Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1909 г. Февраль

1 февраля. Приехал А. Н. Дунаев, свежий, поздоровевший, пополневший. Как всегда, и теперь рассказывал о том, чем питают и волнуют левые газеты читающую их публику: про халатность, жестокость, бессовестность должностных лиц, притом подозревая их в злых замыслах. Теперь, между прочим, о том, что предводители дворянства Московской губернии — Шереметев и Самарин — против учреждения библиотек имени Толстого. Предположение, что тульский архиерей Парфений приезжал к Л. Н. по поручению свыше.

Мое впечатление такое, что Л. Н-чу Александр Никифорович стал далек, и разговор с ним не легок, а труден.

Приехал Дима попросить Л. Н. к Анне Константиновне. Она расстроилась скоропостижной смертью А. М. Булыгиной, просит Л. Н. приехать утешить ее.

— А могу я ей быть полезен? — спросил Л. Н. — Тогда поеду.

— Тогда возьмите меня с собой, — сказал Александр Никифорович. Было очень холодно, когда поехали. Я в то же самое время поехал к больному, простыл и обморозил себе палец.

Вечером у Л. Н. слабость и насморк. Александр Никифорович рассказал про издание П. А. Сергеенко «О Толстом». Первое издание в три тысячи экземпляров разошлось в два-три дня. Второго напечатано 16 тысяч. В нем лучшая статья — М. П. Новикова: знакомство с Л. Н. в Хамовниках. Он слово за словом передает разговор Л. Н. с ним; Л. Н-ча слова в его памяти отпечатались, передает их так верно, будто слышишь самого Л. Н.1

Л. Н. спросил Александра Никифоровича о его семье. Александр Никифорович рассказал, что младшая дочь вышла замуж за Поздеева, студента-казака. У него отец — добрый человек, вегетарианец. Рассказывал, как он <?> в детстве, восьмилетним мальчиком, когда готовились на охоту, не показывался: не мог видеть приготовлений к убийству животных. Его отец еще помнит время, когда в цельных степях Ставропольской губернии, на границе Донской области жили тарпаны2.

Л. Н.: Михаил Александрович обещал мне прислать рассказ Арцыбашева «Кровь»: приезжают гости, для них режут цыплят, кур, и они отправляются на охоту, убивают множество дичи. Которую подымают, добивают, которую оставляют бьющеюся. Такое смертоубийство страшное происходит! Мы даже не замечаем этой жестокости. Это атавизм сказывается в человеке3.

Александр Никифорович заговорил о нынешних браках; знакомый ему говорил, что у него два сына, а невесток пять; у одного — третья жена. Л. Н. сказал, что теперь в высшем обществе из трех браков два кончаются разводом.

Александр Никифорович: Что, Лев Николаевич! Сейчас браки заключаются только чтобы через год разводиться.

2 февраля. Л. Н. спал до двенадцати. Голова болит. В остальном хорошо чувствует себя. Но потом заметил, что ничего не помнит, что́-то с ним было. Вероятно, был обморок.

— Такое просветление на меня нашло. Близость естественного перехода, смерти. Так хорошо!

По желанию Софьи Андреевны я ходил к Л. Н. вторично послушать сердце.

— В сердце ничего? — спросил Л. Н. — Никакого сердца нет, есть духовная жизнь и смерть. В мои года естественно чувствовать близость смерти. Теперь особенно ясно чувствую, что пора умереть, что мне уже не здесь место, и хорошо так. В Псалтыри, помните, сказано: человеку века семьдесят лет, а крепкому — восемьдесят. Вот и мне восемьдесят. Спасибо, что обо мне заботитесь.

У Л. Н. сегодня особенно ясное, духовное, просветленное выражение лица. Вместе с тем неозабоченное и не видать усталости. К Л. Н., кроме Софьи Андреевны, никто не входил, чтобы не тревожить его. С часу до двух читал письма и плохо вспоминал. В десять вечера Л. Н. встал с кровати и сел за письменный стол записывать мысли. Во время массажа живота Л. Н. спросил:

— Газеты читали?

́ почерпнул, между прочим, из чешской «Samostatnost» — подробности немецкого проекта административного разделения Чехии на области: немецкую, смешанную и чешскую.

Л. Н.: Интересные подробности.

Я рассказал Л. Н. про письмо ко мне близкого ему M. U. Schoop. Он, между прочим, пишет про разговор с Клемансо, который восторженно говорил о Л. Н. и сказал: «Si vous le revoyez, dites donc au comte Tolstoï que ses graines ne sont point perdues en France»1* 1.

А о «Круге чтения» пишет, что он для него — ежедневное чтение: «Ich wusste wahrlich kein Buch, dass mir so lieb ware oder, präziser gesagt, das mir grösseren Nutzen geleistet hätte. Die Lecture gehört zu meinem definitiven Tagesprogramm und oft lese ich auch meiner Frau vor»2*.

Л. Н. высказал удивление, что «Круг чтения» не переведен на английский, и поручил мне об этом написать Мооду (от него было сегодня письмо)2.

3 февраля. Утром был сотрудник «Русского слова», С. П. Спиро, интервьюировать Л. Н. по поводу его беседы с архиереем тульским. После его отъезда Л. Н. телеграфировал «Русскому слову», чтобы прислали корректуру интервью1.

Л. Н-чу лучше: встал и в халате приходил в залу. После чтения газет Л. Н. рассуждал:

— Похоже, будет война, мне так кажется (т. е. война Сербии с Австрией из-за присоединения Боснии Австрией). Что же, кто примкнет к Сербии, на кого рассчитывает? На Болгарию?

— В конце концов примкнет Болгария; кроме нее, рассчитывает на Россию, больше не на кого, — ответил я.

— Эта война имела бы больше оправдания, чем с Японией, если уж допустить рассуждения о войне. А что, Венгрия склонна воевать?

— Не прочь: в Венгрии господствует еврейско-аристократическо-либерально-интеллигентская мадьярская и мадьяронская2 клика. Ей хочется какую-нибудь деятельность проявить. Император польстил мадьярам, упомянув об исторических правах Венгрии на Боснию.

— Что за дело мадьярскому народу воевать с сербским — оба угнетены. Разница только та, что мадьяры разными дипломатическими хитростями добились более сильного политического значения.

За обедом Николай Николаевич Л. Н-чу:

— Стахович прислал Арцыбашева.

Л. Н.: Читаю. Тот же недостаток: небрежность работы. Прочел я Рахманова о Сютаеве. Очень хорошо3.

Николай Николаевич: В «Минувших годах» пишет Буланже о вашей болезни в Крыму; мне понравилось4.

Л. Н.: «Минувшие годы» как жалко что прекратились!

Л. Н. спал хорошо. Ему лучше. Утром приехал Г. М. Беркенгейм, вызванный вчера утром Софьей Андреевной и Александрой Львовной, но не получивший второй, отменяющей первую, телеграммы. Несмело вошел к Л. Н-чу. Л. Н. сначала не был удивлен, но потом сказал, что ему тяжело, что побеспокоили его (Беркенгейма). О болезни почти не говорили.

Л. Н. вышел к утреннему чаю и спросил про новости. Григорий Моисеевич рассказал об Азефе, что он был гениальный человек: когда его в заседании Центрального революционного комитета в Париже обвинили, он сказал, что в оправдание может показать документ, который у него на квартире, и он его принесет. Тогда комитет выслал с ним четырех из своих членов. И он, и эти четыре члена (оказались все четверо его союзники в шпионстве) скрылись1. Разоблачение Азефа — большая брешь в революционной террористической партии. Обнаружилось, что весь террор революции 1905—06 гг. происходил под руководством полиции. Азеф поссорился с Плеве и устроил его убийство. Роль Гапона изменяется: его убил Азеф2.

Л. Н.: Николай Николаевич говорил, что молодые люди, свежие в революционной организации, чувствовали отвращение к Азефу, неохотно поступали под его руководство.

Григорий Моисеевич спрашивал Николая Николаевича про посещение архиереем Л. Н-ча. Николай Николаевич рассказал, что Софья Андреевна спросила архиерея насчет похорон Л. Н. Он ответил, что постановление Синода остается в силе и что нельзя по церковным обрядам хоронить. Но добавил: «А все-таки, графиня, известите меня, если заболеет опасно».

Это вмешательство Парфения Л. Н-чу очень не понравилось.

— Это испортило мне то впечатление, которое он произвел на меня, — сказал Л. Н.

Л. Н. о письмах, им получаемых:

— Теперь преобладают сочинительские. Все хотят писать, особенно стихи. Болезнь литературой, а особенно стихотворениями.

Григорий Моисеевич: Письмо, которое вы, Душан Петрович, мне переслали, было еврейское, от раввина из Галиции. Вычитал где-то, что я врачом у Л. Н., и благословляет меня.

Л. Н.: А вы понимаете по-еврейски?

Григорий Моисеевич: Нет. Отец прочел и мне перевел.

Л. Н.: Я получил еврейское письмо, возьмите его прочесть3.

Л. Н.: Михаил Александрович прислал мне книжку рассказов Арцыбашева3* из-за рассказа «Кровь». Я прочел некоторые. Силен рассказ о проститутке. Я его измарал отметками4.

Л. Н. попросил найти ему «Санина», сказал, что прочтет его5, и продолжал:

— Арцыбашев думает: «Все сойдет». Старые — Гоголь, Грибоедов — отделывали и все не были спокойны: «Эх, не то!» Неряшливость работы мешает художественному впечатлению — единственному оправданию художественного произведения.

— хорошее, я делал отметки.

Григорий Моисеевич заговорил про Петерсона, про его статью в альманахе П. А. Сергеенко «О Л. Н. Толстом». Л. Н. вспомнил новейшие письма Петерсона к нему:

— Он брызжет злобой ко мне.

Софья Андреевна: За то, что ты против науки, а у него наука — вера.

Л. Н.: А когда <его> знаешь, это добрейший человек.

Григорий Моисеевич рассказал, что его брат, живущий в эмиграции6, во время землетрясения находился близ Сицилии и поехал в Мессину, и писал домой интересные сравнения, как вели себя команды судов разных держав. Русские матросы, действительно, оказали большую помощь: похвалы в газетах не были преувеличены. Командир русского судна, не снесясь с Петербургом, тотчас же спустил команду, и матросы стали ломами, лопатами отгребать засыпанных и кормить, перевязывать и отвозить. Итальянцев охватила апатия, неспособность действовать. Прибывшая итальянская помощь с континента заботилась прежде всего об охране имущества. Военные судили грабителей и расстреливали их тут же. Наслали множество солдат, но без факелов (ночью нельзя было работать) и съестных припасов. Англичане устроили образцовый госпиталь на соседнем острове, где делали самые сложные операции. Немецкий командир спросил, который участок будет ему отведен, и, получив ответ, что может помогать, где хочет, обиделся, что никакого порядка нет, и, не позволив никому из своих матросов спуститься, уехал.

Л. Н.: Я так и ожидал.

Григорий Моисеевич: Французский командир хотел отпустить 30 тысяч банок консервов, но требовал расписки префекта, а так как префекта не было, не выдавал их двое суток.

Л. Н. (о Гусеве): Трудолюбивый, очень умный, все помнит, самый лучший — не люблю этого слова — секретарь-помощник, какого можно себе желать.

5 февраля. Л. Н. плохо, мало спал. Встал в 7.30, прогулялся по парку, пополудни тоже. Ожидал братьев Гаяриных, виртуозов на скрипке и фортепьяно. За обедом Л. Н. вспомнил, что обещали Ольгу Константиновну позвать. А Гаярины — друзья Андрея Львовича, может и он приехать. А сегодня четверг. Ольга Константиновна выбрала себе для посещения Ясной среду и пятницу, и в эти дни Андрей Львович с новой семьей не приезжают. Л. Н. промолвил: «Не надо бы посылать за Ольгой».

Александра Львовна и Варвара Михайловна ответили, что ни Ольга, ни Екатерина Васильевна не имеют ничего против того, чтобы вместе сойтись, только детей не хотят друг дружке показывать. «Пусть рискнет приехать Ольга». Л. Н. был против этого:

— Это отсутствие всякого чувства, — сказал со страдальческим лицом.

Л. Н. тронут письмом Л. И. Лойцнера к отцу. Лойцнер отказался от военной службы и сидит, за отказ надеть военное платье, восемь дней в карцере. И т. к. на него насильно надели военное платье и зажимали ему рот, когда он говорил о своих убеждениях одевавшим его по приказу солдатам, то против этого насилия он решил протестовать отказом от еды и питья. После обеда прочли вслух это письмо — «страшное» по выражению Л. Н.

Л. Н.: Ах, письмо из Калифорнии, в нем интересная статейка, надо будет ее перевести. Статейка о том, как европейцы варварски ведут себя в Китае. — Л. Н. отдал эту статейку Черткову для перевода.

В 5 часов приехали братья Гаярины: скрипач 41 года и пианист 44 лет, потом Ольга Константиновна и Страховы. За обедом разговор о музыке. Л. Н. к Гаяриным:

— Я страшно люблю русские песни. Ваш отец присядет русские песни играть — восхитительно!1

Отец Гаяриных был сначала директором тульской гимназии, потом пошел выше; женат на Офросимовой, либеральный человек, сочувствовал школам Л. Н-ча.

В разговоре о новом и декадентском в музыке и вообще в искусстве Л. Н. сказал:

— Игнорирование всего того, что сделано раньше. Надо усвоить это и пойти дальше. У Грига мне нравится его оригинальность.

С 7.30 концерт. Сперва играли Гаярина «Сюиту», его же «Вальс», потом Бетховена, Рубинштейна, Венявского.

В промежутке Л. Н.:

— Нынче я в газете прочел о смертной казни Каракозова, покушавшегося на жизнь Александра П. После 40 лет — первая смертная казнь в России. Какое это было страшное событие! В газете оно перепечатано из новейшего номера «Русской старины»2.

О шахматном турнире.

Л. Н.: Что-то отличаются русские наши. До чего может довести память и практика: Чигорин играл 30 партий сразу по памяти. (Не глядя на доску.)

О болезнях. Ольга Константиновна рассказала про трахому у них, в Англии: сколько лечились (полтора года), сколько страху перенесли, и, наконец, главный врач, известный окулист, с своим главным помощником разошелся во мнениях, была ли болезнь трахомой.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Февраль

ТОЛСТОЙ С ВНУЧКОЙ ТАНЕЧКОЙ СУХОТИНОЙ

Ясная Поляна, 27 марта 1909 г.

Фотография В. Г. Черткова и Т. Тапселя

Л. Н.: Самая страшная болезнь — вера в докторов.

Гаярин рассказал про свою драгоценную скрипку итальянскую, 168-летнюю. Теперь не умеют таких делать.

Л. Н.: Это интересно. Как потеряно искусство делания скрипок, так потеряются многие искусства, которые в наше время существуют — например, искусство композиции, как вы, — сказал Л. Н. обращаясь к Гаярину, — говорили о нем.

Гаярины играли до 11-ти. Л. Н. благодарил их и похвалил, но, очевидно, из долга быть любезным. Композиции Гаярина похвалил, что очень мелодичны. Скрипачу сказал: «За вас при Сарасате не боюсь».

Про Венявского мазурку сказал: «С большим трудом удержался, чтобы не пройтись».

На следующий день Л. Н. отозвался об игре Гаяриных Черткову так: «Играли простые вещи: мазурку Венявского, андалузские песни. Скрипач — очень хорошо, пианист — слабо».

6 февраля. «Новой Руси» Купчинский, ее бывший военный корреспондент из Маньчжурии. Приехал для того, чтобы получить от Л. Н. несколько строк против смертной казни. Л. Н. написал страницу и отдал ему. Купчинский сказал, что будут печатать как факсимиле: по несколько слов в каждом номере, а если из-за этого на пятом номере «Новую Русь» закроют, не будут жалеть1.

Я не видел Купчинского. Л. Н. говорил о нем, что он, будучи военным корреспондентом, старался описывать новые орудия, способы войны страшные. А с тех пор, наверное, есть новые изобретения, еще страшнее, и аэропланы. Рассказывал о Цейлоне (он там был; там живет тысяча русских, занятых чайным торговым делом), о Париже, где теперь живет. Он знал Азефа. Говорил, что уже известно несколько лиц среди революционеров, которые тем же занимались, чем Азеф. Между ними один знаменитый писатель, которого он не назвал, но сказал, что на днях будет о нем разоблачение в газетах. Когда вечером была об этом речь, Л. Н. догадывался, что Г. Петров2.

Владимир Григорьевич принес Л. Н-чу письмо Пунги о том, как революционеры после обнаружения роли Азефа пали духом.

— А Купчинский рассказывал, что было несколько самоубийств среди них, — сказал Н. Н. Гусев.

Мария Александровна ужаснулась, как можно быть шпионом?

Л. Н.: Это нам, простым людям, непонятно.

Л. Н. говорил о «Новой Руси»:

— Я «Новую Русь» особенно люблю из-за двух преимуществ, которые у нее: 1) написано сверху все содержание, и 2) приклеен средний лист.

Л. Н. спросил про Е. Д. Хирьякову, отсидела ли она наказание.

Владимир Григорьевич: Нет. Нет мест в тюрьмах.

Сегодня получено «Русское слово» от 5 февраля с интервью С. Спиро: «Л. Н. Толстой и епископ Парфений». Л. Н. нашел только одну неточность: «Но не то с людьми нашего образованного сословия — у них (тут Л. Н. поправляет на «у большинства из них») или нет никакой веры, или, что еще хуже, — притворство веры, которая играет роль только известного приличия».

Л. Н. сказал, что знает, что за эту беседу с архиереем будут его ругать.

7 февраля. Приехал Гольденвейзер. Софья Андреевна прочитала Л. Н-чу из фельетона «Русского слова» 6 февраля «У А. И. Куприна» А. Измайлова слова Куприна о Л. Н.: «Может быть, держа в своем столе такие свои работы, как «Хаджи-Мурат» и не пуская их в свет, он держит мысль показать нам уже после своей смерти, какая у него была сила, и эти последние вещи его — какой-то там «Круг для чтения», какая-то маленькая мудрость на каждый день, покажутся совершенным пустяком, оттеняющим его настоящее величие в художественной вещи».

Л. Н. просил Софью Андреевну не читать это и затыкал себе уши. Это рассказала мне Мария Александровна. Я не присутствовал.

Л. Н. гулял утром целый час. Пополудни не выходил, лег спать в четыре часа (ночью не спал).

За обедом: Л. Н., Софья Андреевна, Александра Львовна, Варвара Михайловна, Чертков, Гольденвейзер, Гусев. Николай Николаевич говорил, что через Хирьякова получены все книжки журналов «Былое» и «Минувшие годы». Интересные исторические статьи в них1.

Л. Н. сказал, что получение «Былого» и «Минувших годов» обязывает его; что он должен быть революционером.

— А какой фельетон о смертной казни в «Русских ведомостях» 6 февраля, И. П. Белоконского — «Воспитание граждан» — превосходный! — сказал Л. Н. — В художественном отношении слабый, но мысль превосходная.

И Л. Н. рассказал: мужик пошел в город поискать работы. Не нашел. В ночлежном доме воришки зовут его принять участие в их предприятии. Он отказывается, потом идет с ними и попадает на три месяца в тюрьму. В тюрьме рай увидал: и одет, и сыт. Политическим прислуживает. Потом узнает, что один из заключенных исчез и что он занимался вешанием приговоренных, а их всех в городе и по уездам — 50, и платят за повешение одного — 50 р. Он к смотрителю: «Я за тридцать рублей возьмусь». Ему дают. Но расписку подписывает на бо́льшую сумму. Подробность: грехом считает, совестно ему вешать, но ведь тут присутствует священник, как же быть этому грехом? 750 рублей — богатство. Едет домой. Но совесть мучает его. Идет к священнику исповедаться на духу. Священник возвращается к матушке от исповеди, страшно взволнованный, и рассказывает ей и дьякону, с которым советуется, отпустить ли ему этот грех. Деревенские узнают. Сначала отступаются от него, потом привыкли. Он построил дом, завел корову, лошадь. Потом приходят к смотрителю три мужика из той же деревни «работу искать». Ответ получают, что «работа вся сделана».

Л. Н.: Очень мысль хороша: указано, как смертная казнь действует на разные натуры и производит развращение народа.

Мария Александровна рассказала, что введен новый праздник: день кончины Иоанна Кронштадтского. Л. Н. на днях написал статью о Иоанне Кронштадтском2. И на днях же написал общее письмо заключенным за отказ от военной службы, сделав свой ответ Иконникову на его письмо — общим3.

Николай Николаевич говорил про какую-то статью в «Минувших годах», из которой видно, что нынешний, после А. С. Будиловича, редактор-издатель «Московских ведомостей» Тихомиров, бывший революционер, был главным автором письма к вступившему на престол Александру III о том, чтобы возвратили Чернышевского; а за то они прекратят покушения. Чернышевского возвратили. После того через четыре года Тихомиров раскаялся в революционных мыслях, поступил на службу, и ныне он редактор-издатель «Московских ведомостей»4.

Николай Николаевич говорил, что в те годы было два журнала, в которых сотрудничали все революционеры: «Русское слово» и «Дело».

Л. Н.: Помню, помню. У меня осталось впечатление какое-то неопределенное от их направления.

Николай Николаевич сказал что-то о Михайловском, а потом, что более всех радовались убийству Александра II — Плещеев и Станюкович.

Л. Н.: Я знал Плещеева. Такой милый человек, добродушный.

Л. Н. рассказал, что сегодня читал в газете, за что́ был сослан Тургенев в свое имение в 1852 г.: за письмо по поводу смерти Гоголя.

Досев принес показать новый номер болгарского журнала «Възраждане». Для него получение нового номера — событие волнующее, радостное. Л. Н. просмотрел его и заметил:

— Только и есть единственный журнал в нашем духе.

Шахматы с Гольденвейзером. Разговор о Лозинском.

Л. Н.: Как он бойко, остроумно пишет! Он против парламента не с точки зрения анархической, а с точки зрения общего законодательства. Я бы ему возражал: как только будет закон, который будет обуславливаться насилием, будут и злоупотребления5.

Л. Н. боролся с Александрой Львовной, облокотившись на стол, кто кого перетянет; потом со мной, и обоих победил. Как силен в 80 лет!

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Февраль

Гольденвейзер играл Шопена и Шумана. Л. Н. спрашивал о личности Шопена и о происхождении его и склонялся к тому высказанному Гольденвейзером предположению, что он был Chopin — Хопин (поляк). Гольденвейзер говорил о его десятилетней дружбе с Жорж Санд, от которой Шопен очнулся, когда Санд в романе описала их связь и участие Листа, чего Шопен не подозревал6.

Л. Н.: Вот я Жорж Санд никогда не любил. Тургенев восторгался ею как писателем.

8 февраля. Утром во время массажа Л. Н. сказал мне:

— Как это «Възраждане» — болгарский журнал — характерно: есть порода (славяне), более доступная христианским идеям. Англичанин мне пишет, что читает лекции о христианских мыслителях и таких как Эмерсон, Чаннинг, Амиель и я, и спрашивает: «Христос божественен ли?» Он смешивает божественное учение и божественное происхождение. Это характерно для англичан: оставание в этой неопределенности, угождение и тем, которые верят в божественность Христа, и тем, которые не верят. Нечего ему и отвечать.

На солнце t 10°. Л. Н. верхом на застоявшемся, подыгрывающем Делире. Когда возвращался, на прешпекте собака со двора укусила Делира в ногу. Он шарахнулся, Л. Н. чуть не упал.

Вечером были: Владимир Григорьевич, Евгений Иванович, Картушин, Зайцев, Досев. Владимир Григорьевич рассказал, что становой собирал в Колпне подписи от колпненских и телятинских, что они желают выселить Черткова. Собрал всего пять подписей.

Л. Н. о Петровой, желающей повидаться с больной старухой-матерью и желающей, чтоб ее ради этого на время отпустили из тюрьмы. Давыдов пишет, что это можно устроить, и советует Л. Н-чу написать прокурору и еще кому-то. Но Л. Н. сказал:

— Мне это очень неприятно; ну прямо не могу1.

Владимир Григорьевич посоветовал Л. Н. написать Глебовой:

— Дамы скорее добьются. Когда от вас получают письмо, власти придают делу заключенного огромное значение.

Л. Н.: Сандецкому — это давно было, так что могу рассказать, — я и написал: «Никто о том не будет знать, что я вам пишу и что вы это делаете ради Толстого»2. От Лозинского получил длинное письмо. Он даровитый. Пишет, что привык читать только несогласные критические статьи о себе. Пишет, что интеллигенция мной восхищается. Это дурной признак3. Каково мое положение: правительство меня не одобряет, революционеры не одобряют, либералы не одобряют. Надежда одна была на него — и он не одобряет меня.

Л. Н. рассказал, что получил воззвание: написать о писателях в новое заграничное издание «Писатели о писателях». Там есть суждения о Сервантесе.

— Если бы я, — сказал Л. Н., — имел время, я написал бы о Диккенсе, так как он доставил мне большую радость и оказал на меня влияние.

Л. Н.: Наживин пишет и прислал свою статью о «Ваисовом полке». Очень подробно, интересно. Она меня разочаровала насчет «Ваисова полка»: они верят в букву Корана. Они царя считают нужным, а урядника, губернатора — нет4.

Николай Николаевич: Это и старый русский, народный взгляд: царь-батюшка добр, но господа его обманывают. Военную службу отвергают, потому что нельзя, некогда исполнять пятикратное омовение в день.

Евгений Иванович и Досев разговорились о магометанстве.

Л. Н.: Я всегда относился к магометанству с уважением. Магометанство, какое оно есть, в сравнении с церковным учением, гораздо выше.

: И жизнью?

Л. Н.: И жизнью.

— Почему магометанство могло больше повлиять на людей, чем церковное учение?

Л. Н.: Не могу вам сказать. Приложение магометанства к жизни не требовало такого коренного переворота жизни, как приложение христианства.

Досев: В магометанстве мало обрядов.

Л. Н. на это сказал, что магометанство позже христианства появилось и не повторило некоторые его ошибки; что есть в нем хорошие стороны.

Л. Н. спросил про Наживина. Досев сказал, что у него неврастения.

Л. Н.: Неврастения? Я думаю, что это дамская болезнь. Как же это: ведь ничего не болит?

Я сказал, что неврастения больше психическая болезнь: недоверие к себе.

Л. Н.: Да, недоверие к себе.

В новой книжке «Вестника Европы» портрет Дарвина, по случаю столетия со дня его рождения, и Вл. Соловьева. И «Вестник Европы», и другие журналы, особенно все газеты, полны статьями о Дарвине.

Л. Н.: Как это нужно: научиться не придавать значения одному человеку знаменитому, начиная с вашего собеседника, больше, чем другому.

Л. Н. (играя в шахматы): В газете, в статье о Персии, написано: «Или Россия будет следовать закону непротивления...» — подразумевая, что это глупость. Из этого видно, как они на это смотрят.

9 февраля. Вечером был Владимир Григорьевич с Калачевым, который, отсидев в тюрьме за распространение запрещенных книг Л. Н., с месяц живет у Чертковых. Завтра отправляется опять в путь разносчиком книг.

Л. Н.: Читал нынче Коран. Нехорошо. Все это приурочено к пророку, событиям того времени, войне. Пришло мне в голову, почему магометане лучше христиан. Потому что Магомет допускает войну с неверными откровенно. Я готовлюсь к посещению Ваисова, боюсь, что безосновательно. Он сын основателя секты «Божьего полка».

Владимир Григорьевич

Сначала сожгли одну: «Восстановление ада», потому что там часто вспоминается «чёрт», а малеванцы не любят о нем говорить. Одна из женщин, бывших с Малеванным у Чертковых летом 1907 г., не произносила фамилии Черткова и советовала ему переменить ее.

Л. Н.: Это есть и у православных в русском народе, что не любят вспоминать чёрта.

Владимир Григорьевич рассказал потом, что малеванцы имели хорошее влияние на Кузьмина (Жихарева), который через них принял христианские взгляды.

Л. Н. вспомнил, что утром был у него молодой человек — телеграфист, подавший в отставку, потому что над ним смеются. Просил сперва о материальной помощи, потом совета — очевидно, душевнобольной.

— Во мне никакие болезни не возбуждают такого сострадания, как душевная болезнь, потому что с душевнобольным никакого общения нет, которое со всеми другими больными, умирающими возможно, — сказал Л. Н.

Л. Н. упомянул с состраданием о суровостях карательной экспедиции для взыскания податных недоимок с крестьян Котельнического уезда Вятской губернии, о чем читал в «Слове» 7 февраля и в предыдущих номерах.

10 февраля. Утром был у Л. Н. каптенармус из Тамбовской губернии, служивший годы сверх военной службы и вышедший раньше срока, до которого обещал служить. Ему попалась в «Церковной газете» статья о Л. Н. и В. Соловьеве, которая обратила его внимание на Л. Н. Потом по объявлению в «Голосе Москвы» выписал «Ясную Поляну» и прочел издание «Ясной Поляны» — «Царство божие» с большими пропусками и др.1 После этого не мог в войске остаться. Его смущает, что ведь нельзя сразу всем бросить военную службу и всем бросить работать у помещиков. Таких читающих и разделяющих взгляды Л. Н. на военную службу между его товарищами-солдатами в Плоцкой губернии (военный фельдшер и др.) было немало. Ему около 28 лет. Л. Н-чу понравился.

Вечером были Евгений Иванович, Владимир Григорьевич и еще кто-то. Меня с утра до 11 вечера не было дома (по больным).

11 февраля. Под вечер приехали Андрей Львович, Ваисов (татарин из Казани)1 Сергеенко (после разрыва с Софьей Андреевной в первый раз) и Чертков.

Л. Н. пошел на лыжах гулять. Не понравились лыжи, бросил на прешпекте.

Ваисов — татарин казанский, около 38 лет, красивый, спокойное лицо с красивыми зубами и черной бородой, в очках, бледный. Когда сидит, немного качается из стороны в сторону. Простой, скромный, но не застенчивый. По-русски бегло, свободно выражается, но с ошибками в речи.

В 6.40 Николай Николаевич позвал его в залу к Л. Н. и обедать. Л. Н. сказал ему, что рад ему, что ждал его. Ваисов мало ел. Л. Н. ему сказал, чтоб он не смущался: свинины не будет.

— Мы никакого мяса не едим, — сказал Ваисов.

Л. Н. вспомнил про Казань, что он там учился на восточном факультете по-арабски. Все забыл, кроме чтения и нескольких слов.

— Я и не начинаю с вами говорить о серьезном, чтобы не мешать вам кушать5*, — сказал Л. Н. Но все-таки спросил его: — Вы своего родителя помните?

в Сибирь, многие после 1906 г. вернулись. Теперь возобновились преследования.

Л. Н. спросил, знает ли бабидов в Персии.

Ваисов: В последнее время о них узнал.

Л. Н. спросил, имеют ли последователи его отца («Божий полк») сношения с суннитами.

Ваисов: Нет, они далеко. Мы поглощены борьбой с правительством — притесняет нас. Отец был очень умный. Он говорил правительству: «Вы — антихристы, поступаете не по Евангелию».

Л. Н.: А с русскими в Казани имеете сношения?

Ваисов: Нет. В последнее время никаких.

Кончив обед, Л. Н. позвал Ваисова к себе в кабинет и долго беседовал с ним наедине. Позднее вошел к ним Чертков. Когда вышли, тут были Сергеенко, Чертков, Андрей Львович, собирающийся в Петербург.

За вечерним чаем Л. Н. сказал:

— До какой степени интересно в «Былом» описание декабриста Каховского2. Все это — для славы людской. И Рылеев, и Пестель, о которых нельзя без уважения говорить: они ведь были казнены.

Чертков: Ведь не все же декабристы были тщеславны.

Л. Н.: Все. И как у наших революционеров, и у них идея — Дума, а в Думе диктатор Трубецкой, который перед Николаем на коленях стоял: «Sire, la vie!»6* 3

Л. Н. (о Лозинском): Рекомендую вам всем его книги. Он враг либерализма, парламентаризма и интеллигенции. Интеллигенция — только новое сословие, которое займет место капиталистов, чиновников. Я вступил в переписку с Лозинским.

«Нового времени», в котором Л. Н. с большим интересом читает продолжение статьи «Отрывки из моих воспоминаний» барона А. Е. Врангеля о Достоевском в ссылке4.

— Вот я нашел себе утешение: вот прочтите, — и дал прочесть вслух в том же номере иллюстрированного «Нового времени» изречение Изольды Курц: «Никогда слава не была так дешева, как в наше время. Скоро особым отличием будет считаться неизвестность, и мы в конце концов уподобимся обитателям луны в одной из опереток: там все люди рождаются украшенные множеством орденов и т. д.».

Л. Н. с Сергеенко играл в шахматы. Сергеенко привез Л. Н. в подарок низкий стол шахматный.

Сергеенко рассказал про Париж, куда ездил устраивать издание международного альманаха «О Толстом», что там правительство против смертной казни, а общество за нее. У нас наоборот: у нас правительство за смертную казнь.

Л. Н.: Но и общество; трудно сказать, (кто больше).

Сергеенко говорил, что третий том альманаха будет против смертной казни и что от него можно ждать многого5.

Л. Н.: Ох! Книг столько выходит! Тонет в этом море всякая книга.

Андрей Львович говорил, что все в Туле одобряют посещение архиереем Л. Н-ча и что архиерей чрезвычайно доволен посещением. Л. Н., поняв в том смысле, что Андрей Львович говорил об интервью в «Русском слове», сказал:

— Это ты мне приятное сказал, что он доволен был сообщением (в «Русском слове» 5 февраля).

Когда Андрей Львович поправил, что архиерей был доволен посещением, Л. Н. сказал:

— Я бы желал, чтобы он был доволен сообщением.

12 февраля. Чертков, Ваисов. Приехал и уехал Трегубов.

13 февраля. Приехал С. Д. Николаев с корректурой изречений Магомета. Л. Н. поправил ее и вечером продиктовал Николаеву введение. Л. Н. показывал Ваисову эти изречения Магомета7* и спрашивал, есть ли они в Коране? Л. Н-чу не встречались там. Ваисов ответил, что они согласны с Кораном.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Февраль

ТОЛСТОЙ И Н. Н. ГУСЕВ В РЕМИНГТОННОЙ КОМНАТЕ

Ясная Поляна, 27 марта 1909 г.

Фотография В. Г. Черткова и Т. Тапселя

Ваисов (мне): Коран считается божьим, божьей книгой: он передавался через ангелов, а эти изречения находятся не в самом Коране, а в книгах Хадис. Их шесть книг, а изречений в них 6666. Хадис — разговоры, толкования. Хадис Магомет говорил от себя. Их записывали его современники.

— божьего полка приверженцы (их несколько тысяч) — не признают духовных лиц, мечетей, властей, военной службы, податей.

— Светских властей никаких не должно у нас существовать, мы только стараемся узнавать и соблюдать божии законы, — сказал Ваисов.

Ваисов говорил, что никому в России хуже от правительства не достается, как им. За 50 лет сколько их сослали в Сибирь, на Сахалин, разорили, у скольких отняли имущество. Его отец 15 лет провел в сумасшедшем доме, он — восемь месяцев в одиночном заключении (15 дней в карцере в два шага) + 15 месяцев в тюрьме. Рассказал, как у них отняли молитвенный дом в Казани. Когда об этом отнятии молитвенного дома рассказывал Л. Н-чу, он его спросил:

— А вы дальше не судились?

Ваисов: Мы и до того не судились.

Л. Н.: Прекрасно! Я боюсь, как бы вам поездка ко мне не повредила.

Ваисов не боится, если будут последствия со стороны властей. Л. Н., прощаясь с Ваисовым, сказал:

— Распространяйтесь, растите, процветайте, всей душой желаю вам.

Л. Н. (к Ваисову): Как вы думаете, как по вашим взглядам: жизнь дана нам в благо, жизнь — добро?

Ваисов притакнул.

Л. Н.: Я чем дольше живу, тем яснее вижу, что в жизни только добро. Насколько исправляешься, настолько чувствуешь то добро. И как у вас говорится: «Ад в каждом человеке, в себе». Это мне приятно слышать, что̀ вы говорите о войне: что война нужна внутренняя, сама в себе, а не убийства. Интересно будет ваше свидание с саратовским татарским пророком (о котором Л. Н. получил книжку)8*.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1909 г. Февраль

ТОЛСТОЙ И И. В. СИДОРКОВ В КАБИНЕТЕ ТОЛСТОГО

Ясная Поляна, 27 марта 1909 г.

Фотография В. Г. Черткова и Т. Тапселя

Ваисов: Никто о нас не писал.

Я ему сказал, что̀ полгода тому назад писали «Новое время», «Биржевые ведомости» о «Ваисовом полке»2

14 февраля. Л. Н. до Басовской заставы верхом (81/2 верст). Пополудни приехала С. А. Стахович. Ее встречала на Козловке, как всегда, Александра Львовна. С. А. Стахович приезжает каждый год в феврале, нетерпеливо ждет этого. Софья Александровна спросила мнение Александры Львовны об альманахе Сергеенко «О Толстом».

Александра Львовна: Статья Морозова хороша1. Остальное дребедень. У Наташи Сергеенко тон Сергеенко-отца: самовыставление, самохвальство2.

Владимир Григорьевич, не защищая Сергеенко, констатировал только то, что Сергеенко искренне любит Л. Н-ча. Софья Александровна заговорила о записках Наташи Сергеенко в альманахе «О Толстом», находит их искренними и верными; Л. Н-ча слышишь: дословно записывала.

Александра Львовна и Софья Андреевна обрушились на нее, что приписывает Л. Н-чу слова похвалы ее отцу, семье, которые Л. Н. не мог сказать. Софья Александровна утверждала, что Л. Н. сказал их из любезности; что он при встречах старается сказать приятное. Л. Н. завершил спор словами: «Tout comprendre — c’est tout pardonner»9*.

Л. Н. читал в «Былом» про декабриста Каховского: интересно, хороши подробности. Он, который мнил себя Брутом, постепенно ослаб; пробыв в заключении больше года, оговорил товарищей. Л. Н. растроганно рассказывал (с сочувствием и с сожалением к Каховскому) о нем и опять сказал: «Tout comprendre — c’est tout pardonner».

Л. Н. сегодня читал «Нашу газету», в которой работает Хирьяков (стали ее присылать на днях), и «Русские ведомости».

В «Нашей газете» 13 февраля нашел ответ Гусева на описание в «Русском знамени» «чертковской пропаганды»3.

Л. Н.: По газетам — будет война. Амфитеатров пишет из Боснии — на бирже австрийские бумаги пали10*.

Вечером за чаем Л. Н. принес «Русскую старину» — февраль 1909 г. («Записки сенатора Есиповича»):

— Очень хорошо написано о Каракозове, как его судили и повесили. Так наивно написано, очень хорошо, просто, без прибавлений.

Л. Н. дал Николаю Николаевичу прочесть вслух. Л. Н. о В. Н. Панине, родном деде С. В. Паниной, министре юстиции:

— Жестокий был человек!

Когда читал высказывание Панина, что лучше двух повесить, чем одного, и трех, чем двух, Л. Н. взволновался, остановил чтеца и повторил это высказывание с негодованием, даже с гневом:

— Его бы первого повесить!

Л. Н. спросил, что́ в Петербурге о войне.

Софья Александровна: Совсем не говорят об этом.

Л. Н.: Мне кажется, больше шансов, что будет война.

Софья Александровна: Как же Австрии воевать с Сербией, когда у нее (Австрии) — 60 процентов солдат — славян? Ведь война немыслима, если их много, скажу, каких-нибудь 60 тысяч, откажутся.

Л, Н.: Это немыслимо.

Софья Александровна: Почему?

Л. Н.: А вот такая дисциплина. Это — я вам отвечу — мелочь. Купчинский рассказывает: уезжая из Ясной Поляны, на станции спросил жандарма: «Что же, если бы велели арестовать Толстого?» — «Если бы повелели, я бы его арестовал», ответил.

Л. Н. (в раздумье): Запрещают «Былое», «Минувшие годы», а ведь статьи про недавние события должны действовать отрезвляюще.

Софья Александровна спросила Л. Н., как он объясняет восторг французской публики при последних казнях: прославляли палача Дейблера, как какого-нибудь актера, певца.

Л. Н.: Гипноз, всеобщий гипноз. Любопытство просто переходит в это. Толпа желает выразить что-то такое4.

Л. Н. (Софье Александровне): Расскажите мне про заседание Думы.

Софья Александровна рассказала про то заседание, когда Столыпин отвечал о деле Азефа. Говорила про Булата, что он противен; про Столыпина, что у него речь льется, никаких записок не имеет, все — и числа — по памяти говорит.

Л. Н.:

Л. Н. его речь просмотрел, всю не прочел, противно было ему.

Л. Н. взял газету и прочел вслух из речи Столыпина: «А там, где бомбы — аргумент, там, конечно, естественный ответ: беспощадность кары». —

Стало быть, вешать, вешать, вешать. Так что Столыпин признает, что Азеф, оказывается, полезный член правительства.

Софья Александровна возразила.

Л. Н.: Как же не член? Надо его сделать государем. Обман военный (убить врага) — через него я прошел, обман правительственный мне так чужд, сложен, непонятен. Обвинение Азефа в участии в убийстве Плеве, кажется, не без основания.

Софья Александровна это отрицала.

Л. Н.: Я нахожу: что́ повиноваться правительству — что́ повиноваться разбойничьей шайке. Правительство — это безнравственный кагал. Дело Азефа тем очень хорошо, что это (безнравственность правительства) объяснилось.

Л. Н. все время говорил с гадливостью, презрением, злобой, которые не удалось ему подавить, о роли правительства и очень остро порицал его. Софья Александровна защищала его с точки зрения не христианской, а общественной.

15 февраля. Л. Н. намерен написать в «Unico» — международный альманах помощи пострадавшим от землетрясения в Сицилии1.

Должно появиться в печати письмо Л. Н. к Л. Андрееву о писательстве, о том, какие Л. Н. предъявляет к нему требования2.

Л. Н., сравнивая игру Гольденвейзера и Ландовской, сказал, что у Гольденвейзера — отсутствие непосредственности; у него чувствуется искусственность, чувствуется, что́ он хочет играть. А у Ландовской игра непосредственная; у Гольденвейзера бо́льшая выработанность.

Вечером концерт Сибора и Гольденвейзера. Большое напряжение для Л. Н. эта музыка, и, кажется, на этот раз — ему нежеланное.

Николай Николаевич на другой день говорил Л. Н-чу, что у него после концерта не осталось ничего (во время его наслаждался), а после хорошего чтения остается.

Л. Н. сказал, что это плод нашей роскошной жизни, доведенной до наивысшей степени. Играли и «Крейцерову сонату»3.

Л. Н. говорил, что получил письмо от Тищенко, чтобы он высказал порицание какой-то выставке декадентских картин в Москве4.

Софья Александровна: Репин в глаза декадентам не высказывается, а так, заглазно, осуждает их.

пропускает. Софья Александровна говорила Л. Н-чу, что он и Репин ничего не пропускают. Она следит за новой литературой, читает все, и ничего замечательного нет.

Л. Н. говорил о том, как прежде ожидали новое сочинение Достоевского, Тургенева; теперь, кажется, того нет. Софья Александровна ответила, что до недавнего прошлого это было: еще года четыре тому назад молодежь ожидала новый выпуск сборников «Знание» с новыми вещами Горького.

Л. Н. написал статью о том впечатлении, которое производит на него номер газеты «Слово»5.

Л. Н-чу кто-то прислал книжечку: V. Hugo «La peine de mort» (собранные статьи и отрывки). Л. Н. рассказал, что сын Виктора Гюго видел, как привезли приговоренного к смертной казни на место. Он держался за карету, и т. к. был очень силен, то его с трудом оторвали. Сын описал это в газете. Его судили за неуважение к власти, и, хотя отец защищал его, он был осужден6.

Л. Н.: Сегодня ни одного интересного письма. Один одновременно просит — «книгу Евангелие» и «леволвер», добавляя: «Буду вечно благодарен».

16 февраля. Вечером был П. А. Страхов — лет сорока, брат Федора Алексеевича. Огромного роста, пел сильным баритоном, рассказывал шуточные рассказы и читал вслух Чехова «В бане»; очень стеснялся перед Л. Н-чем. Л. Н. понравилось, хвалил большую силу и энергию передачи1.

Софья Андреевна сказала, когда был П. А. Страхов и «рассказывал», что Л. Н. начал писать «Крейцерову сонату» для Андреева-Бурлака, чтобы тот от третьего лица рассказывал.

Л. Н. говорил о том, как теперь многие ловко, легко пишут стихи (например, в газете «Слово»); местами чувствуешь, что рифмы руководят мыслью. Это самое заметил Л. Н. сегодня, читая немецкий перевод в прозе какого-то стихотворения Карпентера. Заметил, что это перевод со стихов и что мысль уже в английском оригинале не была свободна2.

Л. Н. нашел в «Русских ведомостях» 15 февраля хорошее изложение первой половины «Закона насилия и закона любви», появившегося за границей, кажется, в мартовской книжке «Fortnightly Review»3, а также по-французски и по-немецки.

Сегодня вечером были бабы из Ефремовского уезда просить за сыновей, приговоренных к тюрьме за участие в грабеже винополии и громивших имение Бобринского4.

Л. Н. получил третий том собрания сочинений Свами Вивекананды на английском языке, изданных в Индии, — подарок индуса. Читает, и очень ему нравится, так же как и первый и второй тома.

Ф. А. Страхов кончает раскладку «Свода»; по его заявлению, осталось на месяц работы. Она делается по программе нового «Круга чтения»11*, т. е. учения о смысле жизни. Летом надеется продолжать работу (навести в отделах порядок и создать новые подотделы) в яснополянском павильоне5. «Только там и можно, того гляди обыск», — сказал он. Теперь у него на своей квартире всегда только одно отделение, другие все здесь, в яснополянском доме. Цель «Свода» — дать возможность всякому желающему найти мысли Л. Н. о том или другом вопросе в одном месте.

Софья Александровна (Л. Н-чу): Завтра прочтете что-нибудь из Мопассана?

Л. Н. согласился.

Л. Н.: Ваня принес мне газету. Что в Вятской губернии делается! Ужас что делается!

Вспоминал, кто там губернатором12*. Газеты расписались о бесчеловечном вымогании податей от крестьян в Вятской губернии. Л. Н. сегодня все газеты читал.

Л. Н., обращаясь к Марии Александровне, сказал, что не вошло в «Круг чтения» изречение: «Смерть будет — меня не будет, покуда я есмь — не будет смерти»1.

— Умереть уже тем хорошо, что никто осуждать не будет, — сказал Л. Н.

Приехал М. В. Булыгин, в первый раз после смерти его жены. Слушая рассказ Михаила Васильевича о внезапной кончине, поразившей его, Л. Н. сказал:

— Удивительно, как люди могут жить, не принимая в расчет смерти! Игнорирование смерти должно перестать.

Л. Н., садясь около Картушина, сказал:

— Расскажите, как поживает Сутковой и что его интересует.

Картушин сказал, что тот недоволен собой и считает необходимым иметь веру. Недоволен, что все у него рассудочно.

Л. Н. спросил:

— Сутковой, кажется, кончил университет?

Картушин: Да.

Л. Н.: Вот в этом громадное, ужасное зло. Мне теперь это ясно, какое зло — богатство и обилие знаний. Я всегда поражаюсь на ученых, профессоров, что у них такая масса знаний. Они, как набитый мешок, а простых вещей не могут понять. И, как это ни странно, я к ним отношусь, как к детям. Говоря с ними, я боюсь, что они не поймут самое простое, самое важное.

Картушин: Значит, Лев Николаевич, все наше дело только в любви, в самоусовершенствовании?

Л. Н.: Да, это начало во всем и во всех. Но я чувствую по мере роста, что мое тело меня отделяет от окружающих. А вот любовь дает возможность разрушить эту оторванность, это ограничение.

Мария Александровна просила Картушина рассказать про историю с кошкой. Картушин рассказал, как Сутковой, желая освободиться от своей кошки, понес ее в корзинке за три версты. По дороге она изгадила корзинку. Он ее пустил в деревню и, сердитый, вернулся домой. В это время и кошка успела вернуться. После этого он говорил, что лишний раз убедился в том, что злом нельзя бороться против зла.

Л. Н. рассмеялся.

Досев спросил, какое впечатление произвел на него Ваисов.

Л. Н.

Досев сказал, что Ваисов на него произвел сильное, хорошее впечатление, и по тому, что́ он от него узнал, думает, что впечатление Л. Н. неправильно.

Он прочел Л. Н. из своей записной книжки, что́ те ступени духовного развития человека, которые признают ваисовцы.

Л. Н.: Это хорошо, это очень хорошо.

Картушин спросил сызнова Л. Н., какое его отношение к метафизике.

Л. Н.: Мне кажется, что метафизика нужна. Один философ говорил, что истина открывается людям с одной стороны метафизикой, с другой — религией. Нужно только, чтобы первое и второе было просто и ясно. Религиозные истины должны быть настолько доступны человеку, чтобы их могла понять Параша (дурочка, пастушка в Ясной Поляне).

Л. Н.: Вчера ко мне приходил тот крестьянин из Тамбовской губернии, который теперь гостит у вас. Это тип нового зарождающегося крестьянина, хотя и не так часто встречающийся в наши дни. Ему многое, самое важное, ясно. Но так как он вырос среди глубоких суеверий и предрассудков, он не может так легко освободиться от них. Вдруг он спросил меня: «А как вы думаете про мощи?». Но я хотел другое сказать: этот крестьянин говорил мне: «Я читал ваши сочинения и понимаю вас. Я пришел вас просить, чтобы вы мне сказали в нескольких словах: как мне жить?» И мне стало ужасно совестно, что и до сих пор не изложил свои верования так, чтобы они были каждому ясны. Недавно я получил третий том полного собрания сочинений Вивекананды и читаю его теперь. Он разъезжал по разным местам и говорил речи. Очень хорошо. Одно только плохо, что он старается оправдать идолопоклонство браминов, хотя он этому идолопоклонству придает духовный, тонкий смысл. Я и на нем вижу справедливость мысли Канта о том, что, если человек в детстве воспитан в известных суевериях, в старости он, желая их оправдать, становится софистом этих суеверий.

Мария Александровна была, Картушин, Досев13*. Говорили о смерти Марии Львовны. Л. Н. по этому поводу:

— Удивительно, как люди могут жить, не принимая в расчет смерти. Игнорирование смерти (нынче общее) до́лжно перестать.

Картушин сообщил Л. Н., что̀ мучает Суткового: «Как сделать, чтобы зажечь в себе свет?»

Л. Н.: Он уже в каждом человеке есть. Как в дурном, в самом развращенном, так и в хорошем, а нужно только разжигать его. Проявлению его мешают страсти. Свет во всяком человеке есть, надо напрягать усилия, снимать то, что его скрывает.

Разговор о Сутковом по поводу того, что он кончил университет, а теперь учится на земле работать.

М. П. Новиков говорил мне, Душану Петровичу, какая радость выращивать овощи, растения, клевер. Ее только тот испытывает, знает, кто этим трудом занимается. О себе (о своем клевере) говорил с восхищением.

Л. Н.: А люди домогаются, желают как раз того, чего не должны: богатства, учености.

Л. Н. о Ваисове, что он закостенел в догматах магометанства, в которых он воспитан.

Досев Льву Николаевичу о Ваисове, что он ему понравился, что он очень милый человек. Л. Н. согласился.

Л. Н. с единомышленниками менее устает беседовать2.

Сегодня был пятый раз (у Л. Н. четвертый, а раз во время болезни Л. Н. у Черткова) Баскин-Серединский. Л. Н. побеседовал с ним внизу.

— Зачем приходил?

Л. Н.

18 февраля. Меня не было дома. Вечером за чаем Л. Н. с С. А. Стахович разговаривали о женщинах. Л. Н. говорил, что они, кроме наших революционерок, никогда не носили оружия. Софья Александровна удивительно точно и хорошо умеет передавать разговоры, или слышанное, или суть прочитанного ею. Можно бы ее спросить.

Потом разговор был об Азефе. Л. Н. сказал, что так и не поймет, почему Лопухина арестовали.

19 февраля. Приехали старшая сестра С. А. Стахович — Н. А. Огаре ва, Михаил Львович с Александрой Владимировной и своячницей — Л. В. Голицыной.

За обедом говорили о прохожих. Александра Львовна предложила одному оборванному прохожему, жаловавшемуся, что некуда поступить, пойти к ней в работники. В конце недели его оденет. Он потребовал сейчас же одеть его и не согласился.

Л. Н.: Я говорил с одним 27-летним, здоровенным: он летом работает, зимами — семь лет — ходит попрошайкой. Я пробовал ему внушить, что отнимает хлеб у настоящих нищих-калек, но он остался непоколебим и твердил, что не найдет работы.

Л. Н. говорил о встреченных им двух прохожих. Опасался за Александру Львовну и Варвару Михайловну, если им встретятся. Но они были на лыжах. На лыжах можно уйти по глубокому снегу.

Продолжался разговор о прохожих.

Л. Н. рассказал, как один приходил к Черткову «расписаться кровью»14*, и заключил:

— Есть симулирующие, есть истинно несчастные.

Л. Н. говорил с Софьей Александровной о сибирском 16-летнем мальчике, который попался в деле нападения на поезд (грозит ему смертный приговор) и о котором Л. Н. и Софья Александровна через Кони и кого-то хлопотали:

— Верить тому не могу, как его экспроприаторы тренировали, чтобы не боялся смерти, как его учили резать кошек.

Михаил Львович говорил, что в Туле все говорят о посещении архиереем Л. Н-ча, что архиерей писал Долинино-Иванскому, что был очень рад (удовлетворен).

Л. Н.: Мне интересно — не было ли ему неприятно сообщение в «Русском слове?» Он совсем светский человек, приятный.

Софья Александровна прочла вслух из «Русского слова» интервью Спиро с архиереем о посещении им Л. Н-ча1.

Л. Н. во время чтения ушел, т. к. там есть «неприличные слова».

Софья Александровна: Неприличные слова — это «великий гений» — о Льве Николаевиче.

Л. Н.: Нет худа без добра: дело Азефа раскрыло, что̀ такое правительство, тем, которые этого еще не видели. Правительство — это ряд мерзавцев. Я говорю Мише: как он может ему служить?2

Михаил Львович спрашивал об игре братьев Гаяриных.

Л. Н.: Они играли легкомысленные вещи. Я это люблю. Гольденвейзер, Сибор играют классические.

20 февраля. Днем уехали Михаил Львович и Л. В. Голицына. Вечером уехал Н. Н. Гусев на похороны отца. Я с раннего утра до вечера с больными.

Вечером Софья Александровна спорила с Л. Н. об искусстве. Присутствовали: Ольга Константиновна, Чертков, Александра Владимировна, Огарева, Александра Львовна, Варвара Михайловна.

Раньше Софья Александровна читала вслух (некоторые места, находя невозможным читать вслух, пропускала; к концу пропускала страницы неинтересные) из «Русской мысли», июнь 1908 г., реферат о философии полов, по книге Вейнингера — 23-летнего немецкого еврея, покончившего самоубийством.

«Русскую мысль» принес Владимир Григорьевич, объясняя, что Федор Алексеевич находит, что Вейнингер одинаково с Л. Н. смотрит на женщин. Реферат всем не понравился.

Л. Н.: Очень легкомысленно. Совсем непонятно. Неправда. Все это чепуха. Все это следствие учености. Набрался разных взглядов...

Софья Александровна: Он оригинален.

Л. Н.: Нисколько. Пример упадка нынешней учености1.

В разговоре об искусстве, который начался с картин Орлова, кончился «Властью тьмы», Л. Н. говорил спокойно. Софья Александровна, которая сегодня не в духе, горячо спорила.

Л. Н. возражал:

— В области хорошего, духовного есть только одно хорошее: духовное. Сюда нельзя примешивать красоту, поэзию. Некрасова поэзия — это совсем не поэзия.

Софья Александровна: А если Некрасов говорит, что «нужно быть добрум»?2

Л. Н.: Нет, он не говорит.

Софья Александровна напала на Виктора Гюго, которого Л. Н. высоко ставит.

Л. Н.— это серьезная сила, такой и Герцен (его роман «Кто виноват?», «Былое и думы»). У них есть известная духовная энергия, их особые требования, которые драгоценны. Они есть у Диккенса, Достоевского, Шиллера. У Достоевского есть путаница, у него нет свободы, он держится предания и «русского, исключительного». Он связан религией народа.

Л. Н.: У меня горячая любовь к Ламеннэ. Он был священником, а перешел на искание истины и правды жизни. Вот это для меня дороже всего. А приписывание важности тому, что вы говорите: романам, поэмам, «Власти тьмы»... как только оно соприкасается с действительно важным, — теряет значение. Почему же нам всем дороже всего Евангелие? Вот вам искусство: притчи, сознание бога. И как я буду любить описание, как <он> ходил по лесу и целовал ее руку? Это неважное. Приписывать этому важность — это слабость высших классов, которые оправдывают ту жизнь, какую ведут. Человек не может без искусства жить, как без пищи. Но как пище приписывать особую важность, стараться чем слаще есть — нехорошо, так и этому: поэзии, красоте. Чем меньше пищи, чем она чище, тем лучше, так и искусство.

Софья Александровна: Всегда начнете говорить вы при всех, что не знаете, что такое искусство!

Л. Н.: Не знаю. Искусству приписывается особое значение: искусство как что-то высшее. Что такое пища — знаю, а что такое гастрономия — не знаю. В наше время «высшее» искусство дошло до того, что оно само себя уничтожает. Этот упадок есть и в науке. Мы только что читали Вейнингера; этот упадок искусства и науки начался давно. Теперь стали предъявляться высшие требования жизни, и занятие поэзией теперь неудобно. Прежде секли и поэзией занимались. Это искусство утонченное обречено на погибель. Оно возникло среди классов, живущих самым уродливым образом, в том сословии, которое жило отвратительною жизнью. Так как в этом мире начинает появляться высшее — оно (искусство) гибнет.

Эти мысли Л. Н. говорил не сразу, а ответами на возражения.

— Эти явления, то, что мы называем настоящим искусством (песни, сказки, басни), это все хорошее, — отвечал Л. Н. — Романы пошли оттого, что богатым было нечего делать. Одни писали, другие читали эти глупости и думали, что они — себя не исключаю — занимались очень важным делом. Я не понимаю, как эти мои мысли могут быть кому-нибудь непонятны. У нас, в России, ста миллионам это искусство недоступно.

Софья Александровна и Софья Андреевна: Это несчастные люди, которые не могут Пушкина читать, «Власть тьмы» понимать.

Л. Н.: Я никого не считаю несчастным. Этим ста миллионам людей оно не нужно. Им забавляются богатые. Представьте себе, что вы любите играть на тотализаторе или пьете шампанское и говорите, что жалеете, что все не могут пить шампанское, им воодушевляться к добрым чувствам, красоте.

Софья Андреевна читала корректуру первого тома Молоствова и Сергеенко «Л. Н. Толстой. Биографические материалы».

Ночью уехала Огарева.

21 февраля. Утром уехала А. В. Толстая, невестка, любимая и Л. Н. и Софьей Андреевной. Всегда с умилением вспоминают о ней. Ее сынок, шестилетний Ваня, просил через нее дедушку послать ему свой портрет. Л. Н. написал ему на портрете целое наставление, как жить:

«Милому внуку Ване

Дедушка Лев.

Когда твой папа был маленький, он на бумажке написал себе, что надо быть добрум. Лев-дед»1.

За завтраком Л. Н. говорил, что в фельетоне «Русских ведомостей» разбор трех писаний: Семенова, Арцыбашева и Струве.

Софья Александровна: Которого Семенова? Близкого вам? Сергея Терентьевича?

Л. Н.: Леонида. Он ближе мне. В писаниях у всех отмечено о подавленном состоянии революционеров. И. (фельетонист) смешивает их всех, потому что у них у всех одинаковое душевное настроение. Это — из старых сочинений Леонида Семенова2. Он перестал писать под влиянием Добролюбова (А. М.). Добролюбов близок мне. У них есть примесь мистического.

Пришел Досев проститься с Л. Н. Поговорив с ним, Л. Н. просил его еще подождать — вместе погуляют. Потом Л. Н. сошел к нему в мою комнату проститься: «Простите, я такой мрачный. У меня бывает такой упадок сил, и это можно посчитать за неудовольствие».

Мне было жалко, когда простился с Досевым — милый, простой, радостный.

За обедом: Софья Андреевна, Софья Александровна, Александра Львовна, Варвара Михайловна.

Софья Андреевна о рукописи тома VI биографии Л. Н-ча (Молоствова и Сергеенко), которую возвращает исправленной Молоствову; негодовала, как ее Сергеенко расхваливает. Выпустила такие места: «Софья Андреевна рассказала, что царь ей сказал: «Вы стоите выше императрицы, потому что вы жена Толстого», и много подобных. Была возмущена и дурным языком и противной лестью.

— Что-то Чертков перестал ездить к обеду, — сказала Софья Андреевна. Л. Н.: У него теперь состояние возбуждения, усиленной работы.

Мало спит, пользуется им, чтобы больше работать. Такое возвращающееся состояние возбуждения, а после спячки и успокоения — в меньшей мере <бывает> у всех, у меня оно есть. Когда много сплю — мало работаю, когда мало сплю — много работаю.

Л. Н. о чудесной зиме: «Какая эта зима!» О красивом сегодняшнем утре: «В шесть встал, в половине восьмого уже гулял».

Пополудни верхом два часа 20 минут. Шагом-проездом3— семь верст в час, значит 16 верст.

22 февраля. Была Ольга Константиновна с детьми. Вечером с ней, с Александрой Львовной, Варварой Михайловной проверяли статью о содержании номера газеты. Александра Львовна сегодня едет в Москву вместе с Софьей Александровной, едущей в Петербург. Разговор между Софьей Александровной, Ольгой Константиновной, Софьей Андреевной.

Л. Н. о том, как непрочны браки, расторгаются. Изменяют, особенно мужья.

Л. Н.— это самое страшное, что делает то, что после брака у него ееть уже привычка. И главное зло, что это самое и в народе, как говорила на днях Мария Александровна.

Л. Н.: Я нынче получил много интересных писем. И, между прочим, от Балашова: самые отвлеченные религиозно-философские вопросы1. Удивительно письмо от одной дамы.

На какой-то вопрос Л. Н. ответил:

— Время длинно, плохо помню; и что помню — кажется так давно. Л. Н. говорил про письмо матери о своей дочери-гимназистке, «которая уже писала мне, — сказал Л. Н., — что они любят своего отца и вместе с тем не хотят его огорчать. Дочь не хочет ни паспорта, ни метрического свидетельства».

Л. Н. отвечал матери2.

Л. Н.: Я люблю наблюдать руки (Л. Н. любит большие руки).

Л. Н. (о евреях): Как же целую нацию осуждать?

23 февраля. Л. Н. несколько дней очень рано встает. Перед восемью часами выходит гулять. Сегодня пополудни тоже гулял. Вечером на вопрос Черткова, как он себя чувствует, ответил, что «бессилен». Все-таки днем работал.

Вечером Фельтен. Два года пробыл безвыездно в Петербурге по требованию полиции; теперь у него три судебных дела по издательству «Обновление»1, и он ездил в Крым, чтобы подкрепить здоровье перед грозящей ему тюрьмой. Он очень любит море и в Крыму им наслаждался.

Л. Н. расспрашивал его об этих его делах и о прежних арестах.

Л. Н. рассказал про вчерашнего посетителя, Сергея Федоровича — тамбовского крестьянина, что он серьезный; рад был побеседовать с ним.

— Это самый многолюдный и серьезный наш читатель, которого мы игнорируем. Чужие, непонятные народу выражения употребляем, — сказал Л. Н.

Владимир Григорьевич: Вы — не очень. Возможно понять, но все-таки все ваше будет переложено на более простой народный язык.

Л. Н.: Дай бог!

Л. Н. говорил про письма, которые сегодня получил. Молочников пишет из тюрьмы. Нынче он описывает революционера, с которым спорит; анархист без насилия2

Л. Н. спросил меня, не писала ли мне Мария Николаевна.

— Нет? Я виноват. Я давно не писал3.

Чертков привез экземпляры «Царства божия внутри вас», издание Е. В. Герцика в Петербурге. Он бывший предводитель, профессор, честный человек. Его издания сочинений Л. Н-ча печатаются без всяких сокращений, согласно указанию автора — с лондонских оригиналов В. Г. Черткова. Мы были этим (что «Царство божие» печатается в России без пропусков) поражены.

Л. Н. сказал какую-то французскую пословицу в том смысле, что его писания — это долбление глухим4.

Владимир Григорьевич заметил, что многие читают с пониманием. Я подумал, но не сказал, что на меня из всех сочинений Л. Н. «Царство божие» сильнее всего подействовало.

Я сообщил Л. Н. содержание сербской статьи по поводу его «О присоединении Боснии» (М. Стеванович. Лäв Толстој о анексiј. — «Недēльнӣ Прéглед», 1908, Брôji 36 и 37). Автор ее заключает саркастически, что статья Л. Н. не убедит Эренталя, австрийского министра иностранных дел.

Л. Н.: Никого не убедит.

Владимир Григорьевич привез: 1) письмо духобора к Анне Константиновне, 2) письмо жены Бедро, присужденного за участие в Крестьянском союзе к ссылке в Якутскую область, а он чахоточный. Его дело будет в Сенате у Кузминского. Просит Л. Н-ча похлопотать. Л. Н. сегодня же напишет Кузминскому, 3) английский перевод «Нет худа без добра». Это перевод по-новому: переводил дословно латыш — Саша Зирнис и поправлял англичанин Томпсон. Владимир Григорьевич хотел узнать, какое впечатление перевод произведет на Л. Н. 4) Письмо Балашова. Его читали вслух.

Л. Н. говорил, что читает Кравчинского-Степняка «Андрей Кожухов», роман, напечатанный в 1906 г. в России.

— Что тогда печаталось! — сказал он.

Владимир Григорьевич напомнил Л. Н-чу, кто был Кравчинский: он убил начальника III отделения Мезенцова, и спросил, знал ли Л. Н-ч Мезенцова.

Л. Н.: Превосходный малый! Я был на ты с ним. Посвистывал.

Владимир Григорьевич: Кравчинский, убивший его, был предобрый, тихий, далекий от убийств. Его в Англии любили, почитали. Он не любил рассказывать про это убийство, но не раскаивался в нем.

— Вы равнодушны к морю?

Л. Н. (усмехнувшись): Равнодушен. Вещественный предмет.

Фельтен: А горы любите?

Л. Н.: Горы красивее.

Фельтен: Ведь они тоже вещественный предмет.

Л. Н.: Везде одинаково: на море, в горах, степях. Солнце действует больше всего на меня. Третьего дня — какой солнечный день был! Утром восход — все розовое. Удивительная эта нынешняя зима: мороз держится. Оттепели почти не было.

Владимир Григорьевич спросил, когда Л. Н. видел восход.

Л. Н.: В шесть часов утра вставал.

Владимир Григорьевич спросил, когда ложится.

Л. Н.: В 11 часов15*. Когда пять часов сплю, хорошо работаю; когда — семь — вял. Сегодня спал восемь — и вял.

24 февраля.

Разговор о смертных казнях и приговорах, которых в последние дни опять очень много. Л. Н. на днях говорил, что со дня на день думает, что это уже последние приговоры, что уже должны быть прекращены, а в следующий день опять новые приговоры и новые казни.

Л. Н. о какой-то книге Гюго1, в которой читал, что есть три довода за смертную казнь: устранение, возмездие, устрашение. Ни один из этих трех не осуществляется.

— Я думал, — сказал Л. Н., — что от чувства мести люди освободились, а его юристы приводят. Но я еще в университете спорил о возмездии.

Суд над ними — подробности эти, соблюдение формалистики — по-ихнему, должны доставить полное удовольствие своим подсудимым. Их казнили в пустом сарае, виселицу не ставили, а повесили на перемете. Имя одного из них — Лункин, имени другого Л. Н. не мог припомнить.

— Я не хочу вам это рассказывать подробно, потому что мне хочется передать об этом подробно в моем писании.

Л. Н. о повести В. Гюго «Le dernier jour d’un condamné»:

— Все это сильно и все это comme chanté16*. Все это знают. Написано в 1830 году! И все продолжаются казни.

Потом прочел вслух оттуда одну сцену — комическую2.

потому, что он там, в Полтавской губернии, устроил Крестьянский союз.

Л. Н. рассказал содержание письма Разумниковой о ее дочери, разделяющей его взгляды и потому не хотящей иметь метрического свидетельства и паспорта и ради того готовой выйти из гимназии и продолжать жить в Москве (выехать в деревню нельзя без паспорта) и давать уроки музыки. Не хочет идти на компромиссы.

Л. Н. по поводу этого письма:

— Разве мое письмо к Кузминскому не компромисс?

Л. Н.: О трех типах судей: Кузминский — тип, верит в Свод законов, как в Библию; он справедлив. Второй тип17* Это типы односторонние, они мне ясны. Но тот тип судей, подгоняющих подсудимых под закон, старающихся возможно больше обвинить и наказать их, — сложный тип, мне неясен.

Чертков принес Л. Н-чу письмо: член английского парламента хочет основать генриджорджевскую лигу. Просил Л. Н-ча ему написать3. И Л. Н. разговорился, что можно ожидать проведения генриджорджевской реформы в Англии. «Англичане, в формах приличия, совершают удивительное» (т. е. энергически вводят умеренные законы).

Чертков усомнился, проведут ли что-нибудь, т. к. у них решают лорды, палата лордов.

Л. Н.— это одна из коренных вещей, на которой держится порядок, существующий нынче. Его защищают. Он рушится.

25 февраля. Приехал Гусев с похорон отца. Л. Н. сегодня стал писать о Генри Джордже. Пополудни прошелся «к поручику» и обратно, значит три версты с горы на гору и обратно столько же1; а было все время 17° мороза.

Л. Н. говорил о письмах. Получил и от Горбунова. У него пять судебных дел по изданию книг, между прочим книжечки «О войне» Л. Н-ча2.

Л. Н.

Софья Андреевна спросила:

— Сверху от государя, что ли?

— От Столыпина, — прибавил тихо, как бы неуверенно Л. Н.

После молчания Л. Н. продолжал:

— Мы накануне важных событий, важных для нас: Горбунова будут судить, Черткова погонят.

Л. Н. удивлялся, что Черткова нет. Кажется только один день за все время своего пребывания в Телятинках, пропустил (не приехал).

Софья Андреевна (о Черткове): Как он Льва Николаевича любит! — И она Черткова скорее любит, чем чтобы он ей был безразличен.

Л. Н. о письме Поссе, которое сегодня получил, о том, что он из противника его, читавшего рабочим лекции против него, сделался поклонником его3.

Я прочел вслух полученное сегодня письмо Максимовича, сербского переводчика, — «О присоединении Боснии»:

«Когда у нас появилась в печати статья Льва Николаевича о Боснии и Герцеговине, некоторые газеты и журналы отнеслись к ней отрицательно, шаблонно, упоминая об утопиях и т. д. Теперь же, когда европейские правительства, не исключая и русского, поступают относительно сербов совершенно так, как это было сказано в статье Льва Николаевича, т. е. правительства — волки, защищают волка — Австрию, а не ягненка — сербский народ (Сербию, Боснию и Герцеговину) — теперь те самые газеты осуждают волков словами, доводами и приемами, взятыми прямо из статьи Льва Николаевича и ее идеологии. Будучи вообще бесконечно отдалены от отрицания государства, они теперь по опыту убедились, что корень наших бедствий лежит именно в существовании государства»4.

Л. Н-чу и всем понравилось.

— Если бы убедились! — сказал Л. Н.

Л. Н. заговорил про книжку Павского, воспитателя Александра II с 1826 г., которую он сегодня смотрел, что̀ в ней о троице, Христе, богочеловеке5.

— Видно, что он о догматах пишет не из убеждения. Он на первое место выдвигает любовь к ближним. Его обвиняли, что он не верит в правосла вие. Я посмотрел о нем в словаре Брокгауза.

Николай Николаевич рассказал про декадентское стихотворение Ф. Сологуба, в котором он молится и предается сатане.

Л. Н.: Ах, не люблю я стихов! Вот Виктора Гюго — до чего его люблю, прозу всякую строку смакую. Дошел до стихов — не мог читать. Сейчас виден умысел, ненатурально.

: Теперь все газеты и журналы приняли сторону декадентского искусства. Скрябина музыку восхваляют, что она приводит в волнение слушателей.

26 февраля. После несколькодневного возбуждения, раннего вставания, напряженной и многой работы, Л. Н. сегодня поневоле отдыхал. Проснулся в половине десятого, прошелся до мостика, посидел с полтора часа и опять ложился в постель. Проснулся в 4 часа. Перебои, через каждый 4 до 10, пульс 78, температура 36,8. Он уже вчера и третьего дня чувствовал стеснение сердца, а сегодня ему противно во рту, аппетита никакого, прямо не хочется есть. После пульс поправился, перебоев нет, но неравномерен. В семь часов поел в первый раз.

За обедом: Чертков, Фельтен, Софья Андреевна, Варвара Михайловна, Николай Николаевич.

— Vous êtes prévenus. Je ne veux pas vous jouer un mauvais tour18*, — сказал Л. Н. в шутку, с намеком на то, что не хочет помереть, когда Черт ков построился вблизи ради него.

Софья Андреевна: Я пишу 1889 год. Ты уже тогда говорил, что скоро помрешь, а, бог даст, всех нас переживешь.

Л. Н.: В том (смерти), кроме хорошего, ничего дурного нет.

«Русском слове» из Японии, что правительство запретило некоторые сочинения Л. Н. ввиду их дурного влияния на молодежь1.

— Ах, как хорошо! Это удивительно! — воскликнул Л. Н. радостно. — Это мне такой комплимент. Я думаю, что там христианство имеет влияние.

В том же номере «Русского слова» от 25 февраля о А. М. Бодянском, заключенном за распространение запрещенных сочинений Л. Н., сообщается, что за его освобождение хлопочут член Думы Каменский и министр юстиции Щегловитов2.

Л. Н. сказал, что он хочет написать Гершельману о (Н. П.) Лопатине, присужденном на три месяца за то, что напечатал строки Л. Н. о смертной казни в газете, кажется, еженедельной, «Жизнь»3, туда поместил Купчинский, интервьюер Л. Н-ча в феврале.

— Массовые смертные казни, — сказал Л. Н., — как во время Французской революции и нынешней, в близком времени затушают, а в более далеком — увеличивают преступления.

Л. Н. вспомнил, что сегодня на прогулке, встретив стражника, живущего у нас, спросил у него, почему служит в стражниках. «Я получаю 35 рублей в месяц», — ответил стражник.

— Это весь секрет службы стражников, министров: получают 35 рублей вместо восьми и потому исполняют службу, — сказал Л. Н. — Стражник было начал оправдываться, что он старается не обижать.

Фельтен спросил Софью Андреевну, почему она не перепечатывает старый журнал Л. Н-ча «Ясную Поляну». Сколько там интересного, сказок. Софья Андреевна ответила, что она держится строго права, а право собственности на журнал Л. Н. передал учителям: Эрленвейну, покойному Томашевскому, Петерсону и другим. Их было около тринадцати4.

«Клио» из Смирны5.

В нем портрет Л. Н. и статья о нем Анатоля Франса.

Л. Н. спросил меня:

— Вы по-гречески читаете? Я могу, — добавил Л. Н.

Л. Н.: Нынче читал о последних днях Чернышевского. Я его в свое время не любил. Он был необыкновенно свеж. Стал бредить, ходить по комнате; умер в три дня параличом.

6 следовало бы внести пропущенные цензурой места из военных рассказов (рукописи должны находиться в Румянцевском музее); дополнить «Записки маркера» (у Бутурлина есть дополнения); включить статью Л. Н. о «Войне и мире», появившуюся в «Русском архиве» 1868 г. и перепечатанную несколько лет назад в иллюстрированном приложении к «Новому времени»; издать книжку рассказов, помещенных в книжках журнала «Ясная Поляна».

Софья Андреевна передала слова Л. Н. о французском переводе его сочинений Бинштоком: «Невозможный, отвратительный перевод. Стараюсь его не читать».

27 февраля. Л. Н. спал хорошо; утром гулял. После полудня был у него московский студент, говорил час о вере. Вечером: Владимир Григорьевич, Андрей Львович, Екатерина Васильевна. Андрей Львович рассказывал о Петербурге, где искал службу.

«Заметок» А. А. Столыпина1.

Л. Н. сегодня поправил замечательное письмо о непротивлении.

Сергей Львович говорил про Андреева, что он и новые писатели хотят épater le bourgeois19*.

Л. Н.: А так как теперь 99 процентов читателя — les bourgeois, так и удается им.

Л. Н.«Жизнь человека». Эффектно! Музыка Скрябина.

Сергей Львович спросил Л. Н. о рассказе Андреева «Семь повешенных». Л. Н. неодобрительно высказался о нем.

— Я Андреева ничего не помню, что читаю. Так несвязно, искусственно.

28 февраля. Л. Н. пополудни ездил верхом к Чертковым; думаю, чтобы показаться дамам, ради него приехавшим читать и показывать с волшебным фонарем картинки Индии и др., на случай, если бы вечером не поехал слушать их лекцию1.

— Читал Даниеля статью о Генри Джордже (в его журнале «The Open Road»). Превосходна. Просто хочу англичанину ее рекомендовать.

Это член английского парламента, хочет основать генриджорджевскую лигу и внести законопроект в парламент и просит Л. Н. написать для них о Генри Джордже.

— И Даниелю будет приятно, — прибавил Л. Н.

Л. Н. разбил у себя в спальне склянку, из которой пил боржом. Жалел, как если бы был сделан бог знает какой убыток. Когда ему сказали, что она стоит всего 15 копеек, удивлялся. Л. Н. очень бережливый, не любит портить, уничтожать вещи; например, бумагу бережет: каждый клочок использует.

а пришлось долго ждать, пока начали показывать, т. к. Л. Н. дома по каталогу из 750 картин выбрал около ста, которые хотел видеть, преимущественно этнографические: разные типы аскетов, Будд, пагоды, Бенарес, и их только при нем отыскивали. Дамы путешествовали по Австралии, Сандвичевым островам, Яве, Японии, Бирме, Индии и т. д. Читала с волшебным фонарем г-жа Корсини; показывала сперва народы Индии: парсов, поклонников Зендавесты. Они не пропагандируют своей веры, и их всего 60 тысяч. Показывала их «башню молчания», белуджей — «самый беззаботный народ», китайский квартал в Бомбее; сикхов, они монотеисты, поклонники Грантха — это их священная книга; чурков на Афганской границе, два миллиона в Пенджабе, воинственный народ, и солдат из разных племен (они нравились Л. Н. — «Какие молодцы солдаты индийские», произнес Л. Н.) и других иноземцев Индии: арабов, турок, сирийцев, виденных ею в Индии. Город Дели, Бенарес, по этим картинкам — чудесный город, может быть самый красивый город в мире.

Л. Н. спросил, сколько жителей в Бенаресе, как широк там Ганг. Показывала изображение факиров в Бенаресе: одного с приподнятой высохшей рукой, с отросшими ногтями, другого с ногой, заведенной за шею на спину, тоже высохшей, одного в клети. У всех их глаза устремлены куда-то в простор, потускневшие. Такой факир — йог — уходит внутрь себя, в глубокое созерцание, внешний мир для него не существует, ест чуть-чуть. Индусы очень вежливые, сдержанные, достойные. В пагодах надо держать себя корректно, пропускают до известной черты по святая-святых, а дальше ни за что. В Японии за деньги и туда проникнуть можно. Англичане обращаются с индусами очень грубо, железнодорожные чиновники — whip20* плетью. Необыкновенно красивы храмы дравидские.

Л. Н.: Удивительно хороши!

Л. Н. к концу просил показать этнографические картины из Бирмы, а не храмы и не Будд: статуй Будд много уже показывала. О бирманских женах говорила, что они самые счастливые женщины в мире, что они свободны.

Л. Н. спросил:

— А верны?

— Не без греха, — улыбнувшись, ответила г-жа Корсини.

Ночью вернулась Александра Львовна из Москвы и привезла попугая.

Примечания

1 февраля

1 Новиков. Письма крестьянина (МТА).

2 Тарпаны — вымершая разновидность диких лошадей.

3 Арцыбашев. Рассказы, т. I, изд. 3-е СПб., 1908 (хр. в ГМТ). Пометы опубл. в Летописи ГЛМ 2—276.

2 февраля

1 О своей беседе с Ж. Клемансо Шооп писал и Т-му 27 окт. 1897 г.

2 Маковицкий написал Э. Мооду 4 февр. В Списке

3 февраля

1 Корр. интервью С. П. Спиро «Л. Н. Толстой и епископ Парфений» Т. правил 4 февр. Интервью опубл. в Р. сл., № 28, 5 февр.

2 называли в Венгрии лиц немадьярского происхождения, выдававших себя за кровных мадьяр.

3 В. Рахманов. Крестьянин-коммунист (МГ, 1908, № 8).

4 Б<уланж>е. Болезнь Л. Н. Толстого в 1901—1902 гг. (МГ, 1908, № 9).

4 февраля

1 Фигнер. Полн. собр. соч., изд. 2-е, т. III. М., 1932, с. 299).

2 Об убийстве Гапона группой петерб. рабочих по приговору эсеров см. в заметках П. М. Рутенберга «Дело Гапона» (Б, 1917, № 2 (24), авг.).

3

4 Т. говорит о рассказе «Бунт». Почти на всех стр. (211—294) пометы Т.

5 Т. уже читал «Санина» в 1908 г. по 1-й публ. в СМ (1907, №№ 1—5 и 9).

6 По-видимому, Б. М. Беркенгейм.

1 В тетради Маковицкого примеч. А. Л. Толстого: «По-моему, про А. П. Офросимова — дядю Гаяриных, а отец был серьезный человек».

2 В Сл., № 698, 3 февр. отр. из «Записок сенатора Есиповича» (Р. ст., № 2) о суде над Д. В. Каракозовым и о его казни 3 сент. 1866 г., т. е. через 40 лет после казни пяти декабристов в июле 1826 г.

1 Т. хотел сперва дать для газ. отрывки из ст. «Не могу молчать», но потом передал Ф. П. Купчинскому не сохр. автограф заметки. Опубл. и факсимильно воспроизведен в «Жизни», № 7, 9 февр. под ред. загл. «Нет худа без добра» (т. 38, с. 49). За эту публ. ред. «Жизни» Н. П. Лопатин был заключен в тюрьму на 3 месяца.

2 Слухи о причастности Г. С. Петрова к провокационной деятельности, насколько нам известно, в печати не были подтверждены.

7 февраля

1 Комплекты Б —1907) и МГ (1908) были присланы Т-му Н. В. Мешковым. Т. поблагодарил его в письме от 25 февр. (т. 79, с. 86).

2 Упоминание Т. об Иоанне Кронштадтском см. в ст. «Номер газеты» (т. 38, с. 277—278).

3 «Обращение к заключенным за отказ от воинской повинности» (т. 79, с. 64—66).

4 Письмо Исполнительного комитета партии «Народная воля» к Александру III от 10 марта 1881 г. (Б«общую амнистию по всем политическим преступлениям прошлого времени» и созвать «представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни». О Чернышевском в этом письме не упоминалось.

5 Т. читал кн. Е. И. Лозинского «Итоги парламентаризма».

6 В романе Ж. Санд «Лукреция Флориани» Шопен выведен в лице капризного и взбалмошного князя Кароля. Этот роман Ж. Санд, в присутствии Шопена, читала вслух Э. Делакруа, к-рый записал в своем дневнике, что во время чтения он следил за «палачом» и «жертвой».

В беседах с друзьями Шопен называл Ж. Санд «Лукрецией».

8 февраля

1

2 Т. писал 19 янв. командующему войсками Казанского воен. округа ген. А. Г. Сандецкому по делу Г. Н. Ветвинова, к-рому грозила смертная казнь: «Письмо это я пишу лично, и никто, кроме вас и меня, не будет знать об его содержании» (т. 79, с. 36).

3 В письме к Т. от конца янв. Е. И. Лозинский писал: «Подумайте, Лев Николаевич, ведь чем-нибудь угодили же вы всему этому образованному, всему хищническому обществу, если оно на самом закате вашей жизни удостаивает вас такими, никогда еще не виданными почестями».

4 При письме от 6 февр. И. Ф. Наживин прислал Т. рук., к-рую просил возвратить. Ст. напечатана не была. Знакомство свое с Ваисовым Наживин описал в кн. «Моя исповедь». М., 1912.

10 февраля

1 Толстой. Царство божие внутри вас («Полн. собр. соч. гр. Л. Н. Толстого, печатавшихся до сих пор за границею», т. IV. СПб., 1908).

11 февраля

1 Т. пригласил Ваисова посетить Ясную Поляну в письме от 15 февр. (т. 79, с. 29—30)

2 Щеголев. П. Г. Каховский (Б, 1906, №№ 1—2).

3 Б, 1906, № 2, с. 191.

4 к НВ, № 11821, 7 февр.

5 В заметке «Новый международный толстовский альманах» («Вечер», № 289, 28 марта) сообщалось, что «толстовские альманахи» будут выпускаться за границей на всех яз. Европы и на япон. яз.; что собран материал на 4 сб. и один из них будет посвящен борьбе против смертной казни. Намерение это осуществлено не было. Издан только один сб. в России.

13 февраля

1 Кн. сохр. в ЯПб.

2 «Религиозные брожения среди мусульман» (НВ, 1908, № 11563, 22 мая).

14 февраля

1 В. С. Морозов

2 Н. С. Сергеенко. Две недели в Ясной Поляне (Из воспоминаний переписчицы).

3 Гусев в открытом письме в ред. НГ

4 1 янв. с. с., посылая Т-му вырезки из газет, Т. Л. Сухотина писала из Ушѝ (Швейцария): «Хоть это и противно, милый папенька, а все-таки почитай, как во Франции чествуют палача и как население радуется казни». С. А. Толстая 4 янв. отметила: «Читали вслух о смертной казни (гильотина) в Париже четырех разбойников. Как озверело везде человечество!» (ЕСТ).

15 февраля

1 Председатель «Ассоциации итальянских художников» Дж. Гаутман в письме от 27 янв. просил Т. дать для «Numero Unico» «небольшой рассказ или очерк». При письме от 27 февр./12 марта (т. 79, с. 96) Т. послал ему диалог «Разговор отца с сыном» (т. 37).

2 Письмо Л. Н. Андрееву от 2 сент. 1908 г. (т. 78, с. 218—219). Большой отр. — в , № 69, 25 марта. Полностью — в сб. «Италия» — СПб., 1909 (см. т. 78).

3 «Вечером играли со скрипкой Бетховена 3-ю сонату до-мажор, «Крейцерову сонату» и Моцарта mi-bémol-мажор» (ЕСТ).

4 В письме от 12 февр. Ф. Ф. Тищенко настаивал, чтобы Т. выступил в печати с осуждением выставки картин модернистского искусства, устроенной журн. «Золотое руно» в Москве (13 янв. — 15 февр.).

5 См. прим. 2 к записи 22 янв.

6 Гюго. Собр. соч. в 15 тт., т. XV. М., 1956, с. 221—231.

16 февраля

1 См. письмо Т. к В. А. Теляковскому от 16 февр. (т. 79, с. 74—75).

2 Пер. стихотв. Э. Карпентера на нем. яз. «Der Freiheit entgegen» был прислан Т-му при чьем-то письме.

3 Р. вед. опубл. в № 37, 15 февр. под загл. «Новая статья Л. Н. Толстого» предисловие к ст. «Закон насилия и закон любви» и краткие извлеч. из приложений к ней (т. 37).

4 О ходатайстве за сыновей крестьянки У. Ф. Чухоновой см. письмо Т. к прокурору Тульского окр. суда В. А. Кегелю от 17 февр. (т. 79, с. 75—76).

5 Деревянный домик в яснополянском парке.

1 Изречение Л. Стерна из гл. 121 романа «Жизнь и мнения Тристрама Шенди».

2 В ЕСТ под 17 февр.: «Пропасть гостей <...> Разговоры без конца. Когда все разошлись, Л. Н. закричал: «Нумидийскую!» — и начал вприпрыжку, подняв руку, бегать вокруг стола. Это на яснополянском жаргоне давно означает радость избавления от гостей».

19 февраля

1 «Он любезно дал мне сведения, какие мне нужно было о монастырской жизни, и разговор наш кончился дружелюбным рукопожатием. Вообще, архиерей произвел на меня приятное впечатление умного и доброго человека». В ответ на эту статью Парфений выступил с полемической заметкой.

2 См. запись 2 янв.

20 февраля

1 Г. Ш. Философия полов О. Вейнингера (РМ, 1908, № 6).

2

21 февраля

1 См. т. 79, с. 79.

2 Фельетон <И. Н.> И<гнатова> «Литературные отголоски» (Р. вед.«Конь бледный», Л. Семенова «У порога неизбежности», М. П. Арцыбашева «Рабочий Шевырев» и последние ст. П. Б. Струве.

3 Проезд — особенно широкий шаг лошади.

22 февраля

1 На письмо И. П. Балашова от 19 февр. Т. отв. 25 февр. В этот же и на след. день он отв. еще на 13 писем (т. 79, с. 80—93).

2 — т. 76, с. 178—179 и т. 78, с. 284—287. В письме б. д. М. И. Разумникова вновь писала о своей дочери. Т. отв. 25 февр. (т. 79, с. 86—88).

23 февраля

1 В февр. Н. Е. Фельтен привлекался к судеб. ответственности за издание ст. Т. «Не убий», «Письмо к либералам», «Христианство и патриотизм». В связи с этим Т. писал судеб. следователю А. В. Кузьмину, прося «те меры, которые принимаются против Фельтена», обратить на него, Т-го (т. 79, с. 93—94). 13 мая Фельтен был приговорен к 6 мес. заключения в крепости (отбывал наказание в 1911 г.).

2 Письмо В. А. Молочникова из тюрьмы (Старая Русса) от 15 или 17 февр. Т. отв. 25 февр. (т. 79, с. 89).

3 Т. писал М. Н. Толстой 14 дек. 1908 г. (т. 78, с. 283—284).

4 «Il n’y a pas de pires sourds que ceux qui ne veulent pas entendre» («Нет более безнадежных глухих, чем те, которые не хотят слышать»). Т. часто приводил эту пословицу, привел он ее и в качестве эпиграфа к ст. «Неизбежный переворот» (ЛН, т. 69, кн. 1, с. 634).

24 февраля

1 V. Hugo. Morceaux choisis. La peine de mort. P., Librairie P. Ollendorf, s. a. (ЯПб, пометы). В кн. вошли след. произв.: «Le dernier jour d’un condamné», «Claude Gueux», «Pour Charles Hugo. La peine de mort», а также стихи.

2 —60.

3 Письмо С. Веджвуда к Т. хр. в Архиве Черткова (ЦГАЛИ). Т. отв. Джорджевской лиге 25 февр. — 31 марта (т. 79, с. 135—139).

25 февраля

1 У Толстых «поручиком» называли лесничего, т. к. в молодости Т. лесничие имели воен. чины и составляли «корпус лесничих».

2 «Посреднике» под загл. «О войне» предисл. Т. к кн. А. И. Ершова «Севастопольские воспоминания» конфисковано и что против него возбуждается дело. В том же письме он перечислил и др. книги, вызвавшие судеб. дела.

3 Письмо от 22 февр.

4 Письмо И. Максимовича к Маковицкому от 1/14 (?) февр.

5 Г. П. ПавскийЯПб).

26 февраля

1 Р. сл., № 45, 25 февр.

2 Анон. заметка «Толстовец в тюрьме».

3

4 В 1872 г. Т. разрешил А. А. Эрленвейну переиздать «Книжки «Ясной Поляны»» (см. т. 61, с. 284—285). Эрленвейн перепеч. все 12 кн. под загл. «Из Ясной Поляны». Изд. это было повторено 7 раз (1873—1909 гг.).

5 Журн. на греч. яз. «Клио» прислала при письме от 31 янв. н. с. А. С. Полубинская (по мужу Василакаки; ЯПб).

6 12-томное собр. соч. Т., законченное С. А. Толстой в 1911 г.

27 февраля

1 —28 февр. (т. 79, с. 90—93).

28 февраля

1 А. А. Корсини, объехавшая на средства Н. П. Рудаковой много стран, выступала в России с лекциями по географии.

Сноски

1* «Если вы еще его увидите, скажите графу Толстому, что посеянные им семена вовсе не пропали во Франции» ().

2* «Я действительно не знаю ни одной книги, которая была бы мне так дорога или, точнее сказать, принесла бы мне бо́льшую пользу. Это чтение входит в мой окончательный распорядок дня, я часто читаю ее и моей жене вслух» (нем.).

3* Л. Н. ее и вернул Михаилу Александровичу через его сестру С. А. Стахович.

4* мания величия (лат.).

5* Слово «кушать» я из уст Л. Н. до этого, да и после, никогда не слыхал. Он всегда говорил «есть».

6* «Государь, пощадите!» (франц.).

7* Из книги: «The Sayings of Mohammed». By Abdullah-al-Mamun Suhrawardy».

8* А. Байгушев. Очерки мусульманского раскола. Татарский пророк. Саратов, 19081.

9* — значит все простить» (франц. пословица).

10* «Наша газета» получила от Амфитеатрова, командированного на Балканский полуостров, из Черногории лаконическую телеграмму: «Война неизбежна».

11* Впоследствии названного «Путь жизни».

12* Горчаков.

13* Записано через полтора месяца. Дополнение и вариант. — Ред.

14*

15* Л. Н. ошибся: он в 11 уходит к себе, но, пока ложится, проходит почти час; еще пишет дневник, иногда раскладывает пасьянс.

16* словно спето (франц.).

17* Пропуск в подлиннике. — Ред.

18* франц.).

19* ошеломить обывателя (франц.).

20* хлещут (англ.).