IV.
[ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА КН. М. Д. ГОРЧАКОВУ?]
В[аше] С[iятельство].
Дело, о кот[оромъ] я хочу говорить вамъ, слишкомъ велико и важно, чтобы, говоря о немъ, я боялся говорить истину. С[евастополь] идетъ быстрыми шагами къ своему паденiю, гарнизонъ къ своей гибели, Россiя къ своему сраму. Паденiе Севаст[ополя] важно, какъ погибель всего того благаго, что кровью прiобрела Россiя, какъ молчаливое вечное признанiе не превосходства, а владычества Англо-Французовъ, важно, какъ отреченiе отъ вековой славы Р[оссiи] и уничтоженiе навеки чести и надеждъ Р[усскихъ]. — И мы быстрыми шагами идемъ къ нему. — Я говорю не про число войскъ, пороху, [не] про факты войны и осады, — я говорю про духъ войска. Духъ войска въ настоящую минуту есть грустное сомненiе въ возмож[ности] отсто[ять] С[евастополь], преданность воле Пров[иденiя], но не энтузiазмъ героевъ, к[оторый] одинъ можетъ спасти насъ. — Зародышъ геро[ическаго] чувства готовности къ смерти за дело христiанства и чести отечества — лежитъ во всехъ насъ. Дайте ему ходъ и проявленiе, и духъ этотъ выразится поступками достойными человека и Русскаго. —
Пусть каждому изъ насъ отъ высшаго до нисшаго прочтутъ воззванiе, к[оторое] вылилось изъ среды гарнизона и уже глубоко сознали многiе изъ насъ.
отъ жизни и полнаго посвященiя себя [о]бщаго. — И Гарнизонъ Севастополя будетъ [не молча]ливой жертвой неминуемаго паденiя, а великой несокрушимой общиной героевъ, и Севас[тополь буде]тъ не орудiемъ нашего срама, a орудiе[мъ] [з]ащитниковъ его и славы нашего вел[икаго] отече[ства] и мы сокр[ушимъ] авимъ свое.
Примечания
Записка Толстого, направлявшаяся, можно думать, на имя главнокомандующего Крымской армией кн. М. Д. Горчакова, так далека от того, к чему мы привыкли у Толстого, что взгляды, высказываемые в этой черновой записке, быть может, никогда не посланной, кажутся случайными, наносными. Действительно, в том, что позже писал Толстой, нет и признаков того патриотического увлечения, которое сквозит в Записке. Объяснение этого надо искать в тех особых обстоятельствах, в которые был поставлен Толстой во время писания Записки. Это было в апреле – начале мая 1855 г., когда Толстой служил на 4 бастионе; к этому времени в Дневнике, в котором нет вообще никаких намеков на Записку, относится одна отметка, по содержанию своему чрезвычайно близкая к тому, что говорится в Записке. Под 21 апреля 1855 г. Толстой занес в свой Дневник: «Дух упадает ежедневно и мысль о возможности взятья С[евастополя] начинает проявляться во многом». Это то самое, что в своей Записке он выражает словами: «Дух войска в настоящую минуту есть грустное сомнение в возможности отстоять Севастополь». Две приведенные фразы слишком близки друг к другу, чтобы можно было пройти мимо них, не сопоставив их одну с другой. В Дневнике под 21 апреля, в тот же самый день, запись которого приведена выше, Толстой отметил, что он в эту неделю, между прочим, написал «проект адреса»; возможно, что этот адрес и есть то, что мы назвали докладной запиской. В жизни Севастополя апрель 1855 г. был очень труден для осажденных. Траншеи осаждающих почти с каждым днем приближались к русским укреплениям; огонь неприятеля становился все ожесточеннее и губительнее; при каждом столкновении вследствие превосходства оружия у союзников русские несли несравненно больший урон; все это невероятно тяжелое положение не могло не влиять на защитников и, может быть, особенно чувствовалось на 4-м бастионе, который подвергался сильнейшему обстрелу и положение которого в некоторые дни апреля бывало почти отчаянным. Дух падал у одних, другие с еще большим рвением боролись, стремясь стать той «несокрушимой общиной героев», про которую говорит в Записке Толстой. Скоро этот подъем борьбы, это патриотическое, если можно так выразиться, настроение Толстого, которое проявляется в Записке, значительно видоизменилось, и уже в «Весенней ночи», писанной в средине июня, мы находим нечто совершенно иное.
Судьба Записки неизвестна. Можно думать, что едва ли она была и подана кн. Горчакову. Сохранившаяся среди севастопольских бумаг Толстого, находящихся в архиве Толстого Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина, единственная рукопись ее – неполная (IV, 83); она представляет собой черновик; конец листка и нижняя часть левого края оборваны (26 × 211/2 сант.). При печатании по возможности восстановляем оторванные части слов, а также дополняем недостающие слова текста, ставя дополнения в прямые скобки.