[Редакция пятая — 1898 г.]
№ 24 (рук. № 25).
ХАДЖИ-МУРАТ
Это было давно, семьдесят лет тому назад,[727] когда только начиналась война[728] русских с кавказскими горцами. В те времена одна малая часть горцев покорилась русским, другая жила в горах свободно, не признавая ничьей власти, и третья часть то притворно покорялась русским, когда не могла бороться с ними, то опять возмущалась и воевала с ними. Таковы были в те времена все народы Дагестана. Дагестан это гористая страна между[729] высокими горами и Каспийским морем.
Самым сильным народцем[730] в Дагестане были аварцы. Аварцами в те времена управляла женщина, вдова умершего хана, ханьша Паху-Бике. У ханьши были[731] взрослые сыновья, но умная старуха правила народом сама и сама вела переговоры с русскими и с соседними ханами: ханом Мехтулинским и Куринским.[732] В одном из ханств царствовал заклятый враг ее Ахмет-Хан (он не мог простить ей того, что она не отдала за него дочь свою Салтанету, а отдала ее замуж Шамхалу Тарковскому), в другом же ханстве умер владетель, и ханьша хотела завладеть им и[733] просила в этом помощи у русских и для этого дружила с ними.
№ 25 (рук. № 25).
ХАДЖИ-МУРАТ
1
Хаджи-Мурат родился на Кавказе еще в те времена, когда русские только начинали завоевывать его. Он родился в Дагестане, в большом ауле Хунзах.[734] Мать его, красавица лезгинка Патимат, была[735] за год перед тем кормилицей у хана Султан-Ахмета. Она кормила второго сына хана от своего мальчика Османа. Осман вырос благодаря бабке, вскормившей его. Теперь, когда у Патимат родился второй сын, Хаджи-Мурат, ханьша Паху-Бике опять прислала за ней, чтобы кормить ее третьего сына, родившегося немного после Хаджи-Мурата. Но Патимат не захотела, и ее отец, набожный Хаджи-Али-Гирей, поддержал ее в этом. Али-Гирей, воевавший еще с прежним ханом Омаром, ненавидел[736] и презирал теперешнего хана Султан-Ахмета за то, что Султан-Ахмет покорился неверным[737] русским и присягнул им.
2
Патимат ни одного сына так не любила, как Хаджи-Мурата, и нельзя было не любить красавца-мальчика с черными, как мокрые вишни, глазами, живого, быстрого, как порох. Старик дед любил его больше других детей и прозвал его: кипяток. Мать не расставалась с мальчиком и брала его с собой и на покос, и на жатву, и[738] когда шла в лес за дровами.
3
Дед учил мальчика и турецкой и арабской грамоте, и за успехи подарил, когда ему было десять лет, мальчику кинжал в серебряной оправе[739] и винтовку.
4
И брал его с собой, когда ездил к кунакам в горы. В одной такой поездке Хаджи-Мурат видел в первый раз русских солдат. Он видел, как они шли из разграбленного ими аула с песнями и пляской пьяные, а в ауле он увидал убитых детей, женщин. Это зрелище никак не выходило у него из памяти. И с тех пор он возненавидел русских.
— Зачем они пришли? — спрашивал он у деда.
— Аллах наказал нас ими, — отвечал дед.
5
[740]Когда мальчику было тринадцать лет, он[741] бросился на взрослого парня с кинжалом и[742] убил бы его, если бы его не[743] ранили самого и не связали.
Это было[744] у фонтана, ребята шутили и один подшутил над матерью Хаджи-Мурата и сказал, что Осман — сын хана, а не отца. Хаджи-Мурат вскипел и убил бы, если бы все ребята не бросились на него и не отняли у него кинжал.
6
[745]Дед ездил к ученым и святым людям, и раз повез и Хаджи-Мурата к[746] Омар-Мулле. Омар-Мулла[747] говорил о шариате, тарикате и марифате. Марифат нельзя достигнуть. Хаджи-Мурат решил, что он достигнет. И стал учиться и молиться.
7
Но тут он полюбил Ханум. И он разрывался на части. Его обещали женить.[748] Ему минуло пятнадцать <лет>. И его женили.[749] Он гордился тем, что он мужчина и у него жена, и он любил быть с ней, но[750] его в это время больше всего занимало[751] то, что он джигит,[752] занимало то, каким он казался другим: одежда, монеты, оружье. Он во всем был первый — и в борьбе, и в беге, и в скачке. Но это надоело ему.
8
[753]В это время к деду приехали гости: один знакомый старик, а другой небывавший прежде мулла. Мулла говорил о том, что мусульмане забыли Бога,[754] водятся с неверными и что одно спасение: хазават, что надо проповедывать хазават. Хаджи-Мурат вспомнил аулы, разоренные русскими, и решил, что будет мюридом. Он решил, что уйдет к Кази-Мулле.[755]
9
И он убежал, но его[756] поймали. И только благодаря матери его простили, а товарища[757] наказали. И он останется жить в Хунзахе.
10
11
Он хочет идти к Кази-Мулле, но Кази-Мулла убит, и Гамзат сомнительный мюрид.
12
[758]Поездка в Тифлис. Презрение к русским.
13
Гамзат подступает. Поездка Буцал-Хана.
14
Убийство ханов и Паху-Бике. Хаджи-Мурат бежит и решается отомстить. Вражда с Шамилем.
15
Убийство Гамзата. — Власть над Аварией. Шамиль хочет отомстить и убить. Зовет русских.
16
Вражда с Ахмет-Ханом. Арест.
17
Бегство.
18
Примирение с Шамилем.
19
Походы — битвы.
20
Чеченка — жена.
21
46. Увез вдову Ахмет-Хана.
22
В Шуру набег.
23
Поход в Табасарань.
24
Бегство, в Воздвиженской.
25
Тифлис.
26
Ненависть, тоска.
27
Бегство.
28
Смерть.
№ 26 (рук. № 25).
[759]Накануне того дня, как Патимат родила Хаджи-Мурата, своего второго сына[760], у ханьши Паху Бике[761] родился тоже сын.
Патимат[762] была уже раз кормилицей у ханьши, она выкормила меньшого, Бучал-Хана,[763] и хан прислал своего нукера[764] к Али-Сулейману сказать ему, что он[765] берет опять жену его в кормилицы к своему сыну и чтобы она приехала за его сыном.
— Хан велел сказать тебе, — сказал[766] нукер Сулейману, — что он как и за прежнего сына наградит тебя: [767] он знает, что нет во всем Дагестане молодой женщины, более красивой, сильной и
№ 27 (рук. № 25).
В 1812 году в Аварском ханстве в ауле Хунзахе[768] в одну и ту же ночь родили две женщины: одна была ханша Паху-Бике, а другая[769] жена одного горца красавица Фатима. Паху-Бике знала Фатиму[770] и вперед подговорила ее в кормилицы. Фатима выкормила[771] Омар-хана, а ее мальчик умер. Но за то с тех пор она стала приближенной к ханше, перестала нуждаться и оба старших мальчика ее Осман и Хаджи-Мурат выросли в доме ханов и росли, играли и джигитовали с ханскими сыновьями.
В 1830 году[772] Кази-Мулла подступил к Хунзаху[773]. Тут в первый раз Хаджи-Мурат убил человека, ему было 18 лет и тут был убит его отец.
№ 28 (рук. № 25).
ХАДЖИ-МУРАТ
I
Когда Патимат, жена Аслан-Бека, родила своего второго сына Хаджи-Мурата и уже две недели кормила его,[774] в дом их приехали послы от аварского хана Омара[775]. Послы требовали Патимат в кормилицы ко второму сыну Омара.[776] Патимат выкормила одного из сыновей хана от своего первого мальчика Османа и теперь ханьша Паху-Бике желала, чтобы Патимат[777] кормила и ее последнего сына.
— Не хочу другой кормилицы, — сказала ханьша послам. — Патимат самая красивая, сильная и кроткая женщина во всем Дагестане. Я люблю ее, как сестру, и отдам ей всё, что дорого моему сердцу, только бы она пришла ко мне.
— Делайте со мной, что хотите, — отвечала Патимат на слова няньки ханьши, — а не могу я оставить моей несравненной жемчужины. Я люблю ханьшу и благодарю ее за награды, но она[778] не отдаст никому[779] свое дитя, так и я не отдам свое. Хаджи-Мурат мой — это звезда спала мне с неба. Это свет глаз моих, не отдам я черноглазого Хаджи-Мурата чужим людям,[780] скорее кинжалом отрежу обе груди, чем пойду кормить чужое дитя.
И сколько ни уговаривал жену муж и посланница ханская, обещая ей и наряды и золотые вещи, Патимат осталась при своем и не согласилась итти в кормилицы. Тогда Аслан-Бек[781] сказал посланному хана:
— Она упряма, как осел, и не отступит от своего,[782] но я знаю, что сделаю. Я увезу мальчика к деду и бабке, когда она уйдет за водой, и тогда мы уговорим ее.
Так они и сделали. Как только перед вечерней молитвой Патимат уложила своего сына в люльку, а сама с кувшинами[783] пошла к фонтану, Аслан-Бек с нукером ханским и нянькой ханьши взяли мальчика и понесли его на двор. Но не успели они уложить его в корзину за седлом, как Патимат вернулась без кувшинов. Когда она подошла к фонтану, ей пришла мысль, как бы без нее не увезли мальчика. И когда только пришла ей эта мысль, она оставила кувшины у фонтана и быстрыми ногами побежала вверх к своей сакле.
— Беги, Патимат, — крикнула ей с крыши соседка, — увозят твоего сына.
Патимат вбежала в саклю, схватила со стены кинжал и бросилась во двор. Не успел опомниться нукер, как мать ударила его по руке кинжалом, схватила дитя и убежала в дом.
— Убью, кто подойдет ко мне, — сказала она, одной рукой прижимая к себе ребенка, а другой махая кинжалом.
Рана нукера была легкая, ее перевязали. А старик Али-Гирей, отец Патимат, почтенный[784] старик аула, сам поехал с нукером к хану просить его[785] освободить Патимат от обязанности кормилицы.
Так и не дала Патимат своего Хаджи-Мурата чужим людям и не пошла в другой раз в кормилицы к ханам.
[786] ХАДЖИ-МУРАТ
I
Хаджи-Мурату было 10 лет, когда он в первый раз увидал русских и возненавидел их. Это было так. Мать его широкоглазая, длиннорукая и длинноногая, бывшая красавица Патимат, уже 10 лет, со дня рождения Хаджи-Мурата, была в немилости у отца его, своего мужа Сулейман-Ага[787] за то, что она, выкормив одного сына аварского хана Нунцала, не согласилась[788] отдать своего Хаджи-Мурата и кормить другого сына хана. Между мужем и женою произошла тогда большая ссора, дошедшая до кинжалов. Сулейман хотел отнять Хаджи-Мурата, Патимат не отдала его.[789] Сулейман в ссоре тяжело ранил ее кинжалом; но Патимат прижала Хаджи-Мурата к свежей ране и не отдала его и так и не стала кормить второго ханского сына. С тех пор Сулейман[790] взял себе другую жену. А Патимат жила в доме только работницей. Но чем[791] больше[792] страдала Патимат за своего любимца, черноглазого Хаджи-Мурата, тем больше она любила его. Она не расставалась с ним ни тогда, когда ходила по воду, ни когда ездила на осле за дровами или за пометом в горы. Когда же работ не было по дому, Патимат уезжала к[793] отцу своему Мухамед-Хану[794] в горский аул Гоцатль. И всегда,[795] чисто выбрив ему[796] небольшую голову и[797] одев его в сшитый ею же шелковый бешмет и белую с хозырями черкеску, обтянутую ремнем с кинжалом, везла красавца, худенького, черноглазого мальчика к угрюмому, ведущему святую жизнь деду.
Вот в такую то поездку и случилось Хаджи-Мурату в первый раз увидать русских и увидать их[798] за ужасным делом.
II
Русские тогда только что начинали завоевывать Кавказ. Турецкий султан уступил русским все народы Кавказа. Народы же Кавказа никогда не повиновались султану (они только почитали его) и считали себя свободными и были свободны. Русские пришли и стали[799] требовать покорности горцев русскому царю.[800]
Случилось в это время, что рота русских зашла[801] далеко от других войск в горы. Горцы узнали про это, напали на эту роту и всю истребили ее: которых убили, которых увели в плен. Когда русский главнокомандующий узнал про это, он послал два батальона в аулы и велел[802] выдать главных виновников[803],
III
Русский генерал, которому поручено было[804] это дело, разослал накануне во все,[805] за 30 верст кругом, аулы приказание выслать весь народ на место казни, и с утра верхами и пешими собрались на плоской вершине горы Каратау тысячи народа. В числе этого народа был и Мухамед-Хан, дед Хаджи-Мурата, с своим внуком Хаджи-Муратом. Вот что увидал Хаджи-Мурат.[806] С 4-х сторон стояли в несколько рядов бритые люди в белых куртках с ремнями через плечи и с ружьями с штыками. Это были солдаты; их было столько, что нельзя было сосчитать. Между ними ходили люди без ружей, с одними[807] тонкими, длинными кинжалами — это были офицеры. Впереди рядов было несколько десятков людей с пестрыми барабанами[808]. В самой середине сидел на барабане толстый, красный человек, расстегнутый, в черных штанах и белом бешмете с золотыми наплечниками. Вокруг него стояло несколько человек, таких же, как он, начальников и солдат. Это был генерал начальник. Один из солдат подал ему, на длинном чубуке, трубку. Толстый, краснолицый, с запухшими глазами начальник взял трубку и в то же мгновение загремело что-то. Это ударили барабаны.[809]
И как только ударили барабаны, одна сторона солдат расступилась, и между солдат ввели 16 человек. Хаджи-Мурат перечел их. Были молодые, средние и пожилые, и один был совсем старый с потухшими глазами и седой, редкой бородой. В народе вокруг Хаджи-Мурата застонали люди и заговорили «Алла-Ильаллаха». Но стоны эти были слышны только тем, которые стояли рядом. Треск барабанов, который, Хаджи-Мурату казалось, происходил от трубки, заглушал всё.
Народ застонал, увидав ведомых на казнь, потому что все знали, что это были добровольные мученики джигиты. Русские объявили, что если аулы не выдадут главных виновников, все аулы будут сожжены и побиты все, от старого до малого. На площади у мечети, два раза собирался джаваат стариков, чтобы обсудить, как поступить надо. На третий раз старик с потухшими глазами Джафар-Али вышел и сказал, что он хочет, чтобы его выдали русским.
— Пусть моя кровь[810] прольется за народ. Алла Ильема Гу.
Вслед за ним отдался сам для выдачи русским[811] молодой Ибрагим. И все закричали: [812]
— Берите наши головы!
Так что джаваат стариков решил кинуть жребий. Пошли в мечеть, помолились, кинули жребий, и мулла стал вынимать их. Все эти 17 человек шли на смерть,[813] думая, что их расстреляют, и не подозревая того, что ожидало их.
IV
Когда[814] пленники,[815] подпоясанные ремнями без кинжалов, в цепях на ногах, вошли в середину и остановились, начальник махнул рукой, барабаны остановились, и всё так затихло, что можно было слышать, как кричали молодые орлы на горе. Начальник сказал что-то. И один из его слуг (как думал Хаджи-Мурат) вышел вперед на чистое место с бумагой в руке и начал читать. Он читал что-то сначала непонятное по русски, потом[816] то же до татарски. Он читал: [817]
И как только он кончил, в одно и то же мгновение[818] поднялся стон в горском народе[819] и начальнику с заплывшими глазами подали трубку и опять загремела дробь барабанов.
— Терпи. Алла рассудит. Придет и их час, — проговорил дед.
И все затихли и, вытянув головы и задерживая дыхание, стали смотреть.
V
С первого[820] статного, тонкого, широкоплечего, рыжего человека лет сорока, два солдата сняли черкеску, потом бешмет. Солдаты хотели снять рубаху, но горец не дался им и,[821] отстранившись от них, сам разорвал на себе рубаху и стряхнул ее с себя, так же стряхнул с себя и штаны и остался голый. Когда солдаты взяли его за руки, чтобы привязать их к ружью, руки эти дрожали, и тонкий стан его рванулся назад. Начальник с брюхом и заплывшими глазами что то сказал, и солдаты одной стороны составили ружья в козлы и, выйдя из рядов, стали подходить к арбе, на которой были палки и, разобрав их, выстроились улицей от одного ряда солдат до другого. Хаджи-Мурат только мельком видел движения солдат. Он не спускал быстрых глаз с начальника и обнаженного человека. Он видел связь между ними.[822] Начальник что-то крикнул, и два солдата[823] повели обнаженного человека за ружья, к которым он был привязан,[824] в улицу, составленную из солдат с палками.[825] Первый солдат улицы взмахнул палкой и ударил ею по белой спине горца.[826] Горец вздрогнул, так же вздрогнул и Хаджи-Мурат и оглянулся. И не успел он оглянуться в одну сторону, как на белую спину упал удар с другой стороны и на белой спине ясно выступили красные перекрещивающиеся полосы.[827] С запухшими глазами начальник выпускал через усы дым трубки, а солдаты тянули обнаженного, иногда упирающегося человека вдоль солдат и удары, один за другим,[828] ложились на бывшую прежде белой, теперь красную спину. Только руки были белы и шея до того места, где она загорела. Сначала горец молчал, но когда его поворотили назад и[829] провели[830] уже более, чем через двести ударов, он странно завизжал, и визг его пронзительный не переставая выделялся из-за грохота барабанов. Дед Хаджи-Мурата не переставая шептал беззубым ртом молитву.
Хаджи-Мурат дрожал, как в лихорадке, и переступал не переставая с ноги на ногу.
Первого водили до тех пор, пока со[831] вспухшей, как резанное мясо, спины сочилась по обоим бокам кровь и горец, всё ослабевая и ослабевая, упал наконец. Его немного протащили, но[832] начальник офицер подошел, что то поговорил. Барабаны замолкли, и солдаты положили избитого горца на носилки и вынесли за ряды. Страшный визг поднялся в толпе, как только затихли барабаны, и женщины,[833] жена и мать избитого, окруженные толпою, кинулись к избитому.
снять их, как лезгин вырвал их у него из рук, взмахнул ими над головой солдата, и солдат не успел отклониться, как цепь с замком размозжила ему голову. Солдаты, стоявшие около, взяли ружья на руку и двинулись к лезгину, угрожая ему штыками; но он, как будто, только и ждал этого, сам[838] схватил ружье за дуло, бросился на штык и воткнул его себе в грудь ниже левого ребра и запел. Солдат выдернул ружье,[839] поток черной крови хлынул из раны. Лезгин развел руки, постоял так с минуту и упал навзничь.
Горцы пошли легко на смерть, думая, что их расстреляют, но они не готовились на эти позорные мученья. И лезгин сам убил себя.
Умирающего вынесли за ряды. Опять ударили барабаны, и так же, как первого рыжего, раздели старика, привязали к ружьям и повели по рядам. Старик шел молча и закрыв глаза, только вздрагивая при каждом ударе. Когда и эта спина стала вспухшей раной, старик упал и этого отнесли за ряды.
Повели третьего и так четвертого и так 17 человек. Наступил обед, отдых. Магометане совершили свои молитвы. После обеда повели пятого, шестого и так до шестнадцатого.
Начальник с брюхом и запухшими глазами всё сидел и курил трубку, которую ему подавали солдаты.[840] Хаджи-Мурат дольше не мог видеть и убежал домой.
Вечером, когда мать уложила спать Хаджи-Мурата на кровле дедовой сакли и когда муэдзин звал к полуночной молитве, [он] долго смотрел на звезды, думая о том, как[841] истребить этих неверных собак русских.
Хаджи-Мурат не мог понять, зачем допускает Бог существование этих собак, все свои силы употребляющих на то, чтобы мучать мусульман и делать зло им. Ему представлялись все русские злыми гадинами.
А между тем русские вовсе не были злы: не был зол и тот с заплывшими глазами начальник, сидевший с трубкой на барабане, не были злы офицеры, командовавшие солдатами; и еще менее были [злы] солдаты, забивавшие палками безоружных людей, виноватых только в том, что они любили свою родину.[842]
12 Января 98.
№ 30 (рук. № 25).
Х[АДЖИ]-М[УРАТ]
1)[843] Хаджи-Мурат был второй сын Аслан-Бека,[844] небогатого жителя[845] аула[846] горного Дагестана.[847]
[2] 1)[848] Он родился[849] в тот памятный год, когда Наполеон[850] вошел в Россию[851] и когда на Кавказе было возмущение[852] в Кахетии и побито было много людей.[853]
3) Жена аварского хана Паху-Бике родила сына в одно время с Патимат, матерью Хаджи-Мурата, и пожелала отдать новорожденного Патимат. Патимат от своего первого сына Османа выкормила третьего сына хана.[854]
4) Но Патимат ни[855] одного из своих детей не любила так, как она полюбила Хаджи-Мурата, и не захотела отдать своего и кормить ханского ребенка.
5) Аслан-Бек уговаривал[856] жену, угрожал ей и бил ее. Но она[857] не соглашалась.[858] Когда же Аслан-Бек хотел силою взять Хаджи-Мурата и отдать бабке, то Патимат схватила со стены кинжал и, одной сильной рукой прижимая к себе крошечного ребенка, другой потрясая кинжалом, сказала, что она зарежет себя и ребенка, но не отдаст его.
6) Аслан-Бек[859] должен был покориться и[860] отказал посланным хана.
7)[861] Ханьша[862] отдала своего ребенка другой кормилице и перестала дарить Патимат, и хан не пускал [ее][863] к себе на глаза.
8) Но Патимат не тужила об этом, не тужила и о том, что муж не возлюбил ее за это: черноглазый, резвый[864] красавец ребенок Хаджи-Мурат утешал ее.[865]
9) [866]Хаджи-Мурат рос сильным, ловким и красивым[867] ребенком. Дед его Сулейман и мать Патимат любили и дарили его. Но отец любил Османа [и] не любил Хаджи-Мурата.
10) Мулла полюбил Хаджи-Мурата[871] за успехи в ученьи, а дед любил внука за его силу и ловкость.
11) На второй год ученья в Гоцатль пришли русские.
12) Русские пришли в аул затем, как они говорили, чтобы наказать вероломство горцев.[872] Горцы же считали, что, истребив русскую роту солдат, пришедшую грабить их, они поступили так, как должно было.
13) Русские тогда только что начинали завоевывать Кавказ. Турецкий султан уступил русским все народы Кавказа. Народы же Кавказа никогда не повиновались султану (они только почитали его) и считали себя свободными и были свободны. Русские пришли и стали требовать покорности горцев русскому царю.
15) Когда русский главнокомандующий узнал про это, он послал два батальона в аулы и велел выдать главных виновников, угрожая, в противном случае, сжечь аулы и истребить всех жителей.
16) Горцы выдали 16 человек аманатов.
17) И вот над этими аманатами решил русский генерал показать пример наказания.
17)[873] Русский генерал, которому поручено было это дело, разослал накануне во все, за 30 верст кругом, аулы приказание выслать весь народ на место казни и с утра верхами и пешими собрались на плоской вершине горы Каратау тысячи народа.
19) Вот что увидал Хаджи-Мурат. С четырех сторон стояли в несколько рядов бритые люди в белых куртках с ремнями через плечи и с ружьями с штыками. Это были солдаты; их было столько, что нельзя было сосчитать.
20) Между ними ходили люди без ружей, с одними тонкими, длинными кинжалами — это были офицеры.
21) Впереди рядов было несколько десятков людей с пестрыми барабанами.
22) В самой середине сидел на барабане толстый, красный человек, расстегнутый, в черных штанах и белом бешмете с золотыми наплечниками. Вокруг него стояло несколько человек, таких же, как он, начальников и солдат. Это был генерал, начальник.
24) И как только ударили барабаны, одна сторона солдат расступилась и между солдат ввели 16 человек. Хаджи-Мурат перечел их.
25) Были молодые, средние и пожилые, и один был совсем старый с потухшими глазами и седой, редкой бородой.
Сноски
Поутру к нему подошла под окно мать Ханум и сказала, что <он> стыдно ему спать, когда все идут. Он поехал. И убил мюрида, который завещал ему хазават.
<Вер[нувшись]> После войны он увез Ханум. Но Ханум потребовала от него службы хану. Он сблизился с ханами. Но <совесть> <желан> раскаяние в том, что он изменил хазавату, грызло его.
А в это время в горах появился имам <котор> Кази-Мулла, который проповедывал <освоб> то, что правоверный не только не может покоряться неверным, но не должен и дружить с ними. И горцы в Дагестане, там, где родился <и жил> Хаджи-Мурат и где жили его родители, были между двух огней. Если они дружили с русскими, мюриды, правоверные последователи Кази-Муллы разоряли их аулы и убивали их. Если же они дружили с Кази-Муллою, русские разоряли их аулы и убивали их.
Так и случилось теперь. Мюриды Кази-Муллы спустились в мирные аулы и вместе с жителями этих аулов напали на русскую роту солдат.
3) Когда родился Хаджи-Мурат, аварский хан прислал к Аслан-Беку приказание отдать свою жену Патимат в кормилицы к рожденному в то же время ханскому сыну