Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1910 г. Июнь

1 июня. Л. Н. ездил с Трубецким.

3 июня. Паоло Трубецкой уговорил Л. Н. позволить лепить его верхом не на привычной ему верховой лошади Делире, а на Кривом — буланом степном сибирском иноходце, находя эту лошадь характерной. Трубецкой хотел лепить его в казачьем седле, но это не вышло, даже не предложил самому Л. Н. Прежде чем Л. Н. начал позировать, Трубецкой вылепил лошадь, сделал это в несколько минут и так удачно, что можно было узнать Кривого. В 2 часа привели Л. Н-чу Кривого. Л. Н. позировал перед домом минут восемь. Потом, когда в 4.30 Л. Н. вернулся с прогулки, он опять позировал восемь минут. Л. Н. предпочел ехать со мной, а не с Трубецким, как в последние три-четыре дня. Проехали крест-накрест Засеку, около железнодорожной станции, ко Рвам и забрели в дремучий лес с папоротником — лошади по брюхо. Спускались по ужасно крутым и глубоким оврагам; отсюда должны были вернуться обратно, т. к. не сумели заставить лошадей перепрыгнуть через ручей. Л. Н. восхищался природой, то и дело хвалил день, красоту леса, собирал цветы, нагибаясь с лошади и отъезжая за ними в сторону, очень часто заговаривал со мной. Я ехал на Делире; сумел заставить его идти шагом и удержать на обычном расстоянии, шагах в 50 от Л. Н. Делир все шел трусцой вслед за Кривым. Л. Н. заставил Кривого идти проездом, так что Делир, хотя у него шаг очень длинный, не поспевал. Л. Н. поневоле обращал внимание на эту близость и трусцу Делира и советовал заставлять его идти шагом, чтобы мне не устать. Мне же было совестно, что не мог сделать этого и что беспокою Л. Н. Проехали верст 18—20.

Л. Н. принес цветы домой и поставил к себе в кабинет. Он очень любит цветы, почти каждый день собирает и приносит домой. У него по два-три букета на разных столах.

После обеда Л. Н. сидел на стуле «на крохоти», где когда-то играли в крокет, а теперь летом обедают и завтракают. Трубецкой поправлял в своей работе голову и плечи Л. Н. почти час и делал чудеса. С известного расстояния, шагах в четырех-пяти лицо, держание головы, посадка и фигура Л. Н. поразительно верно схвачены. А лошадь, хоть совсем грубо намечена, уже как живая. Л. Н. сказал, что можно было бы уже и так оставить, считать работу оконченной. Баснословна способность Трубецкого так похоже, удачно и быстро делать сложную статуэтку.

Вечером приехал Сергей Львович. Татьяна Львовна, приехавшая ночью, встретила его словами: «Вот мой коллега идет», и разговорились о Генри Джордже.

Л. Н. сказал, что главная цель закона 9 ноября — внести раздор между крестьянами. Когда они дружны, тогда им, правителям, трудно...

Трубецкой рассказал, что̀ он сегодня прочел во французской книге Фоа «От Замбези до Конго» о каннибализме, и заметил, что он за всю свою жизнь только две книжки прочел: будучи маленьким, когда лежал больным, одно путешествие, а позднее — Л. Н-ча «Для чего люди одурманиваются?». Несмотря на то, что согласился с Л. Н., курить он не перестал. Разговор об отравлении родственника Бутурлина1 — деле, ставшем громким благодаря газетам.

Л. Н.: Я не читаю ни о Тарновской, ни о Бутурлине — мне это отвратительно.

После обеда Трубецкой лепил фигуру Л. Н-ча. Л. Н. позировал верхом на Кривом — в 2 часа и в 4 часа — по десять минут, а в 7 — полчаса, сидя в кресле. В это время Татьяна Львовна читала вслух.

Татьяна Львовна прочла полученное Л. Н. и переписанное ею ужасно неграмотное письмо крестьянской девушки 21 года. Ее мать была прижита от поляка-помещика и выдана замуж за крестьянина. Она же была няней и экономкой у помещицы; описывает свою жизнь с 6 до 21 года — безрадостное детство, службу у господ, которых презирала за их праздность и высокомерие, сознавая свое и другой прислуги рабское положение, и оно ей было противно. Л. Н. сказал:

— Какая перемена во взгляде крестьян. Они замечают, как живут господа, а нам кажется, что...... 1*

5 июня. Л. Н., как обыкновенно, позировал Трубецкому перед отъездом на прогулку и, когда возвратился, верхом по 10 минут; после обеда — сидя в кресле. Л. Н. ездил со мной по Засеке и между шоссе по Мурыгиным кустам, по части Засеки между шоссе, большаком, ведущим на Козловку, козловским прудом и железной дорогой, где, как Л. Н. говорит, лоси водятся. Сюда Л. Н. изредка заезжает. Невдалеке от железной дороги спускались в глубокий овраг и выезжали из него вскачь. Отвес был до того крут, что я цеплялся за деревья, помогая уже наверху лошади взбираться. На этом самом месте было то же с Филиппом — лакеем, сопровождавшим Л. Н. Потом ехали полотном железной дороги больше чем версту. К счастью, поезд не проходил, а то с высокой насыпи некуда было бы своротить.

Л. Н.: Нынче в индусском журнале «The Vedio Magazine» изречение: «Блаженны не читающие газет». Там же прекрасное параллельно сопоставленное учение Евангелия с их учением (Вед) (и непротивление есть в Ведах).

Л. Н. получил из Кракова письмо от ариан, не признающих божества Христа. Пишут: «Мы — ваши предшественники»1.

— запрос от «Русского слова», может ли приехать Спиро интервьюировать. Ответил: «Невозможно, уезжаю».

Л. Н. рассказал про дурочку Парашу, которая после несчастья, с ней случившегося, когда к ней приставали, кричала и грозила: «В морду!»2 Л. Н. сказал, что оттелеграфировать бы эти слова.

Сергей Львович спросил Л. Н.:

— А ты знал Панаева?

Л. Н.: Добродушный человек. Любил очень литературу.

2*Л. Н. говорил про драму Арвида (Ернефельта) — какую, не помню. Л. Н. получил в этом году две драмы Ернефельта: одну в немецком переводе — от датчанина. Эта ему не понравилась и поэтому не говорил о ее содержании. Другую — историческую, из римской жизни, над которой Ернефельт работал много и которая с успехом дается на сцене в Гельсингфорсе3. Об этой Л. Н. подробно рассуждал, потом о присланной ему книге «Das Christentum und die monistische Religion»:

— Эта книга недурная, но две трети заняты опровержением догматов католицизма, что не стоит уже делать. Мно было интересно читать.

Л. Н. читал еще «Goethe Kalender, 1910»4 и сказал, что интересен (Гете).

Л. Н. (Татьяне Львовне, звавшей его опять к ним): С гостями хорошо, а без гостей лучше.

6 июня. Многолюдно провели Троицын день. Лучший момент был, когда Козлиха стала плясать под граммофон. Были ясенские, грумантские и в первый раз телятинские. Неприятно было то, что один из внуков старика (в доме которого народная библиотека) стал петь городские, препротивные и по мотиву, и по речи, и по содержанию куплеты. А потому что пел очень бойко и самоуверенно и что это было ново, его слушали. Это в первый раз пелась песня не народная и тоже в первый раз появились девушки (с дюжину) в длинных юбках и с городским покроем лифов, которые носят уже несколько лет.

Песни, пляски проходили, как всегда, перед домом под вязами и «на крохоти». Тут Л. Н. сидел на скамейке, а около него — приехавшие экскурсанты Пречистенских курсов из Москвы. Л. Н. о них высказывался так: «Очень милые ребята, все рабочие; приехали нарочно. Вопрос за вопросом — кто о Дарвине, кто о Геккеле. Мне приятно было с ними».

Еще им Л. Н. сказал:

— Блаженны не читающие газет, безграмотные, непричастные, ибо у них есть здравый смысл. Для того, чтобы испытать полное благополучие, надо жить попроще. Чтение газет прибавило глупых людей. Надо читать литературу шестидесятых годов. Теперешние писатели сравнительно с теми — мальчишки. Вам я тоже советую читать, оно и просеяно.

Л. Н. с пречистенскими (15—20 человек) ходили по аллеям парка. Потом послал им книг1. Они у Тараса Фоканова в саду провели остальное время.

2. Л. Н. похвалил ее письмом. «А теперь он пишет мне упреки»3.

7 июня. Л. Н. пожелал читать Вольтера. В библиотеке Вольтер оказался, но с очень мелким шрифтом, поэтому Л. Н. не стал читать его.

Л. Н.: Вольтер, умирая, молился: «Не ненавидь своих врагов».

Л. Н-чу кто-то принес подарок — альбом Н. В. Орлова «Русские мужики».

Л. Н.: Я премного благодарен за эти превосходно изданные, мною высоко ценимые произведения Орлова.

8 июня. Л. Н. встал в 10 дня; очевидно, ночью был в обморочном состоянии. Утром пульс 82, температура 37,2. Вышел гулять — его пошатывало, вернулся. Больше половины дня просидел в кресле, читая или дремля. Остальное время лежал на кровати. Вечером температура 37, пульс 82.

9 июня. Утром вошли к Л. Н. я с Д. В. Никитиным. Л. Н. в халате, ел яблоко. Прощупывали печень, пульс. Л. Н-чу была неприятна формалистика освидетельствования и вопросы.

— Старость — хорошее дело, — сказал он. На слова Никитина: «Это кишки и нервы (болезнь ваша)», — Л. Н. ответил:

— Какое там подразделение — нездоров.

У Л. Н. появился насморк, не выходил. Трубецкой начал лепить Л. Н. за сохой с головы. Л. Н. не позировал.

Ночью уехал Никитин; сказал мне, что он советовался с Л. Н., остаться ли ему земским врачом в Звенигороде или же переехать в Москву учить на медицинских курсах девиц. Л. Н. посоветовал остаться.

Л. Н. в халате вышел к обеду. Поздоровавшись с Трубецким и Кюэсом, которые его не видели ни вчера, ни сегодня, Л. Н. поздравил Филиппа, подающего за столом, с сыном: сегодня родила его жена.

Вечером Л. Н. не выходил. Читал. В 11.10 я зашел спросить, не нужно ли чего.

— А там (в зале) кто? — спросил Л. Н. — Я слаб очень, не физически. Хочется одному сидеть.

Л. Н. лег после 12-ти. Хотя слаб, не позволял себе прислуживать. Смотрел, читал рукопись девушки, приехавшей из Чернигова1.

10 июня.

: У нас, в Чехии, такое представление, что вы читаете по-польски, по-чешски.

Л. Н.: Раньше сам добивался смысла, теперь Душан Петрович меня балует.

Велеминский стал говорить о некоем В., который был католиком:

— Теперь он под вашим влиянием; Масарик — поклонник Достоевского.

Л. Н. спросил, как в Чехии вопрос религиозный: католичество удовлетворяет интеллигенцию?

Велеминский: Чехи не чувствуют себя католиками. У нас борьба между католиками и обществом всегда была. Ортодоксов-католиков нет.

Л. Н.: Но все-таки внешние формы католичества соблюдаются?

Велеминский: Соблюдаются, но не так, как у поляков. Движение против католицизма, но к религиозности очень сильно.

Л. Н.: Ну, а социализм?

Велеминский: Есть безверный. Но и в социализме есть движение к религиозности.

11 июня. Л. Н. прочел статью в «Петербургских ведомостях» от 9 июня1. Потом разговор о национализме.

Л. Н.: Я занят мыслью — писать славянам на конгресс в Софию. Не подробно, а одну главную мысль, что религия — первое.

Л. Н. получил и прочел (пробежал) какую-то немецкую книгу «Religion». Большая часть направлена только на борьбу против лютеранства. Разговор перешел на рассказ «Сорок лет» Костомарова. Кто-то спросил, насколько переделал его Л. Н-ч. Л. Н. не мог вспомнить. Н. Н. Ге припомнил Л. Н-чу:

— Вы ничего не изменили в рассказе, только дописали к нему конец о том, в чем заключается наказание2.

«экзистенцию». Пока Т. жив, не будет о нем писать. Религиозное влияние Т. слабее, чем было. Молодежь к религии равнодушна. Если появилось третье издание «Крейцеровой сонаты», то это надо приписать сенсации.

Уехала Мария Николаевна, жена Сергея Львовича. Кониси в Ясной3*.

Л. Н. спрашивал Кониси об авторе одной ему известной книги, который был на Чикагском конгрессе религии; там проповедовал с успехом буддизм, а во время Японской войны проповедовал войну. Л. Н. спрашивал Кониси про религии Японии.

Кониси: Шинтоистов один миллион. Таосистов в Японии нет.

Л. Н. спрашивал, нет ли оригинальных японских религиозных учителей. Об этом спрашивал и других японцев, которые у него бывали. Они не могли указать ни на одного. Л. Н. хотел читать оригинального японского мыслителя.

Л. Н.: У китайцев — проникнуть в их учение трудно, а у японцев все ясно, как у детей.

Л. Н. спрашивал у Кониси про Токутоми. Оказался другом Кониси. Он живет в деревне, просто, работает в огороде и в саду. Женат, детей своих нет, есть дочка-приемыш. Не имея возможности так усиленно работать, чтобы прокормить семью, он написал роман, который имеет огромный успех3. Он пишет очень хорошо.

Л. Н. спросил:

— Вы читали его роман, можете рассказать содержание его? Переведен ли на некоторые европейские языки?

Кониси: Отставной офицер описывает свою жизнь.

Л. Н.: И, вероятно, отрицательно относится к войне?

Кониси рассказал, какой невероятно большой гонорар получил Токутоми за этот роман.

Л. Н.: Мне жалко, что Токутоми разбогател.

Разговор перешел на литературную продукцию.

Л. Н.: Сколько печатается! Все шансы, что не нападешь ни на одну хорошую книгу. Да, как для литераторов деньги стали целью!

Разговор о мясоедении в Японии. Оно, говорил Кониси, в последнее время развилось в Японии. Крестьяне и более старинного склада люди не только не едят мяса, но и молока не пьют. Одни телята пользуются молоком.

Кониси привез ноты. Л. Н., стоя, сыграл некоторые из них на фортепиано.

4, получил письмо от японца, что у них есть какой-то пророк (современный)5. Позже получил его книгу — ужасная чепуха6. А она имела успех. Кониси вспоминал о ней.

Л. Н.: Очень удивил меня Кониси, рассказав, что на острове Формозе живут аборигены, а китайцы их едят как лекарство.

Л. Н.: Основа всего лежит в религиозном воспитании. Кониси говорил, что в Китае чистого буддизма очень мало. Все это смешано с таосизмом. Зато в Японии буддизма много.

12 июня. Утром Л. Н. зашел к барышням — черниговской, приехавшей с просьбой устроить ее на место, и к другой, привезшей свои рукописи, где описывает случившееся, — например, рассказ о калеке. Она сама — несчастная, слабовольная и слабосильная физически. Желает жить полезной, в христианском смысле, работой. Л. Н. хочет рекомендовать ее в переписчицы Черткову. Другая — хромая из Оренбургской губернии, с вопросами о жизни. Обе сочиняют.

В 11.30, простившись с Трубецкими, Софьей Андреевной и Варварой Михайловной, Л. Н., Александра Львовна, Илья Васильевич, Булгаков и я уехали на лошадях в Тулу, оттуда в 2 часа — поездом в Столбовую, где поджидали Черткова с сыном, и с ними — в Отрадное. Я ехал с Александрой Львовной, с кучером, на паре горячих лошадей. Лошади подхватили. Александра Львовна страшно заволновалась и помогала кучеру удержать лошадей. Все вещи повылетели. Мы мчались через лужи зигзагом к мосту. Как только мы в речку не свалились!

В вагоне Л. Н. читал полученные сегодня немецкие брошюры, выдержки из Упанишад. И около часу лежал, но не уснул. Л. Н. ехал в вагоне второго класса с Александрой Львовной. Желал третьим классом, но по моим настояниям согласился ехать вторым. С нами ехал Кониси. Вся публика в вагоне состояла из приличных людей, не пристававших к Л. Н.

Анна Константиновна внешне не изменилась, только стала спокойнее, менее озабочена своим слабым здоровьем и деятельностью по сохранению и изданию сочинений Л. Н.

У Чертковых живут: Анна Григорьевна, Ольга Николаевна — фельдшерица, В. С. Ляпунова, Маша Галкина из Грецовки, Федор Ростовцев из Тросны, Алексей и Лева Сергеенко, М. П. Балакин и А. Д. Радынский. Очевидно, все одних взглядов, все прекрасно сжились.

Л. Н. днем и вечером беседовал с Анной Константиновной и со всеми очень спокойно: его не перебивали.

13 июня. Дима уехал в Голицыно на представление труппы Орленева. Л. Н. утром в дождь пошел гулять в деревню. Местность здесь густо заселена и заметно влияние Москвы. Потом поправлял Ноябрь («На каждый день»). Под вечер Булгаков с Сергеенко переписали, и Л. Н. вечером до 11.15 опять поправлял, много перемарал и поправил.

Пополудни ходил в Мещерское в больницу для сумасшедших. Туда и обратно шесть-семь верст. Когда шел туда, пристала к нему одна деревенская баба; на обратном пути — толпа молодых людей и служащих в больнице, а также их жены. Но Л. Н. сумел отделиться от них.

Разговор между Чертковым и Александрой Львовной о том, как Софья Андреевна готовит полное издание сочинений Л. Н., в которое войдут «Царство божие» и т. п.

Александра Львовна: Софья Андреевна цензурирует по-своему, заменяет «доски» словом «иконы» и т. д.

— Как хорошо, что сохранили оригиналы!1 — заметил Чертков.

Л. Н. говорил о балашовском копеечном издании «О разуме, вере и молитве» и о том, сколько теперь печатается; что читателю трудно напасть на хорошую книгу; что рабочие с Пречистенских курсов ничего не знали о Генри Джордже.

Александра Львовна говорила про больных в Ялте, что они настоящего Толстого совсем не знают (его «Круг чтения», «На каждый день» и т. п.).

Чертков заметил, что Л. Н. не вовремя попал. Как бы все было наводнено его книгами, если бы можно было их свободно издавать.

Л. Н. усомнился в этом.

По словам Черткова, Калачев пишет из Самарской губернии, что там народ очень простой, лучше чем около Крекшина, Телятинок. Когда он им читал «Ивана-дурака»2, им показалась эта сказка совсем своей, знакомой.

Л. Н.: Там место Добролюбова (А. М.).

Разговор об отказавшихся. О Сереже Булыгине — что он удивляется, как можно о предстоящем его отказе рассуждать, бояться за него, жалеть его за могущие последовать лишения. Он об этом и не думает. И кажется ему, что он так же спокойно и твердо это сделает, как всякое другое дело. Сколько их теперь собирается отказаться! В самое последнее время (январь — апрель) отказалось около десяти.

Чертков: Мы про всех не знаем. Вот про Фокина...

Л. Н.: Меня удивило: я ни одного не встретил, который раскаялся бы4*.

Л. Н. рассказал, что̀ ему сообщил Кониси. На Формозе, которую японцы после войны с китайцами присвоили себе, живут в горах дикие (150 тысяч) — малайского племени. И китайцы — на равнинах (2 500 000), и они во вражде между собою. А китайцы диких едят5*. Как очень умно сказал Трубецкой, людоедство — это уже некоторая цивилизация.

Булгаков говорил, что Кониси доволен японцами, ставит их выше русских.

Л. Н.: Мне это интересно: у них нет духовного, религиозного. Это странно.

14 июня. Днем я встречал Велеминского и провел с ним время в разговоре о Чехии до вечера. О душевных своих делах и не заикнулись.

Л. Н. ходил поговорить с сумасшедшими в Любучаны — деревню, где 50 их живет у крестьян. Увидав Л. Н. и узнав его, фельдшер, наблюдающий за ними, стал его водить от одного к другому, потом к одному свихнувшемуся во время революции от революционных идей1. Л. Н. сказал, что он умнее тех, которые его держат. Он сначала продолжал ходить вокруг, но потом, прислушиваясь к речам Л. Н., остановился. Когда Л. Н. с ним говорил, кто-то стоявший около него сказал, что он что-то украл. «Не украл, а взял», — возразил тот. Л. Н., прощаясь сказал ему: «Увидимся там». Он ответил: «Есть только один свет, другого нет». Руки Л. Н-чу не подал.

«Прекрасно работает, лошадей очень любит».

Чертков вспомнил, что Куприн в одном рассказе описывает, как здорового человека, о котором сказали, что он буйный, а он им не был, заперли в сумасшедший дом; врачи испытывали его и продержали там, пока он действительно не стал сумасшедшим2.

Л. Н.: Ведь, вообще, предел, где начинается сумасшествие, трудно определить.

Вечером Л. Н. играл в шахматы, писал письмо Софье Андреевне3. Днем работал над книгой «На каждый день», с 10 до 11 вечера разговор о педагогии. Велеминский спрашивал по пунктам. Л. Н. давал точные и определенные ответы.

Из разговора Л. Н. с Велеминским о свободной школе:

Велеминский: Dann eine intime Frage. Als ich Lehrer wurde manchmal ist mir vorgekommen, daß man Kinder liebt aber nicht 14—15-jährige Gymnasisten, Schüler. Die Pädagogen die haben mehr an Kinder gedacht als an wachsende Jugend. Ich liebe die 14-jährige Knaben nicht mehr so wie die Jungen. Desto mehr muß man trachten mit allen Kräften sie zu lieben6*.

Л. Н.: Я понимаю это чувство самоуверенности. Я думаю, что дети все хороши, а среди подростков два из 50 встречаются очень хорошие.

Велеминский: Die socialistischen Pädagogen die die freie Schule verlangen, denken nur mit Kopf und nicht mit Herz7*.

Л. Н.: Тут основа всего — религиозная основа.

Велеминский: ...daß die freie Schule ohne Religion existiere8*.

Л. Н.: Это невозможно. Тут нужен принцип: «Le roi est mort, vive le roi»9*. Одна религия другую вытесняет.

Велеминский: Wären die pädagogische Artikel im IV Band verändert oder so abgedruckt wie in «Ясная Поляна»?10* 4.

Л. Н.: Не знаю.

Велеминский: Im Jahre 1884 haben sie noch über Pädagogie geschrieben?11* 5.

Л. Н.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1910 г. Июнь

ТОЛСТОЙ НА ЛОШАДИ ЧЕРТКОВЫХ ОРЛИЦЕ

Отрадное, 17—23 июня 1910 г.

Фотография В. Г. Черткова

«Л. Н. сегодня первый раз ездил в Отрадное верхом на серой лошади». — Запись
от 17 июня 1910 г.

Велеминский: Man stellt mir die Frage: wir kennen die Ansichten Leo Tolstoy’s aus 1864, aber ob er auch jetzt so noch denkt13*.

Чертков, Александра Львовна, Сергеенко записывали. Духовные силы у Л. Н. свежи.

Л. Н.: При записывании не надо думать о смысле. Это во всех делах. «Sammle nur größte Kraft auf den kleinsten Punkt»6.

— Хорошо говорили, только стеснительно записывание, — говорил Л. Н. мне.

Л. Н. увидал ноты сочинений Анны Константиновны7, сыграл одну песню на фортепиано.

Л. Н. утром выходил, и Велеминский с ним поговорил о браке. Потом целый день пробыл в своей комнате. Чувствовал слабость.

Л. Н.: Я остановился на Пушкине и больше не могу читать (к разговору о стихах Хирьякова).

15 июня. Уехал Велеминский, Ал. Сергеенко, как мог подробно, описал вчерашний день Л. Н-ча. Потребовался ему на это почти весь сегодняшний день14*.

Л. Н. до 8.30 вечера не ел; поел только тогда, когда пришел в залу. Шахматы. Потом дал читать вслух А. П. Новикова «Записки лакея»1 (читал Булгаков, и, как только произносил слово с неправильным ударением, Л. Н. поправлял его, так раз шесть).

Л. Н.: Для меня ново. Никогда не слыхал такого обличения безумия, безнравственности, бесполезности, нелепости, глупости жизни аристократов. Она разоблачена, а возле выставлена трудовая, осмысленная жизнь крестьян. Надо надеяться, что так же разоблачена будет вскоре и жизнь буржуазная.

Л. Н. слаб, не евши ходил в Мещерское к сумасшедшим. Чертков — за ним в коляске. Директор больницы — общительный человек. Его же принцип обходиться с больными без насилия. Водил по палатам. Вернулся Л. Н. с Чертковым в коляске. Мы с Александрой Львовной встретили их на лугу. Александра Львовна спросила отца, какое он вынес впечатление.

Л. Н.: Ужасное.

Александра Львовна попросила его рассказать.

Л. Н.: Трудно разобраться.

Потом сказал, что больные такие несчастные. Александра Львовна просила не рассказывать, пока мы не вернемся.

За обедом и за чаем Л. Н. рассказывал:

— Они пили чай в саду. «Ах дедушка, дедушка! Я вас видела, вы приехали на дачу в Канатчиково», — закричала одна... С Ольгой Семеновной (одной из больных) мы (с Чертковым) говорили о боге. Очень хорошо. «Я — атом божества», — сказала она. А учительница, которую спросил, какое ее религиозное состояние: «Я в бога не верую». — «Как же?» — спросил Л. Н. — «Я верю в науку».

Чертков: Один старик очень хорошо беседовал со Львом Николаевичем: «Оставайтесь тут жить недельку». — «Остался бы, — ответил Л. Н., — да некогда». — «А — некогда!» — и все рассмеялись. Одна идиотка с особенно маленькой головой смотрит, как зверек, ходит и говорит одно: «Домой, домой».

Анна Константиновна спросила, не недовольны ли, что их там держат.

Л. Н. ответил, что некоторые хотят уйти, а некоторые смотрят, как на богадельню.

Л. Н. спросил старика: «Когда было лучше: в старину или теперь?» — «Как лучше — просторно или тесно? В старину было просторнее», — ответил он.

Чертков: Многие из больных узнали Льва Николаевича.

Л. Н.: Я думаю, что тупоумным содержание в больнице вредит. Вот наша Параша там больше отупела бы.

И Л. Н. рассказал про Парашу, как на исповеди священник стал спрашивать ее про грехи. — «Ну тебя!» — ответила и пихнула его.

Л. Н. вычислил, сколько душевнобольных в России, когда их 27 на 10 тысяч — 405 тысяч!

Л. Н.: Как хорошо это кроткое обращение с ними да и со всеми.

— «Постойте, постойте! Вы, сказывают, счастье угадываете».

— Тут и баба из Дубинина (деревушка рядом с имением Отрадным) просила помочь мужу, муж ее пьет, — говорил Л. Н. — Обращались, вроде как если бы я был бабка или какой знахарь.

Молодежь днем купалась три раза, вечером пели песни.

17 июня. Л. Н. сегодня первый раз ездил в Отрадное верхом на серой лошади. Сопровождал его верхом же Чертков. Поехали к Троицкому. За завтраком Чертков рассказывал, что Л. Н. ехал напрямик и не пропустил ни одного бугра, ни одной ямы между Отрадным и Троицким. Очень смешно рассказывал. Общий хохот. Тут отворилась дверь и вошел Л. Н-ч. Чертков сейчас же рассказал ему, над чем смеемся.

Л. Н.: Я все прямо люблю.

Л. Н. и Чертков рассказали, как поехали по полям мимо большого кирпичного здания, со вкусом построенного, огороженного стеной. Вдоль нее шоссе. Сторожа вели десяток больных в поле работать. Больные, которых вели, жалкие очень. Приветливые, стали руки подавать, один попросил копейку. Чертков дал ему, тот спрятал в штаны; служащие стали отбирать. Чертков боится, не вышло бы из этого неприятности.

Анна Константиновна получила корректуру песен, между прочим духоборческих. Л. Н. сыграл одну, и Булгаков спел под его аккомпанемент.

Алеша Сергеенко вчера предупреждал Л. Н. не ездить в Троицкое. Ему говорили врачи Мещерской больницы о троицких, что они правые и настроены против Л. Н. Я сказал, что этому не надо верить, т. к. говорят это политические противники. Л. Н., очевидно, согласился со мной, но после решил туда не ходить, чтобы как-нибудь не повредить отказавшимся, которые содержались там под присмотром. В Мещерской — Московской окружной — больнице для умалишенных десять врачей. В Троицкой казенной — 13. Во второй больных до 1 000, а служащих до 400.

Л. Н. под вечер прочел в словаре о больницах для умалишенных. За обедом Л. Н. о письме Моода, сегодня полученном, — ему непонятно, почему он хвалит его и извиняется. Чертков объяснил это тем, что Моод недавно отказался от дополнения перевода о половом вопросе для второго издания1. (А еще раньше — от перевода «Круга чтения», потому что тут много работы с отыскиванием оригиналов текстов; а до этого «Евангелий»)2.

Разговор о французских переводчиках. Л. Н. о Гальперине, как он ужасно переводит.

Чертков: Он еще и сам сочиняет и подписывает имя Льва Николаевича под чужими сочинениями. Например, под «Les plaisirs cruels» («Злая охота») Черткова. Предисловие к ней Л. Н-ча Гальперин переделал из третьего в первое лицо, так что Л. Н. свою (будто бы свою) работу восхваляет3. И Гальперин издает старые сочинения Л. Н. как его новейшие, чуть ли не посмертные («Le testament» <?>). Биншток тоже плохо переводит, но оба к сроку и все переводят. А Н. Н. Ге, который добросовестнее и лучше переводит, — ненадежный, к сроку не выполняет работы, уезжает, не оставляя адреса.

Чертков говорил еще, что теперь сочинения Л. Н. появляются в первый день только в Англии и Америке15*. От немецких и французских переводов пришлось отказаться, т. к. Шкарван и Ге всегда нарушали сроки. Теперь им посылают русский текст в тот день, когда появляются английские переводы4.

Разговор за обедом, как мне казалось, Л. Н. нарочно вел на темы, интересующие Черткова, чтобы ему (Черткову) было о чем говорить. В Ясной Поляне в такие вечера, когда Л. Н. не расположен к разговору, он из кабинета не выходит. Только поздно, в 11 часов, минут на 10—15 — чай пить. Л. Н. говорил о Трубецком, что он глубокий и своей головой думает.

Вечером Булгаков спел песню Даргомыжского «Лихорадушка». На вопрос Черткова, как нравится, Л. Н. ответил: «Quasi-народная».

18 июня. У грудного ребенка жены кучера оказалась оспа. Она с ним жила рядом с кухней, в полутемном помещении. Анна Константиновна переполошилась, почти заболела от страха перед опасностью распространения заразы. Мать с ребенком поместили в больницу. Федору-кучеру посоветовали домой отправиться и телеграфировали его брату приехать на его место. Помещение дезинфицировали. Алешу Сергеенко отправили в Мещерскую больницу, и для успокоения Анны Константиновны, и по совету больничного врача всем живущим у Черткова привили оспу, кроме Владимира Григорьевича, Тапселя, который не хотел, Л. Н-ча, Александры Львовны и Анны Константиновны, которых я удержал тем, что Александре Львовне вредно из-за предполагаемой чахотки, а Анне Константиновне — из-за ее слабости.

захотела. Л. Н-чу сказал Чертков, и я ему говорил, чтобы и он уехал, но Л. Н. тоже не хотел, и я в душе радовался, что Л. Н. последователен. Он ведь утверждает, что от заразы не убежишь. От одной убежишь, на другую натолкнешься.

Пришли три доктора из Троицкого — Сафронов, Зайцев и Сотин — пригласить Л. Н. к ним осмотреть больницу и на представление кинематографа. Л. Н. обещал. Долго говорил с ними на террасе, расспрашивал, как распределяют больных по отделениям. Они отвечали: на беспокойных, менее беспокойных и спокойных. Л. Н. говорил, что нельзя определить границу между сумасшедшими и здоровыми. В Троицком больные более беспокойные, чем в Мещерском. Оттуда, чтобы у них можно было проводить более свободный режим, отдают самых беспокойных в Троицкое.

Л. Н. с Чертковым ходил сегодня в деревню Ивино за Мещерским, куда душевнобольные женщины из Мещерского отданы на домашнее попечение. Там виделся с двумя врачами. Они спрашивали Л. Н., не был ли он в Троицком, и предупреждали, чтобы туда не ходил. Там директор неприятный, а режим суровый, как в арестантском доме.

Л. Н., вернувшись, сказал:

— Я предпочту лучше в Троицкое.

Л. Н. рассказал о больных в Ивине. Женщины, с которыми он говорил, казались ему здоровыми: «Они здоровее нас».

Потом пришли туда два доктора. Они же пришли в 6 часов к нам в дом, принесли Л. Н-чу книгу Корсакова о душевных болезнях как подарок от врачей Мещерской больницы16* 1.

На письмо Бобчева, председателя Славянского съезда в Софии (21—26 июля), зовущего Л. Н-ча на заседания, Л. Н. сперва поручил мне ответить, написав на конверте: «Душану. Единое благотворное — только религиозное». Я же попросил Л. Н., чтобы он сам ответил3.

Л. Н. сегодня утром продиктовал мне письмо Славянскому съезду в Софии, в ответ на приглашение его. И днем поправил.

19 июня. Л. Н. переправлял письмо к Славянскому съезду и сказал мне, что оно резкое, чтобы я его смягчил, но что он пишет откровенно, как думает.

Л. Н. до полудня несколько раз выходил на террасу поговорить с Александрой Львовной и Чертковым. Л. Н. говорил, что у него впереди работы, которые он откладывает, потому что не поспевает из-за все новых и новых работ.

— Так и хорошо, — заключил Л. Н.

Чертковы получили известие от М. А. Стаховича, что Столыпин разрешил им въезд в Тульскую губернию на время пребывания там его матери Елизаветы Ивановны. Сообщая это Л. Н-чу с огромной радостью, Чертков прибавил, что этому решению очень содействовали посещения их Л. Н-чем. Им стыдно подвергать Л. Н. неудобствам и опасностям путешествий.

Началом иного отношения к Черткову было разрешение приезда в Кочеты в мае. И он надеется, что скоро снимут все ограничения. Л. Н. не мог удержаться, чтобы не посмеяться над глупостью правительства: ограничивать людей, где им жить.

17*Л. Н. о Троицкой больнице для душевнобольных, куда сегодня ходил с Чертковым и со мной. Принят был так почтительно, торжественно, как я никогда не видал. Персонал врачей, служащие и их семьи собрались у входа. Больница сияла чистотой. У всех радушное, радостное настроение, готовность услужить.

Л. Н.: Прекрасное учреждение. Во мне под конец женщины вызвали чувство жалости. Столько тяжелобольных в одном месте. Видно, что (врачи, сиделки) привыкли мягко обращаться, не удалось бы притворяться, тон нераздражительный взят.

Из разговора Л. Н. с С. Т. Кузиным в Троицком.

Один из докторов вставил:

— Но вы скажите, кто вы.

— Я — Петр Великий.

Л. Н. посмотрел на него и минуточку помолчал.

— Да, я Петр Великий... Вы считаете меня душевнобольным?

Л. Н.: Не считаю никого душевнобольным... Мне просто жалко, что вы говорите толково, умно, а теперь говорите неосновательно.

— Но вы не знаете консервативного правительства...

Л. Н.: Мы с вами не столкуемся. Злом делать добро нельзя.

Сергей Тимофеевич (Кузин) поблагодарил Л. Н. и попросил сделать что-то для него. Л. Н. ответил, что постарается.

Пошли толпой сниматься. Л. Н. и Сергей Тимофеевич стали за спинкой скамейки, около них сгруппировались почти все бывшие на прогулке больные. Снимал Чертков.

20 июня. Л. Н. в 8.30 вернулся с прогулки. В 10 я вошел к Л. Н., принес ему письма к индусу и польке1 с отмеченными местами, которыми, по-моему, он мог бы воспользоваться в письме к Славянскому съезду в Софии. Л. Н. пил кофе и писал — был в самом разгаре работы. Писал новую художественную статью, которую вечером и прочел вслух18*. Дети, в ней описанные, это Танечка, дочь Татьяны Львовны, прямо скопированная, и Ваня Михаила Львовича, у которого тоже есть сестра Таня, и описанное происшествие, действительно, было с ним.

Л. Н. потом вынес поправленное письмо к Славянскому съезду.

— Я его кончил совсем, можно отправить.

Через короткое время вынес Александре Львовне предисловие к «На каждый день» («Путь жизни»). Опять поправлял. Еще вынес в первом часу художественное.

Булгаков просил прочесть. Александра Львовна не дала, а то Л. Н., если узнает, может бросить.

В начале 2-го Л. Н. был занят соединением статьи о самоубийстве3. (Сегодня сколько литературно трудится!)

Потом прочел почту. В 3 часа поехал в Троицкую больницу на кинематографическое представление. С ним Александра Львовна, Чертков и молодежь. Отношение к нему публики, врачей, администрации больницы очень почтительное. Снимали его очень многие и очень много. Картинки в кинематографе: 1. Молодая вдова и врач, ребенок решает их судьбу. 2. Экспроприация. 3. Охота на летучих собак на Суматре и травля раненой летучей собаки охотничьей. Ужасные картинки. И отвратительные нравственно. Л. Н-чу должно было быть жутко. Кроме того, показывали животных — интересны. Похороны Эдуарда VII — так себе.

Л. Н.: Я к кинематографу получил отвращение. Скучно, быстрые движения. Они (троицкие) прислали нам программу, в ней — выезд из Ясной Поляны. Я просил Черткова написать им, чтобы это не пускали19*.

С одной женщиной во время представления была истерика. Ее увели.

Вернувшись в Отрадное, застал крестьян: 7—8 стариков, 30—40 баб и девок деревни Любучаны, подносивших Л. Н. хлеб-соль (т. е. яйца) и просивших: «Не будете ли так добры наше селение посетить?»

Когда старик подавал Л. Н. короб с яйцами, тот не брал, был нерешителен. Взял Чертков.

Л. Н. обещал:

— Приду к вам наверно.

Спрашивал их:

— Как у вас, на отруба выселяются?

— Нет.

— Ну, слава богу, это грех.

— Мы мало земельки имеем, в Москве живем, не больше пяти (мужиков) дома...

— А вы грамотны? И девочки? Книг вам дадим.

Л. Н. поговорил с ними минут шесть-восемь.

Приехал Соломахин с друзьями-рабочими, Бутурлин — с Г. М. Беркенгеймом, который посоветовал Александре Львовне и Анне Константиновне привить оспу и привил.

На втором этаже в коридоре Л. Н. встретил Беркенгейма и меня.

— Что же, Григорий Моисеевич, нужно привить?.. А не повредит?

— Немножко.

— Только немножко?

— Ну... когда должно, делай.

По-моему, Л. Н. решился так быстро потому, что был усталый и, главное, не хотел расстраивать Александру Львовну, которая желала прививку и для которой прививка была доказательством, что Беркенгейм у нее не подозревает туберкулеза.

Л. Н. после обеда на веранде рассказал Бутурлину про «Учение о жизни»4. Бутурлину различие суеверия от соблазна не показалось точным, и он сказал, что раньше Л. Н. этого не делал.

Л. Н.: (Это) — как каждое различие — самовольное. Соблазн — то, что вовлекает в грех; суеверие — то, что удерживает в грехе.

Потом Л. Н. сказал, что будет читать вслух сперва доброе, а потом глупость. И прочел сперва......20*

Потом две сцены: разговор о растрате казенных денег (между супругами) и о съеденном мальчиком пироге няни (между детьми). Последнюю не мог читать из-за слез5. Почти с самого начала продолжал чтение — и очень хорошо — Булгаков.

Потом еще прочел сам Л. Н. письмо Славянскому съезду. Читая, не был доволен. Не гладко читалось, и были и ошибки переписчика. Когда прочел конец: «...побудила меня высказать то, что я высказал, моя вера в то, что та основа всеобщего религиозного единения, которая одна может, все более и более соединяя людей, вести их к свойственному им благу, что эта основа будет принята прежде всех других народов христианского мира народами именно славянского племени», Бутурлин заметил:

— Последние строки сходятся с тем, что Герцен говорил. Он тоже так говорил, что его идеалы впервые будут осуществлены славянами6.

Л. Н. неохотно, как бы ему было стыдно и неловко, сказал:

— Это я не думаю. Это я из учтивости.

Разговор перешел на вегетарианство. Соломахин сказал о себе, что он природный вегетарианец. Бутурлин о детском приюте, где врачом Беркенгейм, — что иные дети не переносят молока, и их кормят клюквенным киселем и шпинатом, — и прекрасные результаты. В Японии, где не имеют коров, — детей, у которых умерли матери, кормят рисовым отваром. Солдаты, вернувшиеся из Маньчжурии, рассказывали, что там хотя коровы и имеются, но их употребляют как быков, для работы и перевозки, и иногда подковывают, но никогда не доят.

Л. Н. (Бутурлину, улыбаясь): Если мне расскажут доктора, что дети ходят вниз головой, я не поверю. Защитите свою науку. Ведь по науке говорят одни, что мясо есть полезно, другие — что вредно. Одни — что можно прививать оспу, другие — что нет. Как же это?

Бутурлин«От кого исходит святой дух?» Он подумал и ответил: «А кто же его знает!»

Л. Н. расспрашивал Бутурлина про это дело (газеты шумят о нем), что его племянника отравили21*.

Бутурлин говорил, что сомневается, чтобы оно так было. Но вместе с тем может быть, что и так: убийцу судят, держат его в тюрьме7.

Л. Н. разговорился про Трубецкого:

— Вот этот Трубецкой, скульптор, ужасный сторонник вегетарианства, сделал статуэтку гиены и человека и подписал: «Гиена ест трупы, а человек сам убивает...»

Л. Н. говорил еще:

— Трубецкой — совершенный ребенок... По-моему, он очень талантлив. Я равнодушен к памятникам... Я к скульптуре и картинам совершенно равнодушен, исключая Орлова... Какое искусство меня переворачивает — музыка...

Чертков принес статуэтку — голову Л. Н. работы Аронсона8, — и спросил его мнения. Ему, Черткову, очень нравится. Л. Н. — нет.

Л. Н.: Мне кажется, что умственность преувеличена, выпуклый лоб.

Бутурлин посмотрел на нее и сказал:

— Никакого сходства с выражением лица Льва Николаевича в ней нет. А на ваших фотографиях, — обращаясь к Черткову, — есть.

Бутурлин спросил Л. Н. про художника Мешкова. Л. Н. не вспомнил его.

Бутурлин: Мешков очень дикий, необразованный, ни одной книги не читал.

Л. Н. сказал на это, что это хорошо:

— И Трубецкой не читает. А он умный, милый. Только одно у него нехорошо: с женой голый ходит (купаться).

Чертков: Он давал Тапселю проявлять негативы жены в воде; хотел посмотреть Белинький, он любопытный, но тот не дал ему.

Л. Н.: Чувство стыда — это такое ограждение себя. И не дорожить им!.. Человеку одежда закрывает то, что̀ <плотское>, и открывает то, что̀ одухотворенное. У меня отвращение к оголенному телу.

Л. Н. говорил, что у Трубецкого есть еще один дефект — что, по его мнению, животные лучше человека:

— Я ему говорил, что у человека есть высший идеал.

Соломахин читал сегодня «Записки лакея» Адриана Новикова, часть вторую, переписанную на ремингтоне.

Л. Н. хвалил их, говоря, что детство в первой части хорошо. Как в подпаски ходил. А там, где описывает пережитое лакеем, уже преувеличено.

Говорили про кинематограф, как вид похорон Эдуарда VII взволновал душевнобольных. Александра Львовна осуждала.

Л. Н.: Думаю, что кинематограф расстраивает больных.

Л. Н. ходил в больницу для душевнобольных, по-моему, для того, чтобы внушить врачам гуманное отношение к больным и чтобы возбудить к ним сочувствие и серьезный интерес не только врачей и других служащих, но и общества.

В Мещерском только лечат, а в Троицком нужно еще узнать, болен ли привезенный больной, не притворяется ли, т. к. туда привозят большей частью политических и других преданных суду.

Л. Н.: Они (врачи) вызывают больных на сумасшествие, беседуя с ними о том, на чем они помешались, когда больные говорят об ином.

Кто-то рассказывал, что в Нью-Йорке было состязание борцов, а так как этот спорт там очень развит, происходило нечто неимоверное, сто тысяч публики. Негр победил белого. Стали избивать негров.

Л. Н.: Это Wasser auf meine Mühle22*. Сумасшествие стотысячной толпы.

21 июня. Утром приехал А. Я. Григорьев, скопец. Л. Н. после обеда разговаривал с ним; на террасе присутствовали Бутурлин, Чертков, Анна Константиновна, Алеша Сергеенко, который записывал; потом сменила его Александра Львовна и стенографировала, и еще Лева Сергеенко, М. П. Балакин. Разговор был очень серьезный, хороший. Григорьев — искренно убежденный, очень умный, твердый человек. Я пришел во время разговора и после того, как Григорьев уже пропел ихние песни. И показал книгу, по которой пел или читал: «Поэзия и проза сибирских скопцов. Издал Меньшенин. Томск, 1904. Тов. скоропечатни Левенсона. 3 р.».

23*Григорьев24* прочел вслух стихи о матушке Акулине Ивановне из книги «Поэзия и проза сибирских скопцов». Еще читал и другие стихи и рассказывал про возникновение скопческой веры. Яков Бёме был, по-ихнему, скопцом. Говорили про русских высокопоставленных лиц — скопцов XVIII века, про книги, которые он читал. Говорил просто, выразительно, с одушевлением и полной верой в них и в то, что́ скопческое учение учит.

Л. Н. был очень заинтересован тем, что рассказывал, утверждал Григорьев, говоривший вполне убежденно. Л. Н. как раз эту эпоху и этих лиц хорошо знает. Он когда-то хотел написать рассказ про старца Федора Кузмича25*.

— Портрет Селиванова есть у Шильдера, но в тексте ни слова о нем2.

Григорьев: У нас вполне в ходу, что Александр в виде старца Федора Кузмича продолжал жить в Сибири, а вы в это не верите.

Л. Н.: А как же он подменился?

Григорьев: Я вам это расскажу. Это интересно. — И рассказал.

Л. Н.: Странно! Приписывание важности положению высокопоставленных лиц в религиозном.

Бутурлин спрашивал Григорьева, соблюдают ли власти против них закон о свободе совести. Григорьев сказал, что он по этому закону и возвращен.

— А если теперь станете собираться, вас не разгонят?

— Разгонят.

— Сколько вас?

— В Якутской области было до 3 000.

— Всех, и женщин?

— Одних мужчин 3 000. Женщин немного меньше.

Л. Н. спросил о его хозяйственном положении. А. Я. Григорьев живет у брата. Последний рубль тратит на книги и поездки, как эта, ничего не копит.

Л. Н.: А на старости лет?

Григорьев: Придется и руку протянуть. Так что же?

Л. Н.: Это хорошо, самое лучшее.

Л. Н.: У кого?

Григорьев: У своего (скопца). Мы у мирских не живем.

Бутурлин спросил его, откуда произошло скопчество.

Григорьев рассказал историю Якова Бёме, который был скопцом, и его ученика Кульмана, переселившегося в Москву и там сожженного.

В этот день приехал Бутурлин и уехал Орленев (актер). Л. Н. был в Троицкой больнице душевнобольных на кинематографическом представлении.

Получено и прочтено вслух письмо отказавшегося Платонова3. С Орленевым Л. Н. говорил про состояние кинематографа.

Чертков: Такое громадное количество представлений кинематографических, и большей частью порнографические и сентиментальные.

Орленев: Если бы запретили!

В Отрадном Л. Н. хотел сойти по наружной лестнице с балкона вниз. Илья Васильевич остановил его словами: «Этот номер не пройдет». Л. Н. по поводу этого искусственного выражения сказал:

— У Куприна этот исковерканный язык жаргонный — он таким владеет — и образный.

22 июня26*. Сегодня телеграмма, подписанная Варварой Михайловной1, что Софья Андреевна нервно расстроена, жар у нее, зовет Л. Н. домой. Чертков отослал ответ (не знаю, кем подписанный), что Л. Н. сегодня неудобно уехать (ждали назавтра Эрденко — кроме Молочникова, который сегодня приехал), еще кого-то, кому Чертковым назначено свидание с Л. Н. «в очереди». Ради них Л. Н. остался.

Были три доктора из Троицкого: Шафранов, Сотин и Зайцев, чтобы поблагодарить Л. Н. за посещение их заведения.

Вечером Ф. А. Страхов читал свое сочинение о Л. Н.2

Григорьев заговорил с Л. Н. об Евангелии.

Л. Н.: Как я страстно любил Евангелие, так я <теперь> прямо не люблю его, потому что в нем напиханы противоречия... — Л. Н. заговорил о Ведах, потом продолжал: — Потому что Евангелие есть и Будда и Лао-тзе, и Конфуций и Шопенгауэр.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1910 г. Июнь

ПОСЕЩЕНИЕ ТОЛСТЫМ ПАТРОНАЖА ДЛЯ СПОКОЙНЫХ И ВЫЗДОРАВЛИВАЮЩИХ
БОЛЬНЫХ ПОКРОВСКОЙ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ БОЛЬНИЦЫ

Толстой разговаривает с крестьянским писателем С. Т. Кузиным. Рядом стоит врач Покровской
больницы В. И. Кувчанский; на бревнах сидят: больная (слева) и дочь Кузина Анна
Деревня Ивино, 18 июня 1910 г.

Фотография В. Г. Черткова

«Л. Н. с Чертковым ходил сегодня в деревню Ивино за Мещерским, куда душевнобольные
женщины из Мещерского отданы на домашнее попечение». — Запись от 18 июня 1910 г.

Чертков: Я думаю, что наше отношение к Евангелию происходит оттого, что мы с детства привыкли...

Л. Н.: Для меня суть Евангелия остается очень дорога, важна. Если я читаю Веды, нахожу тут чепуху рядом с высоким, то эту чепуху я совершенно спокойно откидываю, а в Евангелии каждому слову приписывается важность.

Григорьев спросил Страхова, кого он подразумевает под новыми христианами.

Страхов: Наш кружок, я отвечаю в этой статье против нападок на нас.

Л. Н.: Мирясь с частичным исполнением христианства, не мириться с частичным его принятием. Григорьев видит, что в нас мало веры, мало строгости и много рассуждений.

Чертков

Прочли из Евангелий, и из «Перевода и соединения четырех Евангелий», и из «Учения Христа для детей».

Григорьев: Это для простого человека очень многосложно.

Л. Н.: Ах, вчера свидание с молодым малым! Этому только семена забросить: он готовый.

Л. Н. сегодня пошел и потом поехал с мужиком в Любучаны и говорил с двумя душевнобольными. Увидел и позвал его тамошний фабрикант и показал ему фабрику.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1910 г. Июнь

ТОЛСТОЙ СРЕДИ БОЛЬНЫХ И ВРАЧЕЙ ТРОИЦКОЙ ОКРУЖНОЙ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ
БОЛЬНИЦЫ

Толстой разговаривает с больным, считающим себя Петром Великим. Справа от него —
Маковицкий и врач Сотин; в первом ряду (2-й справа) врач Каменский
Мещерское, 19 июня 1910 г.

Фотография В. Г. Черткова

«... Л. Н. о Троицкой больнице для душевнобольных, куда сегодня ходил с Чертковым и со
мной...: «Прекрасное учреждение»». — Запись от 19 июня 1910 г.

Л. Н.: Этот фабрикант — старообрядец, и я на старости лет считал должным говорить что-то неважное, и сказал, что удивляюсь на это старообрядчество. В наше время удивительно верить, что бог сотворил мир, что Христос улетел в небо, что (он) — Спаситель... «А вы как крест складываете?»

— А надо было спросить: «Знаете ли вы, как надо жить? — сказал он. — А пока этого не знаете, ничего нельзя изучать».

Л. Н.: Все большая и большая строгость к себе, и оттого все большее и большее удовлетворение.

Л. Н. вчера говорил с Любой и Алей Страховыми о стихах.

23 июня. 1. Сама подписывала имя Варвары Михайловны под телеграммами. Сегодня Л. Н. побеседовал с Молочниковым, Григорьевым.

Приехал скрипач Эрденко с женой. Пополудни в час Л. Н. прочел вслух в своей комнате статью, которую незадолго до того начал писать2. Присутствовали Александра Львовна, Чертков, Булгаков, Страхов, Молочников и я. Страхов и Молочников стали о статье рассуждать, критиковать, Молочников принялся записывать, что̀ Л. Н. неприятно; может ее и бросить из-за этой публичности.

С 1.45 до 3 ч. концерт Эрденко. Л. Н. выражал удовольствие, хвалил музыку:

— Никогда так не наслаждался. (Но) мне не понравилась «Колыбельная» Чайковского.

Внимание Л. Н. было в то время занято другим. Телеграммы, требования Софьи Андреевны, ее болезни его угнетали. Около полудня от нее ответ, чтобы сегодня приехал3. А Л. Н. хотел пробыть до послезавтра.

Отчего уехал, к тому и приедет. В 4.30 выехали от Чертковых, провожали Владимир Григорьевич и Алеша. Ехали с Л. Н. Александра Львовна, Булгаков и я; Молочников, Страхов, Эрденко ехали к себе.

На станции к Л. Н. приставали двое пьяных. В вагоне его не беспокоили. Только в Туле приставали с автографами. Л. Н. подписал десятки. Наконец, отказал. И один, написавший книгу с научными доказательствами существования бога, просил разрешить послать ее для отзыва. Л. Н. отказался: «Некогда», — и прибавил, что если бы он все читал, что ему присылают, то весь день уходил бы на это.

— из Столбовой в Засеку с 5.30 до 9.50.

Дома Софья Андреевна, Варвара Михайловна, Н. Н. Ге. Софья Андреевна в комнате у себя в продолжение дня была спокойна, только, когда получила от Л. Н. телеграмму и писала ответ, у нее были припадки. Не могла перенести, что Л. Н-чу, как он пишет, хорошо (и тут хорошо, и дома хорошо), что он ее не зовет. Ревновала его к Черткову, завидовала, что его встречают, как царя (Александра Львовна писала так в письме к Варваре Михайловне). Говорила Варваре Михайловне, что больше не пустит Л. Н. ни на шаг от себя, что будет за ним ездить, если он поедет в Телятинки, и заходить к нему в кабинет, если там будет Чертков. Написала телеграмму — и только Варвара Михайловна удержала ее от отправления — Андрею Львовичу, в которой она просила его, чтоб убил Черткова, чтобы мстил им за ее смерть4, и, держа в руках стклянку с опием, грозилась его выпить. Она написала в «Русское слово» статью о том, почему кончает самоубийством.

Л. Н. зашел к ней; она начала плакать, рыдать, всхлипывать, падать в обморок, и так полтора часа. Когда немного успокоилась, Л. Н. вышел. Вошла Александра Львовна. При ней то же самое. В час легли спать. Л. Н., выйдя от нее, сказал:

— Тут примешана грубейшая ревность к Черткову. Бог знает что: что я к нему чувствую половую страсть.

Л. Н. ездил верхом, посетителей не было. Софья Андреевна успокоилась. Было хорошо, что я вчера не входил к ней, что не прибегли ни к каким приемам лечения, что она разговаривала с одним Л. Н., после коротко поговорила с Александрой Львовной. И Л. Н. и Александра Львовна обращали ее внимание на то, что причина ее болезни — в ней самой и лечить себя следует собственной волей, а не лекарствами.

Вечером был С. Д. Николаев. Ему и Н. Н. Ге Л. Н-ч рассказал про пребывание в Мещерском.

25 июня. Сегодня Софья Андреевна продолжала вчерашнюю пытку Л. Н. и себя. Сидела одна в зале, а когда к ней пришел Л. Н., встала и упала: жаловалась, что ушибла себе колено, а потом убежала; в чуланчике при ее комнате упала на колени, поднесла ко рту пузырек со 100 граммами настойки опия. Л. Н-чу сказала, что только немного отпила. Александра Львовна угрожала тем, что вызовет Татьяну Львовну. Этого Софья Андреевна не хотела и просила не телеграфировать. Александра Львовна обещала, но только если она успокоится. Софья Андреевна не отходила от Л. Н. и садилась позади него.

После завтрака Л. Н. посидел на террасе, где были М. А. Шмидт, Софья Андреевна, Александра Львовна, Варвара Михайловна,

Булгаков, Белинький и я. Л. Н. говорил, что утром пошел к Сутковому, который с сестрой временно поселился у Анисьи Копыловой в сарае, и они работают в деревне. Не застал их — ушли к Булыгиным. О них крестьяне хорошо отзываются. Как они хорошо умеют работать!

Белинький рассказал, что Сутковой говорил о самарских добролюбовцах — что среди них есть безграмотные, но очень развитые духовно; что он, Сутковой, против них — ребенок. Среди них живет и Колесниченко. Сутковой читал его письма, в них есть мистическое. По поводу мистицизма в добролюбовском движении Л. Н. неодобрительно отзывался. Добролюбов ушел в Среднюю Азию, Семенов тоже удалился куда-то в уединение. О Добролюбове рассказывают такой факт. Где-то в Сибири копали колодезь. После узнали, что он нужен для военных целей. Добролюбов приказал сжечь деньги, полученные за эту работу.

Л. Н. о подробностях, рассказанных Сутковым. Об их мистицизме — что это ему неинтересно, что это запутывание; что надо, чтобы истины были тверды, просты и ясны, как 2×2=4. Мистицизм только мешает и выделяет одних людей из прочих.

то влево под ветви деревьев.

Софья Андреевна то спокойная, то начинает пилить Л. Н. Сегодня — за дневники последних десяти лет, за то, что их взял Чертков. Второе — что в новой тетради дневника, которую Л. Н. начал писать в Отрадном, нашла слова «С С. борюсь любовью»1, и начала придираться к слову «борюсь», называть Черткова разлучником и настаивать на том, чтобы Л. Н. с ней уехал. Еще придиралась к словам Л. Н., которые он ей сказал месяц тому назад, тогда, когда она ушла из дому и экипаж догнал ее на Козловке. Л. Н. тогда просил ее отпустить черкеса, землю отдать в аренду крестьянам, а Софья Андреевна хотела отнять и часть той земли, которую они третий год арендуют. Л. Н. сказал, что ему тяжко жить в обстановке Ясной Поляны (черкес, хозяйство, роскошь, просители... слова и настояния за признаки сумасшествия и серьезно опасается за нее2.

Александра Львовна вызвала срочной телеграммой Татьяну Львовну. Вечером был Гольденвейзер. Л. Н., чтобы отдохнуть, пошел погулять. Софья Андреевна пошла с ним.

Так как Софья Андреевна не ложилась в своей комнате, а осталась в зале (до 5 часов утра), я, не раздеваясь, лег в гостиной.

Из сегодняшних разговоров Л. Н.:

— Читаю Чернышевского, очень интересно. У него была мания величия: «Дарвин, Шопенгауэр — дураки». Впрочем, это он пишет в интимных письмах сыновьям, которые... — Тут Л. Н. пожалел, что печатают их3. — <Но> он умный был человек. Я его не любил. Мне он был неприятен.

Я показал Л. Н. адрес Всеславянского общества «Славия» (Москва) — Славянскому съезду в Софии. Там Герцен назван панславистом-социалистом и приведены цитаты из него. Я спросил, можно ли назвать его социалистом.

Л. Н.: Да.

— А панславистом?

Л. Н.: Почему нет? так, как меня.

— Герцен боролся со славянофилами.

Л. Н.: Славянофилы связали свои идеи с государством. Россия должна стать первой во главе государств. Нынешние панслависты стремятся к единению родственных народов, а не к подчинению чужих (по крайней мере, хоть этого не имеют, поэтому они лучше). Впрочем, к единению не всех славянских народов, некоторые поляков исключают.

— Они сами исключают себя.

27 июня. Л. Н. почти совсем не спал, рано встал; Софья Андреевна встала в 9. Тиха и грустна, писала до часу. Потом стала негодовать из-за дневников на Черткова. Если Л. Н. помрет, то она потребует оригиналы дневников 1900—1910 гг., которые взял Чертков. Л. Н. и не знает, когда и как взяты. Так говорит Софья Андреевна, будто бы передавая слова Л. Н. Потом стала настаивать на том, чтобы Л. Н-чу вместе с ней завтра уехать к Сергею Львовичу в Никольское на его именины. Л. Н. обещал. Софья Андреевна хочет только на два дня, а раньше говорила — на шесть дней; хочет уехать, во-первых, чтобы самой не видеть и не сталкиваться с Чертковым (в нем мнит дьвольскую силу); во-вторых, чтобы Л. Н. не мог с ним быть, ревнует его. Ей хочется побыть в Никольском наедине с Л. Н.

относиться, не уступать ей. Вызвала Татьяну Львовну, но получила ответ: не приедет, нездоровится1. И ее это еще больше взволновало; задыхается от кашля, от разговора, хождения, бегания, пульс 124.

С Л. Н. пополудни поблуждали по Засеке, более 20 верст проехали.

Вечером Гольденвейзер и Булгаков с известием, что Чертков приехал к матери.

Когда они ушли, Л. Н. написал открытку М. С. Сухотину, прося его посоветовать хорошего адвоката бастыевским крестьянам, покупающим землю2.

3. Вечером написал письмецо Черткову4.

27*

28 июня. Утром Софья Андреевна колебалась, ехать ли к Сергею Львовичу на именины, и одной ли или с Л. Н-чем. Л. Н. обещал ей и сегодня утром решил ехать. Приехал Владимир Григорьевич. У него страдающее выражение лица. Послал Софье Андреевне доброе письмо1 и, когда она ему не ответила, попросил о свидании с ней. Софья Андреевна не захотела; сказала, что может выйти неприятная сцена, которая огорчит Л. Н-ча. Л. Н. вышел к Владимиру Григорьевичу и гулял с ним, пошел вперед на железнодорожную станцию, но вместо Засеки — на Ясенки. В конце деревни спохватился и скорым шагом, к конюшне, в гору, спеша, вернулись, там сели с Владимиром Григорьевичем в его экипаж и у столбов догнали коляску, на которой ехала Софья Андреевна.

после таких отравленных ему Софьей Андреевной дней), а покоя в первые дни после приезда Черткова в Ясной не будет, особенно в присутствии Софьи Андреевны; в-четвертых, ему хочется еще видеть Никольское, где бывал у брата Николая, а также после его смерти (ездил и с семьей).

Мы выехали со ст. Засека: Л. Н., Софья Андреевна, Александра Львовна, Н. Н. Ге и я. В Сергиевском присоединился Ф. И. Гаярин. В Засеке сел на поезд Буланже, ехавший к заболевшему отцу. В Засеке захватили почту. Л. Н. в вагоне прочел и исполнил ее2. Л. Н. был озабочен; на станциях выходил гулять, уходил подальше от перрона — туда, где поменьше народу. Его все узнавали и почтительно относились к нему. Софья Андреевна выходила вслед за Л. Н. и, повиснув у него на руке, вместе с ним гуляла. На одной станции пришлось Л. Н. вынести тяжелую сцену: в Мценске Александра Львовна, Ге и Гаярин слезли и наняли себе лошадей в Никольское. Мы ехали до ст. Бастыево, где нас должны были ожидать лошади Сергея Львовича. Софья Андреевна вчера поздно вечером телеграфировала. Но лошадей не оказалось. Начальник станции телеграмму Сергею Львовичу не доставил. Софья Андреевна наговорила ему неприятных вещей, погрозила, что это не пройдет ему даром, сказала, кто она, кто Л. Н-ч. Л. Н-чу были ужасно тяжелы злоба и крик Софьи Андреевны, и смущение, и оправдание начальника (ночью не мог найти посыльного; впрочем, он по закону и не обязан доставлять). Начальник поторопился найти человека, который отправился в Никольское за лошадьми.

Софья Андреевна волновалась. Все повторяла, негодуя, что напрасно приходится столько времени ждать, что скучно. Л. Н. успокаивал ее, говорил, что ничего, можно подождать, и он был совсем спокоен. Заговорил с артельными рабочими железнодорожного пути; они — крестьяне соседних деревень; расспросил их обо всем; получают в месяц 15 р., проживают на харчи 4; работа, говорили, тяжелая. В их артели из 13 человек оказалось 7 грамотных; один из них, приятный, любознательный, лет 22-х, читал «О жизни», «На каждый день» и др. сочинения Л. Н. Стояли кучей у здания станции и около 45 минут беседовали. Л. Н. было интересно с ними, заметны у них, особенно у троих, живой интерес, жажда просвещения, желание не пить. Л. Н. беседовал с ними, главное, о земле. Софья Андреевна отозвала его чай пить. Попив чаю, Л. Н. расспросил дорогу и, позвав с собой подростка, сына сторожихи, поставившей самовар (С. А. заплатила ей рубль), сказал, что пойдет вперед. День был ясный, жаркий.

Через три с половиной часа подкатила бричка в дышлах парой и вернулся подросток. Л. Н. послал его обратно — сказать, где его догнать.

Софья Андреевна волновалась. Наконец, догнали Л. Н., шедшего себе преспокойно и совсем не утомленного.

В 13 верстах от Бастыева — Никольское. Софья Андреевна вспоминала, когда и как ездила с Л. Н. сюда. Л. Н. рассказал в Никольском, что с самым большим удовольствием разговаривал с ремонтщиками (на бастыевской станции). «Они мои книги читали. Крестьяне эти, рабочие, мне рассказывали про великого князя Михаила Александровича, брата царя Николая Александровича, орловского помещика, что он всех (просителей) принимает, за народ стоит».

Сергей Львович рассказывал, как ходили к Михаилу Александровичу окрестные крестьяне просить, чтобы он приказал их помещице продать им землю. «Я не могу этого ей приказать. Впрочем, через шесть лет барам конец будет», — как говорят крестьяне, был его ответ.

— Там крестьяне бедные, воры, пьяницы. Овраги, малоземелье. Но хоть бы ту землю, какая у них есть, лучше обрабатывали, овраги закрепили бы, плотину построили бы. Нужна помощь земства на обсеменение, — говорил Сергей Львович.

Л. Н. ответил на это:

— Какая у крестьян жизнь напряженная! С утра до ночи и с рождения до смерти работают. Когда есть время — пьют. Я бы тоже так делал.

(Л. Н. еще сказал, что за столом человек-лакей — мужик в рубашке — прислуживает, а другие сено возят. Стыдно.)

Сергей Львович (когда Л. Н. ушел и остались Н. Н. Ге, Орлов, Гаярин) вел разговор о том, как крестьяне неумело ведут хозяйство. Как культура земли понизилась бы, если бы не было помещичьих экономий (садов и т. д.). Это он говорил в оправдание себе — почему держит землю, почему не отдает или не продает ее крестьянам.

— Русские помещики уже чувствуют несправедливость владения землей, австрийские, германские — нет, — говорил он.

Красиво в Никольском: церковь, река, большая деревня улицей в гору, лес, сад, огороды, парк. Маленький дом, в котором жил Н. Н. Толстой, сломали или сгорел (?). Одни печи стоят. К жилому дому пристраивают крыло в два этажа.

сами, своим разумом, рассуждают.

От дьячка пошел на ту сторону реки в деревню. Широкая улица. Травники перед избами. Куча ребятишек, детей.

— Вот дедушка идет! — крикнул один из кучи, и ребятишки побежали за Л. Н. Он медленно шел в гору и с ними разговаривал. Зашел и к Орловым (дочь Н. В. Орлова здесь учительницей).

Вернувшись, рассказал, что дьячку не 100, а 91 год, вычислили по тому, когда отец (Л. Н-ча) церковь строил.

Л. Н.: Как мы на лавочке сидели, два старика, рядом. Лавочку (скамейку) нам вынесли. Фотографа не было. «Плохо слышу, и стоять и петь в церкви не могу, а дома в то время пою сам, когда идет обедня», — говорил дьячок.

Вечером пришли мананки3 петь и плясать перед верандой. Очень мило, красиво. Л. Н. сходил посмотреть. Племянница Софьи Андреевны, Берс, с ними в хороводах ходила. Один старик, Н. В. Орлов и я тоже плясали под песни:

Я березу о березу ломала,
А кудрявую заламливала.

Вечер был теплый, тихий. Было как-то особенно на душе радостно.

Л. Н. сегодня успел и поработать, и поспать, и с нами подольше побыть.

29 июня. Л. Н. утром ходил в деревню Никольское, прошел ее всю, останавливаясь и разговаривая. Пополудни все пошли в лес. В 4.30 выехали на станцию: Л. Н., Софья Андреевна и я на бричке в дышлах парой. Проезжая мимо домиков деревни Никольское, Л. Н. сказал что-то сочувственное про Никольских крестьян и спросил меня: «Помните: «Край родной, край долготерпенья?..»»1. И слезы выступили у него на глазах, дальше не мог говорить.

30 июня. Л. Н. спал до 10 часов. Пошел гулять, покачивался на ходу от слабости, вернулся. В час пришел к нему душевно расстроенный Репин из Ташкента, общинник. Жена его привезла, потому что он надеется — как увидит Л. Н., успокоится, и потом сможет жить где угодно. Л. Н. побеседовал с ним на террасе, не нашел у него душевной болезни, только ограниченность. Вечером Л. Н., прихворнув, прилег на кровать. Были Гольденвейзер, Сутковой, Чертков в возбужденном состоянии. Софья Андреевна не выходила из комнаты Л. Н. во время этих посещений.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1910 г. Июнь

ТОЛСТОЙ, В. Г. ЧЕРТКОВ И МАКОВИЦКИЙ

—23 июня 1910 г.

Фотография Т. Тапселя

В вагоне Софья Андреевна сделала сцену, что кондуктор не дал сразу же свободного отделения второго класса. (Не было.) В Засеке было то же — за то, что вагон, из которого ей пришлось вылезать, остановился на мосту. Л. Н. приехал в Ясную усталый.

Примечания

3 июня

1

5 июня

1 Коллективное письмо от 11 июня с 12 подписями польских ариан и с прилож. программного воззвания общины. В этом письме содержалась просьба к Т. «сообщить свое мнение» об этом воззвании. На конв. рукой Т.: «Душану» и рукой Маковицкого: «Привет от польских ариан».

2 П. Т. Лохмачева — умственно неполноценная крестьянка дер. Ясная Поляна. Т. приводит ее ответ на вопрос, будут ли у нее, после рождения мертвого ребенка, еще дети.

3 В 1910 г. Т. получил еще драму «Тит, разрушитель Иерусалима» (Берлин, 1910, изд. И. П. Ладыжннкова на рус. яз.) и сб. рассказов на нем. яз. «Sie und ich», без года и указ. места изд. (ЯПб

4 Кн. сохр. в ЯПб.

6 июня

1 В б-ке ГМТ хр. экз. брошюры «О разуме, вере и молитве» (М., «Посредник», 1905) с надп.: «Дал Лев Николаевич в Ясной Поляне 6 июня 1910 г. в Троицын день. В. ».

2 Е. Лозинский. Что же такое, наконец, интеллигенция? (Критико-социологический опыт). СПб., 1907 (ЯПб, пометы).

3 «солидарности с интеллигенцией» — «вместо того, чтобы последние дни жизни использовать на то, чтобы до конца разоблачать в глазах рабочих масс новую все растущую силу, подготавливающую новую форму эксплуатации и рабства». В письме Лозинский цитировал свою ст. из «Киевской мысли», № 125 на эту же тему. На конв. рукой Т.: «Б. о. Послать Черткову».

9 июня

1 Н. А. Потапенко, к-рая привезла Т. на отзыв свое соч.

11 июня

1 «охраны русских имперских интересов» (№ 130).

2 «Сорок лет» — легенда Н. И. Костомарова. Предполагая напечатать ее в 1886 г. в «Посреднике», Т. упростил язык, сократил, внес изменения в композицию и написал новый конец (т. 26).

3 Роман «Ядориги» («Сорная трава»). Вышел в Токио в 1909 г.

4

5 Письмо Такахаши из Токио от марта: «Милостивый государь граф Толстой! Имею честь послать вам экземпляр работы или, вернее, конспект работы моего друга пророка Миазаки, которого Япония в последнее время признала творцом нового Евангелия. Сущность такового я перевел на английский язык для того, чтобы представить эту «благую весть» на суд ареопага мира: ибо «никто не пророк в своем отечестве». Надеюсь, что мой варварский язык не явится помехой к правильному пониманию этого творения и справедливому суждению о нем мудрейших и лучших людей всего мира. Уважающий вас Горо Такахаша, переводчик». На конв. рукой Маковицкого: «Takahashi. Япония. Присылает книгу «Good Fiddlings by Miyasaki. Рукой Булгакова: «Англ. Ответ. Л. Н. 10 мая 10 г.». Отв. Т. неизв. (см. т. 82, с. 232, где искажена фамилия адресата, названного Токши).

6 Т. получил кн.: . The Prophet. My New Gospel, Tokio, <1910> (ЯПб). В кн. упом. Т.

13 июня

1 См. запись 3 марта.

2 «Сказка об Иване дураке...» (т. 25).

14 июня

1 Крестьянин С. П. Данилин.

2 Рассказ «Путаница».

3

4 Во всех прижизненных собр. соч. Т-го т. IV составлялся из его педагогических ст., в том числе и из тех, к-рые были опубл. в журн. «Ясная Поляна».

5 В 1884 г. Т. не писал статей на педагогические темы.

6 Выражение Ф. Шиллера. См. кн. 2 наст. изд., с. 483 и 672.

7 «Сборник песен и гимнов свободных христиан», составл. А. К. Чертковой. Изд. , 1905.

15 июня

1 Соч. крестьянина А. П. Новикова «Записки лакея, или Правдивая история рабской жизни». Рук. с пометами Т.

17 июня

1 «О половом вопросе. Мысли Л. Н. Толстого, собранные Владимиром Чертковым». В 1901—1906 гг. кн. выходила в Лондоне, Берлине и Петербурге с идентичным текстом.

2 10/22 июня Э. Моод писал Т.: «Недавно я перечитал, работая над книгой, письма от вас. Они живо мне напомнили, скольким я вам обязан, как добры и терпеливы вы были ко мне <...> Одна из больших услуг ваших для народов английского языка в том, что внесли изменение в наше понятие добра: для русских не только добрый, но и хороший — это человек добрый, великодушный, сострадательный. И это понятие добра русские писатели — и вы особенно — внесли в западный мир». В письме от 16 февр. 1909 г. Моод выразил желание перевести «Круг чтения»; в февр. 1910 г. он перевел «Три дня в деревне».

3 Предисл. Т. к соч. Черткова «Злая забава» включено И. Д. Гальпериным-Каминским в сб. «Plaisirs cruels». Р., 1896, состоящий из его перевода соч. самого Т. Текст Черткова в это изд. не вошел.

4 В связи с тем, что Россия не участвовала в междунар. конвенции по авторскому праву, все зарубежные переводчики могли беспрепятственно переводить, а изд-ва издавать как опубликованные, так и не опубликованные в России лит. произведения, что создавало вокруг наиболее значительных из них атмосферу ажиотажа и конкурентной борьбы.

По сообщению П. А. Буланже, Чертков, опасаясь искажений переводов, договорился с Толстым, «чтобы тот не обнародовал своих произведений до тех пор, пока они не появятся в переводах на главные европейские языки, избирает вполне надежных переводчиков и издателей, и с тех пор каждое написанное Л. Н. произведение стало появляться одновременно на русском языке в типографии Черткова, в Англии и на главных европейских языках во всех странах» (П. Буланже

18 июня

1 С. С. Корсаков. Курс психиатрии, тт. I—II. Изд. 2-е. М., 1901 (ЯПб

2 По мнению Маковицкого, С. А. Толстая симулировала душевную болезнь, используя симптомы, описанные в этой книге.

20 июня

1 «Письмо к индусу» (т. 37) и «Ответ польской женщине» (т. 38).

2 Напеч. в т. 38.

3 «О безумии» Т. присоединил фрагменты ст. «О самоубийстве», над к-рой работал в марте и мае, а также использовал свои впечатления от посещения больниц в Мещерском и Троицком. Ст. не закончена.

4 Очевидно, сб. «Путь жизни». 16—17 июня Т. правил корр. кн. «Грехи, соблазны, суеверия» (т. 45).

5 Эпизоды из рассказа «Нечаянно».

6 Теория «русского социализма», изложенная Герценом в цикле статей 1840—1850-х гг. («Россия», «Русский народ и социализм», «Старый мир и Россия»).

7 См. запись 3 июня и прим. 1 к ней.

8

21 июня

1 Портрет старца Федора Кузмича, присланный Т-му 10 июля 1891 г. А. А. Толстой (т. 36, с. 584).

2 Основатель скопческой секты К. Селиванов после возвращения из сибирской ссылки в Москву среди членов секты считался искупителем и царем Петром Федоровичем. Портрет Селиванова помещен в кн. Н. Шильдер

3 В кн. записей корресп. об этом письме помечено: «Отказавшийся. Очень важно и интересно».

22 июня

1 Телегр. б. п. (т. 84, с. 398).

2 Вероятно, «Искание истины». Т. в этот день записал: «Вечером Страхов читал статью об идеале христианства» (т. 58, с. 68).

1 Текст телеграмм С. А. Толстой и отв. Т. — т. 84, с. 398.

2 Ст. «О безумии» (т. 38).

3 См. т. 84, с. 398.

4 В «Предсмертной записке» С. А. Толстой от 23 июня содержалось след. обращение к сыну: «А ты, Андрюша, отмсти за смерть своей матери, ты любил ее и понял врага ее» (, с. 72).

26 июня

1 В Дн. от 20 марта Т. записал: «Хочу попытаться сознательно бороться с Соней добром, любовью» (т. 58, с. 67).

2 Согласно диагнозу врачей-психиатров Г. И. Россолимо и П. И. Растегаева, С. А. Толстая страдала тяжелой формой истерии, паранойей, «кратковременным, преходящим душевным расстройством» (ПСТ—787).

3 Т. продолжал начатое 1 июня чтение ст. Н. С. Русанова «Чернышевский в Сибири (по неизданным письмам и семейному архиву)»; РБ, №№ 4—5. Высказывания Чернышевского из двух писем — к жене и к сыну Александру — Т. включил в сб. «Путь жизни», разд. «Ложная наука» (т. 45).

27 июня

1 Т. Л. Сухотина приехала в Николо-Вяземское 28 июня, в тот же день, что и ее родители.

2 «Я написал в Бастыево Горячеву, рекомендуя ему обратиться за помощью по его земельному делу в село Победное-Собакино Мценского уезда к волостному писарю Костину, специалисту по делам этого рода. Предупредил я Костина, прося его оказать безвозмездно помощь Горячеву, если последний к нему придет».

3 «От ней все качества» (т. 38).

4 Т. просил Черткова отменить свой приезд в Ясную Поляну (т. 89, с. 191).

28 июня

1 См. т. 58, с. 434—435.

2

3 В записи 28 окт. Маковицкий вычеркнул строки: «Л. Н. мне рассказал, что есть село Мананки, откуда женщины-мананки, которые артелями всю работу делают. И живут более нравственно, чем деревенские, т. к. артели стыдятся».

29 июня

1 Из стихотв. Ф. И. Тютчева «Эти бедные селенья...» У Тютчева: «Край родной долготерпенья».

1* Пропуск в подлиннике. — Ред.

2* Переписано 19 марта 1911 г.

3* Записано 19 марта 1911 г.

4* Но был один такой, Г<ончарен>ко, отказавшийся в тюрьме по примеру другого и потом раскаявшийся в этом. Л. Н. забыл про него.

5*

6* Теперь интимный вопрос. Когда я был учителем, мне казалось, что любят детей, а не 14—15-летних учеников-гимназистов. Педагоги больше думали о детях, чем о подрастающей юности. Я не так люблю 14-летних мальчиков, как юношей. Поэтому нужно прилагать как можно больше усилий, чтобы их полюбить (нем.). Этот и следующие пять абзацев вписаны Маковицким позднее. — Ред.

7* Социалистические педагоги, требующие свободной школы, руководствуются лишь разумом, а не сердцем (нем.).

8* свободная школа, существует без религии (нем.).

9* «Король умер, да здравствует король» (франц.).

10* Были педагогические статьи в IV томе напечатаны в измененном виде или они напечатаны, как в (нем.).

11* Писали ли вы еще в 1884 году о педагогии? (нем.).

12* На это вам сумеет ответить Бирюков (нем.).

13* нем.).

14* Этот абзац — позднейшая приписка Маковицкого. — Ред.

15* В России — на другой день в либеральных газетах.

16* Роковая книга по своим последствиям2. —

17* Переписано 18 марта 1911 г.

18* После озаглавил ее «Нечаянно»2.

19* Этот абзац — позднейшая приписка Маковицкого. — Ред.

20* Пропуск в подлиннике. — Ред.

21* Ред.

22* Вода на мою мельницу (нем.).

23* Семь следующих абзацев — позднейшая запись Маковицкого. — Ред.

24* Из очень длительной, интересной беседы в Мещерском Л. Н. с Григорьевым, происходившей на веранде в жаркое время, пополудни.

25* Его портрет до 1908 г. был у него на полке1.

26* Ред.

27* Переписано позднее. — Ред.

Раздел сайта: