Отошлите ее назадъ.>

Щуринъ.

<И точно, опять этаго требуетъ благоразумiе.> Какъ мне это ни больно, но я второй разъ долженъ противоречить вамъ, Лили. — Олинька добрая девушка, правда провинцiялка, отсталая, но она мне ближайшая родня, она сирота, и главное, ежели бы не ея 3 тысячи въ годъ, я васъ уверяю, что намъ бы ужъ нельзя было больше оставаться въ Москве.

Лидiя.

Ну прекрасно, все прекрасно и правда, но поезжайте къ Князю и привезите его. Я только объ одномъ прошу васъ...

Щуринъ (дњлаетъ строгую угрожающую мину).

Лили..... (Входитъ Масловской).

Те же и Масловской.

Щуринъ (не вставая подаетъ ему руку).

Bonjour, cher. Хоть вы помогите мне уговорить эту взбалмошную головку: можетъ быть, вы будете убедительнее меня. —

Лидiя (протягивая руку, которую Масловской целуетъ, садясь у ея ногъ на диванњ).

Масловской.

Все сделаю, особенно нынче (глядя на нее нњжно) когда вы такъ прелестны........ (Она жметъ ему руку.) A ведь вы проиграли пари — Кулешенко действительно[193] носитъ накладку — я узналъ. Наверно. (Понижая голосъ.) Такъ я имею право поцеловать вашу ножку...

Щуринъ (встаетъ и отходитъ къ попугаю).

Попка! попочка! попочка! Уа!...

Да, но прежде вы должны исполнить еще мою просьбу; поезжайте сейчасъ, найдите где хотите Князя Чивчивчидзе и привезите его ко мне, непременно нынче вечеромъ. Непременно, слышите! Я хочу этаго.

Масловской.

А вы все еще влюблены въ него?...

Лидiя.

— влюблена — это какъ-то глупо, банально, и не люблю его такъ,какъ васъ; но это что-то и больше, и меньше. Я уверена, знаю впередъ, что черезъ три дня этотъ дикарь-ребенокъ надоестъ мне, и я буду опять нераздельно ваша, но теперь я до такой степени страстно люблю и желаю его, что я кажется умру, ежели не увижу его. Вчера его не было, и я вечеромъ приняла опiуму и, Боже мой, какъ я наслаждалась! и вотъ у меня уже опять готова пастилька на нынче, ежели онъ не прiедетъ. — Я знаю, что вы сделаете это для меня, вы мой лучшiй другъ и вы такъ нежны, что въ состоянiи понять все оттенки женскаго чувства.

Масловской (во все время ея монолога съ нњжной улыбкой глядњвшiй на нее).

Я васъ понимаю, Лиди, да, но не забывайте, что всегда и все я сделаю, что могу сделать для вашего счастiя, но что иногда это для меня тяжелая жертва. Я всего отдалъ себя вамъ и навсегда, не требуя отъ васъ ничего, а съ благодарностью принимая то, что вы мне даете. Вы мне дали свою дружбу, дали право говорить вамъ о своей любви, и я счастливъ; но въ душе я все таки желалъ бы всегда иметь васъ всю, и вашу дружбу, и ваши увлеченья. Разве я не страдалъ, когда я привелъ къ вамъ Кулешенко, (иронически) этаго Севастопольскаго героя, нажившаго себе тамъ билетъ въ 10,000; но все ваши увлеченiя, даже ваши ошибки священны для меня. Я не сталъ васъ разочаровывать. Вы разочаровались сами, но за то хоть недолго, но вы были счастливы, а я радовался и страдалъ, глядя на ваше счастье. Теперь тоже я радъ, что посредствомъ этаго прелестнаго дикаго ребенка я могу вамъ доставить счастье, но не спрашивайте меня, что̀ здесь. (Указываетъ на сердце.) Ежели бы я смелъ ревновать васъ, то я бы ревновалъ васъ не къ этимъ минутнымъ порывамъ, которые только больше возбуждаютъ мою любовь и после которыхъ вы еще прелестнее возвращаетесь ко мне; но я бы ревновалъ васъ къ вашему старику, дядичке, какъ вы его называете, который всякую минуту выказываетъ какое-то право на васъ, которому вы какъ будто даете это право, Вотъ кого я ненавижу. Вы помните, что 28 Мая, когда я въ первый разъ полюбилъ васъ, я купилъ это кольцо съ ядомъ и сказaлъ вамъ, что ежели когда-нибудь я перестану быть для васъ чемъ нибудь, мне нечего будетъ делать на этомъ свете..... И ваши отношенiя съ этимъ старикомъ часто заставляютъ меня поглядывать на это кольцо. Ежели бы не я, а онъ сталъ для васъ необходимымъ другомъ, я бы ни минуты не задумался... (Делаетъ видъ, что проглатываетъ кольцо.)

Лидiя (жметъ ему руку).

Шеръ ами!............ Такъ вы привезете его нынче?

(Сейчасъ!) (Делая головой знакъ согласiя. Обращаясь къ Щурину.) Дмитрiй Сергеичъ! я просилъ однаго Г[осподи]на, чтобы онъ попросилъ о вашемъ деле въ Совете — мне обещали.

Щуринъ.

Я знаю, что вы золотой человекъ. Ну что, поговорили ей?...

Масловской.

Щуринъ (встаетъ и тоже подходитъ къ Лидiи, которая его не слушаетъ и говоритъ въ одно время съ нимъ).

Онъ тоже согласенъ, Лили, что надо беречь такого человека, какъ вашъ дядя. Кто-жъ говоритъ, что вамъ нравится, какъ дитя, этотъ Князекъ, но надо быть благоразумной.

Лидiя.

Масловской! Да прiезжайте сами. Подите сюда. Ежели онъ прiедетъ, я хочу о многомъ переговорить съ нимъ, растолковать многое этому милому дикарю. Я боюсь, онъ дичится меня отъ того, что воображаетъ, съ своими восточными кавказскими понятiями, что мужъ мой зарежетъ его, что я замужняя женщина et coetera. — Ольга будетъ мешать мне. Ужъ вы будьте совсемъ великодушны, займитесь ей нынешнiй вечеръ и вашимъ другомъ дядичкой, ежели онъ прiедетъ. А то мне не дадутъ минуты покоя...

Я сделаю лучше: я привезу храбраго Полковника, для того чтобы занять Ольгу, которой вы напрасно боитесь, а дядичку усадимъ за карты.

Щуринъ (вместе съ Масловскимъ)

Вотъ это прекрасно и умно.

Лидiя.

Масловской.

Нетъ, знаете, какая мне пришла мысль? Храбрый Полковникъ — я могу смело теперь говорить про него? — глупъ ужасно, и его билетъ въ 10.000 сбилъ его совсемъ съ толку; ему мало одному нанимать ложи въ бельэтаже и кареты, его мечта жениться на комъ бы то ни было. Его надо женить на Олиньке, онъ будетъ совершенно счастливъ, и вы отделаетесь отъ 2-хъ разомъ. Какова идея! —

Лидiя.

Чудесная. Я въ 1/2 часа влюблю Ольгу въ храбраго Полковника: она девочка пылкая, какъ все провинцiялки, съ допотопными идеями объ любви, и очень недалекая....

Да, она и славная девочка, и я долженъ отвечать за нее; Богъ знаетъ, сделаетъ ли онъ ее счастливой. —

Лидiя (обращаясь къ Щурину).

Съ вами не говорятъ, вы не хотели сделать того, о чемъ я васъ просила.....

(Изъ боковой двери входитъ Ольга, въ бњлой кисейной юбкњ и въ черномъ кружевномъ канзу, съ косой вокругъ головы. Присядаетъ Масловскому. За ней отворяется дверь, и Катерина Федотовна подаетъ ей платокъ и обдергиваетъ ее платье. Масловской кланяется дамамъ, жметъ руку Щурину и уходитъ.)

Щуринъ, Лидiя, Ольга и Катерина Федотовна.

Лидiя (беретъ за руку Ольгу и приподнявшись оглядываетъ ее).

Олинъ! Ты ужасно хороша, свежа, но ты не разсердишься на меня? ужасно провинцьялка. Что зa туалетъ!

Щуринъ (оглядывая ее).

Ольга (краснњя).

Чтожъ, я смешна? Чтожъ такое въ моемъ платье?....

Лидiя (вставая).

Все, машеръ. Во-первыхъ, это канзу, это слишкомъ нарядно и оно портитъ тебе талiю, ты лучше надень мою горностаевую, —

Да вотъ я велю принести тебе.

Лидiя.

Потомъ, мытое 30 разъ платье — это ведь горничныя носятъ. — Ну, да это ничего еще. Но башмаки покажи.

Ольга (показываетъ ножку).

Лидiя (смњется).

Это очень мило, что тебе все равно, но ктожъ носитъ башмаки? разве тебе не принесли? Надень хоть мои, но они тебе малы будутъ (ставитъ свою ногу подлњ ея), да, малы. —

Ольга.

Разве много гостей будетъ, что вы меня такъ одеваете?

Будетъ Полковникъ, который очень...

Комментарии

«ДЯДЮШКИНО БЛАГОСЛОВЕНИЕ». «СВОБОДНАЯ ЛЮБОВЬ».

8 октября 1856 г. Толстой, живший в это время в Ясной поляне, отметил в своем Дневнике: «… Затеял было комедию. Может, возьмусь». Через три дня, 11 октября, он опять возвращается к этому замыслу и записывает: «Прочел Bourgeois Gentilhomme [«Мещанин во дворянстве»] и много думал о комедии из Оленькиной жизни, в двух действиях. Кажется, может быть порядочно». Еще три дня спустя он снова отмечает чтение Мольера, а на другой день, 15 октября, записывает: «Написал начало комедии». Все эти записи относятся к комедии «Дядюшкино благословение», от которой, впрочем, остался только перечень действующих лиц и краткая программа всей пьесы. Дальше этих первоначальных набросков работа над нею не пошла. Однако сюжет задуманной комедии не был оставлен Толстым, и, месяц спустя, через несколько дней после своего приезда в Петербург, он снова обратился к нему, как об этом свидетельствуют записи в Дневнике от 12 и 13 ноября: «Утром написал scenarium немного… написал одно явление комедии»; «встал в 11-м, писал 2 явления комедии». Эти две записи относятся к комедии «Свободная любовь», хронологически и тематически тесно связанной с предыдущей и оставшейся также в виде незаконченного фрагмента, заключающего в себе очень сжатый сценарий всей пьесы, перечень действующих лиц и первые три явления 1 действия. Однако и на этот раз работа над задуманной комедией была оставлена в самом начале, и Толстой уже более не возвращался к намеченному в ней сюжету.

благодаря чему смысл отдельных намеков и ремарок автора, которыми он намечал основные вехи в ходе развития действия, остается в некоторых случаях для нас неясным и не поддается толкованию. Тем не менее, путем внимательного анализа имеющихся у нас фрагментов и их сопоставления, мы можем установить по крайней мере сюжетную основу авторского замысла.

При таком сопоставлении ясно обнаруживается близкое сродство обеих комедий, представляющих собой как бы два варианта одного и того же сценического замысла. В обеих комедиях в центре действия стоят две женские фигуры: эмансипированная, столичная 30-летняя дама, проникнутая Жорж-Зандовскими идеями о правах женщины и о свободной любви, и наивная, простодушная молодая девушка, только что приехавшая в столицу из глухой провинции. В обоих случаях эти лица носят одинаковые имена: Лидия и Ольга. В обеих комедиях движущею пружиной действия является ревность эмансипированной дамы (Лидии) к своей молодой родственнице и сопернице (Ольге), которую она поэтому старается выдать замуж за первого подходящего жениха; в комедии «Дядюшкино благословение» таким лицом является брат Лидии – Анатолий, а в «Свободной любви» – подполковник Кулешенко, Севастопольский герой, только что вернувшийся с войны. Прочие действующие лица в обеих комедиях также дублируют друг друга, хотя и носят различные имена; таковы: пожилой и добродушный муж Лидии, тип покладистого супруга, выше всего ценящего покой и потому несклонного портить себе настроение ревностью; модный 22-летний франт, играющий при Лидии роль друга дома, чичисбея; 60-летний дядюшка, важный чиновник, также влюбленный в нее и надоедающий ей своими старческими ухаживаниями; молодой грузинский князь, которым увлечена сама Лидия; наконец, крепостная нянюшка Ольги, Катерина Федотовна, – все эти лица повторяются в обеих пьесах, хотя некоторые из них носят различные имена; вместе с тем сходны и взаимные отношения этих лиц между собой в обеих комедиях. Только одно из действующих лиц в комедии «Дядюшкино благословение» не находит себе соответствия в другой пьесе: это старый холостяк, граф Кукшев, «дядюшка» Ольги, роль которого была совершенно исключена автором из комедии «Свободная любовь».

Насколько можно судить по сохранившимся отрывкам, обе комедии должны были носить сатирический характер, причем эта сатирическая тенденция, направленная против увлечения жорж-зандовскими идеями равноправия женщин и «свободной любви», была особенно резко подчеркнута и заострена во второй пьесе, о чем свидетельствует самая перемена заглавия. Характерной чертой Толстого, особенно резко проявлявшейся в молодые годы, была его антипатия к радикальным теориям. Григорович в своих воспоминаниях рисует сцену, происшедшую на одном из обедов в редакции «Современника», когда Толстой, услыхав похвалы новому роману Жорж Занд, не выдержал и, несмотря на предварительное предупреждение Григоровича не касаться вопросов, связанных с именем и произведениями Жорж Занд, на товарищеских собраниях «Современника», резко объявил себя ненавистником французской романистки, прибавив, что героинь ее, если бы они существовали в действительности, следовало бы, ради назидания, привязывать к позорной колеснице и возить по петербургским улицам. Это выступление Толстого было тем более неуместно, что хозяйкой редакционных обедов «Современника» была небезызвестная Авдотья Яковлевна Панаева, бывшая жена И. И. Панаева, с которым она в это время уже разошлась, став женою Некрасова: это была женщина, всецело усвоившая себе жорж-зандовские идеи. Возможно, что некоторые черты главной героини «Свободной любви» были описаны именно с нее, между тем как добродушный И. И. Панаев мог послужить автору моделью для изображения типа снисходительного и покладистого мужа. Одна мелкая деталь делает такое предположение довольно вероятным, а именно: при описании обстановки будуара Лидии Толстой замечает: «на маленьком диване лежит ньюфаундлендская собака». Эта маленькая подробность живо напоминает обстановку квартиры Некрасова, любимые собаки которого, как страстного охотника, пользовались привилегией лежать на дорогом ковровом диване и нередко даже затаскивали и грызли на нем кости, так что аккуратный Гончаров, по словам П. И. Ковалевского, избегал садиться на него; впрочем, не желая, вероятно, подчеркивать отмеченное сходство, Толстой вычеркнул из описания обстановки указанную подробность и заменил собаку на диване безразличной клеткой с попугаем.

Что касается до второй женской фигуры в комедии «Свободная любовь» – Ольги, молодой девушки-провинциалки, которую автор противопоставляет своей эмансипированной героине, то относительно ее мы находим в цитированной выше записи Дневника Толстого от 11 октября 1856 г. («много думал о комедии из Оленькиной жизни») прямое указание, что фигура эта или, по крайней мере, связанный с нею жизненный эпизод, взяты автором непосредственно из действительности. Кто была эта «Оленька», о которой говорится в Дневнике, – на этот вопрос мы можем ответить только гадательно. Среди близких знакомых, составлявших окружение Толстого в эту эпоху, были две девушки, носившие это имя: во-первых, Ольга Владимировна Арсеньева, младшая сестра Валерии Владимировны, с которой как раз в это время у Льва Николаевича разыгрывался длительный роман, едва не закончившийся браком. Толстой состоял официальным опекуном сирот Арсеньевых, часто бывал в Судакове, где они проживали у своей тетки, и, конечно, был посвящен во все подробности их жизни; поэтому естественнее всего отнести эту запись, самая форма которой («Оленька») свидетельствует об известной интимности отношений, именно к ней. Ольге Владимировне Арсеньевой в это время было 18 лет (р. 4 января 1838 г.). Таким образом она и по возрасту подходит к героине толстовских пьес, так же как и по своему положению, в качестве провинциальной барышни, воспитанной в деревенской глуши и незнакомой со столичной жизнью. В Дневнике Толстого, относящемся к этому времени, она упоминается несколько раз; так, 4 октября он записывает: «приехав домой, застал записку от Ольги Арсеньевой и поехал к ним»; а в записи от 19 октября он даже как будто сравнивает ее со старшей сестрой Валерией, за которой он сам в это время ухаживал: «…Смотрел спокойно на Валерию, она ужасно растолстела, и я решительно не имею к ней никакого [чувства(?)]. Ольга умна. Ночевал у них». В следующем 1857 г. Ольга Владимировна вышла замуж за подпоручика кн. Енгалычева и умерла еще в молодых годах, в 1868 г. Возможно, что именно к ней относится вышеприведенная запись от 11 октября, свидетельствующая о том, что какие-то сюжетные элементы предполагаемой пьесы Толстой хотел заимствовать из действительности; но о каком именно эпизоде из жизни «Оленьки» идет речь, мы сказать не можем, за отсутствием каких-либо определенных данных.

Другая девушка с этим именем, к которой могла относиться запись Толстого, это – Ольга Александровна Тургенева, дальняя родственница писателя Ивана Сергеевича и дочь автора известных мемуаров Александра Михайловича Тургенева, друга Жуковского и кн. Вяземского, воспитанника Геттингенского университета, человека, не чуждого литературе, в доме которого бывали многие русские писатели, в том числе и Толстой, который, по свидетельству внука Тургенева, сына его единственной дочери, А. С. Сомова, читал здесь свои Севастопольские рассказы. Ольга Александровна Тургенева была несколько старше Ольги Владимировны Арсеньевой (р. в 1836 г.) и отличалась редкой красотою. В 1853—54 гг. за нею серьезно ухаживал Ив. Серг. Тургенев, который одно время считался даже ее женихом; но в середине 1854 г. их отношения расстроились, о чем он сам сообщает в письме к С. Т. Аксакову от 7 августа, и предполагавшийся брак не состоялся. Судя по некоторым намекам, Лев Николаевич также был заинтересован ею; во всяком случае, при своем вторичном приезде в Петербург осенью 1856 г., он поспешил побывать у Тургеневых (10 ноября), а через два дня после этого посещения снова возвращается к работе над задуманной им комедией «из Оленькиной жизни», одно из главных действующих лиц которой носит это же имя. В ближайшие затем дни Лев Николаевич неоднократно повторяет свои визиты в дом Тургеневых, причем из самой формы видно, что его привлекала сюда преимущественно дочь хозяина; так, 10 ноября, Толстой записывает: «С Дружининым поехали к Ольге Тургеневой…»; «Ольга Тургенева, право, не считая красоты, хуже Валерии»; 26 ноября: «Получил глупо-кроткое письмо от Валерии, поехал к Ольге Тургеневой; там мне неловко, но наслаждался прелестным трио»; 17 декабря: «… Потом к Тургеневу… Но с Ольгой Александровной мне всё неловко, виноват Ваничка»; 25 декабря: «…У Ольги Александровны, она мила очень»; 26 декабря: «Вечер у Тургеневых»; 1 января 1857 г.: «…я пошел к Ольге Тургеневой и у нее пробыл до 12-го часа. Она мне больше всех раз понравилась»; 6 января: «Пошел к Тургеневым. Ольгу не видал, старичок язвил меня». После этой записи имя О. А. Тургеневой уже более не встречается на страницах дневника Толстого. В 1859 или 1860 гг. она вышла замуж за Серг. Ник. Сомова, бывшего впоследствии управляющим государственными имуществами Херсонской и Бессарабской губерний, и скончалась в 1872 году.

интимной жизни этих лиц; если же судить с точки зрения вероятности, то нельзя не признать в этом отношении некоторого преимущества за О. В. Арсеньевой, так как, судя по сохранившемуся фрагменту комедии «Свободная любовь», Ольга в этой пьесе мыслилась автором как тип простодушной, наивной и неопытной провинциалки, совершенно чуждой светскому столичному обществу, чего отнюдь нельзя сказать относительно Ольги Тургеневой.

От комедии «Дядюшкино благословение» сохранилась только одна рукопись. Она представляет собой автограф Толстого, написанный на полулисте писчей бумаги обыкновенного формата, in-folio; бумага фабрики Никифорова-Новикова (2 разбор, № 5); водяных знаков не имеется; исписана вся первая страница рукописи и около половины второй. Чернила рыжеватые или выцветшие от времени. Начало рукописи, содержащее в себе перечень действующих лиц, написано довольно тщательно; но при переходе к сценарию, особенно начиная с 4 явления I действия, почерк становится порывистым и мало разборчивым, что свидетельствует о той торопливости, с какою Толстой спешил набросать свои мысли, в виде беглых и несвязных намеков, смысл которых в некоторых случаях не поддается расшифрованию.

Рукопись комедии хранится в архиве Толстого в Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина. (Папка XX, 7.)

Отрывок печатается впервые.

«Свободная любовь» сохранились две рукописи. Первая из них содержит в себе набросок краткого сценария, о котором упоминается в записи Дневника от 12 ноября 1856 г. Рукопись представляет собой полулист писчей бумаги, сложенный в четвертку, без водяных знаков и фабричного клейма; текст, написанный карандашом рукой самого автора, занимает приблизительно одну треть первой страницы рукописи, остальная часть которой не записана; запись носит характер беглого наброска, сделанного для памяти, и потому многие намеки автора остаются для нас неясными и непонятными. Приводим полностью текст рукописи, в том виде, в котором он был набросан Толстым:

1 Явленiе. Л[идiя] и мужъ. Л. пишетъ письмо Гр[узину] зоветъ мужа, мужъ увещеваетъ ее, она злится, зачемъ онъ взялъ племянниц[у] дл[я] дене[гъ]. II Яв[ленiе] Л. и К.[?] входитъ К., она проситъ его привезти Гр., онъ выставляетъ свои заслуги и, чтобы избавиться отъ ревности, предлагаетъ женить Оф[ицера] на Ол[ьге].

III Яв. Л. К. О. мужъ и няня и сестра О. одеваютъ и объ офицере. – IV Яв. Л. О. Оф. О. и Оф. V Яв. К. Гр. объясняетъ ему отнош. къ Т.[?] VI Л. одна съ Гр. Кн[яземъ.] VII. Т. Л. Гр. – и все Т. придворные намеки. Гр. прямо.

Дей[ствiе] II.

Няня и лакей. Ольга, затянута изъ театра, пряч. за плющъ. Возвращается Л. сестра, мужъ Т. К. и Оф. Оф. влюбленъ. Л. вдругъ ревнуетъ и признается. Оф. под[лъ[?]] усаживаются. О. приходитъ въ свою комнату, выходя кокетнич. съ Гр. Гр. счастливъ, Т. поддерживаетъ, Л. злится упрекаетъ и Оф., О. горячит[ся] и говоритъ все: Гр. предлагаетъ руку. Она плачетъ и уходитъ. Л. извиня[е]тъ – любовь —

текста; бумага с клеймом Дудеровской казенной фабрики (двуглавый орел). Рукопись содержит в себе: список действующих лиц, два первых явления I действия комедии и начало 3 явления, и обрывается на полуфразе. По характеру почерка видно, что рукопись написана в два приема: первая часть кончается словами Масловского в начале 2 явления: «…когда вы так прелестны»; вторая часть, написанная другим пером и другими чернилами, обнимает собой весь остальной текст отрывка; таким образом внешний вид рукописи позволяет совершенно точно приурочить ее написание к приведенным выше записям Дневника от 12 и 13 ноября 1856 г.

На последней странице рукописи, внизу, писарской рукой написано: «№ XIX. Практическiй человекъ, комедiя»; эта помета сделана, вероятно, кем либо из яснополянских учителей, приводивших в начале 60-х годов в порядок рукописный архив Толстого. Подобная же помета и тем же почерком сделана на обложке рукописи фантастического рассказа (см. том V, стр. 317).

Обе рукописи хранятся в архиве Толстого в Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина. (Папка XX, 12 и 13.)

Сноски

192. Зачеркнуто: его кузина

193. Зачеркнуто: влюбленъ въ Ольгу, я его выпыталъ...

Разделы сайта: