1 июня. Утром уехали прибывшие вчера В. С. Толстая с племянником Сережей, вечером Ольга Константиновна с детьми. У Л. Н. несколько дней изжога; очень устал от Мечникова, корреспондентов и множества людей, бывших в день Мечникова, и от вчерашней дамы. Вчера была у Л. Н. барыня, принесла рукопись — повесть, которая уже была напечатана с пропусками в петербургском журнале, и настоятельно просила Л. Н. прочесть рукопись, и обиделась на него, когда он ее не взял. Сегодня первое число: месячные просители у Л. Н.
Возвращаясь с утренней прогулки, Л. Н. был бледен, с усталым видом. У крыльца сказал мне:
— Я вам троим — Саше, Николаю Николаевичу, особенно вам, врачу, — хочу сказать, чтобы вы оберегали меня от посетителей, от этой растрепанности. Умственно и особенно физически я чувствую такую усталость и головную боль. Я должен сосредоточенно работать.
Кто-то вспомнил вчерашнюю даму с рукописью. Л. Н. по этому поводу сказал, что если бы он стал читать присылаемые рукописи, то ему в его последних годах ни на какую другую работу не осталось бы времени. И странно, что они все обращаются к нему, который чувствует почти отвращение к литературе. Нужно было бы к нему меньше всего обращаться: он менее всех компетентен. Тут Софья Андреевна и Лев Львович возразили.
Л. Н.: Я настолько далек от литературы, что забыл даже свои собственные произведения. Я Мечникову сказал, что не помню, в чем сюжет «Анны Карениной», и действительно — не знаю.
Софья Андреевна стала ему напоминать. Л. Н. сказал, что это ему совсем неинтересно.
— И, главное, и слава богу, меня литература не интересует. Я напишу в этом смысле письмо, которое буду посылать в ответ присылающим мне свои рукописи
Л. Н. говорил, что сегодня кто-то принес длинное-предлинное безграмотное стихотворение.
Лев Львович: Безграмотное — еще хуже.
Л. Н. (ему): Наоборот. Если безграмотное, то еще хорошо: есть стремление к духовному и есть оригинальные мысли.
Александра Львовна: Папа̀, поедешь в Кочеты?
— Я с удовольствием. Я хочу только отбыть тех, которых сам пригласил: Трояновского. А курсисток я больше ждать не буду: три дня прошли с назначенного времени.
Потом позвал к себе в кабинет маленькую Сонечку. Она спросила, можно ли просить чего в молитве. Л. Н. ей сказал, что просить ничего не нужно, а уж одно то, что она молится, само по себе помогает ей. И дал ей недлинную молитву1*
Сегодня был Перпер из Кишинева, издатель «Вегетарианского обозрения», 24-летний симпатичный, серьезный молодой еврей. Говорил, что первое русское сочинение о вегетарианстве профессора Бекетова написано в 1879 г. Бекетов в преклонном возрасте убедился, что в будущем пища человечества — вегетарианская
В газетах много пишут о свидании Мечникова с Л. Н. Софья Андреевна спросила, можно ли прочесть вслух. Л. Н. просил не читать.
— Челышов может к тебе приехать?
Л. Н.: Что же, я рад буду. Я его деятельности очень сочувствую.
Л. Н. сидел за круглым столом и смотрел газеты. По поводу статьи о предстоящей переписи в 1910 г. спросил, когда была последняя, и сколько насчиталось, и сколько теперь предполагается жителей.
ТОЛСТОЙ С ДОЧЕРЬЮ, Т. Л. СУХОТИНОЙ
Затишье, 20 мая, 1910 г.
Фотография В. Г. Черткова
Маковицкий: В 1897 году — 127 миллионов, теперь — 156 миллионов.
2 июня. Был Гольденвейзер. Шахматы. Л. Н. рассказал, что, когда ехали с Мечниковым вдвоем, то он начал говорить Мечникову о науке, желая узнать его религиозно-нравственные основы, и увидал, что у него никаких религиозно-нравственных основ нет.
— Я ему начал говорить: ««Вы ведь знаете, как я себе представляю знания? В виде сферы, из центра которой идут радиусы. Они могут быть бесконечны... Для верности формы сферы, нужно, чтобы радиусы были одинаковы, а здесь как же может быть, когда радиуса знания своего народа никакого нет, совершенно не знают меньших братьев. Какое же это может быть знание?»2*. Когда я ему это сказал, он ничего не возразил. Из этого я понял, что ему совершенно неинтересна религиозно-нравственная сторона. Я его не виню ни капли, потому что он очень милый человек, понятный: он всю свою жизнь посвятил науке. Мечников ответил: «Как же не верить науке, когда я спас семью, сделав операцию аппендицита (очень богатая французская семья, которая болела аппендицитом, и при исследовании оказалось, что она ела очень много сырых овощей, растущих в унавоженной земле из отхожих мест их прислуги.)
Утром от Генри Джорджа-сына телеграфный запрос из Самары — мо жет ли приехать к Л. Н.
Л. Н.: Хотя мне с ним говорить не об чем: я читал «Яму» и не мог дочитать. Теперь я совершенно некомпетентен в литературе. Про себя скажу: сколько раз я принимался за художественное — не могу писать. Страсти нет.
Софья Андреевна: Это старость, для художественного нужна молодость.
Л. Н. на это сказал таким досадливым тоном:
— Ну, конечно, ты все знаешь! Я не могу написать, т. е. я могу написать, и это не будет хуже других, для печати, но я сам не буду удовлетворен, потому что это для меня не будет художественным совершенством, а будет только годным в печать. И будет написано, — Л. Н. засмеялся, — не хуже Андреева и Куприна.
Лев Львович, читая газету, проговорил:
— Стачки в Петербурге начались.
Л. Н.: Генри Джордж — единственное средство от них. Лев Львович усомнился в возможности введения единого налога и спросил недоверчиво:
— Когда же, по-твоему, будет осуществлена система Генри Джорджа?
Л. Н.: Через 10—20 лет.
Лев Львович рассказывал Л. Н-чу, что Репин сначала лепил, потом снова стал писать. Слепил только два бюста: Л. Н. и Пирогова. Еще говорил о других живописцах, бравшихся за лепку.
Л. Н.: Я думаю, что живописцы, которые берутся за скульптуру, слишком смело берутся.
Л. Н. днем поскользнулся, вечером у него разболелась нога.
3 июня. Утром нога меньше болит. Л. Н. спрашивал о больном, про которого я ему говорил третьего дня. Он умер. Я упрекаю себя, что не пошел к нему в тот вечер, когда меня звали, а только утром. Не пошел же потому, что был у нас Мечников; хотелось слушать разговор, и этим грешил нередко — не посещал больных потому, что не хотелось пропускать беседы Л. Н. с гостями.
Л. Н. подробно спрашивал его о возрасте, семейном положении, болезни и кончине. 38-летний железнодорожный сторож был болен инфлуэнцальным тифом, бурным бредом. Бредил полтора дня, после — прострация. Накануне дня смерти опять бред, тут я должен был вечером пойти к нему; к вечеру скончался.
Л. В.: Важность определяется не последствиями, а внутренним сознанием. Тут не важно то, что больной помер и что потому грешно, что не пошли к нему вовремя; так же грешно было бы, что не поехали, если бы он остался жив. Последствий предвидеть нельзя. Важно внутреннее сознание.
Л. Н. из-за боли ноги провел день в кресле. За обедом Л. Н. спросил:
— Кто читал «Душечку»?
Разговор об этом типе женщины и о Чехове: как выдержал характер «Душечки» и как хотел над ней посмеяться.
Л. Н.: Женщины меня упрекают за «Душечку». Она способна любить, а когда любишь, переносишься в интересы другого.
Александре Львовне «Душечка» как тип не нравится. Приравнивала к «Душечке» свою подругу Н. М. Сухотину-Оболенскую, которая теперь говорит языком мужа противное тому, что раньше говорила. Раньше защищала вегетарианство, теперь осуждает.
Л. Н.: Эта черта смешна, а на чем она основана — хорошо. Выше любви ничего нет.
Л. Н. рассказал содержание своего «Послесловия» к «Душечке», что Чехов не чаял, что́ писал.
Почтой получен один экземпляр «На каждый день» Л. Н. (июнь) с вложением пропущенных тринадцати изречений, переписанных на ремингтоне. В тексте они обозначены точками.
Л. Н. прочел вслух 1 июня:
— Не пропустят. Это вам, Душан Петрович, — и прочел второе из изречений от 3 июня: «Беда, если человек освободит себя от связи с ближним и скажет про другого: «Это дрянной, пропащий человек», и перестанет видеть в нем брата. Такой человек отрежет себя не от одного такого человека, но от всех людей»
Перпер говорил о своем намерении пожить у Германа и поработать в его прекрасной немецкой библиотеке. Герман — сотрудник десятка немецких журналов. Л. Н. спросил о нем: «Наших ли он взглядов?» Сергей Дмитриевич ответил, что он вегетарианец и земледелец.
Л. Н.: Вегетарианство на первом плане? — И Л. Н. объяснял Перперу (я плохо запомнил), что как дети любят сначала цветки, потом зверьков, потом некоторых из людей — мать, отца, можно остановиться на преимущественной любви к вегетарианству. Другой путь: полюбить бога, а через него людей, потом животных.
— Это настоящее, — сказал Л. Н.
Л. Н. вспомнил, что Мечников ему говорил о справедливости — что людям не до нее. Кто-то, по поводу речи какого-то французского оратора о справедливости, сделал Мечникову замечание: «Помилуйте, la vérité ne sauvera pas la république»3*.
Л. Н.: Хочу дать англичанину (Тапселю-фотографу), все забываю, увеличить портрет брата — Николая Николаевича.
Л. Н. говорил, что получил письмо от Брайана и сердечно отозвался о нем:
— Будет тема, о чем говорить с Генри Джорджем-сыном.
Брайан пишет и об отзыве Л. Н. о нем
Лев Львович рассказал про своих знакомых американцев и как он желает поехать в Америку — интересная страна. У них больше грубости и дикости, чем в России. Актеры после серьезной драмы исполняют на сцене ради широкой публики, по ее вкусу, такие вещи, которые у нас ни один актер не согласится играть. У американцев корыстолюбие.
Л. Н.: И англичане в приличной форме корыстолюбивы, и они мастера игнорировать все, что их обличает.
Л. Н.: Мне очень интересен Генри Джордж-сын. Николаев говорил про него, что он продолжает деятельность отца, скромен, умен. Он наверно едет через Японию, кругосветное путешествие; женат на японке, сможет рассказать про Японию. Душан Петрович передал интересное, что слышал от солдата — железнодорожного рабочего — про Японию. Он был в Японии в плену, пригляделся к их жизни, и теперь он дома. При постройке дома у себя по ихнему способу, приспособлением рычага сам передвигал бревна, которые пять человек взваливают на телегу; и другие делают это по его примеру. Он знает китайский язык. Хвалит китайцев. Говорит, что они рослы, но слабы, а японцы напротив. Если буду жив, непременно съезжу к этому рабочему. Какая перемена! Что̀ на моей памяти была Персия, Турция, Япония...
Николай Николаевич: Россия.
Л. Н....
Л. Н. рассказал про телятинского мужика, которого будут судить за то, что сказал об образах, что они деревяшки, которые ничем помочь не могут.
— Непременно поеду на суд и буду себя вести, как вы, с замкнутым ртом, — сказал, обращаясь ко мне.
— Почему столько безработных? — задал вопрос Л. Н. Лев Львович и мы, другие, пытались ответить, но не умели объяснить.
Н. Н. Гусев (Перперу, удивляющемуся бодрости Л. Н.): Вы не обманывайте себя. Это Лев Николаевич иногда подбадривает себя при чужих. Иногда возбуждается, а потом бывает упадок.
4 июня. Четверг. Утром приезжал Б. С. Трояновский — балалаечник, виртуоз и композитор, около двадцати пяти лет, из оркестра Андреева; с ним аккомпаниатор на фортепиано — немец Шульце, восемнадцати лет.
Вечером, с 7 до 11, с перерывами играли
Трояновский начал со старинной песни — «Пивной ягоды». Очень, очень понравилось всем. Потом Венявского мазурку, Дюрана вальс, Андреева вальс, Абазы «Пиччикато», «Камаринскую», «Вниз по матушке по Волге» и т. д. Когда играли «Светит месяц», Л. Н. сиял улыбкой. Хвалил овернскую народную плясовую.
В перерыве Софья Андреевна заметила, что Трояновский играл у государя несколько раз.
Л. Н.: Вы играли у государя? Что же ему больше всего понравилось?
— Государь любит больше всего «Камаринскую» и вальс Дюрана.
Л. Н.: А я от «Камаринской» ждал больше. У вас вариации очень быстры, мелодия теряется.
Лев Львович заговорил с Трояновским о русских песнях и балалайке. Трояновский говорил, что русская песня выходит на балалайке лучше, чем на каком бы то ни было инструменте, и что русской песне, игранной на балалайке, подражали все русские композиторы.
После чая сыграли «Соловья». Л. Н. воскликнул: «Bis!» Повторили.
Л. Н.: Очень вам благодарен. Чем вы еще хотите порадовать нас?
— Я сыграю еще венгерскую песню, «Чардаш» это называется.
Затем сыграли тульскую «Под яблонькой». Л. Н. топал ногой, похваливал и вспомнил:
— Эту брат (Сергей Николаевич) очень любил.
В перерывах Л. Н. много беседовал с Трояновским и Шульце и особенно с Гольденвейзером, потом с гостями от Чертковых; их водил в кабинет, показывал и объяснял им фотографии с картин Орлова.
В перерыве Л. Н. говорил, что есть преимущества скрипки и голоса и есть преимущества балалайки. В скрипке и голосе — тон, главное попасть в самую точку тона; в балалайке — техника и ритм, в которые надо попасть (в самую точку ритма).
Еще сыграли «Во саду ли, в огороде», «По улице мостовой».
Л. Н.: Хорошо! Старинная.
Гости ушли. Потом Л. Н. Трояновскому и Шульце заметил, что в переложениях Трояновского русских песен на балалайку — например, «Барыни» (мне кажется, что Л. Н. сказал «Барыни») — есть изменение темпа, а этим нарушается характер. На это они сыграли еще раз «Пивную ягоду».
Л. Н.: Здесь прекрасное замедление. Это все прекрасно: эти замедления украшают. Здесь не повторяется один и тот же мотив в разных темпах. Я восстаю против того самого мотива — раз в медленном, раз в ускоренном темпе.
Л. Н. советовал им выучить «Варяга» — песню, которую слышал в Троицын день от яснополянских ребят (Фильки Макаркина и Васьки Фоканычева) на гармошках с подхватыванием пением. Техника у Трояновского удивительная: иногда правая рука отдыхает, а одна левая играет: нажимает струны и бренчит.
Вечером с 11.15 до 12-ти Л. Н. читал письма, между прочим, письма Владимира Григорьевича к Анне Константиновне, которая болеет инфлюэнцей и высказывала желание видеться с Владимиром Григорьевичем, что ему и телеграфировали.
Л. Н. (мне).: Может быть, Чертков приедет завтра. Не будет ли ему за это?
Еще мне сказал о книге, которую стал читать: «Les sept femmes de la Barbe Bleue» par Anatole France
— Вот глупая книжка какая, удивительно!
Лег в четверть первого.
В перерывах игры Николай Николаевич в своей комнате читал чертковским письма, полученные на днях Л. Н.: от семидесятилетнего сибирского старообрядца-отшельника (из Колывани), от киевского семинариста, ответы Л. Н., фельетон корреспондента-фотографа в «Раннем утре» и статью С. Яблоновского в «Русском слове»
Уезжающему завтра в Москву Гольденвейзеру Л. Н. поручил справиться, почему «Русское слово» не напечатало его заметку о Генри Джордже, посланную через корреспондента, который привез корректуру (около 1 июня). Предположение, что «Русское слово» из осторожности не печатает ее: трусливо стало.
5 июня. Пятница. «Русского слова». Потом трезвенник, деятель Московского общества трезвости, который уже раньше писал Л. Н-чу
Трезвенник нападал на него еще и за то, что в доме его отца есть продажа водки. Л. Н. на это сказал ему, что от этого истина, которую Челышев проповедует, — воздерживаться от водки, — не перестанет быть истиной, а это слабости. Трезвенник за обедом не пил квасу из-за того, что там тоже алкоголь.
Л. Н. с Генри Джорджем-сыном долго беседовал в кабинете и зале в обществе С. Д. Николаева, переведшего на русский язык все сочинения Генри Джорджа, кроме двух, скромного и застенчивого и поэтому почти не говорившего. Л. Н. ради гостей остался дома, пропустил прогулку.
Трояновский играл гостям. Генри Джордж очень оценил игру Трояновского, смотрел на его ловкие руки и звал его в Америку. Русские песни произвели на него сильное впечатление.
После обеда, пробыв еще короткое время, американцы собрались уезжать. Когда Генри Джордж прощался с Л. Н. и сказал ему «До свиданья», Л. Н. ответил, что «на том свете», и спросил, что́ поручит передать отцу. Сын остановился на лестнице и сказал Л. Н., перегнувшемуся через перила площадки: «Скажите ему, что я продолжаю его дело».
Когда Л. Н. это сказал, вернувшись в залу, у него на глазах выступили слезы. О Генри Джордже-сыне:
— Он мне очень нравится.
Николаев на мой вопрос, глубокий ли человек Генри Джордж-сын, ответил мне:
— Я не сказал бы, что глубокий, насколько я его узнал. Я его отдал бы на некоторое время в ученики ко Льву Николаевичу, чтобы привести в связь политические взгляды с нравственно-религиозными; он очень полагается на политические меры.
Генри Джордж-сын с Л. Н. говорил о растущем богатстве богачей и о растущей нужде рабочих и безработных
Л. Н.: A mean against the evil shall be found4*, — и сказал, что имел с Николаевым разговор о том.
Л. Н. получил от К. Хиллера письмо о том, что Бернард Шоу написал драму
Вечером Трояновский и Шульце опять концертировали и Филька Макаркин с Васькой Фоканычевым сыграли им те песни, которые понравились Л. Н. Были чертковские.
6 июня. Л. Н. посидел в кресле, но к обеду пришел с палкой. Говорил о социалистической статье, какое будет социалистическое устройство. Брак будет временный, т. к. дети будут обеспечены. Люди не будут жить на месте, а в путешествиях. Денег не будет, а чековая книжка у каждого. Л. Н. говорил, что для него только загадка, во имя чего будут управлять. Предполагается, что у управляющих будет справедливость. Где ее взять? Какие это должны быть люди? И теперь уже трудно править, все очень сложно, а тогда будет еще сложнее. Люди живут или страстями или: самоотречением. Справедливостью жить трудно
Л. Н. рассказал про новую книгу Анатоля Франса, которую он прислал ему: «Les sept femmes de la Barbe-Bleue». Ряд сказок. Сперва живо, интересно, к концу скучно. Л. Н. отмечал места интересные и прочел вслух некоторые из них: про докторов, про женщин и их кофточки и конец сказки «Царская рубашка» — про живущего в дупле дерева дурачка, у которого ищут рубашку для царя
Третий вечер концерт Трояновского, чертковская молодежь. Л. Н. о нем сказал, что играет непосредственно, и, сравнивая его с Гольденвейзером, которого очень любит, отметил, что у того манерность.
Решено послезавтра ехать в Кочеты.
Были С. Д. Николаев и Е. П. Кутелева, фельдшерица, знакомая Толстых с голода, где помогала. Ее посещение было приятно Л. Н.
Решено поехать в Кочеты завтра утром. Собирались, укладывались полдня. Поедем: Л. Н., Софья Андреевна, Николай Николаевич, Илья Васильевич и я. В Ясной остаются Александра Львовна, Варвара Михайловна и Лев Львович.
У Льва Львовича начата работа над бюстом Л. Н. Его уговаривали поехать вместе, чтобы продолжать работу, но решил кончить ее в Ясной по памяти.
8 июня. В 8.13 утра выехали: Л. Н., Софья Андреевна, Николай Николаевич, Илья Васильевич и я из Ясной Поляны в Кочеты. Провожали: Александра Львовна, Варвара Михайловна, Дима Чертков, фотограф Тапсель, который и снимал на платформе Л. Н-ча одного и с другими.
Софья Андреевна с Л. Н. сели в первый класс. Некоторые, узнав, что едет Л. Н., ходили смотреть в вагон или в окно. Было слышно: «Слаб, дряхл стал». Л. Н. интересовался полями, народом на станциях. В Лазареве сел А. М. Сухотин, 20-ти лет, в студенческой форме. Л. Н. хотел писать и пересел в особое отделение один. Но скоро за ним туда вошел бывший начальник станции и стал Л. Н-чу рассказывать свою историю.
Л. Н. вышел и пришел к нам, т. е. к Николаю Николаевичу и ко мне, во второй класс. Возле нас сидели два московских студента. Никакого внимания не проявляли и, когда в Мценске слезали, даже не поклонились Л. Н. Меня это поразило.
Л. Н. перешел в Мценске в вагон третьего класса, но скоро вернулся.
Л. Н. в Кочетах рассказывал о Мечникове:
— Он старался доказать, что наука приводит к тем же выводам, что и нравственность, но это ему не удавалось. Мы с ним обменялись в газетах любезностями: я об нем, он в «Русских ведомостях» обо мне
Гулял по орловской станции, но узнавали его немногие и те не передавали другим, кроме знакомых, так что к общему вниманию, не то что к общему проявлению восторга (как это было бы в Чехии) не пришло.
В Орле село много народу, особенно дворян: сегодня или вчера встречали в Орле великого князя.
Л. Н. с Софьей Андреевной нашли себе место в общем большом купе первого класса. Л. Н. рассказал с выражением усталости, что был у него, заходил к нему в купе, студент, просящий помощи. Ему это было неприятно.
Л. Н. прочел у нас «Круг чтения» на сегодня. Сказал, что купил петербургское «Слово» и что хочет прочесть об аварии воздушного шара над Петербургом.
Л. Н. разговорился с предводителем дворянства Матвеевым, перекрестившимся раньше, чем сесть, и купившим «Новое время», разговорился с ним о Генри Джордже: по поводу посещения его сыном Л. Н-ча писалось в газетах.
В вагон нашло много людей из других вагонов послушать или посмотреть Л. Н. Обер-кондуктор хотящих смотреть не впускал, говоря, что это неприлично — тревожить.
В общем купе, кроме Л. Н. и предводителя, сидели одни дамы, у дверей же и в коридоре стояли прислушивающиеся мужчины. Один — бывший управляющий, теперь владелец небольшого имения — серьезно заинтересовался речами Л. Н., и, когда Л. Н. перешел в наше купе второго класса (куда я привел китайца) и стал говорить с китайцем, этот владелец имения пришел, прислушивался и потом стал сам расспрашивать Л. Н. о боге и о посмертной жизни.
Л. Н. заметил его серьезность, искание правды и сказал нам после, какая разница между......5*
— продавцом шелковых материй из Шанхая. Показал ему, китайцу, английскую книгу религиозную. Китаец читал. Спрашивал у него, как молятся, что знает о Будде. У китайца добродушная улыбка, кроток и образован. Отвечал со знанием, по-русски довольно хорошо объяснялся.
Когда Л. Н. ушел, я спросил его, знает ли что о Толстом. Нет, ничего не слыхал.
В пятом часу слезли с поезда в Благодатной и поехали на четверке крупных лошадей в просторной четырехместной коляске в Кочеты. Сначала по широкому Новосильскому шляху, потом свернули влево на проселочную дорогу, тоже довольно широкую. У Л. Н. была изжога. Был угрюм, сидел с протянутой ногой.
А. М. Сухотин сел к кучеру Михаилу на козлы. Л. Н. любовался густой пшеницей. В Ясной ее теперь не сеют. Л. Н. сеял.
— Какой богатый край! Чернозем — справа, слева, без конца! — сказал Л. Н.
Потом проехали мимо лесов и имений князей Голицыных. Встречающиеся все — старые, молодые — кланялись нам. На это Николай Николаевич заметил, что здесь народ смиреннее. Я заметил, что это дело учителей — выучить кланяться, что и в десяти верстах от Ясной Поляны в Головеньках кланяются.
Николай Николаевич: Но одни дети!
Может быть, предполагая, что я одобряю кланяться барам, потому что они баре, Л. Н. сказал:
— Я бы на их месте плевал: четверка, леса́, а им нечем сад огородить.
Л. Н. об Але, который подсел в Лазареве (Л. Н. его не узнал):
— Я, должно быть, обидел его, спросив его, кто он. Он твердо знает, что есть он один. Должно быть, был оскорблен.
На крыльце ждали.
9 июня. Утром Л. Н. trochu mrzuty6*.
В половине десятого Танечка водила за руку дедушку по всему дому, показывая комнаты.
— Вы бы меня лучше сюда поместили, — сказал Л. Н. Татьяне Львовне, взглянув в двери на мою комнату. — А там боюсь, что что-нибудь сломаю.
Л. Н. помещен в крыле молодых (Льва Михайловича с семьей. Они уехали), где очень изящно. Зеркало, показывающее с трех сторон, просил накрыть.
Л. Н. писал до 2.20
—20 р. кругом, считая третий год па́ром — 15 р. Потом, после Первой думы восемь дворов купили у Михаила Сергеевича землю по 140 р. Михаил Сергеевич и княгиня Голицына предлагали тогда всем купить. Не соглашались. Одни богатые купили, а теперь жалеют. Княгиня Голицына теперь согласна за 250 р.
«РУССКИЕ МУЖИКИ. КАРТИНЫ ХУДОЖНИКА Н. ОРЛОВА С ПРЕДИСЛОВИЕМ
Л. Н. ТОЛСТОГО». СПб., 1909
Обложка
«Л. Н.: «Орлов — это, по-моему, самый лучший художник России. Изображает крестьянскую жизнь. Теперь издают его альбом... картин. Александра Львовна принесла только что полученный экземпляр альбома Н. В. Орлова «Русские мужики». Л. Н. стал смотреть и удивлялся: «Я не понимаю, как его художники не оценят. Я бы его расцеловал. Я это буду каждый день смотреть». — Записи от 6 августа и 18 октября 1909 г.
Л. Н., когда об этом опять за обедом говорил с Михаилом Сергеевичем, сказал ему, что жалко, и для них, «и для вас», что крестьяне тогда не купили.
Л. Н. спросил Николая Николаевича:
— «Революционной» нашей литературы у нас нет — дать учителю? Потом говорил о Генри Джордже и спросил:
— Читали ли вы «Круг чтения» на сегодня, 9 июня, Рёскина, что мир — ослиные уши: в одно говоришь, другим выходит
За обедом Л. Н. сказал:
— Дочитал «Misunderstood» — роман. Какая глупость! — И Л. Н. сказал, что трагизм в том, что мальчик должен ушибиться, сделаться калекой и от этого должен быть несчастным. У англичан, здоровых, любящих здоровье, это (не быть здоровым) — трагизм.
— В шкапу Тургенев в десяти, Белинский в двенадцати переплетенных томах. Дребедень! Да и никто не читает. — И еще Л. Н. сказал о них, что, если бы их не было, не было бы прорехи в литературе. Лично Тургенев был очень изящный, очень милый человек.
Л. Н. про сюжет романа «Misunderstood» by Florence Montgomery:
— Мальчик не хочет лечиться; выздоровев, остается хромым и помирает. Полное отсутствие самых первобытных религиозных убеждений. — Л. Н-чу не нравится: «Самая английская книга».
Татьяна Львовна сказала, что ей роман нравился, читала молодой. Л. Н. на это сказал, что и Чертков был растроган. Он ему, Л. Н-чу, рекомендовал прочесть. Л. Н. после сказал, что, может быть, потому, что
Чертков перенес себя и Диму в положение лиц романа, потому его трогало.
Михаил Сергеевич рассказал, что прочел два первых рассказа из книги А. Франса «Les sept femmes de la Barbe-Bleue». Язык красивый, сколько таланта потрачено на такой вздор!
Л. Н. согласился с его мнением и порадовался, что Михаил Сергеевич с ним одинакового мнения: одинаково оценили эту книгу.
Н. Н. Гусев хвалил книжку В. Соловьева «Магомет» и самого Магомета. Л. Н. поручил ему составить короткое жизнеописание Магомета
— Самые настоящие русские мужики, средние, каких 99%. — И го ворил, что приятно было ему с ними говорить. В Ясной это — М. Зорин, Фоканычев — определенные лица, а тут это общий тип7*.
Потом говорили о том, что много деревьев в парке вырублено сыновьями Левой и Сережей. Михаил Сергеевич сострил, что у него конституция: он ограничен в самодержавии. Л. Н. просил напомнить ему этих сыновей Михаила Сергеевича. Михаил Сергеевич рассказал про Сережу 22-х лет, что он занимается психологией, но в собраниях студенческих читает про будущую политику японскую, об орошении Туркестана. Знает многое, но поверхностно.
Л. Н.: 22 года — это такой возраст, когда все всё знают.
Л. Н. говорил, что читает Малатесту. Там выписки из Бакунина, поразительно хорошие, например, о солидарности народов; тут он — Бакунин — с большим трудом избегает слова «любовь»
Л. Н. говорил с П. Г. Дашкевичем, бывшим семинаристом, о семинаристах, идущих в монахи или в академию, что они психологически ему интересны, потому, что теперь, под влиянием модных взглядов, они не могут верить в искренность монашества; что психология их ему кажется тяжелой; что они — карьеристы и должны делать то, во что не верят.
Татьяна Львовна пустила граммофон. Собинов, Татьяне Львовне столь нравящийся певец, Л. Н-чу совсем не нравится. О пении Марии Михайловны, своей невестки, Л. Н. сказал:
— У нее не было того ухарства, а была задушевность большая.
Татьяна Львовна прочла «Даму с камелиями». Л. Н. не вспомнил сюжета, но помнил впечатление: балл — 4.
— Дюма искренно любил то, что описывал, и это заражает: ты входишь в его душу. — сказал Л. Н.
Разошлись в 11.15. После обеда были шахматы.
10 июня. Л. Н. после восьми вышел гулять по саду. Боль ноги прошла совсем. Пополудни поехал верхом на Монголе — сером красивом киргизском мерине Михаила Сергеевича. Подробно рассказал, куда ездил по деревням (Ржавец, Ломцы) 15 верст, о чем поговорил и с какими мужиками:
— Лошадь пуглива. Нельзя спокойно мыслить на ней, да и рысью тряска.
Пожелал вперед на другой ездить.
Михаил Сергеевич после обеда рассказал Л. Н-чу, что̀ почерпнул из газет: 1) о суде в Генте или Брюсселе над Гартенштейном, анархистом, русским евреем, убившим двух бельгийских полицейских. Он себя выдавал (и это П. Г. Дашкевич несколько дней тому назад читал в газете) за последователя Толстого.
Л. Н.: Вот какой последователь!
Его приговорили к пожизненной каторге.
Шахматы с Михаилом Сергеевичем.
Вечером Л. Н. говорил о письмах, которые получает от старообрядцев, что он на них очень рад отвечать, не по долгу, а просто непосредственно рад, и что его ответы таким искренним людям — не произведения, а возможно краткое и ясное высказывание им того, что им нужно, о чем спрашивают. А студенту, спрашивающему, прав ли Геккель, учащий, что не только самоубийство, но и убийство ненужных членов общества оправдываемо наукой, — противно отвечать. Он (Л. Н.) и написал ответ, и поправлял, но не отошлет
«Кто ты такой (т. е., какого толка, секты и на каком основании учишь), и ты не торопись, а отвечай подробнее». Это письмо — Л. Н. сказал — ему приятно, и то что с ним на ты говорят
Л. Н. говорил, что все читает Малатесту, Бакунина (в «Былом»?). Бакунин пишет, что правительство сеет и поддерживает только задор между людьми.
— Он прав, — сказал Л. Н.
Л. Н. сейчас пишет: 1) «Молитву», 2) «Нет в мире виноватых», 3) «Единую заповедь».
11 июня. Утром было 41 заказное письмо, кроме простых. Это накопилось в три дня.
В 4 часа, возвращаясь с Дориком из купальни, встретили близ дома Л. Н. на Киргизе. Дорик спросил Л. Н.:
— Что, хорошая лошадь?
Л. Н.: Прескверная. На ходу среди дороги упала на колени. Если бы я не знал, как ездить, упал бы с нее вперед головой. Долго не вставала.
Л. Н. рассказал о Треханетове, какая там беднота. Михаил Сергеевич ответил, что хозяева самых запущенных изб — это именно самые богатые: они углекопы, уезжают, приходят хорошо одетые, но там пьянство.
Приехала А. В. Свербеева (жена советника посольства в Вене С. Н. Свербеева) из Сетухи (десять верст) с фельдшерицей 50 лет, маленькой, щупленькой. Она приняла сегодня 112 больных, а на днях в один день — 166. Но в такие дня к концу приема шалеет, голова кружится, просит остающихся уйти и придти в другой раз.
Еще приехали другие: Мамонтов со свояченицей Л. Д. Свербеевой. Мамонтов живо интересовался произведениями Л. Н. Свояченица пела с Михаилом Сергеевичем. Винт. Граммофон: Варя Панина. За обедом между Татьяной Львовной и Николаем Николаевичем спор о влиянии Черткова на Л. Н., как о нем писал Розанов8* в «Русском слове». Николай Николаевич допускал, что влияние Черткова только то, что Л. Н. не печатает ничего против воли Черткова: чего Чертков не одобряет, то остается в рукописи9*. А Татьяна Львовна утверждала, что Чертков имеет на Л. Н. влияние в том смысле, что Л. Н., поправевший во время революции, под влиянием Черткова (влияло и другое) полевел. Николай Николаевич это отрицал. Пришел Михаил Сергеевич и утверждал то же, что Татьяна Львовна, вспоминал, как Беркенгейм и Никитин бывали поражены этим.
Я (Душан Петрович) очень хорошо вижу огромное влияние на Л. Н., прямо деспотическое. Владимира Григорьевича, так враждебного к правительству и правым партиям и так склонного к революционерам.
Владимир Григорьевич смотрит на правых, как на запроданных, по природе своей злых или хоть извращенных дотла и безнадежно людей. К ним он до того враждебен, что не только статей Л. Н. никогда в правые газеты не посылал печатать, но даже никаких поправок туда не посылал, когда они ошибались о Л. Н., например, когда попадались на уловку левых, присваивавших себе Л. Н. как революционера. А я посылал им (правым) «Обращение к русским людям». Владимир Григорьевич негодовал и перестал мне давать вырезки из газет, по которым я узнавал, что̀ пишут правые газеты о Л. Н. Когда Меньшиков перепечатал приписываемую Черткову статью Файнермана-Тенеромо о Ясной Поляне и Чертков сказал, что статья эта не его, но что он знает, кто ее написал, он мне препятствовал написать Меньшикову об этом и стерпел, когда Софья Андреевна обрушилась на Меньшикова, приписывая ему всю тенеромовскую клевету. Стало быть, Владимир Григорьевич сознательно препятствовал тому, чтобы Меньшиков был выведен из заблуждения, и способствовал, чтобы Софья Андреевна обрушилась на Меньшикова, как на клеветника, а клеветником был Тенеромо.
12 июня. Л. Н. утром рано вышел гулять. Пополудни гулял по парку всего 15 минут.
Татьяна Львовна говорила о Танечке, как она много требует рассказывать. Что она уже теперь озабочена, какой выбор книг ей составить. По поводу этого после завтрака с нами Л. Н. прочел нам вслух из старого «Круга чтения» 1 января Сенеки и Шопенгауэра и еще некоторых изречения о чтении книг. 1 января старого «Круга чтения», где Шопенгауэр говорит, что 99 процентов книг пустых, Л. Н. поправил на 99,9%
Николай Николаевич прочел вслух очень хорошую беседу петербургского интервьюера с Генри Джорджем-сыном о его впечатлениях от России, Толстого и Ясной Поляны. Л. Н. не сказал ничего, но, очевидно, его эти впечатления Генри Джорджа интересовали
История какая-то таинственная; по-моему, непохоже на Тургенева, а скорее на более старых писателей. После этого Михаил Сергеевич прочел еще другое.
Л. Н.: Что сказал бы критик, если бы подписать: Сильвестр Иванов?
Потом прочел описание природы: сперва один, потом два белых голубя летят.
Л. Н.: Это хорошо. — И Л. Н. добавил, что у Тургенева описания природы художественны. В этом он мастер.
Потом Михаил Сергеевич прочел Тургенева мысли о смерти.
Л. Н.: Это хорошо.
Потом прочел о русском языке. Л. Н. издал звук, по-моему, означающий одобрение. Потом прочел о спутнице-обезьяне, что есть в «Круге чтения». Это Л. Н. очень похвалил
Л. Н. заговорил о том, что читал в «Былом» Бакунина о Мадзини. Бакунин негодует на Мадзини, что портит революцию своими религиозными взглядами. Бакунин всю надежду революции возлагал на городское население, а деревенское — в Италии 20 миллионов — считал безнадежным
— А у нас, — добавил Л. Н. от себя, — совершенно обратное. Настоящая революционная сила — в этих 100 миллионах крестьян, а городское население испорчено.
Л. Н. свое:
— Мадзини был революционер, у него были религиозные взгляды, но они не играли никакой роли в его революционной деятельности. Это были его личные взгляды. Это беда нашего брата-писателя, что из-за тщеславия, денег пишет много. «Валяй», и этим и я, Толстой, грешен. Написал «Копперфилда» — и довольно.
Софья Андреевна возражала и перечислила, что̀ еще хорошо у Диккенса.
Л. Н.: Говорят, творчество. Это правда, что художникам удается создать духовную личность. Но создать одного Копперфилда, одного Чичикова...
Михаил Сергеевич говорил, — он бывший предводитель — о наборе солдат и о взятках, притом со стороны врачей10*. Л. Н. наивно удивлялся, недоумевал, как если бы это никогда, нигде не бывало.
Л. Н. с Дашкевичем о революционерах11*:
— Если бы я был писателем, написал бы о любви как об орудии борьбы (не идти в солдаты и т. д.).
— Мне кажется, что у них любви нет. — И говорил дальше, что больше играют роль чувства ненависти к правительству, к угнетателям. Это не любовь, а негодование против несправедливости, сознание.
Дашкевич на это сказал, что многие семидесятники начали с любви, и так и умерли, а только их последователи исказили идею (подобно тому, как христианство выродилось и стало церковностью). И Дашкевич рассказал про товарища, с которым был в ссылке в Тунке (приток Иркута, в Саянских горах) на Монгольской границе, по мнению которого социальные реформы были невозможны без религиозного элемента (любовь — главное). Л. Н. сказал, что и он знал двух таковых: Орлова и Алексеева (учителя Сережи, друга Н. Чайковского). Потом сказал, что любовь к народу — не любовь, как и любовь к человечеству — не любовь. Любовь — только к богу и ближнему.
Дашкевич: Революционеры хотели подчеркнуть только то, что тут обижен народ, не то, чтобы они о любви забывали.
Л. Н. сказал, что это неверно. Впоследствии исказили то хорошее, что было вначале.
Дашкевич: Возможны возвраты. Я видел казацкого офицера, участвовавшего в московском восстании, который теперь — после тех ужасов — понимает, что Толстой верно учит. Должен был бы очерстветь, а толк обратный.
Л. Н.: Все дело в сознании.
Дашкевич: Кроме сознания, должна быть и стойкость, мужество. Солдаты идут стрелять, потому что за ними стоят казаки, артиллерия.
Л. Н.: Конечно, это так. И все-таки все в сознании. Заставьте крестьянина <...> крест, образ, конечно этого не сделает ни один, потому что это в его сознании. Если бы в его сознании была одна любовь, а не побочное, то не заставили бы его убивать.
Л. Н.: Столыпин и ваши Чайковский, Засулич — они все одинаковы, все хотят устроить счастье народа по-своему и хотят прославиться.
Дашкевич: Конечно, много таких, которые не свободны от тщеславия, но есть и такие, которые готовы исчезнуть — неизвестные.
Л. Н.: О, если бы это так было!
Дашкевич: Народники, Вера Фигнер, Перовская — примеры революционеров, которые руководились любовью, а не ненавистью. Столыпин защищает только то положение свое, которое он ценит: тут карьера, обеспеченность, а революционеры жертвуют собой.
Л. Н. же есть одобрение со стороны тех, мнением которых они дорожат. Любовь ведет к богу, не к партийности, не к дроблению на партии. Самоуверенность у них у обоих, а самоуверенность — это знаменатель в дроби, выражающей достоинство человека, числителем которой — самопожертвование. Если знаменатель большой, так дробь малая.
Разговор кончился восклицанием Л. Н.:
— Почему же вы меня заставляете нападать на революционеров! [Это так нехорошо.] Я не хочу на них нападать.
13 июня. В Кочетах. Л. Н., как говорит Софье Андреевне, доволен приездом в Кочеты. Тут ему спокойнее, не так шумно, меньше посетителей, чем в Ясной Поляне, и уж никаких просителей, которые к нему обращались бы. Отдыхает, гуляя, хотя пишет столько же, сколько в Ясной Поляне. Несколько дней страдал изжогой. От этого умственная апатия; не был удовлетворен сделанной работой.
14 июня. Сейчас, в 9.30 утра 14 июня, Л. Н. в кожане (каждый день дождь, ливни) собирает цветы в парке перед домом. Настроение Л. Н. хорошее, не тревожное, беседы его с Михаилом Сергеевичем, Татьяной Львовной, Дашкевичем и их гостями часто шутливые.
За завтраком Михаил Сергеевич заговорил про кашинские торжества. Л. Н. рассказал вкратце, что в Кашине Тверской губернии состоялось прославление благоверной княгини Анны. Она была провозглашена святой, потом интриги — при Алексее Михайловиче, нашли, что пальцы в двуперстие сложены, как у раскольников. Разжаловали ее, а теперь опять провозгласили святой.
Михаил Сергеевич: Решением большинства Думы.
Л. Н.: Это вы шутите?
Михаил Сергеевич: Принятием закона о веротерпимости к раскольникам.
Л. Н.: Когда кто муку̀ ворует — на это суд. А тут обманывают целое сословие и в самом святом.
Пополудни и вечер были молодые Горбовы: Соня 17-ти и Сережа 16-ти лет Николаевичи Горбовы со студентом Померанцовым и француженкой-гувернанткой. Лаун-теннис. Шахматы Л. Н. с Михаилом Сергеевичем.
Вечером Л. Н. до половины 12-го читал полученную им сегодня иллюстрированную книгу о Персии. Говорил мне о ней, что интересна: показывает ему, какие интересные должны быть книги о других народах. (Последняя глава.) В Персии губернаторов, чиновников нет назначаемых, все эти должности на откупе. Кто ниже, копит деньги, чтобы купить высшую должность. А шах — не священная особа, он презренным властителем, насильником считается. Сказал:
«И заглавия других книг12* того же автора хороши, хочу их выписать
Л. Н.: Ложась спать, я снял повязку; как мне хорошо ходить (в компрессе с борной водой на голени). Повяжите.
Я ушел в другую комнату. Л. Н. сказал: «Нет, не надо». А утром согласился повязать. Не любит искусственной помощи организму.
Днем приехал Х. Н. Абрикосов. Он теперь семьянин и эконом, томасшлаком удобряет землю. Пчеловод. Разумеется, что учение Л. Н. ему дорого, как было, и живет им. Л. Н. с 2 до 4 гулял. Рассказывал, между прочим: встретил мужичка: «Что же, для праздника выпил?» — «Выпил». — «Напрасно, напрасно, милый!» — «Хочу домой, а она (водка) не дает».
Все это рассказал Л. Н., стоя в дверях.
Была княгиня В. П. Голицына, тетя и соседка М. С. Сухотина. Она не дожидалась Л. Н., в четыре хотела уехать. Встретились в дверях на крыльце. Татьяна Львовна познакомила их. Л. Н. сказал что-то приятное. После рассказал про встречу с мужичком. Татьяна Львовна уговаривала тетю остаться, но она не согласилась. Простилась с Л. Н., села в коляску с чудной тройкой слишком откормленных лошадей. К ней подсел Л. М. Сухотин. Тройка тронулась. Все ей поклонились и сказали слово на прощание. Она или в рассеянности или скорее сконфужена: не повернулась и не отдала поклон Л. Н., не посмотрела в его сторону.
В шесть часов Л. Н., поспав, пришел к обеду. Поговорил с Хрисанфом. Хрисанф заговорил по поводу закона о свободе совести, вероисповеданий и, как бы извиняясь, заметил, что в православии останется.
Л. Н.: Свобода совести... не может быть несвободы совести, как не может быть непалящего пламени.
Разговор перешел на спутника Л. Н. в вагоне с Орла — предводителя Матвеева, о котором Софья Андреевна рассказала Хрисанфу, что вел горячий спор с Л. Н. о православии. Матвеев говорил, что нельзя без угодников спастись, и т. п. Л. Н. сказал о нем, что он того типа православных, которые не верят, которые берегут бумажный фундамент (для других, для народа), а сами на него не становятся.
За обедом Л. Н. рассказал о деревнях Треханетове, Образцове, в которых был, о мужичках, с которыми говорил, между прочим, с 78-летним стариком. Говорил, что они милые (милее подтульских), ласковость очень большая, большая внешняя бедность. Говорил Л. Н. про новую деревню Выселки, что интересно выселение (о нем ему рассказали мужики, с которыми говорил). Оно сложное (и трудное), надо обдумать, устроить, землю поделить так, чтобы было справедливо. Все это сами сделали, т. к. правительство только мешает.
— Мое анархическое сердце этому радовалось, — сказал Л. Н.
Л. Н. вспомнил, какое хорошее письмо сегодня получил от каторжника из центральной московской тюрьмы, через «Посредник», но оно с февраля месяца — теперь поздно отвечать. Это мерка того, что теперь представляет народ, крестьяне. Содержательно, правильно не только в смысле орфографии, а и мысли
13*Татьяна Львовна, Софья Андреевна с В. П. Голицыной говорили про мнение Л. Н. о женщинах, о недавнем разговоре: его упрекала корреспондентка, что он бранит, ругает женщин
Л. Н. на это сказал, что никогда их не ругал; что женщины и мужчины как люди — одинаковые, равные, но что, когда читает письма и видит, что его пишет женщина, то с меньшим уважением относится к нему, чем если пишет мужчина.
Абрикосов говорил о побирающихся, приходящих из-за Орла. Спросил, побираются ли и в Орле.
— Нет, разве в городе дают? В деревнях самые бедные дают.
Л. Н. придакнул, что правда, это так.
Л. Н. (мне): Читаю вашего буддиста: «Buddhistischer Katechismus von Subhadra Bhikschu» (Schulze) — немец-буддист. Все прекрасно, только о времени и пространстве не осилил. Он верит в вечную жизнь во времени и пространстве. Опять же он правильно понимает тангу, как «der Wille zum Leben»14*, что у других есть понятие божества.
У Л. Н. голова болела. Понюхал нашатырного спирту. Помогло. Л. Н. думает, что болит оттого, что сегодня много работал: четыре часа утром и один час в свой дневник записывал перед обедом.
Вечером с 7.30 до 9 побеседовал один на один с Х. Н. Абрикосовым, приехавшим из Затишья (17 верст). После его отъезда Л. Н. разговорился с Л. М. Сухотиным, готовящимся в профессуру по русской истории, об истории освобождения крестьян. Разговор длился полтора часа. Лев Михайлович рассказал многое, Л. Н. заинтересовавшее, новое. Лев Михайлович говорил, что община возникла только при Петре, после введения им подушной подати, а раньше были крестьяне вроде однодворцев. Говорил обстоятельно, обширно о наказах крестьян Олонецкой и Архангельской губерний и о наказах дворян на совещаниях о земельном вопросе законодательной комиссии при Екатерине II.
Л. Н.: Меня интересует нравственный элемент, который играл роль в освобождении крестьян с самого начала до конца.
— принцип общности, справедливого разделения пользования землей; устроились, общими интересами живы, а теперь их врагами друг друга сделать.
15 июня. У Л. Н. от сквозняков невралгия шеи и головы. Не выходил.
16 июня. Боли во всей голове. Слабость.
Л. Н. (мне): Когда стар становишься, удивляешься, как это люди не думают о смерти. Следовало бы детям, Танечке, внушать о ней, а ее скрывают, как хождение на час. Если бы думали о ней, видели бы, что она неизбежна. Тогда смысл жизни другой становился бы, не жили бы одной телесной жизнью, которая кончается. Искали бы другого смысла, который со смертью не кончается. Жили бы нравственно.
Пополудни, в пять, перебои у Л. Н., слабость. Просил не говорить о перебоях Софье Андреевне, чтобы ее не задерживать.
Л. Н., взяв в руки листы из медицинской книги, которую я читал, и, увидев там картинку Punctio abdom. (hydrops)15*, спросил про операцию Софьи Андреевны. Спросил про операцию удаления почки, которая была сделана Л. М. Сухотину из-за туберкулеза почки, и спросил, проходят ли эти болезни, т. е. с начинающимся перитонитом и туберкулез почки, сами собой. Я ответил, что иногда — да. Во скольких процентах — и приблизительно неизвестно. Потом спросил, как узнают туберкулез почек и диагностируют; перешли на цистоскопию. Л. Н. она удивила.
Л. Н.: Но это все такое малое в сравнении с великим: тысячи, миллионы людей умирают, дети от недостаточного ухода, недостатка пищи, на фабриках и т. д., а тут отдельным богачам делают искусные операции.
17 июня. Вчера утром уехали Михаил Сергеевич, Л. М. Сухотин и П. Г. Дашкевич в Новосиль на заседание земской уездной управы. Вернувшись, Михаил Сергеевич рассказывал, как им «тыкал» Шатилов, один из управляющих заседанием, где членами и десять выборных из крестьян. Л. Н. это возмутило.
Разговор о дворянах: Извольских, Голицыных, семейных связях их, коснулся Мезенцова — шефа жандармов в Петербурге, убитого Кравчинским-Степняком16*. Л. Н. хорошо знал Мезенцова: краснощекий, веселый, добродушный. У него был тоненький голос, умел забавлять, и, вероятно, за его веселость полюбили его при дворе и назначили на тот пост.
— Мне, знающему его с этой стороны, странно, как он мог быть тем человеком, от изъятия которого из обращения зависит благо человечества. Какой он был в своей должности — не знаю.
Л. Н. усталый. С 5 до 9 лежал; перебои.
У Л. Н. ночью голова очень болела. Днем ему лучше вчерашнего. Гулял. Была А. П. Голицына, разговаривала с Л. Н. и, как Татьяна Львовна заметила, не задевая вопроса веры. Она строго православная. Приехала Елена Петровна, урожденная Базилевская, жена Л. М. Сухотина, с сестрой Верой.
Л. Н. с присущей ему любезностью спросил их, как ехали, про игру на фортепиано, лаун-теннис. Елена Петровна спросила, неужели нельзя ей вернуться с сынишкой из-за возможности заразы дифтерией. Разговор о заразе. Татьяна Львовна сказала, что она верит, что заразиться можно, но что не всегда. Она думает, что Танечка заразилась через няню, приехавшую в вагоне с ребенком, у которого был кашель-коклюш, но мог быть кашель от крупа, кто его знает, предполагает Татьяна Львовна. Заразиться можно везде.
Л. Н.: Если я раньше не верил в это (бактерийную причину заразных болезней), то после беседы с Мечниковым разуверился совершенно.
Л. Н. третий день как не ездит верхом. Один день просидел в комнате, второй день гуляет. Сегодня подольше стоял у корчующих пни мужиков, разговаривал с ними. Вообще ему здесь беседование с мужиками очень по душе: его не знают, он им не особенный какой-то человек граф Толстой, а просто старик из бар. И народ здесь попроще, добрее, чем у нас.
Разговор о Веселых выселках (в нескольких верстах отсюда), как переселение произошло года два тому назад.
— Как везде, где люди устраиваются, правительство только мешает, — сказал Л. Н. Он желал бы туда поехать.
—40 верстах от Кочетов. В одном из них — 7000, в другом — 12000 жителей. Они происходят от свободных крестьян, у них своеобразный язык, одежда, нравы (любят верховую езду) и сами какие-то дикие. Л. Н. очень заинтересовался этими крестьянами и выразил желание туда поехать.
18 июня. Л. Н. утром гулял и набрал себе в комнату цветов. Когда говорил с Михаилом Сергеевичем, сообщал ему желания крестьян, с которыми Михаил Сергеевич имеет какие-нибудь дела, вроде напоминал Михаилу Сергеевичу его христианский долг, заступался за крестьян.
Пополудни Татьяна Львовна с Танечкой, Лев Михайлович с женой и свояченицей, Аля, Дорик, Дашкевич, Гусев и я ездили на долгушке из Глубков в Веселые выселки (44 двора) и Образцовские выселки (40 дворов), образовавшиеся прошлым летом в дубовых лесах среди полей. Леса еще не совсем спилены, а так — больше половины. Веселые выселки построены улицей в 80—100 шагов ширины. Дворы по обеим сторонам улицы, в середине ее амбары совсем без порядка. Избы деревянные, под соломой, имеют жалкий вид. Крестьяне какие-то несмелые, покорные. Бабы любопытные, много детей. В Образцовских выселках огромный пруд копают.
Л. Н. гулял пешком.
Перед обедом приехали В. Д. Матвеева (жена предводителя дворянства), ее племянник В. А. Матвеев — востоковед, доктор Малиновский (десять верст отсюда), княгиня В. П. Голицына, Л. Д. Свербеева, директорша женской гимназии в Волыни — Фрейман.
Матвеев спросил Л. Н-ча:
— Какую газету предпочитаете?
— Никакую. В последнее время «Русские ведомости». Я послал статью о Генри Джордже, отце и сыне, им и в «Русское слово». «Русское слово» побоялось, они напечатали 9 июня. Я им за это благодарен^
Матвеева: Что за польза от того, что я не буду и вы не будете есть мясо, когда другие будут?
— Что я не ем — это важно. А что вне меня совершается, это не мое дело.
В. А. Матвеев, 35-летний чиновник при консульствах в Скопле и в Персии, знает сербский, турецкий, арабский, персидский. Путешествовал по Индии. Рассказывал Л. Н-чу про Индию, особенно про ее йогов, религию, народонаселение, про грубое обращение англичан с индусами, презрение индусов к англичанам, недоверчивость англичан к русским путешественникам. Персидский язык близок к языку хиндустани, и персидский язык на Востоке — общий, как у нас французский. Принес Л. Н-чу книгу, роскошно изданную: «The Mystics, Aesthetics and Saints of India». By J. Campbell, Oman Fisher Unwin. London, 1905, и говорил Л. Н. про йогов, как они сосредоточением, усилением воли в себе чудеса творят, взглядом остановят человека (рассказал ему русский капитан, с которым это было: сторож, не хотевший пустить его в храм и предупредивший его, что может войти, но не войдет, — остановил его). И он сам, в своей комнате, видел, как йог, сидя на полу, почти нагой, в экстазе, силой воли отделился от земли, поднялся и повисел в воздухе десять минут.
Л. Н. его рассказы о народе были интересны, а о йогах и сверхъестественных деяниях — нет. Л. Н. сказал ему:
— Это меня огорчает, что в этом высоком учении Индии есть сверхъестественное.
Л. Н., уходя к себе, остановился у меня и сказал мне о чудесах йогов:
— Мне это непонятно. Скажите мне вы, что вы это видели, не поверю. Теософия — прекрасное учение, пока они не утверждают того, что можно подняться. Это оправдывает вознесение Иисуса на небо и все чудеса. Ваш буддизм (Л. Н. говорил мне ваш, потому что я ему дал недавно буддийский катехизис, который на меня лет 20 тому назад имел сильное влияние. Я говорил Л. Н-чу, что если бы я тогда уже не знал его учения, то перешел бы в буддизм) — прекрасное нравственное учение, если бы на том остановился. Но они утверждают, что знают, как перерождаются души, а это портит; это ослабляет то, что одно нужно (нравственное совершенствование). Есть столько работы над собой, когда ту сделаешь. Пусть он делает чудеса, все равно мне. Да и не нужно сверхъестественное. Против закона гравитации нельзя подняться от земли.
В. А. Матвеев говорил о поразительном сходстве обрядов, индийских образов (тот же лик) с православными, католическими. Браманизм — о слиянии с божеством Брамы, буддизм — о переходе в нирвану: одно и то же. Говорил с восторгом об Индии как колыбели религии, культуры, стране чудес, этнографически интересной, о грубости англичан.
Л. Н. (ложась спать— его, Черткова, по всем вероятиям освободят. Я этому очень рад. Чиновник, который был послан, дал самый благоприятный отзыв, но Столыпин решит только, когда его лично увидит. Столыпин был в шхерах.
Статью «Единая заповедь» сегодня кончил
Л. Н.: А письмо об отказавшемся читали? Молочникова знакомый. Трогательное. Оно навело на меня ряд мыслей, которые хочется написать. (Все одно и то же
Л. Н.: Сколько сегодня гостей было!
На балконе Дашкевич с Любовью Свербеевой разговаривали о добре и зле.
— Нет никакого средства отличить, что́ такое добро и что́ зло. Поэтому нельзя никого осуждать, — говорила Любовь Свербеева.
А Дашкевич ей отвечал:
— Есть такое средство в нас самих, это совесть. Каким бы человеком ни был чужим по народности, как только делает добро, его поймут. — И сослался на Миклухо-Маклая, которого, как белых, им враждебных людей, новогвинейцы-папуасы хотели убить, но которого так полюбили за его доброту, что плакали, когда он уезжал. «Не надо осуждать» — это хорошо в том смысле, что не надо вредить никому, но критиковать можно: не одобрять, если человек делает зло.
Подошел Л. Н., согласился, что совесть показывает, что́ добро, что́ зло, но осуждать нельзя, потому что нельзя войти в душу человека. Вот у нас теннис, наряды...
Разговор Л. Н. с Е. П. Сухотиной и с Фрейман о кустарном промысле в Сетухе Голицына. Л. Н. на днях получил книжку о кустарном производстве против фабричного.
Л. Н.: Это хорошо (кустарное дело) — удерживает население в деревнях, работу дает, нравственную жизнь
19 июня. Пополудни Л. Н. без повязки на ноге ездил верхом два с половиною часа на белом Монголе. За ним Катун. Л. Н. шагом, Катун рысил. В гору Л. Н. поскакал. «Как резво скачет!» — Рассказал, куда ездил. Кочетки очень ему нравились. Катун показал ему «Лисьи норы», «Камушки». Приехали в деревню Велье. Катун сказал Л. Н., что здесь живет 112-летний старик17*. Л. Н. пошел к нему в избу. Старика окликнула сноха. Он слез с печи. Набралась полная изба баб. У него рак над глазом, глаза нет — при операции вынули. Рак снова растет — «красное». Очевидно, очень страдает болями. Л. Н. спросил его, помнит ли француза, мог слышать о нем. Нет, не знает. Рассказал, что он у барина Ильи Васильевича (его сверстника) был первым человеком. Михаил Сергеевич вычислил, что Илье Васильевичу было бы 100 лет.
— Я ему говорю: «Как умирать?» — «Только об одном бога молю: чтобы меня брал скорее». — «Я не знал, что к тебе заеду, а то бы гостинца тебе принес, чаю и сахару». — «Это можно».
Говорили об игре в городки. Л. Н. вспоминал, что в Казани играли. Там звали их чуши, а биты — свистами. А проигравшим надо было носить выигравших от кона до кона.
Пополудни Л. Н. побеседовал с Е. П. Сухотиной и ее сестрой В. П. Базилевской, застав их в серьезном разговоре с Дашкевичем, и рекомендовал им и приносил «Круг чтения». Там есть ответы (по крайней мере ста умов собраны мысли) на разные вопросы, есть чему поучиться. Спросил: «О чем вы говорили?»
— О революционерах и правительстве.
Дашкевич: Революционеры, религиозные по натуре, были не только у нас, но вообще. — И указал на священника бельгийского, приехавшего на антропологический съезд и говорившего, что он потерял веру в бога и находит веру в счастье человечества при помощи социализма.
Л. Н. сказал, что он признает: между революционерами есть много прекрасных людей; они отличаются характером и самоотвержением, но все-таки любви к богу у них нет. Религиозный человек никогда не будет решать вопрос, что ему делать, чтобы человечество было счастливо, но он всегда, каждый момент, знает, что он должен делать. «Это мой долг» — знает каждый человек.
на Плеханова как на популяризатора социализма марксовского среди русских. Оказалось — на Белинского<!>.
Л. Н. вслух прочел из Брокгауза-Ефрона
Татьяна Львовна рассказала о портнихе Мане, девушке, живущей в доме, что она хочет образовываться. Спрашивала Татьяну Львовну, что такое искусство и что ей читать.
Л. Н.: Ах, непременно с ней поговорю. Все это не нужно. Прочтет, из этого ей ничего не останется.
Татьяна Львовна: Как не останется?
Л. Н.: У нее останется, что блеснет своим знанием. Все это напрасно. Ничего нового тут нет, все это известно. Я всегда вспоминаю Рёскина («Круг чтения», начало июня), что мир — ослиное ухо, что надо не говорить, а самому делать. Несомненно, что всегда было много болтовни, а теперь особенно: легкость печатания.
Татьяна Львовна: Но что же ей читать?
Я (Душан Петрович) упомянул про «Каталог народных библиотек в 100 рублей», составленный Бирюковым, издание «Костромича» — костромской газеты 1909 г.
Л. Н.: Ах, все это напрасно. Достаточно ей Евангелия, Иоанна Златоуста, а есть еще Эпиктет. Марк Аврелий.
Под вечер уехали Е. П. Сухотина 23-х лет с сестрой 17-летней В. П. Базилевской. Л. Н. с ними подольше беседовал. Были одно внимание и очень благодарны. Разговор о них. Л. Н. говорил, что они непосредственны: как они всхлипывали. Человеки. Сравнивали их с другой гостьей, о которой Татьяна Львовна говорила, что за ней — хвост мужчин, а за ними нет. Л. Н. заступался за нее, не замечал того: «Это мы, мужчины, лучше знаем».
Л. Н.: Женщина хороша, когда кормит, как сегодня у старичка были с грудными детьми.
Л. Н. говорил, что сегодня прочел письмо Бакунина о Мадзини. Не понравилось. Бакунин знает, кого поднять, кого революционизировать. Он самоуверен.
20 июня. Пополудни я пошел с Дориком к Горбовым и Абрикосовым. По дороге, в овраге на север от деревни Подвысокой, искали и находили зубы и кости — вероятно, мамонта. С. Н. Горбова — приятная и распорядительная хозяйка. Ее муж Николай Михайлович болен плевритом.
У Горбовых видел великолепную библиотеку в семь тысяч томов в образцовом порядке. В читальне журналы.
Супротив усадьбы за рекой школа и приют, где сам Н. М. Горбов с двумя учителями учит 130 мальчиков. Способных посылает в учительскую семинарию.
21 июня. Пополудни приехал с Натальей Леонидовной в Кочеты. За обедом Л. Н. рассказал, что, гуляя, догнал 80-летнего старика, очень хорошего. Поговорили; сказал, что придет посетить его. Потом пришел к кесцам и покосил с ними траву. И тут образовалась аудитория. Как это бывает, один начал жаловаться на бедность, ротом — о земле. Л. Н. изложил им Генри Джорджа, говоря, что это напрасно, завидовать богатым не надо, а вам будут завидовать; богатым труднее освободиться от богатства, чем бедным. И потом, что всем нам надо думать о душе.
: Что же, они согласились?
Л. Н.: Да, да. Что никому не надо жаловаться.
М. С.: Тоже согласились?
Л. Н.: Согласны.
Михаил Сергеевич слышал, что сказал Л. Н-чу мужик, на которого за то другие напали. Л. Н. тогда не понял его. Сказал, что его, Л. Н., давно на том свете ищут с фонарем. Без четверти пять я зашел к Л. Н. перевязать ногу. Вчера меня не было дома, а утром опоздал.
Л. Н. (мне): Вы покинули меня. Я кончил статью «Единая заповедь» и думал ее прочесть всем, и вам в том числе.
После обеда играли в лаун-теннис. Л. Н. сидел с гостями на скамейке, приглядывался. В 7 часов были нищие, слепые — музыканты и певцы. Спели у лаун-тенниса. Им Татьяна Львовна раньше уже подала. Л. Н. встал и подошел к ним. Они попросили его, чтобы им подали и другие. Л. Н. подошел и сказал неопределенно, но можно было догадаться, что никто ничего не подаст. Л. Н. попросил Николая Николаевича принести им (сидело же на скамейке множество гостей около Л. Н.).
Л. Н. ездил к «Камушкам».
22 июня. Пополудни уехала Н. Л. Абрикосова. С ней Николай Николаевич в гости. После обеда Л. Н. рассказал, какие письма получил: хорошее от крестьянина А. Суркова из Саратова, который получил книжки Л. Н. Был революционер, разубедился, потому что ссора была между ними — социал-революционерами и социал-демократами
За чаем: Татьяна Львовна, Михаил Сергеевич, Дашкевич, Дорик и я. Разговор о смерти, о том, что люди из народа легко умирают. Л. Н. сказал, что смерти бояться нечего. И вспомнил изречение, приблизительно такое: «Я есмь — смерти нет; если смерть будет — меня не будет. А кто верит вполне в духовное (духовную жизнь), для того совсем нет смерти»
О выходцах из общины. Михаил Сергеевич о кочетовском Гавриле Снегиреве, который арендовал 25 лет землю у вдовы, живущей в городе. Она приехала закрепить ее и продать ее ему. А он говорит, что никакой земли не арендовал, ей никаких денег не платил, что земля его. А платил, не посылая по почте, а передавая. У нее доказательств нет, суд может решить в его пользу.
Л. Н.: Это его научили.
Михаил Сергеевич: Научили. И по закону: владеет землею десять лет — она его. Мужики говорят, что он плутует, но считают это ловкостью.
Разговор о земле, о местных кочетовских крестьянах. До японской войны девять крестьян купили землю у Михаила Сергеевича. После войны опять предлагал, но отказались покупать, надеясь получить ее через Думу. Закрепили за собой землю трое, из них две вдовы, такие, которые, живя не здесь или бездетные, хотели ее продать и продали местным же. Уже перестали принуждать селиться на отрубах, что было после 9 ноября 1906 г. непременным условием покупки земли через Крестьянский банк. Можно селиться в деревне.
Л. Н. говорил, что ему не подобает защищать, предлагать систему Генри Джорджа, т. к. для того, чтобы устроить по Генри Джорджу, полагается государственная организация и подати будут взиматься насилием.
Михаил Сергеевич: И будет власть взимателей податей и распорядителей.
— Хотя не понимаю, почему не может быть Генри Джордж и при анархическом строе, — сказал Л. Н.
Потом Л. Н. прочел вслух вчера оконченную, но еще начисто не переписанную статью «Единая заповедь» — шесть глав:
— Послушайте, потом все скажете, что̀ вам покажется неясным. Мне это все хочется знать.
Л. Н. читал с трудом, устал, голос хриплым становился, но, несмотря на предложение Татьяны Львовны, что она будет продолжать читать, он сам дочел до конца. Когда дочел, спросил о содержании статьи — что́ неясно, что́ изменить, дополнить? Никто ничего не проговорил, а заговорили о том, где это будет напечатано
Л. Н. сказал, что это не так легко напечатать, потому что тут много противуцерковности.
Михаил Сергеевич: Смелые «Русские ведомости» не напечатают, потому что это религиозное, а у них нет религиозных интересов. (Эпитет «смелые» употребил в том смысле, что не трусят перед цензурой.) Если же «Посредник» напечатает, что̀ Ивану Ивановичу за это будет! Раньше печатал: тогда была «свобода печати».
Л. Н. спросил Михаила Сергеевича, что думает: навеки ли прошли те времена?
Михаил Сергеевич: Нет, ненадолго, лет на десять. Мы с вами доживем.
Л. Н. и Михаил Сергеевич говорили, что видно только очень злобное настроение крестьян, и все это вошло внутрь. Снаружи кажется спокойным, а внутри неспокойность нарастает. Крестьяне ждут чего-то. Говорят, что так долго тянуться не может. Если ничего не будет, так жить нечем, должно умереть.
Л. Н., как он сегодня рассказывал, ездил стремя Танями (Татьяной Львовной, 10-летней Таней Фохт, Танечкой) грибы собирать. Утром, додавая номер «Union» (пражской, но на немецком языке издаваемой газеты) спросил, зачем ее присылают, и сказал:
— Самая неинтересная и обыкновенная, глупая газета
Гусев в Затишье у Абрикосовых.
23 июня. Вторник. Утром Л. Н. спросил, было ли говорено вчера вечером о «Единой заповеди» (после его ухода)?
Я ответил: «Нет», но сказал, что говорили о предстоящей поездке в Новосиль и о деньгах. И сказал Л. Н-чу, что изречение Канта в эпиграфе к «Единой заповеди» о том, что преследований за самую веру не было, а за публичное исповедание ее, — неверно
Я сказал, что у нас, словаков, нет словацких школ и через них добытых знаний, убежденности в верности образования, и потому наш народ лучше понимает Л. Н-ча, чем немецкий и даже чешский. Еще нет у него знаний, равноценных в его глазах вере в божий закон.
Л. Н.: Вот-вот, и в Болгарии свежесть народа. Меня повернул на это (решение переработать «Единую заповедь» для народа) разговор с мужиками на сенокосе. Такое внимание, так им это ново. Возьмем какого-нибудь Левочку Сухотина: он все знает, его голова полна, ему это неинтересно.
Л. Н. (продолжая): Как это хорошо устроено! Когда ясным становится, что̀ делать, тогда умираешь, чтобы предоставить свежим силам это устроить.
Вернулся Николай Николаевич от Абрикосовых.
Л. Н. пополудни гулял и ходил к 80-летнему старику в Кочеты. За обедом рассказывал о нем. Между прочим на вопрос, какие у него щи, старик ответил: «Щи у нас всякие: с краев с мясом, в середине с квасом». (Это значит, что больше постные.)
Приехал М. М. Сухотин, 25-ти лет, кавалергард. Была В. П. Голицына.
За чаем разговор о какой-то девице 19-ти лет, что выходит замуж.
Л. Н.: Это самое время, когда бедняжки этим занимаются.
Татьяна Львовна вспомнила, что хотела Л. Н-чу прочесть из какой-то книги пословицы о женщинах, и попались самые низменные. Прибавила, что пословицы эти «о бабах» (не в отличие от дам), а не о женщинах. В. П. Голицына заметила: «Одна правильнее другой». (Она не любит недостатков женщин.)
Л. Н. сказал, что у мужчин их столько же, только других. Женщинам не досталось столько проницательности, чтобы выразить их. Разговор на эту тему продолжался, и, когда Вера Павловна уехала, Татьяна Львовна вспомнила про Марию Александровну; сказала, что Вера Павловна могла не выходить замуж; про Н. П. Иванову. Она укоряет ее, Татьяну Львовну, что они с Марией Львовной вышли замуж, а она осталась верна обету: не вышла замуж и теперь жалеет.
Татьяна Львовна: Не могу себе представить Танечку, чтобы она не вышла замуж.
Л. Н.: Мир тем и интересен, что всякий вводит свою особенность.
Говорили про работника, хорошего плясуна: он выпивши, и теперь пляшет, и девки пошли смотреть.
Л. Н.: Я должен был бы быть танцором. Я сделал (сегодня, видя его пляшущим) несколько па.
Л. Н. вчера говорил, что Haig советует мало воды пить. Я сказал, что вряд ли, я этого не помню. Л. Н. смутился (как всегда, когда что-нибудь ошибочно вспомнит) и сказал, что скорее ошибается он. Мне было очень стыдно за себя, что, сам точно не зная, усомнился в знании Л. Н-ча и его смутил.
Ели землянику. Л. Н. сказал о дикой лесной землянике в сравнении с клубникой:
— Это так, как запах диких цветов: не сильный, но благородный. А в садовых цветах искусственен.
только людей, а такие факты помнил.
Л. Н. сегодня ответил Софье Андреевне на ее зов домой, что постарается скоро вернуться
Л. Н. вчера и сегодня писал Софье Андреевне
24 июня. Утром получена телеграмма от Черткова, ожидавшего, что в скором времени вернется, — что ему отказано
Л. Н.: Жалею его очень и его жену.
Л. Н. ездил к старику в Велье: повез ему чаю, сахару. Рассказал, что̀ его неприятно поразило: стойла ставят на дороге, такую драгоценную вещь (навоз) терять.
В 5 часов были у Л. Н. студент-медик пятого курса и учитель. Долго с ними беседовал. Социал-демократы. Когда им сказал, что они учатся на деньги, собираемые с народа, ответили: «Чем же жить?» То самое, что скажет крестьянин, поступающий в стражники. О революционерах говорили, что они борются за благо народа, а правительство — кучка эксплуататоров.
Л. Н. (им): Правительственные люди скажут тоже, что они борются за благо народа.
Всему основой экономические условия, — говорили они.
Шахматы. После Л. Н. около девяти вечера прошел, гуляя с опропагандированным революционерами мужиком.
В 9.30 приехала С. А. Стахович. Я застал разговор о «Вехах». Софья Александровна хвалила эту книгу как очень интересную, свидетельствующую о большом перевороте, происшедшем среди писателей-революционеров.
Л. Н. говорил, что «Вехи» не стоит читать (их авторы не знают, чего хотят), когда можно читать Рамакришну, Будду, Вивекананду, Евангелие, Послание Иоанна.
Софья Александровна говорила еще о письмах Эртеля, которые читала.
Л. Н. и о них высказался как о не имеющих значения. Софья Александровна спрашивала о Мечникове. Л. Н. рассказал, что нарочно поехал с ним вдвоем, чтобы наедине побеседовать. Л. Н. заговорил о нравственном совершенствовании. Мечников на это заметил, что оно достигается через козявок. После этого Л. Н. перестал говорить.
25 июня. Л. Н. утром вышел и вернулся два раза сказать Михаилу Сергеевичу, что ждут его крестьянин и нищая.
Л. Н. пополудни был слаб, не ходил гулять, поспал. За обедом говорил добродушно, смешно про письма, между прочим от 40-летней женщины, влюбленной в 25-летнего молодого человека:
— Я должен успокоить ее, а ему внушить, чтобы ее любил.
Про письма Тургенева, которые Л. Н. и Михаил Сергеевич читали в выдержках, — что они слабы.
С 7 до 8 лаун-теннис. Л. Н. сидел около играющих, беседовал с Софьей Александровной. После ходил в Кочеты к мужику-чудаку, который сам не работает, а побирается и жене запрещает ходить в поденные, детям тоже. Вынес впечатление, что он ограниченный.
От Черткова письмо и телеграмма: его семья и он уезжают в подмосковное имение Пашковых — Крекпшно
Николая Николаевича просят в Телятинки помочь разобраться в письмах. Вечером М. М. Сухотин пускал свой граммофон. Л. Н. просил русские песни, их не имел. Потом просил танцы:
— Я в этом отношении ценитель, гораздо больший, чем в стихах. Страшно люблю. Самому хочется плясать.
Около 10.45 Л. Н. встал от стола и вспомнил какого-то дедушку, с которым разговорился: «Ты устал бегать, а я устал сидеть. Лечь хочется».
— То же самое чувствую я теперь, — сказал Л. Н. и прилег на два стула (полулежа-полусидя).
Л. Н. посмотрев в «Искрах» картинки богомольцев, идущих в Кашин
— Картинки чудесные! Куда идут эти богомольцы несчастные?
26 июня. Л. Н. встал в 6 часов, гулял. Читал и старый и новый «Круг чтения».
В новом («На каждый день») показал 26 июня, 8.
— Желал бы, чтобы на это возражали, — сказал Л. Н. — Выражено кратко и ясно: «Время есть способность человека представлять себе много предметов в одном и том же пространстве, что возможно только через последовательность; пространство же есть способность человека представлять себе много предметов в одно и то же время, что возможно только при рядом стоянии вещей. Время и пространство можно определить как способности людей. Но как свойства вещей они не имеют смысла. Будет совершенно разумно, если я буду говорить, что я имею свойство видеть все, что я вижу, в пространстве и во времени; но будет совершенно неразумно, если я буду говорить, что вещи, весь мир действительно существуют в пространстве и времени, и потому буду задаваться вопросами о том, как произошли вещи, — весь мир, — прежде и еще прежде, и так без конца. И другим вопросом, какие и где есть вещи — весь мир, — за этим, и еще за этим, и так без конца.
А между тем это-то самое нелепое предположение, что вещи, мир — действительно существуют во времени и пространстве, и делают люди так называемой положительной науки»
После обеда Л. Н. взял в руки полученные по почте стихи Глебова, большой формат. Про картинку — женщина на обертке — сказал: «Отвратительна». Стал читать в середине стихотворение «Я курю».
— Говорят, Ефрем (кочетовский мужик, у которого вчера вечером был Л. Н.) — сумасшедший. Вот кто сумасшедший, — сказал Л. Н., намекая на автора этих стихотворений
Вчера вечером Л. Н., восторгаясь, рассказал, как в Кочетах созывал мужик косить обществом траву. «Кто не пойдет — 30 копеек». Вдова сейчас же отдала приготовленные 30 копеек.
— Старина, которая уничтожается, — заметил Л. Н.
— жена начальника Морского штаба — была на днях у Сухотиных. Их сыновья, студенты Политехникума, во время революции спаивали мужиков и подговаривали их жечь усадьбы, стога помещиков. «А ваш батюшка?» — спросили мужики. — «С него и начинайте».
Л. Н. завтракал с нами. Говорили о Черткове. Татьяна Львовна сказала, что высланным из некоторых губерний должно быть позволено через; них проезжать.
— Позволено! — сказал Л. Н. с негодованием.
Много раз Л. Н. возмущался законами, еще больше мальчишками-судьями, привлекающими почтенных людей (Бирюкова, Горбунова) по статьям закона к суду. И часто негодовал на предписывание новых законов, на повиновение законам.
Татьяна Львовна ездила в Суворово Орловской губернии искать квартиру Владимиру Григорьевичу. Л. Н. ездил с ней в Головеньки к Е. Д. Мамонтовой и ее сестре. Л. Н. из Суворова шел пешком, собирал цветы. Я его подвез к дому одну версту. Я сказал Л. Н., что М. М. Сухотин, прочитав из «На каждый день» 26 июня, 8-е — об определении времени и пространства, не был поражен, сказал, что он себе это и сам так представлял.
Л. Н. выводить закон жизни. Выводы из оного закона (из определения времени и пространства, как способности людей) — огромные
В 5.30 вечера уехал Гусев к Чертковым в Телятинки. Михаил Сергеевич с грустью расстался с ним. «Я люблю умных людей», — сказал за обедом.
За чаем С. А. Стахович заговорила о Мечникове, что, по газетам, Л. Н. ему сказал про вторую часть «Фауста», что, если бы Гете стал теперь писать, не написал бы такую чепуху. Софья Александровна спрашивала Л. Н., что́ они говорили с Мечниковым о второй части «Фауста». Л. Н. сказал, что это нечто туманное, что не помнит как, но что имело смысл, так как Мечников ее объяснял старческою любовью. У Гете есть прекрасные лирические короткие стихотворения, но где философствует — он неясен. Софья Александровна цитировала: «Das ewig Weibliche zieht uns hinan»20*.
Л. Н. возмущался эпитетом ewig21*.
Софья Александровна привела еще: «Achtet die Frauen: sie flechten und weben himmlische Rosen in’s irdische Leben»22*
— Шиллера ценю больше.
Софья Александровна старалась утверждать, многословно объясняя, что das ewig Weibliche имеет смысл.
Л. Н. сказал, что он не совсем дурак, а не понимает. Какая гадость: «Das ewig Weibliche».
27 июня. «Единую заповедь». Я переписывал. Пополудни Л. Н. ходил в деревню. Телеграммы от Чертковых: Владимир Григорьевич в Серпухове, и семья за ним поедет 2 июля. Л. Н. не решил, когда ехать.
По-видимому желал бы подольше побыть здесь, где ему спокойнее от посетителей, тише и с мужиками интереснее, приятнее беседовать.
Л. Н. читал начало книги Пругавина «Раскол вверху», переиздание старых статей его, которые появились лет тридцать-сорок тому назад в журналах и после были запрещены. Говорил Михаилу Сергеевичу, что забавно ему читать, с той точки зрения забавно, что у Пругавина никакого отношения к религии нет. Он рассматривает предмет исторически, как если бы писал о балалаечной игре: что раньше религия была в ходу, потом перестала, а теперь опять начинает быть. (Интерес к религии возобновился.)
Л. Н. ходил в деревню. Он рассказал про письма: нынче от Кудрина. Отказавшиеся, должно быть, уважаемы всеми в тюрьме. Его пускают за покупками в город; знают, что не сбежит. Какое грамотное письмо крестьянина и тонкое
— Как усилилось это движение религиозное в последнее время!
Л. Н-ча радует письмо славян: оно противовоенное. Хорошее в нем изречение Коллара: «Когда кликнут «славянин!», пусть откликнется человек». Это Л. Н. говорил про письмо общества «Славии» из Москвы. Подносят картину «Сожжение Иоанна Гуса». Пишет председатель «Славии» Коничек
Софья Александровна: Вы любите славянский язык? Молитвы славянские?
Л. Н.: Я тут же вспомнил молитву, которую я очень любил и люблю «Царю небесный»; для меня содержание всегда поглощает форму. Русский язык испещрен*
Софья Александровна: А славянский употребляется только для...... 24*
Л. Н.: Боже, помилуй ни, гораздо лучше, чем нас.
«Одно желание у меня: попасть в члены Думы». По «Орловскому вестнику», говорил Михаил Сергеевич, видно, что выборщики левеют. Выборы городских дум показывают это.
С. А. Стахович, брата которой — Михаила — должны снова выбирать в Государственный совет, высказала мнение, что скорее правеют.
Л. Н. спрашивал про выборы и сказал по этому поводу, как иногда одно слово проясняет:
— Читал у Пругавина: «Когда над Россией пронеслась революция...». Пронеслась — очевидно, что на долгое время упрочится все старое, как после Французской революции. Внешне пронеслась. Для меня самое важное — что оставила след в стомиллионном русском народе, который пробудила. Я продолжаю получать письма от крестьян: «Ждать ли нам чего?». Ждут чего-то.
— «Все это зло от него пошло, — говорил мужик. — Забастовки. Он в бога не верит». Это уж влияние попов, правых газет. Потом мужик говорил: «Хотя государственная власть и создана богом, но как же жить? У этого князя 1200 десятин, а у одного мужика у нас, у него семеро детей, один надел. Как же жить?».
Софья Александровна о вчерашнем.
Л. Н.: Das ewig Weibliche stosst mich ab*25*.
Михаил Сергеевич вспомнил какой-то стих в прозе Тургенева, подражание Некрасову, о революционных русских женщинах, который, когда много лет тому назад прочли Л. Н-чу, он не вытерпел, сказал про Тургенева: «Негодяй!»
— Большой соблазн — я знаю его и в 81 год. Не gloire26*, а русское: доброе мнение о тебе. Представляю себе молодежь, юношей 16—17 лет, которым слова Тургенева были paroles d’Evangile27*.
Софья Александровна привезла Л. Н. подарок: карандаш с электрической лампочкой. Сегодня ночью Л. Н. им записывал. Софья Александровна спросила, что записывал: такое ли, чему она сочувствует. Л. Н. вынул книжку, посмотрел и сказал, что нет
Л. Н. спросил, нет ли в газетах про «На каждый день», первый выпуск которого, месяц июнь, на днях появился.
— Нет отзыва.
За завтраком принесли почту. Л. Н-чу принесли письмо от Софьи Андреевны. Недовольна, что так долго не возвращается. Лев Львович разбил бюст <Л. Н.> и уехал в Швецию. Как странно, что все хотят Л. Н-ча для себя и желают влиять на него! Лев Львович мог сюда приехать с бюстом или на неделю дольше остаться
Л. Н. просил посмотреть в газетах, нет ли чего про «На каждый день». Будет или библиографическая редкость, или книжка в 12 копеек. В газетах с 23 до 27 июня ничего о ней.
С. А. Стахович: В несколько дней еще не могли отметить. Да в этих газетах, которые получаются в Кочетах: «Русское слово», «Голос Москвы», «Речь», «Орловский вестник» — нет указателя новых книг, как есть в «Новом времени».
Л. Н.«сумлеваюсь»: что-то неладно, когда ничего не упоминают. Новая книжка Толстого...
Л. Н. хвалил прогулки в парке: никого не встретишь. Все ищет колодезь с целебной водой и не может найти. В два часа уехала С. А. Стахович.
За обедом Л. Н. рассказал про письмо крестьянина, бывшего белоризца Абрамова, очень хорошее, сильное письмо об образованных людях.
— Для нас несомненно, — сказал Л. Н., — что квазиобразование есть только поднятие себя на ступень выше (т. е. влезание на плечи другим), но они (крестьяне) это своими боками чувствуют
Вечером были В. П. Голицына и А. В. Свербеева.
с точки зрения совести, христианства, что он около ста писем в год получает от таковых, что теперь в каждой деревне есть такие самородки.
Теперь письмо крестьянина: благодарит за книги (которые раньше получил) и спрашивает о чудесах.
— Откуда это значение, приписываемое чудесам? — спросил Л. Н. — Вероятно оттуда, что вера (мировоззрение православное и другие) такая неразумная, что поддерживается только чудесами.
Л. Н. дал Панюшкину «На каждый день», один из трех экземпляров, которые кончил.
Винт с В. П. Голицыной, Свербеевой, Михаилом Сергеевичем.
Сегодня должен был приехать Чертков; телеграфировал, что не приедет. Сегодня день телеграмм: в два дня получено от Владимира Григорьевича, Анны Константиновны и Димы Чертковых семь телеграмм
Л. Н. утром слаб. Вчера с прогулки верхом вернулся в дождь, ноги у него намокли. Проспал до половины десятого. Слаб. Татьяна Львовна пошла к нему и разбудила его. Не работал весь день.
30 июня. Александра Соловьева, отказавшегося от военной службы). За обедом Л. Н. рассказал, что Столыпин, поговорив с государем, отказал ему (Черткову) в его ходатайстве.
— Я не могу избавиться от чувства презрения к ним, что очень скверно28*, — сказал Л. Н.
Л. Н. говорил, что спросил Владимира Григорьевича, зачем он обращался к властям. Владимир Григорьевич сказал, что напрасно обращался и что не обещает вперед подчиняться запрету приезжать в Тульскую губернию.
Михаил Сергеевич расспрашивал подробности его, Черткова, беседы со Столыпиным, и расследования, сделанного чиновником Министерства внутренних дел.
Л. Н.: Мне неприятно об этом говорить.
«Наша революция». Чертков хочет зимой возобновить ходатайство.
За обедом Егор Иванович, седой лакей Сухотиных, служивший раньше охотником, спросил Л. Н-ча:
— Как быть, если напали разбойники? (Он убивал бы.)
Л. Н.: Убивать никого нельзя, лучше быть убитым, чем самому убивать.
Егор Иванович возразил: что сказал бы на это барин, если бы не защищал его, а дался убить разбойникам?
«Хорошо поступил, дался убить, сам не убил».
Егор Иванович не понимал и не соглашался, как это дать себя убить?
После, когда Егор Иванович ушел за блюдом, Л. Н. сказал:
— Он, как «Русское знамя»: оправдывает свое положение совсем искренне.
Разговор об образовании, о дипломах.
Л. Н. а в школах он учится тому, что ему противно. Учить того, кто хочет, чему хочет; никаких дипломов и никаких прав не давать.
Приехала 12-летняя племянница А. И. Путилиной (фельдшерицы). Очень желала видеть Л. Н. Анна Ивановна повела ее во двор, где под огромным кедром Л. Н. с Михаилом Сергеевичем играли в шахматы. Прошли мимо в двадцати шагах, но Л. Н. подозвал. Анна Ивановна рассказала, что в училище новосильском, куда ее племянница ходит, в день юбилея Л. Н. простили всем плохие баллы.
Л. Н.: Ну вот, пригодился мой юбилей на что-нибудь. Я очень рад.
Л. Н. об отъезде своем. Софья Андреевна его очень вызывает домой, и Анна Константиновна желает с ним видеться перед отъездом в Крекшино. Телеграфировала в этом смысле два раза.
Л. Н-чу очень хорошо здесь живется. Хвалил, как ему хорошо работается. Утром прогулки по дорожкам к целебной воде, к дубам (тройному и одиноким — огромным), где ни души не встречает. Народ здешний более прост, «руссее», как выразился Илья Васильевич; Л. Н. ежедневно беседует, посещая мужиков или на их работах в имении, или же разъезжая по их деревням. И главное, по-моему, что нет здесь Софьи Андреевны, отдых от ее разговоров, лживых и бестактных.
Л. Н. (): Мне здесь удивительно спокойно, работа такая идет. Неужели я бы уехал, если бы меня Софья Андреевна не вызывала: она ревнует.
Л. Н. после обеда рассказал сказку Танечке, взяв ее на колени, о большущей рыбе, которую выловили; в ней оказался живой мальчик. Танечка спросила: «А это правда?»
Л. Н.: Нет, неправда.
Вечером Михаил Сергеевич и Татьяна Львовна уехали в Головеньки к Мамонтову. Остались одни М. М. Сухотин и П. Г. Дашкевич. Л. Н. вечером разговаривал с кочетовским врачом П. Г. Дашкевичем.
Л. Н.
Дашкевич: Брошюр я читал мало и не помню, чтобы они производили на меня сильное впечатление. Из всей революционной литературы наибольшее влияние имела на меня книга Миртова (Лаврова) «Исторические письма».
— Чем же именно?
— Своими нравственными идеями, идеей о долге народу.
— Но ведь эта книга не революционная, в таких идеях мало революционного.
— Да. Но «Исторические письма» непременно были в числе книг революционных библиотек в то время, когда я познакомился с революционерами. На этой книге воспитывалась тогдашняя революционная молодежь. Да и самая книга скоро попала в число запрещенных
Л. Н.— Берви.
Дашкевич: Из произведений революционных в строгом смысле слова назову «Процесс 50-ти», «Народную волю», биографии Перовской, Кибальчича и др.
М. М. Сухотин: Интересно знать, какие литературные произведения оказывают более значительное действие на читателя. Я думаю, что отвлеченные философские произведения не действуют. Нужны живые картины, чтобы заинтересоваться политическими идеями, проникнуться симпатией к ним.
: По моему мнению, это зависит от личности: на одного действуют логические доводы, на другого — образы.
Л. Н.: Да, вы оба правы, когда говорите о личности, о влиянии на нее художественных образов.
Л. Н. навел Дашкевича на рассказ о разных эпизодах из его скитаний по тюрьмам и ссылкам. Дашкевич попал в тюрьму и в ссылку за знакомство с тогдашними народовольцами. Он был тогда студентом киевской духовной академии. Времена были суровые. Военный суд приговорил Дашкевича к ссылке в Сибирь на поселение, откуда он убежал, после двух лет жизни, к Тунке на монгольской границе. Скитания продолжались шесть месяцев.
Приехал, сегодня или вчера, Чертков в Суворово. Л. Н. к нему ездил.
1 июня
1 В этот же день Т. такой циркуляр написал (т. 79, с. 212). Аналогичное письмо было написано им еще 9 февр. (там же, с. 63).
2 5 июня Т. записал для внучки в Дн. текст утренней и вечерней молитвы (т. 57, с. 79). Др. текст., датир. Гусевым 15 июля, опубл. под загл. «Молитва внучке Сонечке» (т. 90, с. 85).
3 А. Н. . Питание человека в его настоящем и будущем (ВЕ, 1878, № 8). В сокращ. виде изд. «Посредником» в серии «Для интеллигентных читателей». М., 1893 (ЯПб).
4 Ст. Т. «Первая ступень» (1891), впервые опубл. в 1892 г. в ВФиП, № 13.
5 «Zur Alkoholfrage» и в письме от 5 июня н. с. из Цюриха просил содействовать ее изд. в России. На конв. Маковицкий записал под диктовку Т. конспект отв.: «Очень рад его деятельности, сочувствую <...> Я очень был рад хорошей книге и всегда <> сочувствую <?> борьбе <?> с алкоголизмом» (публ. впервые). Там же помета Маковицкого: «Ответил Л. Н. 20 июля 09» (см. т. 80, с. 271).
2 июня
1 Гусев I, с. 286—287) и послал в ред. газет. Была опубл. в Р. вед., № 130, 9 июня под загл. «Новая статья Л. Н. Толстого» (т. 38).
2 «Провожая вас из Ялты, получил милостивое приглашение посетить Ясную Поляну. Не обеспокою ли вас и Льва Николаевича, если в середине июня заеду всего, всего на час» (Летопись II, с. 692). С. А. Толстая просила отложить приезд до осени. Куприн в Ясную Поляну не приезжал.
3 июня
1 Письмо Т. к Н. А. Ершову от 3 июня с благодарностью за его кн. «Обзор русских стенографических систем». СПб., 1880 (т. 79, с. 215).
2 «На каждый день» без обозначения автора (т. 43, с. 309).
3 В письме от 27 мая н. с. В. Д. Брайан поблагодарил Т. за отзыв о нем в письме к Р. Дженнингсу (т. 78, с. 231). В 1908 г. Брайан в 3-й раз был выдвинут на пост президента, но избран не был.
4 июня
1 В. С. Трояновский провел в Ясной Поляне 4—6 июня, каждый вечер помногу играя для Т.
2 A. FranceЯПб, пометы).
3 С. Яблоновский. Не помню... Забыл... (Р. сл.
5 июня
1 Ф. Ф. Тихомиров — в 1880-х гг. член совета I Моск. о-ва трезвости — бывал у Т. в Москве.
2 Свое посещение Ясной Поляны Г. Джордж-сын описал в ст. «My farewell to count Tolstoy» («New York World», 14. XI).
3 B. Shaw. The Shewing up of Blanco Posnet, a Sermon in crude Melodrama. L., 1909 (ЯПб.
6 июня
1 При письме от 2 июня П. Инфантьев прислал Т. на отзыв свою статью-«утопию», озагл. «Более или менее отдаленное будущее». Т. отв. 7 июня (т. 79, с. 224), возвратив статью.
2 Повесть А. Франса «La chemise» на сюжет араб. легенды — как и сказка «Царь и рубашка», написанная Т-м для «Азбуки» в 1872 г. (т. 22). Напеч. в упом. выше кн.«Les sept femmes de la Barbe-Bleue».
8 июня
1 С. СпироР. сл., № 125, 3 июня).
9 июня
1 Т. в это время работал над ст. «Единая заповедь» (т. 38).
2 «Круг чтения» под 9 июня — т. 1, с. 452. В Юб. изд. не вошло.
3 Вл. Соловьев. Магомет. Его жизнь и религиозное учение. 2-е изд. СПб., 1902. Ст. Гусева «Кто был Магомет», опубл. с подп. Н. Г. как предисл. к кн. «Изречения Магомета, не вошедшие в Коран».
4 Э. МалатестаЯПб).
10 июня
1 На письмо Е. Кальварского от 12 июня н. с. Т. написал отв. (т. 79, с. 225—226), но был ли он послан, неизвестно.
2 На 1-е письмо Н. М., С. М. и А. М. Кузнецовых от 11 мая (почт. шт.) с вопросом: «В кого ты веруешь?» Т. отв. 13 мая (т. 79, с. 192—193). На 2-е письмо от 2 июня Т. отв. 4—5 июня (т. 79, с. 216—218).
12 июня
1 «Круге чтения» на 1 янв. приведены суждения Эмерсона, Локка, Сенеки, Торо и 2 изречения Шопенгауэра — т. I, с. 7—9 (т. 41, с. 11—13).
2 Корресп. из Петербурга б. п. — «Генри Джордж о Толстом и России» (Р. сл., № 132, 11 июня).
3 Упомянутые «Стихотворения в прозе» И. С. Тургенева: «Насекомое», «Голуби», «Что я буду думать?», «Русский язык» и «Морское плавание», которое Т. включил в«Круг чтения» — т. I, с. 181 (т. 41, с. 161—162). — т. е. лицо, несуществующее в литературе.
4 Письмо М. А. Бакунина к Ч. Черретти («Наша страна. Исторический сборник», СПб., 1907. — Сб. был выпущен вместо конфискованных №№ 11 и 12 Б).
14 июня
1 АтрпетЯПб, дарств. надпись, пометы). В письме от 15 июня Т. поблагодарил автора за кн. и просил прислать его работы по тому же вопросу (т. 79, с. 231). В окт. Атрпет прислал свою кн. «Имамат. Страна поклонников имамов (персидское духовенство). Историческое исследование». Александрополь, 1909 (ЯПб, дарств. надпись).
2 Письмо полит. заключенного крестьянина В. А. Соколова от 13 февр. Т. отв. 15 июня (т. 79, с. 230—231).
3 В апреле — мае Т. получил 14 писем от Е. М. Добротиной, требовавшей ответа на вопрос: «Нужны ли женщинам права, чтобы бороться со злом?» Т. отв. 3—6 и 29 мая (т. 79, с. 185 и 210—211).
1 Т. работал над ст. до 15 июля.
2 При письме от 12 июня В. А. Молочников прислал Т-му письмо к нему А. Н. Соловьева. Т. отв. обоим 16 июня (т. 79, с. 234—236).
3 Ф. Голицын. Необходимый для России строй труда. СПб., 1909 (ЯПб—237).
19 июня
1 <П. Б.> С<труве>. Маркс (, кн. 36; ЯПб, пометы).
22 июня
1 В письме от 18 июня (почт. шт.) рабочий А. И. Сурков просил у Т. книг. Кн. были посланы 7 июня.
2 «Жизнь и мнения Трнстрама Шенди...», гл. CXXI. См. также «Круг чтения», т. II, с. 105—106. В Юб. изд. вошло частично (т. 41, с. 546).
3 См. Дн. (т. 57, с. 89) и письмо Т. к Черткову от 23 июня (т. 89, с. 124). Эта запись Маковицкого и письмо дают возможность исправить редакторскую дату Дн. на 22 июня. «Единая заповедь» с ценз. сокращениями опубл. в «Юбилейном сборнике Литературного фонда 1859—1909». СПб., 1910. Полностью в изд. «Посредник», М., 1917.
4 В ЯПб хр. 57 №№ газ. «Union»; почти все остались нераспечатанными.
23 июня
1 «Единая заповедь» (т. 38, с. 101).
2 См. т. 84, с. 387—388.
3 Письмо Т. от 23 июня и, вероятно, письмо, датир. 21 июня (см. т. 84, с. 387—388).
24 июня
1 Телегр. В. В. Черткова, сообщившего, что его отцу отказано в разрешении вернуться в Тульскую губ. (т. 89, с. 125—126).
1 Письмо Черткова от 24 июня. Т. отв. 26 июня (т. 89, с. 127).
2 Под общим загол. «Кашинские торжества» — «Группа богомольцев, идущих в Кашин» («Искры», № 24, 21 июня).
26 июня
1 24 июня Т. получил «На каждый день. Июнь». СПб., 1909. Под 27 июня помещяа мысль об определении времени и пространства (т. 43, с. 355—356).
2 «Поэзия Василия Глебова». СПб., 1908 (ЯПб). См. письмо Т. к В. П. Глебову от 25 июня (т. 79, с. 245).
3 Письмо А. Плишкина от 16 июня. Т. отв. 26 июня (т. 79, с. 246—247).
4 Цитата из 2-й части «Фауста».
27 июня
1 Пругавин. Раскол вверху. Очерки религиозных исканий в привилеги рованной среде. СПб., 1909 (ЯПб; дарств. надпись).
2 Письмо А. Кудрина из Киева от 23 (?) июня с описанием его жизни в госпитале штрафной роты.
3 «Славия» — С. Коничек прислал литогр. с картины В. Черного «Сожжение Яна Гуса». Т. отв. 8 июля благодарственным письмом (т. 80, с. 10).
4 «Порог».
5 Запись, сделанную Т-м в ночь на 27 июня, см. в т. 57, с. 221—223.
28 июня
1 Письмо от 25 июня (ПСТ—779). Т. отв. 28 июня (т. 84, с. 389).
2 Письмо Ф. А. Абрамова из Симбирска от 22 июня опубл. в т. 38, с. 527—530. На конв. Т. пометил: «Очень важное»; отв. 1 июля (т. 80, с. 1—4). Отв. не был послан и разросся в статью. Впервые напечатано почти полностью в «Киевских вестях», №№ 300—302, 10—12 нояб., и Р. вед., № 258, 10 нояб. (отр.) под загл. «О науке. Ответ крестьянину» (т. 38).
29 июня
1
30 июня
1 Миртов (П. Л. Лавров). Исторические письма (1869). Печ. в «Неделе» (см. т. 67, с. 123).
2 В России эта кн. была издана нелегально (литогр.) в 1881 г.
3 Н. . Положение рабочего класса в России. СПб., 1869.
4 «Азбука социальных наук», тт. I—II; вышла в 1871 г.
Сноски
1* Записано со слов Варвары Михайловны.
2* «О науке».
3* истина не спасет республику (франц.).
4* Средство против зла будет найдено (англ.).
5* Пропуск в подлиннике. — Ред.
6* словацк.).
7* Илья Васильевич выразился так: «Здесь народ руссее». Это говорил мне Л. Н.
8* Он утверждал, что Чертков толкает Л. Н. на проповедь.
9* А касательно художественного Чертков поощряет Л. Н.
10*
11* Записано на следующий день.
12* О бабизме, младотурках и др.
13* Записано через четыре дня. Плохо записано.
14* «волю к жизни» (нем.).
15* лат.).
16* Л. Н. сказал, что он желал бы читать воспоминания революционеров, что ему интересна их психология. Говорили, что Кравчинского преследовали кошмары, как кинжал вонзить в мягкое тело Мезенцова. Говорили про его книжки: «Подпольная Россия», «Андрей Кожухов».
17* На самом деле 87 лет.
18* Пропуск в подлиннике. — Ред.
19* Л. Н. подразумевал, что то, что им выражено, не было раньше выражено никем. Л. Н. об этом несколько, сто раз пытался выразить в Дневниках в продолжение многих лет, пока, наконец, ему удалось.
20* «Вечно женственное влечет нас ввысь» (нем.).
21* вечно (нем.).
22* «Чтите женщин: они ткут и вплетают небесные розы в земную жизнь» (нем.).
23* Пропуск в подлиннике. — Ред.
24* Пропуск в подлиннике. — Ред.
25* нем.).
26* слава (франц.).
27* евангельскими изречениями (франц.).
28* чувство.