Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1909 г. Июль

1 июля. В селе Ломцах, в семи верстах от Кочетов, ярмарка. То и дело о ней говорили и готовились к ней все. Вчера тянулись туда обозы и толпы народу, а сегодня с утра еще больше: празднично одетые, с песнями, дуги с колокольчиками. У нас в доме какое-то праздничное настроение и суета. Заехали головеньские на тройке, вместе с ними на долгуше (линейке) поехали Л. Н. и Сухотины. Л. Н. хотел взять с собой книжки для раздачи, но их больше не оказалось — роздал все, которые привезли из Ясной.

На ярмарке обступила Л. Н. толпа кочетовских парней и с самого начала за ним ходила. Одна старуха спросила:

— Что это такое, али старого старика женят?

Когда уезжали, провожавшие парни спели: «Многая лета». Возвращались в дождик. Объезжали множество телег, возвращающихся с ярмарки. Из них торчали прялки, лопаты, вилы, грабли, метлы и т. п.

На ярмарке Л. Н. не производил сенсации: мало кто его узнавал, разве одни кочетовские парни. Один из них, работающий на стороне слесарь, посещал Л. Н-ча. Л. Н. заговаривал с людьми. К одним пожилым, с которыми интимнее разговорился (старуха пригласила его, чтобы с ними поел), присел на землю. Пробыли на ярмарке полтора часа. Ярмарка очень многолюдная, и народ все деревенский. Очень пестрые бабьи наряды, еще видать кички. Бабы еще не покинули старинное народное платье, все в домодельном.

Вернувшись, Михаил Сергеевич сейчас же пошел по своим хозяйским делам: он очень аккуратный, хлопотливый, и хозяйство у него в порядке.

Л. Н.: У Михаила Сергеевича, как он сам жалуется, сансара, суета житейская, которая портит его жизнь. («Сансара» — санскритское слово).

Вечером Михаил Сергеевич пожаловался на боли.

Л. Н.: Болит — так болит. — Посмотрев на нас, тут сидевших двух врачей: — Они скажут: экзема, камни. Раньше говорили: болит — и хорошо.

Л. Н. заметил, как англичанин-фотограф1 вполне доволен остался мечами, алебардами в передней Сухотиных, которые Михаил Сергеевич унаследовал от Боде. Англичанин ездил на ярмарку и снимал Л. Н.

Читали почту, прочли письмо Стыки.

Л. Н.: Нужно отвечать2. (К Татьяне Львовне): Тебя за бока возьму.

Читали какое-то письмо — строчки вверх. Л. Н. сказал, что пишущий — оптимист.

Л. Н. спал до девяти и еще полежал: чувствовал себя слабым после напряжения, вызванного серьезными разговорами с Чертковым вчера и третьего дня. Л. Н. был рад, что не задержал Черткова, хотевшего остаться и вместе с Л. Н. ехать сегодня. Утром Л. Н. сделал обыкновенную свою прогулку к тройному дубу и целебному колодцу. Потом, все чувствуя слабость, мало занимался, больше пасьянс раскладывал и спал. Пульс был неравномерен и реже обыкновенного: к четырем часам дня, когда Л. Н. лежал, пал на 60, температура — 36, а у Л. Н. норма 72 и 36,6. Изжога, озноб в спине, и холодно всему телу.

С утра и до половины первого не решили, поедет ли Л. Н. домой. Утром дали телеграмму, что поедет сегодня, если не будет дождя. Телеграфировали, собственно, только для того, чтобы Софья Андреевна не беспокоилась, что Л. Н. все не едет. В половине первого Л. Н. решил сегодня не ехать1.

Утреннего кофе не пил, до шести вечера ничего не ел. В три часа прочел почту, потом прочел вслух Михаилу Сергеевичу свой ответ Абрамову о настоящей, единой науке, черновик которого вчера стал писать2. Не выходил, сидел в халате.

Вечером была директорша женской гимназии из Волыни и барышня Перовская. С ними Л. Н. играл в винт. Прежде — шахматы с Михаилом Сергеевичем.

Петр Григорьевич сказал Л. Н-чу, что он прочел его ответ Абрамову о науке-образовании и что он так же думал. Л. Н. спросил его мнение, и разговорились о том, что настоящая наука только одна: как жить хорошо нравственно.

— Я начал говорить с Мечниковым о нравственности и видел, что не́чего с ним говорить. «Спасать жизнь» (цель врачебной науки) ставить в уго́льный камень нельзя. И ставят это в уго́льный камень именно те, которые оправдывают дуэли, войну. Спасти утопающего — не верх долга человеческого. Но, разумеется, любовь заставляет спасать. Приводят пример: злоумышленник хочет взорвать поезд с людьми. Как же злоумышленника не убить! Спасти столько жизней. Смерть — не самое худое, спасать от смерти — не верх всего.

3 июля.1* Ехали с Л. Н. домой. Сели на поезд в Благодатной в третий класс.

Татьяна Львовна поговорила с обер-кондуктором. Он, ввиду переполнения третьего класса, предложил второй класс. Л. Н. не хотел; тогда опорожнили служебное отделение третьего класса. Когда мы туда входили, бывшие там перешли в вагон, в котором ехали переселенцы, где и так было набито, что̀ Л. Н. было неприятно.

В Орле, где была пересадка, узнали Л. Н. Из сидевших в отделении двоих — один сам ушел и унес чемоданы, другой — жандарм — остался. Жандарм (к усевшемуся напротив него Л. Н.) проговорил, извиняясь:

— Вам неприятно: я конвойный жандарм.

Л. Н.: Вы — человек. «Люби ближнего...»1

Жандарм (Плавко) узнал Л. Н., знал из Курска, когда Л. Н. ездил в Крым, по душе побеседовал. Когда слезал в Глазуновке, был тронут, благодарил. В вагоне было полно народу. У нас в отделении осталось нас только трое. Я спросил Л. Н., можно ли позвать к нам женщину с детьми, которым там тесно.

Л. Н.: Как же!

Л. Н. сидел на сквозняке, ходил в соседнее отделение к переселенцам, едущим в Сибирь, разговаривал с ними.

Жандарм и кондуктор рассказывали Л. Н. о проезжавшем на днях председателе Совета министров Столыпине, который смотрел отруба в Орловской губернии.

— Одна беда: — жаловались ему хозяева, перешедшие на отруба. — Колодец.

«Русское слово», вычитал из нее, что умер его сват Рачинский.

Перед окном остановилось множество людей из интеллигенции.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Июль

ТОЛСТОЙ

Ясная Поляна, 1907 г.

Фотография В. Г. Черткова с дарственной надписью: «Милой внучке Соничке. 1909, 27 июля, Лев Толстой»

4 июля. Вчера вечером вернулись с Л. Н. из Кочетов. Утром Л. Н. съездил на Делире к Анне Константиновне, из-за которой и поспешил приехать. Она в полдень уехала скорым в Крекшино — имение Пашковых близ Москвы. Перевозят туда и корову, т. к. крестьяне там до того бедно живут, что молока у них достать нельзя.

Пополудни Л. Н. короткое время гулял. К вечеру нога не болела, только немного отекла. Работалось Л. Н. хорошо. Домашние — Варвара Михайловна и Николай Николаевич — рассказывали о том, с каким нетерпением Софья Андреевна ждала мужа, как была зла, что он так долго не приезжает. Она злилась на всех и ругала главным образом Черткова.

Здесь были сыновья — Лев, Андрей — и внуки Ильичи. Она им говорила, что Чертков берет самовольно из дому рукописи их старого отца и деда. Когда она спрашивает Л. Н., отдаст ли он рукописи Черткову, он отвечает, что не даст и не знает, что́ (?) возьмет Чертков.

Софья Андреевна осознала, что она без Л. Н. ничего не значит. Она всегда говорит, что ненавидит людей, и теперь заметила, что нет взаимной любви. С мужиками, которые возвращались с косьбы, тоже плохо обошлась. Будь там Чертков, он назвал бы ее демоном смерти, такой она была в это время.

За обедом Л. Н. рассказал о Кочетах, о путешествии сюда. Софья Андреевна ужаснулась, что ехал в третьем классе.

Л. Н. рассказал:

— Было набито, тут мы и воспользовались важностью своей. Остался один железнодорожный жандарм, очень умный человек, и потом Душан Петрович привел женщину с двумя детьми.

Л. Н. рассказал, что вошел к переселенцам из Орловской губернии, которые не знали его, называли «отец», охотно слушали. Говорил с ними о земле по Генри Джорджу. Они едут в Акмолинскую область, получат по 15 десятин на душу. Их семь мужских душ (120 десятин). Говорили, что их дома заставляют выходить из общины всякими прижимками: кто не платит податей, а согласится выйти из общины — отсрочат ему платеж податей.

Л. Н. получил письмо, в котором его укоряют, что отказался от авторского гонорара, что надо бы этими деньгами помогать нуждающимся1.

К Л. Н. приезжала из Тулы овдовевшая дама просить помощи.

Л. Н.: Как это люди не могут понять человека, окруженного миллионами людей, который вследствие этого не может помогать. Всякий другой лучше может: случайно узнает о бедственном положении. А этому нет возможности: завален (прошениями), <как> выбирать?

Александра Львовна спросила Л. Н., что́ ей ответить А. А. Стаховичу, желающему привезти П. Струве. Кто-то заметил: «Ответить, чтобы он приехал без Струве».

Л. Н.: Лучше со Струве пусть приедут2. Миша Сухотин привез в Кочеты «Вехи». Все люди читают «Вехи», потому что интеллигентные люди нашли, что бог есть.

— Они, чтобы сделать мне приятное, — сказал Л. Н., — ходили со мной и делали дорогу.

Л. Н. хотел, чтобы Тапсель снял, как торгуют корову за 46 рублей, и все дело только в том, кто даст 15 копеек на магарыч. Не удалось. На земле сидели. Л. Н. подошел к ним. «Грибки едим, милости просим», — пригласила его старушка. Л. Н. присел, Тапсель снял. Хорошо вышел старик, сидящий на первом плане; остальных полицейские подняли.

Вечером Л. Н. в кабинете говорил с Николаевым о статье «Неизбежная революция», которую перед отъездом своим в Кочеты отдал Николаеву, чтобы ее проредактировать3. Потом диктовал какое-то письмо о земле4. Потом Николаев прочел Л. Н., очень хорошо, письмо И. П. Накашидзе о Генри Джордже. И раньше, наверно, прочел письмо о Генри Джордже Кузнецова, члена Первой думы, в котором тот упрекает себя, что поздно узнал о Генри Джордже. Интересно, что Накашидзе пишет про Генри Джорджа чуть ли не те же самые слова, которые Л. Н. только что продиктовал в своем письме.

Получено множество книг.

Л. Н.: Что это за масса книг! Мне совестно, что получаю и ими не пользуюсь, а много хорошего в них.

О полученной картине В. Черного «Сожжение Яна Гуса» Л. Н. не высказался, но видно было, что был разочарован в ней. После сказал только:

— Мила любовь, а не подарок. — И еще сказал: — Надо сочинить письмо к славянам.

Гусеву и Николаеву сказал:

— Мне совсем не нравится, особенно лицо Гуса — деревянное.

На картине надпись: «Великому реформатору». А письмо «Славии», присылающей эту картину в подарок, Л. Н-чу понравилось5.

— У них вся идея, — сказал Л. Н., — за которую я себя упрекаю, что славяне более склонны к решению религиозных вопросов, чем другие народы.

Николай Николаевич сообщил Л. Н. новость: Досев женится на дочери Скороходова.

Л. Н.: Это хорошо. Лучше не жениться. Но, когда женится, жениться на дочери Скороходова, это хорошо.

Л. Н. рассматривал книгу, великолепно изданную: Stump und Willenegger. Zur Alkoholfrage. Verlag R. Willenegger. Zürich.

«Круг чтения», 2 июля), и относил особенно к музыке6.

Л. Н.: Я внушал Михаилу Сергеевичу: как вы можете жить, не читая «Круга чтения»? Он сказал, что теперь будет.

Л. Н. сказал, что у Лихтенберга и Амиеля есть изречения (не воспользовались ими для других сочинений) особенной глубины.

Л. Н.: Это хорошие мысли. Надо их наизусть заучить. Коли проживу еще до ста двух лет, буду знать «Круг чтения» наизусть.

— Жена Левы Сухотина и ее сестра — милы, для них эти взгляды новы, — говорил Л. Н., — они имеют несчастье быть богатыми.

Миша Сухотин, конногвардеец, привез граммофон. Фальшивит. Голос еще ничего, а скрипку, виолончель больно слушать.

5 июля. Л. Н. брал сегодня ванну теплую. Этим летом не купается в реке, в пруду. Еще прошлым летом купался и плавал.

У Л. Н. был владимирский мужик; долго разговаривал с ним.

Шкарван пишет Л. Н-чу, что Сергеенко, желающий напечатать в «Альманахе» письма Л. Н. к Шкарвану, настаивает на пропуске следующего места: «У него2* есть свойственная всем немцам, не замечаемая ими запутанность выражений (про что Гете говорит, что, когда недостает понятия, вставляется слово), которую они наивно принимают за глубокомыслие. Этому недостатку подлежат лучшие их мыслители, как Кант и Гегель (только Шопенг<ауэр> свободен от этого). Неясность эта еще усиливается, когда они захотят быть красноречивы и украшают свою речь риторикой, что и составляет слабую сторону Шмита»1. Вот это место Сергеенко находит «неверным, огульным отзывом о немцах». Л. Н. поручил ответить, что он согласен на пропуск потому, чтобы не обидеть самолюбие немцев и Шмита. Но замечание свое находит тонким и верным.

Я спросил Л. Н.:

— Верно ли, что Кант тоже запутанно пишет?

Л. Н. ответил, что да, запутанно:

— Вы чувствуете, что можно не так запутанно, а проще и короче сказать.

Надежда Павловна: А в «Круге чтения» Кант легко читается.

Л. Н.: Это уж мы позволили себе поправки сделать. Если бы все мои сочинения сожгли, а только «Круг чтения» оставили... А второе издание «Круга чтения» не появилось, а «На каждый день» с пропусками... Меня удивляет, как Анатоль Франс интересуется мною, читая дурные французские переводы. Зато немецкие (Шкарвана) отличны, и английские Моода.

Был И. И. Горбунов. Бывший вчера у Л. Н. владимирский мужик побывал и у него. Он в десяти верстах от Наживина жил. Рассказывал, что в ихнем селе все, как и он, одинаково презирают бомбы и виселицы и отходят от православия. В соседней деревне — нет.

Л. Н. о книге Пругавина «Раскол вверху»:

— О пашковцах неинтересно. Сам автор, Пругавин, чужд религии, интеллигент, с высоты3*, которой нет, смотрит на это явление.

Во «Введении» Л. Н. вычитал, что́ делают с книгами, арестованными цензурой. Раньше жгли их, теперь же рубят топорами на мелкие куски, мелют и опять делают из них бумагу, так что «Московские ведомости» печатаются на анархической бумаге.

Л. Н. об ответе XVIII Congrès International de la Paix в Стокгольме:

— Таня написала ответ, мне не понравился: слишком официальный, учтивый. Это французская учтивость, доходящая до униженности.

Л. Н. читал письмо интересное Нахтмана, семидесяти лет, из Москвы, присылающего Л. Н-чу рукопись своей популярной астрономии, труда сорокалетней работы1. Л. Н., пробежавший его рукопись, сказал:

— Его взгляды оригинальные. Какая это страшная вещь — попасть на ложный путь (может быть, я на нем нахожусь), если один! А то, когда несколько, большинство человечества...

Л. Н. ездил верхом к Марии Александровне. На возвратном пути не мог устоять, чтобы не нарвать полевых цветов. Очень любит их. Чуть ли не каждый день приносит букеты, и в его комнатах всегда букеты цветов.

Л. Н. продолжает писать ответ Абрамову о науке, и Гусев сказал, что очень просто излагает и цельно.

7 июля. Вчера в полночь приехала Мария Николаевна — невестка, сегодня под вечер ее мать и племянница. Л. Н. прочел им вслух что-то. Вечером были Андрей Львович с Екатериной Васильевной.

8 июля. Софья Андреевна второй день лежит от невралгии плеч и руки ниже плеча.

Л. Н. долго беседовал с графиней Зубовой, с ее племянницей, Марией Николаевной и Ольгой Константиновной. Графиня Зубова, между прочим, рассказала про евреев.

Л. Н.: Они разделяются надвое: у одних все дурные свойства (подобраны), у других — все хорошие.

Л. Н. спрашивал про Жмудь (Шавли), про католических священников.

Л. Н.: Я никогда не был в католической польской стране.

Я ездил к Марии Александровне: серьезно больна. У нее усилился бронхит. При ее эмфиземе и в очень сильной степени перерожденном сердце — ноги припухают, жар.

9 июля. Л. Н. встал рано утром провожать гостей. Уезжала графиня Зубова с племянницей и Марией Николаевной. Пополудни Л. Н. съездил к Марии Александровне, я с ним. Ей сегодня легче. По пути сказал мне, что получил второе письмо из Стокгольма от подготовительного комитета XVIII Международного конгресса мира1 и что, если будет здоров, непременно поедет и прочтет речь о том, что христианство и военная служба несовместимы. Там можно будет то сказать, что́ в России печатать нельзя. Скажет про сидящих за отказы в России (их 16), в Болгарии и других местах. Просил достать данные про Сербию, Венгрию и от Досева данные про Болгарию2.

Л. Н. поговорил с Марией Александровной минут десять, потом с Горбуновыми. Иван Иванович передал ему только что вышедший русский перевод Кросби «Толстой и его учение».

После обеда Л. Н. сказал Софье Андреевне, что намеревается поехать в Стокгольм. Софья Андреевна отговаривала его с точки зрения его преклонного возраста, трудности перенесения мореплавания. Потом отнеслась двойственно и сама хочет поехать в Швецию. Вечером с Софьей Андреевной истерика: заперлась в комнате, никого не пускает; мы боялись, что она отравилась.

10 июля. Был Демчинский — агроном. Л. Н. говорил о Мечникове:

— Ученость убивает умственность (самобытную умственную работу).

Приехала семья Денисенко.

11 июля. Я ездил к Марии Александровне и в Тулу — паспорт получить. И отыскал словаков-жестяников. Вечером Л. Н. говорил с Денисенками о земле, о «Круге чтения». Софья Андреевна перебивала и говорила о том, что перепечатали «Три смерти» и еще что-то, будто бы много, из «Детства» в одной книге, вышедшей в Петербурге, и что она написала своему контролеру-конторщику (судебному чиновнику) о судебном преследовании издателя.

Л. Н. было это несносно. Отозвал Александру Львовну и меня и спросил, есть ли у Софьи Андреевны доверенность от него издавать его сочинения. Александра Львовна сказала, что доверенность есть на издание, но права собственности нет. Л. Н. сказал, что если Софья Андреевна будет судебно преследовать, тогда он поступит решительно: отнимет у нее доверенность; что ему тяжко слушать такие речи (как о преследовании переиздателей его сочинении). Другой раз опять брань Софьи Андреевны на Черткова.

Л. Н. вчера перед всеми сказал, что хочет поехать на Конгресс мира в Стокгольм.

12 июля. Воскресенье. У Л. Н. было семь посетителей. Вчера поручил Александре Львовне ответить американцу <!> Farrell, спрашивающему мнение Л. Н. о вивисекции, что никакого не имеет. Ночью передумал и сегодня ответил сам Фарреллу в Нью-Йорк: «What I think about vivisection is that if people admit that they have the right to take or to endanger the life of living beings for the benefit of many, there will be no limit for their cruelty»4* 1.

Л. Н., как обыкновенно, принес с прогулки букет цветов. Вечером принес его из кабинета в зал и показывал.

— Каждый день иду: «Нынче не буду срывать». Потом один цветок сорву, другой...

Л. Н. об успехе «Вех»:

— Читая эту книжку, люди пришли в восторг, что бог не есть совершенная глупость.

Ожидается приезд художника Пархоменко (хочет писать портрет Л. Н-ча), П. А. Сергеенко, А. А. Стаховича и П. Струве.

Вечером с семи до 9.30 Л. Н. ездил в Телятинки проститься с Димой, уезжающим к родителям в Крекшино, и там беседовал с молодежью.

Николай Николаевич прочел молодежи вслух письмо Л. Н. о науке (Абрамову).

Л. Н. вчера говорил, что он не любит крика петухов и лая собак, как если бы его по голове били. Л. Н. теперь по утрам занимается в ремингтонной с окном на юго-запад, на двор. В его кабинете с окном на северо-восток, в парк — утром солнце.

Л. Н. сказал сегодня кому-то из посетителей, выразивших свое восхищение его художественными произведениями, что это вроде того, как если бы Эдисона хвалили за то, что в молодости мазурку хорошо плясал.

13 июля. Вечером Н. Б. Гольденвейзер (учитель гимназии), С. Д. Николаев и домашние: Софья Андреевна, Александра Львовна, Варвара Михайловна, Денисенки, Николай Николаевич. Разговор о «Вехах».

Л. Н. спросил Николая Николаевича, какое мировоззрение было у Эртеля.

Николай Николаевич: У него никакого не было. Изгоев, в «Вехах», ставит ему в заслугу, что он не толстовец1.

Л. Н. вспомнил, что Эртель был милый человек, хороший писатель, но мировоззрение его никак нельзя было ухватить.

Читали вслух ругательные приписки к портретам Л. Н. (вырезкам из газет) и полемику одесской газеты с правой (в этой Л. Н-ча зовут «жидом»). Вырезки присланы в двух письмах неоплаченных.

Николай Николаевич прочел вслух полученное сегодня письмо Дерябина, друга Сиксне, его автобиографию2. Отбывает наказание, четыре года, за отказ от военной службы.

Разговор о Гоголе, о памятнике, о книге «Письма Гоголя» под редакцией Шенрока в четырех томах. В этой книге письма и прежде не печатанные. Л. Н. ее не знает, а желал бы ее прочитать.

Л. Н. о книге Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями»:

— Эта книга имела огромное влияние на моего брата Дмитрия Николаевича. Об этом есть в биографии (моей)?

Ответили, что нет.

Л. Н.: Очень жалко, если нет. Дмитрий Николаевич — это такой человек образованный, серьезный, он так и умер в православии.

: В «Письмах» есть только письма Гоголя к отцу Матвею, а писем отца Матвея к нему нет.

Л. Н. высказал по этому поводу сожаление.

Н. Б. Гольденвейзер рассказал про влияние отца Матвея на Гоголя: под его влиянием Гоголь сжег второй том «Мертвых душ». Кое-что уцелело.

Л. Н.: Мне очень понятно это сожжение: это сознание того, что не то́, что нет......5* Когда он писал первый том, у него было сознание, что он делает все, что нужно и что он в силах делать. А затем интересы его стали другие, так что он не мог все силы свои отдать на это. Заниматься этим кое-как, между делом, не следует.

14 июля. Софья Андреевна вчера узнала, что не может подать в суд жалобу на издателей сочинений Л. Н. Она читала, что один петербургский издатель издал том сочинений Л. Н. до 1881 г. Софья Андреевна спросила контролера в своей конторе, судебного чиновника, что́ можно предпринять против петербургского издателя. Он ей ответил, что ничего, т. к. у нее одна только доверенность Л. Н. на ведение его дел, а этого недостаточно. Л. Н. же не даст ей формальную передачу прав издательских.

Сегодня был об этом разговор между Александрой Львовной, Николаем Николаевичем, Варварой Михайловной. Что теперь будет? Софья

Андреевна всеми способами будет стараться вымогать у Л. Н. передачу. Некоторые из сыновей будут ей помогать. Л. Н. же не даст. Что у нее нет прав, это она сама расскажет всем. Найдутся такие издатели, которые начнут издавать сочинения Л. Н. Софья Андреевна уже теперь не хочет начинать новое издание, боясь, что вложит все деньги и не выручит их. О том, что у Софьи Андреевны нет права на издание, никто не догадывался (никому не приходило на ум, даже Черткову).

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Июль

ТОЛСТОЙ НА ЯРМАРКЕ БЛИЗ СЕЛА ЛОМЦЫ, В СЕМИ ВЕРСТАХ ОТ КОЧЕТОВ

1 июля 1909 г.

Фотография Т. Тапселя

«Л. Н. видел сегодня у Чертковых фотографии ярмарки в Ломцах, восхищался ими. Водил фотографа
Тапселя, чтобы снимать, но мешали полицейские...». — Запись от 4 июля 1909 г.

Л. Н. получил письмо из венгерской тюрьмы (Байя) от М. Глюксмана1, сидящего за перепечатание одной страницы из немецкого издания «Круга чтения» и статьи Шкарвана «Почему нельзя служить военным врачом». Я вспомнил другого, сидевшего в Будапеште год за напечатание «Не убий!» и «Солдатской памятки» Л. Н-ча.

Л. Н. (Ивану Васильевичу и мне): Как же мне не поехать в Стокгольм и не сказать во всеуслышание то же самое, что стоит в «Солдатской памятке»?

Вечером И. В. Денисенко рассказал Л. Н., почему пало министерство Клемансо.

15 июля. Утром был Николаев, вечером И. И. Горбунов. Л. Н. говорил Ивану Ивановичу про то, что пишет ему Чертков: если Л. Н. чувствует потребность, пусть едет, а Чертков предлагает сопровождать его, быть секретарем1.

Л. Н.: Я руководствуюсь внутренним чувством, сознанием нужного дела. Мне кажется, что нужно ехать. Если бы я этого не сделал, было бы сознание, что не сделал, что̀ нужно; как пройти мимо больного, голодного, не спросивши?

Л. Н. прочел вслух 15 июля из старого «Круга чтения». Софья Андреевна поспорила с Л. Н., что это одни речи, а ей заказывать искусный обед нужно.

Л. Н. всегда раздает то, чего ему жалко (т. е. что̀ любит сам).

16 июля. Л. Н. не пишет писем: был занят статьей. Вечером заговорили об Амиеле. Л. Н. читает его, с третьего дня, в подлиннике. Л. Н. сказал, что днем был студент из Одоева и вчера другой. Ему Л. Н. сказал:

— Я советую начать читать минимум с пятидесятого года минувшего века назад, а не вперед. Туда попадет и Амиель.

Получил толстую книгу Военского: «Акты, документы и материалы для истории 1812 года»1. Разговор о ней, о воззвании Наполеона к курляндцам. Л. Н. заметил:

— Какой жулик был Наполеон! Маленького роста, не француз, корсиканец. Его выдвинула революция, и какая революция! Наша взрывала, а та казнила.

За обедом Танечка Денисенко хотела квасу, но, так как было мало его, предлагала раньше другим. Л. Н. сказал о ней, что она духовно наслаждается.

— Это не шутка, — добавил он6*.

17 июля. Пятница. Был Павлов (из троицы: Александр Соловьев, бывший фельдшер Чернышев и он — теперь приверженцы христианских взглядов). Вечером была Л. Д. Николаева.

Л. Н. получил от Мечникова книги. Прочли из присланной Мечниковым книги «La traversée de l’Afrique du Zambèze au Congo Français, par Edouard Foa (Paris, s. a. 3e édition), о том, как антропофаги-негры кормят пленников, чтобы растолстели; как на них, живых, отмечают места, которые съедят главарь и другие, и как им отрубают головы и едят их (страницы 250—252)1. Из книги Мечникова «Essais optimistes» Денисенко прочел вслух одну главу (страницы 372—396)2«Тульской молвы» от 9 июля 1909 г. статью «Вивисекция над живыми преступниками и воскрешение мертвых»3. На парижском завтраке ученых, врачей, хирургов большинство высказалось за вивисекцию, чтобы изучать способы пересаживания здоровых органов тела одного человека в организм другого, подвергшегося удалению больных почек, нервов и т. д.

Трудно сказать, что́ произвело более жалкое впечатление и недоумение: поведение ли главарей негров или современных парижских ученых врачей.

Л. Н. сказал о них с изумлением:

— Эти нравственные идиоты-ученые, — и добавил, что̀ он ответил о вивисекции американцу4. — Потом сказал: — Решить, что̀ это будет, благо или не благо, никто не может. Это самоуверенность современности (как у молодых людей). Разумеется, что все должно постепенно развиваться, но современным поколением брошено все прежнее.

Про Мечникова Л. Н. сказал:

— Эрудиция, знает много, все (в нем) напихано, но ни к чему не приурочено. Зачем я ему был нужен? Очевидно, я, по его взглядам, заблудший человек. Я ему нужен, потому что я замечательный человек, чтобы меня цитировать, как Бурдука7*. Мне Мечников совершенно не нужен: я знаю его взгляды. Но он приятный человек.

И. В. Денисенко рассказал про крематорий и про сохранение пепла в урне.

Л. Н.: Тут есть остатки привязанности к телесному предков. Следует дать пепел разнести ветром. Конфуций, Будда, Христос — одно воспоминание. И одно воспоминание их гораздо живее (чем телесные останки).

18 июля. Л. Н. после завтрака прошел через мою комнату к Александре Львовне. Взволнованный, бледный, с изменяющим ему голосом, сказал мне:

— Софья Андреевна со мной разговаривала о правах (на издание). Я ей отказал. Она в ужасном положении. Я за нее немножко боюсь.

Софья Андреевна страдает сердцем, пульс у нее очень слабый: 52, жалуется на одышку. Ее болезнь началась до нашего приезда из Кочетов — бронхитом с жаром, а главное душевным расстройством, беспокойством. Звала, ожидала Л. Н. Неприятности с сыновьями: Лева ей пилил голову, приезжал Андрей просить на уплату долгов. В тот же день получила известие, что брат психически заболел. Дрязги с мужиками, с покосом, неудача в вымогании прав, отказ Черткову в праве вернуться, а главное, что Л. Н. не возвращался, — надломили ее силы: невралгия, миозит, жар.

Вечером Л. Н. посылал меня проведать Софью Андреевну, чтобы показать участие.

Ложась спать, заговорил о разговорах с Софьей Андреевной, что она примирилась (с отказом права) и что он тому очень рад. Говорил с радостью победы над собой, т. е. что мог отказать жене в правах на издание сочинений.

Были: Н. В. Давыдов, Николаев, Вера Сергеевна. Л. Н. спрашивал о дороге в Стокгольм, просил найти в библиотеке проект всемирного мира. Софья Андреевна помирилась с идеей поездки Л. Н.

19 июля. Л. Н. утром, войдя в залу, где я убирал брошюры, спросил, где книга Мечникова («Essais optimistes»). Л. Н. взял ее подмышку и, отходя, остановился:

— Он присылает (книги) и пишет. Надо отвечать. А надо сказать правду, как грубо заблуждается. А чтобы это написать, надо много поработать, а работы и так много1.

2

Днем были у Л. Н. новоколпинские мужики, покупающие землю у Гужона. Л. Н. писал в защиту их интересов два раза Гужону, но не получил ответа. Они приезжали месяца полтора тому назад посоветоваться, покупать ли ее. Л. Н. им советовал. Гужон просил 230 рублей за десятину. Л. Н. даже им сказал, что теперь земля подешевела, как слышал от посетителей, и написал Гужону, чтобы отдал по 200 рублей. В этот раз Гусев написал им письмо3.

Раз днем, другой раз под вечер, с 7 до 8.30, Л. Н. позировал И. К. Пархоменко. Разговаривали вместе с И. В. Денисенко. Л. Н. дал читать вслух Онисиму Денисенко статью о воздухоплавании в России. Разговор о воздухоплавании.

Л. Н.: Воздухоплавание получит общее распространение. Подумать: это уничтожит все дороги.

Софья Андреевна: Как же тяжести перевозить?

Л. Н.: Если возможно одну тяжесть, можно и другую. Главное, чтобы было управление и борьба с ветром.

Иван Васильевич рассказал очень интересно, как он двадцатилетним студентом в Женеве летал на воздушном шаре с Годаром пять часов; поднялись на высоту 2 500 метров.

Л. Н. спрашивал, как устроены аэропланы, дирижабли Цеппелина и других.

Когда стемнело, Л. Н. принес Мечникова «Essais optimistes», и Иван Васильевич прочел вслух две главы. Очень не понравились.

Л. Н.: Я должен ему сказать, и неприятно, что до какой степени глупо, самоуверенно рассуждает.

Софья Андреевна спросила, что такое альтруизм.

Л. Н.: Альтруизм — противоположность эгоизму. Это забота о другом в противоположность о себе, Ego — это я, alter — другой.

Вспоминали о том, что «Смерть Ивана Ильича» — это смерть прокурора тульского Ивана Ильича Мечникова, брата бактериолога. Разговорились об этом потому, что Мечников в своей книге об этом пишет4.

Л. Н.: Работы-то у меня много, и это хорошо: валяешь подряд, а что не сделаешь, не успеешь сделать, стало быть не нужно.

Л. Н. просил достать ему из библиотеки книг о международном мире. Наверное, готовит речь или письмо на Стокгольмский конгресс. В библиотеке нашли книги следующих авторов: Ernest H. Crosby. A Precedent for Disarmament; V. H. Duras. Universal Peace; Henry . Papers of International Arbiters, еще книги: Pratt Hoyson, Th. Haydock и другие английские книги, «Review of Reviews», 1903, 4, 5, 7 и еще несколько французских журналов: «Bulletin de la Conciliation» и др.

Софья Андреевна: Я уверена в том, что большинство болезней — душевного происхождения и моя последняя болезнь с невралгиями — fièvre lente8*.

Л. Н., когда позировал Ивану Кирилловичу и был разговор о Мечникове, рассказал мечниковскую историю про аппендицит:

— Когда я говорил, какое безнравственное отношение господ к слугам, он ответил, что наука все это поправит, что слуги должны быть. И рассказал историю господской семьи с аппендицитом: у слуг их было плохое устройство отхожих мест. В чем же мораль? Никакой морали нет. Главное, он возражает против «Прощай вину не за награду» и что всякое доброе дело не должно ожидать вознаграждения (это у Канта). Не то что у индивидуума, а и у рода человеческого.

20 июля. Л. Н. похвалил присланную ему книжку о кустарном производстве: кн. Ф. С. Голицын. Необходимый для России строй труда. СПб., 1909 г.1

Л. Н.: Я нынче ему только письмо написал по поводу одной женщины. Ее сын в тюрьме. Должна была приехать и не приехала2.

21 июля. Кажется тогда, когда Л. Н. думал в Стокгольм поехать, Софья Андреевна сказала: «Умираю, заговор, отравить...»

Л. Н.

Софья Андреевна: Я добьюсь того, что не поедет...

Читали «Людскую пыль» А. М. Оссендовского (СПб., 1909). Кто-то сказал: «Скучно».

Л. Н.: Нет, не скучно, а безобразно.

Приехала Татьяна Львовна. Все ей очень обрадовались. Вызвала ее Александра Львовна. Софья Андреевна, когда узнала, что приехала, сказала, что ей стыдно, что побеспокоили Таню. Вечером пришла, как ни в чем не бывало, перебивала и щебетала, как всегда, когда говорил Л. Н.

Л. Н. сегодня писал «Письмо Конгрессу мира»1.

Вечером Татьяна Львовна говорила, что в Кочетах боятся нападения мужиков; они очень озлоблены и высказываются, что сделали промах: во время войны не вырезали помещиков.

— Я понимаю их озлобление: тысяча десятин земли у помещика, — сказала Татьяна Львовна.

Л. Н.— назревшее.

Татьяна Львовна: Петр Григорьевич, который постоянно с крестьянами беседует, слышал такие рассуждения, что теперь, когда сменили царей в Турции, Персии, говорят: «Надо сменить царя и у нас».

Когда я вечером массировал ногу Л. Н-чу, он сказал:

— Стыке надо писать. Хочу ему послать «Круг чтения» немецкий.

Я

Л. Н.: Как это — раздробленность Польши — их оскорбляет, и справедливо. Буду отвечать по-французски.

Здесь Татьяна Львовна второй день, Денисенки.

23 июля. Приехали В. А. Поссе и И. Я. Гинцбург, Мария Александровна. Л. Н. ездил с Онисимом Денисенко по Засеке. Вернувшись, пришел к Марии Александровне в библиотеку, спросил ее о здоровье.

«Круг чтения» и Июнь — Июль нового — в ремингтонном виде. Разговорились о Денисенках. Л. Н. об Иване Васильевиче, что он умен и приятен, а Елена Сергеевна — милая, правдивая.

Л. Н.: Нынче в «Круге чтения»1 о правдивости. Нет свойства, которое так разъединяло бы людей, как неправдивость. Тут нет общения. Я всем советую читать «Круг чтения», во-первых, потому что это не мое, а во-вторых......10*

Мария Александровна спросила:

— Вышел Июль нового?

Л. Н.: Нет, опять задержка.

Л. Н. спросил меня, зачем приехал Гинцбург:

— Не хочет ли меня лепить? Я напишу завещание, чтобы мне памятника не строили. Зачем это Пушкину, Гоголю ляжки смотреть?

За обедом Поссе. Л. Н. спросил его, как сюда приехал.

: Повидать Диму Черткова. Я с Чертковыми жил два года в Англии.

Потом рассказал о своем проекте, высказанном в «Современном слове» за пять месяцев перед 80-летним юбилеем Л. Н., как его праздновать: не развратничать, не пить, не курить. С этим многие и многие согласились, а на статью «Мяса не есть» возражали, что это неосуществимо. Он просил газеты перепечатать. Перепечатал только один журнал — «Вестник теософии». Прошло полтора года, газеты всё его высмеивают, особенно Чуковский в «Речи»2. Это удивляет Поссе, т. к. «Речь» — прогрессивная газета: Милюков, Набоков, Петрункевич.

Николай Николаевич«Речь» снисходительно-свысока к Л. Н. относится.

Л. Н.: Когда человек не пьянствует, не развратничает, тогда он сектант.

Поссе говорил, что террор теперь не возможен: протрезвели. Убили его Азеф и Гартинг. Теперь множество людей, бывших террористов, хочет приносить пользу, благо людям другим путем: деятельностью внеправительственной, организациями, кооперацией.

Л. Н. говорил о сегодняшних посетителях: студенте, курсистке, чиновнике (29 лет, он целомудрен). «Как же можно обмануть девушку?» — ответил.

В. А. Поссе рассказывал про теперешних литераторов. У них в Петербурге театральный клуб. Там представление начинается в половине первого ночи. Пьют, едят, азартная игра. И там все литераторы изо дня в день. Днем с тяжелой головой пишут статьи в газеты и выпрашивают авансы на них, чтобы ночью опять могли играть. Между молодыми писателями есть и талантливые, но ничего не выйдет, именно из-за такой жизни.

— Кто же даровитый?

Поссе: Есть Грин (подлинной фамилии его не знаю), но он опустившийся. В «Новом журнале для всех» (февраль 1909 г.) есть его «История одного заговора» — о том, как революционеры посылают молодую девушку совершить террористический акт. Один же из революционеров старается помешать, и потом он является в комитет и говорит им, что они не лучше других3.

Поссе вспомнил про свое сопротивление Гапону, когда он, Гапон, гипнотизировал молодую девушку, чтоб она в экстазе убила Плеве. Поссе ее отговорил.

Рассказал, что он с Гапоном вернулся в Россию, чтобы воздействовать на рабочих — чтобы не было террористических актов. Гапон прочел его, Поссе, книгу против терроризма и согласился с ним, но потом опять склонился к террору. Рабочие были сначала не согласны с террором.

Поссе рассказал, как его революционеры (инженер Рутенберг) заманили на дачу, накинули на него веревку и повесили.

Вечером Л. Н. гулял с Николаевым, говорили о праве. Л. Н. не допускал права внеправительственного. Николаев же утверждал, что есть право нравственное.

Вечером Л. Н. читал вслух Поссе письмо Александра Соловьева Молочникову.

Л. Н.: Лучше всех полковник. Говорит: «Мы его жалеем (Соловьева), но спросите про наше положение». Л. Н. говорил о единомышленниках: Соловьеве, Чернышеве, Волкове. Один застрелился, один спился. Л. Н. думает, что это процент соответственный.

Поссе Л. Н-чу о Кропоткине; хвалил его, какой он добрый человек. Он настоящий ребенок. Его книга о взаимопомощи между людьми и животными прекрасна1. Л. Н. говорил, что желал бы с ним познакомиться, что он его уважает. Его новая книга «Terror in Russia» будет иметь успех в Европе2.

Поссе говорил, что Кропоткин собирался в Россию, паспорт взял у консула, но заболел. Кропоткин, шутя, говорил, что ему надо поторопиться в Россию, пока еще самодержец — Николай, пока ему грозит только ссылка на Сахалин, который будет изучать. Когда же будет правителем Плеханов, тогда ему грозит повешение. Потом Поссе и Гинцбург говорили о вражде между Плехановым и Кропоткиным: со стороны Плеханова — Аксельрод и другие социал-демократы.

Л. Н. с Поссе о Мечникове и его теориях, о книжке профессора А. Яроцкого «Идеализм как физиологический фактор» (Юрьев, 1908 г.)3

Л. Н.: Здоровье нельзя ставить выше как какую-то желательную цель. У Мечникова мировоззрение — продлить телесную жизнь. Все равно — жить 17 или 120 лет для того, кто живет духовной жизнью, потому что духовная жизнь вне времени и пространства. Мне Конфуций ближе, чем домашние: доказательство духовного единства.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Июль

ТОЛСТОЙ НА ЯРМАРКЕ БЛИЗ СЕЛА ЛОМЦЫ, В СЕМИ ВЕРСТАХ ОТ КОЧЕТОВ

1 июля 1909 г.

Фотография Т. Тапселя

«На ярмарке обступила Л. Н. толпа кочетовских парней и с самого начала за ним ходила». — Запись от 1 июля 1909 г.

Л. Н. теперь особенно часто подчеркивает: не осуждать никого, любить всех. Л. Н. теперь натурален. Когда бывал Чертков, Л. Н. бывал в возбуждённом состоянии, как бы несвободный, загипнотизированный, такой возбужденно-невменяемый почти, как сам Владимир Григорьевич.

Вечером уехали Поссе и Гинцбург, делавший комические представления.

25 июля.

Вчера вечером Л. Н. дал прочесть Ивану Васильевичу вслух из «Русского богатства» (1909, июнь) статью «Генрих Блок», т. е. о крестьянском банке. Как крестьяне, несмотря на платежи, остаются в долгах у него, иногда в бо́льших, чем первоначальный1. Л. Н. эта статья потрясла. Суть в том: банк дает деньги взаймы с тем, чтобы ими наживали капиталы и притом платили проценты и амортизацию. Капиталисты умеют так делать. Крестьяне же, купив землю на банковские деньги, стараются только прокормиться на ней, а не то, чтобы нажиться и платить проценты. Но банк с ними поступает по таким же правилам, как с первыми (торговцами, спекулянтами, капиталистами). И они разоряются при круговой поруке товарищества.

Л. Н. сегодня утром написал автору статьи благодарное, сочувственное, ободряющее, горячее письмо — предисловие к его статье, если ее отдельно напечатать2.

Сегодня приехал и уехал старший брат Софьи Андреевны, А. А. Берс с женой и двумя дочерьми. Л. Н. говорил ему о статье «Генрих Блок». Александр Андреевич — сам директор поземельного банка — недоумевал, говорил, что крестьянский банк дает деньги за 3,5%.

ты. Его старшей, 17-летней, дочери говорил вы. Она с ним ездила верхом. До вчерашнего дня ездил Онисим Денисенко. Сегодня напряженное состояние: Л. Н-ча статья «Генрих Блок» и разговоры о ней волнуют.

Л. Н.: Получил характерное, безграмотное письмо, но наполненное революционными фразами.

26 июля

У Л. Н. нога отекает; гулял. Посетители. Молодой босяк рассказал Л. Н., как пустил красного петуха попу, еще ударил кинжалом кого-то. Грозит каторга. Скрывается, скитается. Сегодня много любопытных гуляющих.

Л. Н. за обедом рассказывал спрашивавшему Бутурлину про Мечникова. Л. Н. при Илье Васильевиче рассказал начало по-французски, т. е. о том, как он сказал Мечникову, что безнравственно наше пользование услугами лакеев. «Да вот я вам расскажу», — ответил Мечников и рассказал про богатую французскую семью, болеющую аппендицитом потому, что отхожие места их слуг плохо устроены, экскременты попадают на редиску, которую господа сырую едят. Взял микроскоп, нашел воображаемых козявок — воображаемых потому, что если есть эти, то в этих маленьких есть другие козявки, и так без конца. Эту глупость повторяет в своей книге «Essais optimistes». Там же есть глава о Канте: он Канта вдребезги разбил. Иначе не может быть. Там это место занято козявками, эти не даются даром. Но настоящего Канта не знает. Самоуверенность, невежество. Миллионы людей жили на основании религиозной истины до открытия протоплазмы и козявок. Появился Мечников и говорит, что все заключается в козявках, и все, что делали люди до того, все это насмарку.

В другой раз Л. Н. сказал о книге Мечникова:

— Грешный человек, зная Мечникова раньше, я думал, что будет серьезнее, а тут много французской болтовни.

Софья Андреевна: Я думаю, это твое влияние, что Евангелие введут.

Бутурлин рассказал, что в «Новой Руси» Измайлов перечисляет разные вопросы (18), какие законоучители задают. Например: почему господь-бог позволяет смертную казнь; почему Христос на одной ноге стоял; как Христос слышанную от ангела молитву пальцем на камне записал.

— Почему в последнее время начали такие нелепости учить? В мое время этого не было, — сказал Бутурлин.

27 июля. Из разговора Л. Н. с А. С. Бутурлиным12*.

Л. Н.: Настоящее есть точка соприкосновения прошлого и будущего. Есть жизнь в этом промежутке вне времени. Подняться в область вне времени и пространства.

Бутурлин

Л. Н.: Надо освобождаться от того, что мешает любви.

Бутурлин: Любви нет.

Л. Н.: Есть любовь во всех. Он любит собачку, дочку...

У Л. Н. левая нога отекает. Ночью лежит на кровати, конец которой, где ноги, приподняли и подставили чурки.

Л. Н.: Не понимаю, что это — иллюзия. Ведь вы не сомневаетесь во сне, что сновидение — реальность.

Л. Н.: Я не помню, чтобы я бывал в тюрьме.

— А в Крапивне Гусева посещали. И у пересыльных двух духоборов в Москве побывали.

о поляках по поводу какого-то рассказа или романа Реймонта, который Л. Н. читал и очень не одобрял.

Л. Н.: У меня, не знаю почему, большая симпатия к полякам.

Кто-то спросил:

— Есть что у Товянского серьезное?

Л. Н. ответил:

— Нет.

28 июля13*. Приехала сестра Л. Н. — Мария Николаевна. Говорила, что монашки читают «Круг чтения» и архиерей Парфений. Спросила про него Л. Н-ча.

Л. Н.: Он хорошо, просто вел себя.

Л. Н., когда говорит с молодыми поколениями своих знакомых, говорит о их дедах, имея в виду их родителей.

Л. Н. (): Вы того еще не чувствуете: у меня всегда одно поколение перескакивает.

Разговор об автомобилях. Кто-то сказал, что надо пожалеть лошадей.

Л. Н.: Надо пожалеть людей, которые строят автомобили.

Л. Н.: А это интересно: страх перед возможностью отмены крепостного права.

Разговор о холере, которая второе лето свирепствует в России и в Тульской губернии: в Крапивенском и Новосильском уездах, в самой близости Кочетов.

Л. Н.: Я на холеру никогда никакого внимания не обращал.

29 июля. Приехала барыня-писательница с двумя дочерьми из Петербурга, чтобы видеть Л. Н. и оставить ему на память рукопись своей статьи.

Л. Н. ездил в Колпну (волостное правление) и Телятинки. Кончил, и сегодня начисто переписали, «Единую заповедь» и «Письмо о науке». Вчера и сегодня разговор о Яне Стыке, которому отвечал1. Вечером шахматы с Гольденвейзером. Гольденвейзер играл на фортепьяно.

Пополудни очень интересный разговор между Софьей Андреевной, Марией Николаевной и Бутурлиным. Говорили о вчерашнем споре Л. Н. с Сергеем Львовичем, как Сергей Львович любит спорить, почему он такой неуступчивый. Софья Андреевна говорила, что Л. Н. был такой же спорщик. Бутурлин удивлялся спору Л. Н. с Тургеневым у Фета в присутствии хозяйки. Софья Андреевна высказала свое предположение, что недоброе чувство между Л. Н. и Тургеневым происходило оттого, что Тургенев отбил у Л. Н. даму в Петербурге. Этот случай рассказал ей Л. Н. когда-то, а она приводит это в связь с распрей между Толстым и Тургеневым. Мария Николаевна рассказала, как у нее из запертого стола, приподняв (сломав) верхнюю доску, зять Варвары Валерьяновны — Г. Э. Волькенштейн14* взял разные письма, между прочим рукопись «Севастопольских рассказов», письма Некрасова о них, где написано, что̀ выпустила из них цензура. Этого теперь дополнить нельзя, нет полного экземпляра2.

Софья Андреевна рассказала, как Сергею Львовичу, когда она родила Машу, понадобился длинный ларь, на котором Ваня-лакей спит. И он убрал оттуда часть рукописей, уложил в кульки и велел унести. Лакей унес их в канаву. Софья Андреевна весной, когда снег стаял, нашла их и опять прибрала.

рукописей. Часть рукописей после многих лет взял оттуда Андрей Львович и отдал в музей15*.

Вечером за чаем беседа с Бутурлиным.

Ложась спать, Л. Н. мне:

— Я сколько раз употреблял сравнение, что сон похож на смерть. Мне часто вечером хочется умереть, а утром иногда хочется жить. Сегодня как раз как хорошо было бы умереть.

Я сказал Л. Н., что только что вычитал в газетах, что Бичер-Стоу — автор «Хижины дяди Тома» — 98-летняя старушка — еще жива3.

— А где она живет? — спросил Л. Н. — Странно сказать, что люди сильной духовной жизни долговечны: какая-нибудь Мария Александровна. Другая, слабая духовной жизнью (на ее месте, при тех же данных телесного здоровья) уже не жила бы. Сколько раз видел, что люди малой духовной жизни рано умирают.

30 июля. Был интервьюер от «Русского слова» спрашивать, почему Л. Н. не едет на Конгресс мира в Стокгольм1.

Здесь Мария Николаевна (сестра), А. С. Бутурлин, Варвара Валерьяновна (сегодня вечером вернулась с Александрой Львовной из Пирогова), М. А. Маклакова. Вечером был Гольденвейзер.

Вечером Л. Н. принимал живое участие в саломасовском мужике, которого привезли на двор к дому. Воз переехал ему через берцо и сломал. В сарае для дров я наложил ему гипсовую повязку. Л. Н. сначала немного сам помогал и своим присутствием и разумными замечаниями заставлял меня быть внимательнее и мягче.

— и отпустили. Слушающие удивились малому наказанию.

Л. Н.: Хотят от него отделаться, потому что он опасен им в войске — на других подействует. Это, как в Болгарии.

Л. Н.: И Александра Соловьева (месяца полтора тому назад отказавшегося в Новгороде?) держит полковник около себя. Желает отпустить его. Робеет перед ним.

Мария Алексеевна сообщила мне по секрету, что Софья Андреевна, может быть, сама предложит Л. Н. поехать в Стокгольм с ней. Мария Алексеевна вызвалась привезти из Москвы и почистить ей бензином платье.

Софья Андреевна смотрит с такой точки зрения: платье, и посещение заграницы, и великолепная встреча, какая ей в Стокгольме будет. Софья Андреевна больше склонна ехать.

— Обращаюсь к вам, как к близкому другу, скромному, воздержанному человеку: я хочу из дому уйти куда-нибудь за границу. Как быть с паспортом? Так, чтобы об этом никто не знал, хоть один месяц.

Я ответил, что это можно. Л. Н. сказал, что это выхлопочет дочь. Я сказал Л. Н., что знаю от Марии Алексеевны, что Софья Андреевна хочет ему предложить ехать в Стокгольм с ней.

Л. Н.: Что же, зависеть от истерической особы? Это не телесная, а душевная болезнь. Болезненный эгоизм.

Как-то недавно Л. Н. сказал:

— «Единая заповедь» — это не литературное, а самое простое высказывание того, что чувствовал.

В тот же вечер Софья Андреевна стала бранить Спиро, говорила, что он кривляется, и т. д.

— Я ему сказала, что он тебе тяжел, чтобы он уезжал.

— Соня, что ты! — заахал Л. Н. — Зачем всегда осуждать?

— Я не всех не люблю, — возразила Софья Андреевна.

— Никогда я другого не слышу, — ответил Л. Н.

31 июля. Был Николаев с письмом к нему от Ернефельта о Конгрессе мира в Стокгольме. Ернефельт хочет сопровождать Л. Н-ча. Л. Н. решил послать доклад Ернефельту и попросить его, чтоб съездил в Стокгольм прочесть его, а то бюро может доклада и не прочесть, а просто о нем сообщить по-своему.

За обедом Л. Н. с Марией Николаевной, Бутурлиным, Варварой Валерьяновной.

Л. Н.: Память — в ущерб самодеятельности мысли. Я наблюдал это у многих и многих людей.

— этого нет у Бирюкова, — как Л. Н. ждали у княжны Дондуковой-Корсаковой, что лежала. Там были Голицына, Долгорукова. Пришел лакей, смущенный, и что-то докладывает, и слышны тяжелые шаги. Мария Николаевна подумала: «Левочка выкинет какую-нибудь штуку». И вошел Л. Н. в деревянных сабо. Разговор о другой Дондуковой-Корсаковой, которая иногда пишет Л. Н-чу. Ей 81-й год. Мария Николаевна знает ее и благодарна ей за помощь, несколько раз оказанную ей. Мария Александровна тоже знает ее, говорила, что у нее ничего нет: она все отдает нуждающимся.

Л. Н.: Я не понимаю, как можно обращать другого в свою веру.

Мария Николаевна: Когда веришь, что твоя вера истинная.

Л. Н.: Магометанин — православного, баптист — магометанина...

Вечером с Гольденвейзером шахматы. Я уезжал к заболевшему Диме. Перед сном массаж. Я рассказал Л. Н. о процедуре доставания заграничного паспорта.

— Очень сложно, — заметил Л. Н. — Нельзя так сделать, чтобы не стало известно?

Потом я сказал, куда можно было бы поехать — к чешской крестьянской семье Яначковых в Восточной Чехии (Круценбург). И еще к Ольге, в Туро Тридвори. Л. Н. было интересно слушать про Яначковых, расспрашивал подробно и заметил:

— Там бы не искали16*. — Потом сказал: — Я слаб, ослабел духовно. (Я понял это так, что он недоволен, беспокоен.) О том, чтобы добывать паспорт, не сказал; наверное — в долгий ящик.

1 июля

1 Т. Тапсель.

2 Художник Я. Стыка в письме от 28 июля н. с. (почт. шт.) писал из Гарша о своем отходе от христианства и толстовства. Частично опубл. в кн.: B. Białokozowiczłstoja związki z Polską. Warszawa, 1966, s. 226—228. Т. отв. 27 июля (т. 80, с. 42—44).

2 июля

1 Две телегр. опубл. в т. 84, с. 390 с неверной датой 3 июля: утренняя — под № 817, дневная — под № 816.

2 Письмо Ф. А. Абрамову (т. 80, с. 1—4).

4 июля

1

2 А. А. Стахович и П. Б. Струве приехали в Ясную Поляну 12 авг. (см. т. 57, с. 115).

3 Ст. Т. «Неизбежный переворот» (т. 38); Т. внес в ст. исправления, предложенные С. Д. Николаевым (см. т. 57, с. 93).

4 Отв. на письмо Н. М. Кузьмина из В. Устюга от 23 июня о Г. Джордже; черн. с датой 10 июля (т. 80, с. 18).

5 Моск. отд. Всеславянского о-ва «Славия» прислало Т-му 23 июня / 6 июля, в годовщину сожжения Яна Гуса, картину и приветствие, заканчивавшееся словами: «Все люди должны быть братьями не только по крови, но и по духу. Или, как прекрасно выразился поэт Ян Коллар: «И пусть на зов твой «Славянин!» ответит эхо: «Человек!» Т. отв. 8 июля (т. 80, с. 10). Письмо его было прочитано председателем О-ва С. О. Коничеком 12 июля на празднике под Москвой (Крылатское).

6 «Круг чтения», т. 2, с. 5; т. 41, с. 463).

5 июля

1 В письме от 11 июля н. с. из Ланси А. Шкарван писал Т-му о просьбе П. А. Сергеенко и процитировал отр. (приведен в тексте) из письма Т. к нему от 2 мая 1896 г. (т. 69, с. 96).

6 июля

1 В письме от конца июня А. Нахтман просил Т-го обработать его труд по астрономии и издать его. Т. отв. 7 июля (т. 80, с. 7—8).

1 Уведомление об избрании Т. почетным членом XVIII конгресса мира. Т. отв. 12/25 июля (т. 80, с. 22—23).

2 Интересовавшие Т-го сведения о Болгарии Х. Досев сообщил 23 июля из Майкопа.

12 июля

1 Сьюзн М. Фаррелл, составительница сб. изречений против вивисекции, в письме от 2 мая (н. с.) просила Т. высказать в неск. строках свое мнение. Т. отв. 12/25 июля (т. 80, с. 24).

1 Ст. А. С. Изгоева «Об интеллигентности молодежи».

2 Письмо И. Н. Дерябина от 29 июня. Т. отв. 25 июля (т. 80, с. 36).

14 июля

1 В письме от 20 июля н. с. М. Глюксман горячо благодарил Т. за его борьбу против самодержавия.

1 Письмо Черткова от 14 июля.

16 июля

1 В письме от 23 июля К. А. Военский сообщил Т-му о посланной ему 12 июля своей кн. «Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года», т. I («Литва и западные губернии»). СПб., 1909 (ЯПб, дарств. надпись). Т. поблагодарил его в письме от 17 авг. (т. 80, с. 61—62).

1 Кн. сохр. в ЯПб.

2 E. Metchnikoff. Essais optimistes. P., 1907 (ЯПб, дарств. надпись, пометы).

3

4 См. запись 12 июля.

19 июля

1 Т. отв. И. И. Мечникову 27 июля (т. 80, с. 41).

2 И. К. Пархоменко в письме от 9 июля из Плеса просил разрешения приехать. 10 июля Т. пригласил его телегр. (т. 80, с. 19). Художник провел в Ясной Поляне 3 дня (19—21 июля) и написал в 8 сеансов портрет Т., неоднократно воспроизводившийся в печати (см. т. 57). Местонахождение его в наст. время неизв.

3 —9. Вторично Т. написал ему 19 июля, указав цену, предлагаемую крестьянами за землю (т. 80, с. 27). Гужон на эти письма не отв. и земли не продал.

4 Из кн. Мечникова: «Мне пришлось присутствовать при последних минутах моего старшего брата (его звали Иваном Ильичом, и он послужил прототипом героя знаменитой повести Толстого «Смерть Ивана Ильича»). Чувствуя, что умирает от гнойного заражения крови, в 45-летнем возрасте, мой брат сохранил всю ясность своего замечательного ума» (с. 407).

20 июля

1 Кн. сохр. в ЯПб.

2 М. Попова дважды писала Т-му, прося его найти защитника ее сыну, А. Ф. Попову, к-рого судили за принадлежность к партии эсеров. Во 2-м письме (1-е не сохр.) от 21 июня (почт. шт.) Попова сообщала подробности о его деле. На это письмо отв. Гусев 25 июня (т. 79, с. 284). В телегр. от 19 июля Попова писала, что предполагает приехать в Ясную Поляну (см. т. 57, с. 97—99). Т. внес 20 июля в Зап. кн. черновик письма к Столыпину (т. 57, с. 227—228). За письмом она, однако, не приехала и к Т. больше не обращалась.

1 Работа над докладом была закончена 4 авг. (т. 38).

23 июля

1 «На каждый день», к-рый называли «Новым кругом чтения» (т. 44, с. 49—53).

2 См. запись 10 марта 1908 г.

3 А. Грин «Новый журнал для всех», 1909, № 4, февр.).

24 июля

1 П. Кропоткин (т. VII). Взаимная помощь как фактор эволюции. Пер. с англ. В. П. Батуринского, под ред. автора. СПб., 1907.

2 Кн. изд. в Лондоне в 1909 г.

3 ЯПб (дарств. надпись).

25 июля

1 При письме от 19 июля П. И. Кореневский прислал оттиск своей ст. «Крестьянский «Генрих Блок»» (ЯПб) из РБ, № 6.

2 —40), разрешив использовать свое письмо при следующем изд. статьи. В нояб. того же года РБ издало ее отд. брошюрой, поместив отр. из письма Т. в качестве предисловия.

29 июля

1 См. запись 1 июля.

2 Из трех «Севастопольских рассказов» не сохр. рук. «Севастополя в декабре».

3

30 июля

1 С. П. Спиро. См. его ст. «У Л. Н. Толстого» (Р. сл., № 177, 2 авг.).

1* Этот и следующий день переписаны с листков через два года — 29 мая 1911 г.

2* Шмита.

3* с высоты интеллигенции.

4* «Мое мнение о вивисекции то, что если люди считают, что они имеют право отнимать или подвергать опасности жизнь живых существ ради блага многих, то границ не будет их жестокости» (англ.).

5* Ред.

6* А на следующий день, когда эгоистически капризничала, припомнил ей сегодняшнее поведение (с квасом) как противоположное.

7* В главе из «Essais optimistes» цитирован Бурдук <!>, никому из присутствовавших не известный.

8* изнурительная лихорадка (франц.).

9*

10* Пропуск в подлиннике. — Ред.

11* Этот день переписан мной с черновых записей через четыре года.

12* Записано 29 мая 1911 г.

13* Очень неточно записано 29 мая 1911 г.

14*

15* Я же летом 1907 г. 14 книг «Современника» перенес в библиотеку.

16* Меня поражало, что Л. Н. хочет ехать на Конференцию мира в Стокгольм. Я думаю, что Л. Н. тогда имел и мысль осмотреться, нельзя ли устроиться, где устроиться и не вернуться домой. Софья Андреевна, может быть, чуяла это и потому не хотела его отпустить. — Позднейшее примечание Маковицкого.

Раздел сайта: