НАГОРНАЯ ПРОПОВЕДЬ.
Проповедь къ народу Господа нашего Іисуса Христа.
Іисусъ вышедши увиделъ множество народа и сжалился надъ ними, потому что они были какъ овцы безъ пастыря, и началъ учить ихъ много. Мф. VI, 34.
Вся земная жизнь Господа нашего Іисуса Христа проходила въ томъ, что онъ училъ людей[80] всеми делами своими, всею жизнью своей.[81] Он училъ ихъ въ синагогахъ — и въ Назарете, и въ Капернауме, и въ Іерусалиме, въ храме и на берегу моря, и на лодке, и на горе, и въ городахъ и селенiяхъ. Онъ училъ ихъ, и дивились Іудеи ученiю (I. VII, 15). И дивились ученiю Его, ибо Онъ училъ ихъ какъ власть имеющiй, а не какъ книжники (Мф. VI, 22), такъ что они дивились и говорили: откуда у него такая премудрость и сила? (Мф. ХІІІ. 54.) Утромъ пришелъ въ храмъ, и весь народъ шелъ къ нему. Онъ селъ и началъ учить ихъ. (I. VII, 2.)
говорилъ народу и потомъ наедине разъяснялъ ученикамъ? Неужели не дошло до насъ все то ученiе, которому дивился народъ и которымъ онъ проповедывалъ Евангелiе Царствiя всемъ простымъ людямъ. Неужели только те счастливы, которые жили при немъ и слышали Его, знаютъ все Его ученiе, а мы только можемъ догадываться о немъ и понимать Его черезъ толкованiе такихъ же грешныхъ и слабыхъ людей, какъ мы? Неужели Богъ, сойдя на землю, чтобы спасти насъ, не далъ намъ возможности услыхать Его божественный голосъ? Этаго не могло быть и этаго нетъ. Богъ сошелъ на землю и открылъ истину всемъ намъ? и мы слышимь, если у насъ есть уши слышать, Его божественный голосъ. Много разъ Христосъ говорилъ о своемъ ученiи въ притчахъ, какъ о понятномъ уже Его ученикамъ, много разъ Онъ разъяснялъ то изъ Его ученiя, что было непонятно, много разъ говорилъ о насъ по случаю исцеленiя слепаго или воскрешенiя Лазаря, говорилъ по случаю посланiя ученикамъ, но говорилъ не полно, какъ людямъ уже знающимъ его.[82] А Сынъ Божiй сказалъ не то. Онъ сказалъ (Мф. XI, 28, 29, 30): «Прийдите ко Мне все труждающiеся и обремененные, и Я успокою васъ. Возьмите иго Мое на себя и научитесь отъ Меня: ибо Я кротокъ и смиренъ сердцемъ; и найдете покой душамъ вашимъ. Онъ сказалъ: иго Мое благо, и бремя Мое легко. Какже мы говоримъ — трудно. — Кто жъ не правъ: Онъ или мы? Онъ будетъ судить насъ, да онъ и теперь судитъ и обличаетъ насъ. Мы говоримъ — трудно, да знаемъ ли мы то бремя и то иго, какое Онъ велелъ намъ взять на себя? Мы пальцемъ не притронулись къ этому игу, а говоримъ, что оно трудно. Какое иго Онъ хотелъ, чтобы мы взяли на себя? Заповеди Его — где же они?.
Примечания
Мысль издать отрывки из Евангелия с введениями или объяснениями, судя по письмам В. Г. Черткова, приходила Толстому в то время, когда он только что начал серьезно задумываться над идеей создания народной нравственной литературы, совещаясь в начале 1884 года по этим вопросам с В. Г. Чертковым и другими лицами. По письмам Черткова к Толстому видно, что Толстой сообщал ему об этом в Петербург в одном из апрельских писем; 25 апреля этого года Чертков пишет Толстому, очевидно, в ответ на его запрос, что он наводил справки относительно печатания отрывков из Евангелия и получил в этом отношении неблагоприятные известия от своего родственника, известного В. А. Пашкова, который говорит, что «наверное не допустят к печатанию несколько глав из Евангелия». «Теперь стали особенно строги, — читаем дальше, — и не пропускают даже несколько paз уже изданные книги» (АТБ). Через два дня В. Г. Чертков опять писал Толстому про то же, что «люди опытные говорят в один голос, что несколько глав из Евангелия, отдельно взятых, никогда не допустят у нас к печати, что издание Евангелия составляет прерогативу синода и что только он пользуется правом (!) издавать Евангелие. Тем не менее, — прибавляет Чертков, — если пришлете ваше вступление, то сделаю всё возможное». «Сегодня, — пишет Чертков в том же письме, — мне пришла мысль такого рода: если нельзя издавать дословно целые главы Евангелия, отчего же вам не изложить своими словами сущность содержания Нагорной проповеди? Заповеди Христа, переданные вами тем простым, детски-народным слогом, который имеет такую прелесть и силу, и изданные в самом дешевом, доступном каждому издании, принесли бы многим много пользы. И опять скажу, что краткое вступление, поясняющее, кто, кому, когда предлагал это учение, и заключение, в котором было бы указано, что сам учитель этот неотступно в своей жизни следовал этим заповедям, не отступая даже перед смертью, — с этими дополнениями книжечка получила бы совсем особое значение, и действительно могла бы совершить настоящий переворот в сознании многих темных и не темных людей» (АТБ). В тот же самый день, когда писалось это письмо (27 апр. 1884 г.), Толстой пишет как бы ответ на него: «Начал я, — говорит он, — писать введение к Нагорной Проповеди и написал два таких, но оба не годятся, и я убедился, что я не могу и не имею права писать такого введения».
Надо сказать, что в рукописях Толстого сохранилось только одно введение к «Нагорной проповеди», и может быть оно и есть одно из тех, о которых он здесь говорит. «Я вновь, — продолжает он, — несколько раз перечел Нагорную проповедь, и не думайте, чтобы было преувеличение в моих словах: слова Евангелия 5, 6, 7 глав Матфея так святы, так божественны, все от начала до конца..., что прибавлять к ним, рядом с ними ставить какое-нибудь объяснение, толкование — есть кощунство, которое я не могу делать. Я не только бы мог, но я и хочу написать объяснение к Нагорной Проповеди, но только потому, что она ложно перетолковывается, что смысл ее умышленно скрывается». «Всё, что можно, — говорит далее Толстой, — это сделать заглавие: Проповедь народу и заповеди спасения Господа нашего Иисуса Христа. соображениями».[426] После этого только через год Толстой снова упоминает в письмах к Черткову о «Нагорной проповеди»: 26 апреля 1885 г. он пишет, что хочет «набрать 10 картинок и 10 рассказов»; в числе картинок «три Евангельские картины» и в первой из них он объединяет: «Христос Келера и Нагорная проповедь».[427] Толстой говорит о картине И. П. Келера, петербургского профессора исторической живописи, известной под названием «Придите ко мне все труждающиеся и обремененные» (Матф. XI. 28). Эту картину Чертков передал Сытину вместе с текстом «Нагорной проповеди», предполагая поместить ее всю на полях картины «без обозначения стихов и с разделением на параграфы по смыслу содержания».[428] Но Толстой, повидимому, этим не удовлетворился и передал Сытину другой текст для картин «Нагорной проповеди». «Мне кажется,— пишет Толстой В. Г. Черткову 17 мая, — что лучше бы без первых 16-ти стихов и без последних 2-х стихов не потому, чтобы были менее важны эти исключаемые стихи, но потому, что более цельное вся проповедь, начинающаяся увещанием исполнения и кончающаяся тем же»[429] (т. е. начинающаяся гл. V, 17 Матфея, кончающаяся гл. VII, 27). В ответ на это Чертков 23 мая писал, что он вполне согласен относительно помещения «Нагорной проповеди» не всей и не думает, чтобы это было труднее провести через цензуру; он только предлагает вместо заглавия «Нагорная проповедь» поместить какое-нибудь изречение Иисуса Христа.[430] С этим согласился и Толстой в письме к Черткову от 1—2 июня, остановившись вместо заглавия на словах «Придите ко мне все труждающиеся и обремененные» и пр., как подписи под картиной Келера.[431] В августе у Толстого еще была мысль о напечатании Нагорной проповеди (письмо к Черткову 29—30 августа 1885 г.);[432] в конце концов духовная цензура разрешила «Нагорную проповедь», но только с пропуском двух мест. Это остановило печатание. Так окончились работы Толстого над «Нагорной проповедью» для «Посредника».
Статья имеется только в одной рукописи-автографе, хранящейся в АТБ (папка V), 4 листа в 4° (л. 4 оборван). На л. 1 только заглавие: «Нагорн[ая] пропов[едь]». Ha л. 2 другое заглавие: «Проповедь къ народу Господа нашего Іисуса Христа». Текст с помарками, перестановками и перечеркиваниями. Первые слова: «Господь нашъ Іисусъ Христосъ далъ намъ <ученiе> спасенiе. Спасенье наше» — зачеркнуты и оставлены следующие слова: «Іисусъ, вышедши, увиделъ множество народа и сжалился надъ ними», которые и представляют начало читаемого текста.
В настоящем издании текст «Нагорной проповеди» печатается по этой рукописи.
Сноски