Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1908 г. Ноябрь

2 ноября1*. Л. Н. ездил верхом по лесу. Вечером у него мальчики. Первое в этом году занятие с ними. Читали новый «Круг чтения». Хорошо пересказывали. Л. Н. продолжает занятия. Продолжает читать «Гардениных».

Татьяна Львовна говорила про статью «Н. С. Лесков в последние годы своей жизни» Макшеевой («Русская мысль», октябрь):

— Читаю про себя. Лесков меня за губернатора замуж выдал1.

— Он чуть не губернатор, — сказал Л. Н. про М. С. Сухотина. — И если не губернатор, то потому, что он слишком хорош.

Говорили о Лескове.

— Он производил на меня впечатление очень сильного человека, — сказал Л. Н.

О каком-то писателе Л. Н. сказал:

— Он хорошо знает народ, но нет у него чувства меры, а когда этого нет, это значит, что выдумывает. Если начну преувеличивать, то я уже выдумываю. Восприятие — то же творчество. Художник залезает в душу читателя и заставляет его думать, что он так же бы действовал и страдал, как тот, кого описывает.

3 ноября. Л. Н. верхом, Александра Львовна на санях. Утром у Л. Н. был Д. Г. Янчевецкий, едет в Персию.

Вечером школа четверть часа. Л. Н. второй раз занимался с мальчиками. Читал им Евангелие и «Круг чтения». Намерен продолжать.

За обедом Владимир Григорьевич и Дима. Владимир Григорьевич показывал какую-то статью из «Times».

В ремингтонной Л. Н. говорил с Владимиром Григорьевичем и Димой о пропаже у Чертковых. Л. Н. советовал лучше всего не запирать вещей — внушить доверие. К Софье Андреевне приходили грецовские мужики внести аренду и просить продать им тамошнюю землю по 200 р. Софья Андреевна пошла спросить Л. Н. и возвратилась с известием, что Л. Н. просит ее исполнить желание мужиков. Татьяна Львовна, Александра Львовна в один голос то же. За обедом Л. Н. говорил, что читал газеты, и там о 75-летнем юбилее офицерства Милютина, бывшего военного министра. Ему теперь 95 лет. Пишет воспоминания, бодр. Л. Н. вспомнил:

— Милютин не знает, что он был тот, который меня побудил ехать на Кавказ.

Они (Толстые) были дружны с младшим его братом Володей, который объявил им, что бога нет. И Милютин приехал в офицерском мундире и с шашкой и казался им героем.

— Это была Даргинская экспедиция, в которой он участвовал, и это меня прельщало1, — сказал Л. Н.

Л. Н.Милютине нынешнем

Л. Н. рассказал, что утром был у него Д. Г. Янчевецкий. Был в Китае, православие в Японии его интересует. А мне вечером Л. Н. о нем сказал2*, что он поверхностный, озабочен величием России.

— Патриотизм — это внушение суеверия; предание, не соответствующее нынешнему сознанию (русских людей). Величие России! Все выгоды его в том, что финляндцы нас ненавидят, кавказцы нас ненавидят, — сказал Л. Н.

Л. Н. сегодня кончил статью «О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии» и отдал Черткову. Вспомнил о Шкарване, чтобы ему ее послать для перевода.

Прощаясь в 11.15, после винта, Л. Н. сказал:

— Прощайте все, добрые люди.

Л. Н.: От Лебрена получил письмо; пишет, что случились с ним две неприятности: женитьба (к весне будет жениться) и покупка земли (купил четыре десятины)2.

Татьяна Львовна: Женитьба еще не случилась, это впереди, этого сам хочет.

Л. Н.: Бывает часто так, что хочет угодить...

4 ноября. Вечером Ф. А. Страхов, приехавший на всю зиму к Чертковым заниматься «Сводом», Досев, Мария Александровна. Л. Н. спросил Федора Алексеевича, кого видал в Москве. Тот ответил: «Горбунова». С него перешла речь на его сына «Льва Николаевича Горбунова-Посадова-Толстого», как он себя называл маленьким. Когда ему было 12 лет, говорил: «Я буду ярым революционером», а теперь, когда ему 15, говорит уже: «Я не революционер».

Татьяна Львовна рассказала про восьмилетнюю девочку, у которой были десять томов Шерлока Холмса и десять томов Нат Пинкертона, прочтенных. Восхищалась ими и говорила, что она будет сыщицей. Владимир Григорьевич говорил, что Шерлок очень интересен, он его читал. И передал русский рассказ, который он читал в английском переводе, под названием «Русский Шерлок Холмс». Выследил преступника в канаве, увидел его жалкое лицо, пожалел его и ушел.

Страхов привел рассказ Авиловой «Без привычки».

— Это случилось у тебя, — сказал он, обращаясь к Владимиру Григорьевичу. — Помещик следил, кто рубит лес, увидел бабу с грудным ребенком — она в промежутках кормила его, — усовестился и, крадучись, отполз, чтобы не напугать ее.

Чертков вспомнил, как Хилков наткнулся на беременную бабу в своем лесу; это сильно подействовало на его нравственное перерождение.

Л. Н. рассказал, что утром была баба по политическому делу. «Ни в чем муж не виноват», — говорила она. Л. Н. заметил по этому поводу, что теперь много таких личностей в народе, жегших одно время усадьбы.

Федор Алексеевич (о Никифорове): А вы давно не видели Льва Павловича?

Л. Н.

Владимир Григорьевич сказал, что никогда не мог понять, почему Никифоров — близкий. Последовал разговор о Льве Павловиче.

Л. Н.: Как личность он вызывает уважение.

Говорилось про умершего на днях великого князя Алексея Александровича, четвертого сына Александра Николаевича. Что он был виновником плохого состояния, а потом и гибели русского флота и казнокрадом. Л. Н. не высказался о нем.

Л. Н.: Янчевецкий о Китае. Он подтвердил, что у них голод, конституция, никаких властей, полиции. У них только есть нравственный закон.

Л. Н. про открытку от крестьян из киевской тюрьмы: они судятся за убийство семьи Островских. «Мы по вашему учению поступили, потому что у них были деньги, а у нас их не было. Защитите» и т. д. Л. Н. было, видимо, тяжело недоразумение, тем паче, что в газете читал — им грозит повешение.

Софья Андреевна решительно стала утверждать, что они правы, когда пишут, что они ученики Л. Н., что он тому учит. Л. Н. стало еще тяжелее от этих слов, и Софья Андреевна, видя его огорчение, перестала трещать. Николай Николаевич заметил:

— Письмо это настоящее, но чувство — поддельное.

Федор Алексеевич и я указали, что это подделка: ни одного сердечного слова и нарочно испорченное правописание.

Сегодня Л. Н. учил мальчиков. Разговаривал с дочерью полицейского. Винт до 11.15.

5 ноября. Уехала Мария Александровна. Приехал Алексей Колесниченко из Самары. Пополудни беседовал с Л. Н.

Л. Н. (о Колесниченко): Он полон любви, весь под влиянием Добролюбова. В Самаре прожил полгода с братьями, работая с ними и веруя с ними. Его вера не есть довольствие пониманием нового мировоззрения, а как верит, так и живет. Блаженная его жизнь.

Приехал Сергей Львович. Вечером Л. Н. с Владимиром Григорьевичем и со мной в кабинете — о том, как бы устроить так, чтобы его новейшая, уже совсем законченная статья «О присоединении Боснии и Герцеговины» возможно скорее появилась, пока вопрос о Боснии обострен. Л. Н. выразил желание, чтобы в славянских газетах статья была напечатана в тот же день, что в английских и немецких.

Владимир Григорьевич: Раньше, чем через две недели со дня рассылки ремингтонных копий, невозможно.

Владимир Григорьевич хочет, чтобы в один день появилось в больших газетах на разных языках, а то большие газеты не перепечатывают. Благодаря его организации новые статьи Л. Н. стали известны большому кругу читателей.

Л. Н. с 7 до 8 вечера читал вслух «Гардениных»; винта не было.

6 ноября. спорил со священником, — тяжело было за него. Пополудни Л. Н. катался с Владимиром Григорьевичем по полотну брошенной железной дороги — рельсы и шпалы сняты — между станциями Рвы и Судаково.

За обедом, торжественным, с шампанским (день рождения Танечки) Чертков, Колесниченко, Юлия Ивановна, Сухотины и домашние. Умерли на днях 82-летний крестьянин Резунов по прозвищу Курзик — бондарь, потом Пелагея Федоровна (теща С. Н. Румянцева — повара). Теперь остался старше всех яснополянских — Л. Н.

Л. Н.: Получил письмо: спрашивают меня, какая моя любимая английская поэма. А у меня никакой нет. Мое любимое английское сочинение — «Давид Копперфилд»1.

Владимир Григорьевич рассказал Л. Н. про сочинение Шелли «Mask of Anarchy»:

— Сильно о государстве: «Вы не сопротивляйтесь, когда будут на вас наступать войска, вы стойте смирно»2. Удивительно в вашем духе. Вы не читали, не знаете Шелли?

Л. Н.: Я бы не сказал, кто Шелли, но знаю, что он мне близок.

Л. Н. получил какую-то итальянскую книгу, говорил, что в конце ее стихи Горького; смысл их тот, что выше человека ничего нет3.

Вспоминали про кумыс, про похмелье от него. Софья Андреевна говорила, что в Самаре все уходили в степь пить кумыс, напивались до веселья-пьяна, и ей одной приходилось исполнять всю домашнюю работу.

Колесниченко с 9 до 10 у Л. Н. в кабинете.

В передней Л. Н. начал говорить о сегодняшнем занятии с детьми. Рассказывал им о любви, о духовной жизни и заметил, что в них работа идет.

— Ты говорил о любви, а как же различить любовь? — вставила Софья Андреевна.

Л. Н. объяснил ей, что такое истинная духовная любовь.

Колесниченко прочел Л. Н. стихи Александра (Добролюбова) о любви. Понравились. И еще прочел песни. Л. Н. сказал, что он против рифмы, что это нарушение закона слова. Мысль искажается, и поэтому он не любит стихов.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1908 г. Ноябрь

А. М. ХИРЬЯКОВ И В. Г. ЧЕРТКОВ В МАСТЕРСКОЙ И. Я. ГИНЦБУРГА У СКУЛЬПТУРЫ ТОЛСТОГО

Петербург, 1908

Фотография

На переднем плане (справа) сам скульптор

Потом начал говорить о самарских братьях, что он радуется и опасается, как бы там не была только форма, и просил о молчании (которого они придерживаются).

— Это молчание, — сказал он, — никак не понимаю я. Трудно для меня. С очень близкими людьми я никак не могу молчать. Если кто молчит — думаю, он осуждает меня, недоволен.

О Добролюбове спрашивал, кто его родные; вспомнил о первом свидании, как ему радостно было. Начал говорить, что он все больше и больше против мистики становится теперь и против познания бога. Не то что понятие уничтожить, а самое слово — надо признать его только как непостижимое. Чистота китайской жизни потому — что исповедуют учение Конфуция, Лао-тзе, сущность которого в том, что главное здесь — жизнь, дела, любовь, а познание бога невозможно. Затем Л. Н. расспрашивал Колесниченко об отношении его и Добролюбова к половому вопросу.

Колесниченко напомнил о портном и сказал, что ему с ним было тяжело, потому что он внутренней стороны книг Л. Н. не разумел, а только отношение к правительству, церкви. В городе встречал таких людей, и самое трудное бывает — наружное принимать.

Л. Н. удивился его словам, что он раньше курил и бросил. Его жена согласилась даже идти в деревню.

Л. Н. сказал про детей, что они говорят только одни слова, у них эта еще только наружное; внутренняя работа начинается только у того, который спросил — что значат эти слова. Наружное пусть пока остается.. Мистического ничего не нужно.

Л. Н. опять сказал, что чувство это туманное, что нужна только борьба со своими недостатками, любовь к людям. Опять о молчании.

Колесниченко: Есть арабская пословица, что нужно говорить, если слово лучше молчания4.

Л. Н. согласился, но повторил, что он с близкими людьми не любит молчать.

Вступил Чертков и сказал, что взрослые парни желают поговорить с Л. Н.

Л. Н.: Я так стесняюсь, что робею даже перед детьми: теперь занимаюсь с детьми. А перед взрослыми совсем робею.

7 ноября. Л. Н. получил письмо от Хэйга (Haig) с советами, из которых ему нравятся как натуральные: есть только, когда хочется, и ограничиться двумя repas3*; пить меньше жидкостей, 30 унций в сутки (около пяти стаканов), что Л. Н. как раз и делает. Хочет попробовать по его указаниям есть и пить.

Сергей Львович играл на фортепиано.

Вечером разговор про Хэйга, сочинения которого есть в яснополянской библиотеке. И Л. Н. прочел их. Л. Н. говорил, что ночью была у него сильная изжога. Магнезию, уголь, лепешки из магнезии и буры принимал, ничего не помогает.

— Так хорошо, — прибавил Л. Н. —«Круг чтения» мне помогает. Человек плакался, что он без обуви, и рядом с ним в мечети — безногий. В мои годы изжога — слава богу, что нет паралича.

Сергей Львович говорил про Московскую городскую думу, где он гласным; про электрический трамвай, обошедшийся в 8 миллионов (бюджет 30-миллионный). Говорил про дом Черткова и кто и зачем его сжег: подрядчик — за то, что Чертков грозил взыскать неустойку за неготовность к сроку. Л. Н. говорил, что получил сегодня письмо просительное от поджигателя: он прежде поджигал помещиков по приговору и убедился по книгам Л. Н., что поступал неправильно.

Сергей Львович, у которого осенью тоже сожгли стога, говорил, что кругом в Чернском уезде, у всех помещиков сожгли их, — видимо, организация.

Был разговор про Desjardin, Л. Н. желал бы его читать. Потом говорили о Суворине. Чертков не знал, что он был учителем в школе Л. Н. У Л. Н. спрашивали про него, какой он человек. Л. Н. сказал:

— Он человек добрый.

Приехали И. И. Горбунов, С. Д. Николаев, Мария Александровна. За чаем Л. Н. сказал, что С. Т. Семенов рассказывал ему — где-то в Калужской губернии крестьяне оценили всю надельную землю, сколько какая стоит, обложили по стоимости налогом и деньги отчасти употребляют на подати, отчасти делят между собой. Признали, что земля общая, и завели у себя «единый налог».

Л. Н. признался, что он поступил по-детски, когда писал Столыпину о введении единого налога, и что сделается это помимо правительства.

Л. Н.: Я продолжаю удивляться Столыпину, членам Думы, как они из-за славы людской не поднимут этого вопроса о едином налоге. То, что они говорят теперь в Думе о земельном вопросе, — пустые слова. Все это нужно только для того, чтобы разочаровать народ в его ожиданиях. Крестьяне не думают теперь о бывших дворовых, о фабричных — они хотят, чтобы вся земля даром досталась им одним. Благодаря революционной деятельности Бобринские говорят, чтобы земля осталась у помещиков, а крестьяне — чтобы отошла крестьянам. Недавно, — продолжал Л. Н., — я говорил с Василием Михеевым. Как только я сказал: земля должна быть ничья, божья, его лицо просияло, а как сказал, что нужно будет обложить, он: «Да, да», но видно, что только из учтивости. Они (крестьяне) хотят сделаться помещиками.

Сергей Дмитриевич: В Рязанской губернии земский начальник внушает крестьянам выход из общины так: «Будете панами, торопитесь выходить, пока этот закон существует».

Л. Н. возмущался этим законом, вводящим земельную собственность и разрушающим общинное землевладение.

— Они делают это при условиях, когда рядом стоят люди, говорящие: «Вы делаете это, разоряя нас», а они все-таки это делают. Тут главное — не вмешиваться в дела других людей. Требуя свободы для себя, оставлять и других делать свободно, что они хотят. Если существуют люди, которые признают за собой право насилием заставлять людей поступать так, как они считают хорошим, так будут другие люди, которые будут заставлять других поступать по-своему. Так нам вмешиваться туда нечего.

С. Д. Николаев напомнил Л. Н., что он одно время допускал, что только правительство может ввести единый налог. Л. Н. не помнил этого.

Татьяна Львовна негодовала на пустые разговоры в Думе по аграрному вопросу, главное — безучастные, незадушевные. Сказала, что, если бы туда выбирали женщин, не говорили бы хуже. Л. Н. в последнем усомнился.

Л. Н. спросил Николаева, сколько ему лет, и, узнав, что 47, сказал:

— Как хороша старость!

Софья Андреевна: И изжога!

Л. Н.: В молодые годы и не такую изжогу имеют.

Николаев согласился и сказал, что теперь есть молодые люди и не такие4*.

Л. Н.: Я спрашиваю иногда молодых людей, и завидуешь просто.

Николаев: Они начинают тем, чем мы кончаем.

: Они лучше начинают, чем мы кончаем.

9 ноября. Воскресенье. Утром приехал А. Н. Дунаев. Вечером — Д. Г. Бурылин из Иваново-Вознесенска. Со вчерашнего дня — И. И. Горбунов. Дунаев говорил с Михаилом Сергеевичем про недовольство крестьян, про деятельность революционеров и что через года два будет революция. За обедом про речь Милюкова в Думе 5 ноября против закона 9 ноября о выходе из общины. Милюков в душе против этого закона из-за того, что он решает земельный вопрос без принудительного отчуждения земли дворянской и т. д., как хотели кадеты. Столыпин же ввел его потому, чтобы создать крестьян-собственников (на Западе самый консервативный элемент), опору правительства. Ни одному, ни другому нет дела до крестьян, а важны партийные соображения. Содержание речи Милюкова серьезное, хорошее, тон — задирающий, нехороший.

За обедом — о Художественном театре, о «Синей птице» Метерлинка. Публика уходит неудовлетворенная, поражает лишь постановка. Варвара Михайловна рассказала содержание. Пьеса написана для детей.

Л. Н.: Если бы я был помоложе, я утром стал бы писать и к полудню написал бы пьесу глупости, а все бы восхищались.

Л. Н. рассказал сегодня: один из друзей Димы справлял свадьбу, повинуясь родителям. (Старший брат, женатый, ушел из дому и мало подает.) Решили его женить на девушке старше его из Рвов, которую он никогда не видел. Он не хотел жениться (т. е. хотел соблюсти целомудрие) и приходил к Л. Н. за советом. И повиновался только воле родительской, идя под венец. Совсем по-старинному. Это Л. Н. трогает. У Чертковых устроили молодым угощение.

Бурылин, промышленник, фабрикант ситцев, основал музей, школу и читальню и приехал поговорить о них с Л. Н.1 Он старообрядец-единоверец. Много путешествовал, иностранных языков не знает. Простой, старого покроя русский человек.

Дунаеву Л. Н. добродушно заметил, что он все русское бранит, а иностранное хвалит. Л. Н. говорил, что продолжает читать «Гардениных»:

— Все хуже и хуже. Сначала хорошо, язык превосходен. А потом — не то что в мои 80 лет, а и в молодые годы любовные похождения были мне скучны.

Михаил Сергеевич: Книжку, которую вам на днях прислал Анатоль Франс —«L’Ile de Pingouins»2, — не советую вам читать.

Михаил Сергеевич мастерски рассказал ее содержание. Л. Н. сказал ему, что он интереснее изложил, чем там написано.

Михаил Сергеевич: Это французский Щедрин.

Л. Н.: Щедрина я не люблю.

Михаил Сергеевич: Щедринским языком, эзоповским, писано. Догадываться нужно. У нас щедринский язык имел смысл ввиду цензуры. Зачем он Анатолю Франсу?

3.

Иван Иванович: Автомобили, кинематографы, «Синяя птица» — яркие впечатления, бешеная скачка, самозабвение, в суете куда-то стремишься.

Л. Н. (к Дунаеву): Расскажите мне про ваших детей.

Дунаев рассказал, что они после неспокойствия в 1905—07 годах теперь угомонились, учатся. Он их от выступления на баррикадах только тем удержал, что хотел идти с ними и стать между ними и солдатами.

10 ноября. Приехал Михаил Львович с Александрой Владимировной. За обедом Чертков. Вечером пение (Михаил Львович и Михаил Сергеевич). Удивительно хорошо пел Михаил Львович старинную русскую песню «Все я глазки себе проглядела», на мотив которой подплясывал.

Л. Н. подошел к Михаилу Львовичу:

— Ноги у тебя хороши, а плешив. Голос у тебя хороший. И Л. Н. стал говорить о народных песнях:

— Я люблю простую музыку. Искусную, ту я стараюсь понять, а эта (простая народная) прямо душу переворачивает. Когда Гольденвейзер играет, я чувствую, что переслащивает, я чувствую господина. А в народной — тут есть чувство меры, тут есть точка, не переделана и не недоделана, как раз сколько нужно.

Л. Н., чтобы не разговаривать (был усталый) и чтобы все-таки доставить удовольствие присутствующим, пробовал читать вслух «Гардениных». Хвалил народный язык:

— Эртель играет им, этого языка уже нет.

Видно было по голосу, как устал и как ему трудно дается чтение и что читает по обязанности. Скоро кончил.

Владимир Григорьевич на днях и сегодня плутал — замело дорогу. В начале 10-го торопился домой. Одетый вышел на лестницу, слушал пение Михаила Львовича, не мог оторваться. Как он любит музыку!

Л. Н. говорил (и давал читать Владимиру Григорьевичу и другим) про «Zvěsti» («Вести») — чешско-русскую газету. В ней статья Поссе о Л. Н. (о том, что значит для него Л. Н.)1 и письмо Льва Львовича о славянском национализме, кончающееся тем, что он сторонник его и в этом враг своему великому отцу.

Л. Н. (мне): Получил письмо из Венгрии — справляют какой-то юбилей и спрашивают мое мнение о Венгрии. У меня никакого нет. Я ответил бы им — но некогда, — что меня интересует род человеческий, а не Венгрия.

Это газета «Magyar Hirlap» устраивает анкету в рождественском номере о Венгрии. Л. Н. написал на конверте, что хочет ответить, но раздумал. И ни Гусеву, ни мне не поручил ответить2.

Вечером винт. Юлия Ивановна беседовала со мной. Я ее уговаривал писать воспоминания о Л. Н. Не систематически, а то, о чем живо в данное время вспоминала. Она жалеет, что не делала наброски с Л. Н-ча3.

Пополудни уехал Михаил Сергеевич с Татьяной Львовной, с Варварой Михайловной и Александрой Владимировной в Таптыково. Ночью приехал С. М. Сухотин.

Л. Н. ездил верхом на Делире на Козловские дачи: по опушке на Ливенцово, шоссе, Кудеяров колодец, на отвод к гумну. Мы с Юлией Ивановной за ним. На шоссе Л. Н. сам слез и сел на лошадь с кучи щебня. Л. Н. в валенках, полушубке, рукавицах; какой он ловкий! Делир ведь довольно часто не дает садиться.

Л. Н. сидит на лошади, как прикованный к седлу, но сгорбленный, так что правое плечо высоко, левое — низко. Так, как он сидит у стола пишущий. Л. Н. сидит у стола странным образом, как если бы он садился ненадолго. Правая рука и локоть на столе, левой руки только пальцы на столе, запястье и локоть висят.

Пополудни, в час, Л. Н. позвал меня в кабинет и расспрашивал о Венгрии, чем она выдается. Я рассказал об Арани, в поэзии выразившем просто и верно душу мадьярского народа, как Пушкин — русского. Только стремления мадьярского народа не такие глубокие, христианские, как русского. Про назаренов; про характерный гимн мадьярский, в котором выражены желания мадьяр (правда, дворян-патриотов); про три места в сочинениях Л. Н., где он касается Венгрии: о музыке (чардашах) в «Что такое искусство?»; об Эмме в «Воскресении» и об угнетении народов в Венгрии в двух политических произведениях Л. Н-ча1. Л. Н. мои рассказы о мадьярах не удовлетворили и не заинтересовали. Только то ему было приятно, что среди них есть назарены.

Л. Н. сказал мне, что уже получил два отклика на его письмо в газетах, чтобы к нему не обращались за денежной помощью и об искании мест, работы. Полемизируют.

— Не выдержал, грешный человек, одному ответил, — сказал Л. Н.2.

12 ноября. Л. Н. гулял осторожно, потому что нога больше отекла. До завтрака слабость и сильная изжога. Вечером говорил мне, что ничего не работал, только написал одно письмо. Вчера — 10 писем1. Читал английскую книжку английской высшей церковной иерархии о буддизме в Китае, об истории его проникновения в Китай, столкновения с конфуцианством; их точка зрения очень ограниченная, но факты, приводимые ими, интересны. Книжка небольшая, с географической картой распространения буддизма.

Вечером винт. Я проспал вечер, пришел в 11.15.

Л. Н.: Как я рад, что вы пришли! Хотелось вас спросить о чем-то.

— О Венгрии?

— Нет, не буду о ней писать. Лучше in dubiis absta5*.

Софья Андреевна: Ведь ты уже написал.

Л. Н.: Это о Сербии (т. е. о Боснии и Герцеговине). А спрашивают моего мнения о Венгрии.

Софья Андреевна: Мне Сербия, Венгрия, Чехия — все одно и то же. Я их там не разберу.

Л. Н.: Что же, был пьян?

Михаил Сергеевич рассказал коротко обстоятельства. Лицо Л. Н. сморщилось, на момент появилось страдальческое выражение.

Сегодня получен журнал «Современный мир» (ноябрь) с очерком Куприна о Толстом, о свидании с ним на пароходе в Ялте. Трогательно в нем описано, как простой народ, не знающий Л. Н., расступался перед ним, давая ему место, и признание Куприна — он высоко ценит, что живет в одно время с Л. Н.2

13 ноября. Сегодня ночью Иван-кучер, отвозивший гостей на станцию Козловку, привез девицу, приехавшую на Козловку. Она представилась Л. Н. как «собрат по литературе».

— Почему же он-то сам пишет, а мне советует не писать? — сказала она Николаю Николаевичу после разговора с Л. Н.

Л. Н. говорил, что получил интересную французскую книжку о цивилизации будущего J. A. B. «De la vraie civilisation». Paris, 19081. Отрицает нынешнюю цивилизацию и социализм. Еще получил очень интересную английскую книжку о Беха Улла. Хочет попросить Татьяну Львовну перевести ее. Книжка эта называется: «The Story of the Bahai Movement. An Universal Faith» by Sidney Sprague. London, 1908.

Вечером Чертков и Досев. Разговоры обыденные о разном. Я не следил за ними, потому что был не в духе.

14 ноября. Л. Н. ездил верхом, 15 верст, три часа. За ним Михаил Сергеевич с Юлией Ивановной.

Подъехав к полотну Лихвинской железной дороги около Рвов, Л. Н. увидел, как в кустах бежит волк.

— Когда я закричал, он остановился. Когда засвистел, он побежал, — сказал Л. Н.

Л. Н. близорук; узнал его, во-первых, по хвосту — не собачий, совершенно прямой, а потом по следам — прямые, когти глубоко отпечатываются.

Сегодня Чертков послал своему заграничному агенту Масси в Лондон для заграничных переводов шесть экземпляров Января новейшего «Круга чтения»: «Учение о жизни в мыслях на каждый день». Л. Н. еще будет вносить небольшие поправки.

Л. Н. (Владимиру Григорьевичу): В «Русском слове» читал короткую заметку, что вы категорически опровергаете слух, будто пожар был <вызван> поджогом, сделанным крестьянами (письмо Черткова во вчерашнем «Русском слове»)1.

Л. Н. о «Гардениных», которых кончил читать, и об Эртеле:

— Я помню, что я всегда (и прежде) хвалил «Гардениных». Мне очень понравились.

Владимир Григорьевич: Он бывал у вас в Москве. Тогда много народу бывало у вас, и не пришлось вам с ним поговорить. Он досадовал на это2. Я писал вдове, как вы читали из «Гардениных» вслух о ссоре. Эта часть помещена будет в альманахе его имени, который хотят издать его друзья3.

Л. Н. говорил, что есть много писем, на которые надо отвечать. Хорошее письмо от Давыдова, отказавшегося; его посадили в сумасшедший дом. Он говорил им, что в полном рассудке отказывается служить4.

Вечером шахматы, винт.

Нога припухла.

— Довольно много ездил, опираясь на стремя, — сказал Л. Н.

15 ноября. Ездил к родам. Была Мария Александровна. Вечером Л. Н., Татьяна Львовна, Александра Львовна, Михаил Сергеевич играли с 9 до 12 в винт «в пересадку». Л. Н. волновался, не мог заснуть до 3-го часа. До этого с 7.30 играл в шахматы с Михаилом Сергеевичем, причем устал.

16 ноября. Л. Н. ездил на Делире, Чертков сопровождал на санях. Вернувшись, Л. Н. рассказал о своих поездках на Делире с Владимиром Григорьевичем:

— Я тогда так делаю: к дому сажусь в сани, а Делир бежит за санями и сегодня бежал, вдруг схватил меня за голову зубами, за башлык.

Делир бегает за Л. Н., как собака.

Л. Н. с 7 до половины 8-го, хотя усталый, занимался с мальчиками, их было 17. Читал им «Круг чтения». Вернувшись наверх, сказал:

— Чем старше, тем тупее становятся.

Софья Андреевна: А когда вырастут, совсем тупыми станут.

Л. Н.: Напротив, тогда опять понимать будут.

Л. Н. получил письмо от Шкарвана о большом успехе «Круга чтения» среди чехов, особенно среди учителей. Л. Н. порадовало это1.

— Eppur si muove!26* — сказал он.

Утром Л. Н. сказал, что не станет играть в винт, а вечером, когда Софья Андреевна пригласила, согласился и играл опять чуть ли не до 12 «в пересадку» — очень волнительно, интересно.

Гусев вчера передал Л. Н. сказанное вчера Досевым, что лучшие книги в мире — «Круг чтения» и «Свод».

17 ноября. Я ездил в Кожуховку к женщине после родов. Татьяна Львовна с Юлией Ивановной уехали в Чифировку.

Л. Н. (за обедом): Странно, что у Павла Ивановича был обыск. И в деревне, и в городе (Костроме). Он пишет, что по доносу. Причина — распространение книг1.

Александра Львовна передала деревенские слухи, что в Крапивне часть призывных отказалась присягать и погрозила остальным, если будут присягать, перебить их. Л. Н., разумеется, не поверил. Владимир Григорьевич заметил, что революционная пропаганда в войсках очень усердно ведется.

Михаил Сергеевич говорил о взяточничестве Рейнбота и полиции в Москве и Рязани, о чем полны газеты. Описывают разоблачения, целые пинкертоновские истории2. Софья Андреевна распространялась насчет московской полиции. Л. Н. останавливал ее.

Л. Н.: Это не каламбур, не шутка, а действительность, что если мы не будем противиться злу, то дурные не будут властвовать. Они при теперешнем противлении властвуют.

Владимир Григорьевич вспомнил, что петербургские студенты высылают депутацию с адресом3 и что его пригласили читать о Л. Н. Он отказался. Свободно говорить нельзя, а попасть в тюрьму из-за этой лекции не хочет.

Л. Н.: Все эти вечера, театры (в честь Л. Н.) — малую долю принимаю на себя; главное (они устраивают) — в пику правительству.

Л. Н.: Хотите получить приятное и сильное впечатление: прочтите «Бега» у Эртеля4. Немного притворяется, что он к этому равнодушен и с высоты величия смотрит на это. Но видно, что он страшно любит это. Он еще говорит самоуверенно о невежестве народа и о невежестве образованных людей, не знающих Добролюбова (критика). В этом мне противен.

Все-таки в нем видна тайная симпатия к интеллигенции; она выражается в том, что он презрительно относится к той барыне, которая не читала Добролюбова, которая говорит: «Какой-то либерал». Я думаю, можно быть совершенно спокойным, не зная Добролюбова, Чернышевского.

18 ноября. У Л. Н. утром жар, 37,9, слаб, остался в постели. Кроме чтения писем, газет и книг, вероятно, ничем не занимался. Приехал Лев Львович, был Чертков. Я с 7 до 11 вечера был с больными.

Вернулись Татьяна Львовна с Юлией Ивановной из Чифировки. Был Андрей Львович. Л. Н. встал с постели, но не выходил, слаб. В «Новом времени» описание посещения великим князем какого-то учреждения, в котором директором старик Боткин, Генеральный комиссар выставки барон Врангель ударил его по лицу. Боткин не привлек его к ответственности. Л. Н. написал ему сочувственное письмо1.

Л. Н. читал вчера и сегодня об Индии, хочет продолжать «Письмо к индусу». В Брокгаузе искал и не нашел данные о численности и составе индийской армии (сколько англичан в ней). Перечитывал прогрессивный революционный журнальчик «The Free Hindusthan»2. Ужасался размерам голода, унесшего в последнее десятилетие пять с половиной миллионов жизней и остановившего прирост населения.

Лев Львович заговорил о предстоящем приезде Павла Долгорукова, профессора Анучина и Звегинцева с целью устроить библиотеку в Ясной Поляне. Андрей Львович не сочувствует: «Будет рассадник революционных книг», — и спросил Л. Н. об этом, какие книги туда войдут. Л. Н. сказал, что он им скажет, чтобы книги были нравственно-религиозного содержания преимущественно и этнографические (не географические: это описание внешнего).

Лев Львович: Исторические, беллетристические.

Л. Н.: Менее исторические, а беллетристические — которые нравственного содержания. Этнографические действуют развивающим образом, возбуждают смирение к своей жизни — что есть не одна Ясная Поляна, а Индия, Китай.

Лев Львович заметил, что еще нужны книги по естествознанию, Дарвин.

Л. Н.: Нет. Я, скорее, этих не люблю. Нынче получил письмо из Сибири от крестьянина; пишет, что бога нет, так как он читал, что морского ежа можно научно произвести3. Дарвин — он хорош тем, что разрушает библейскую легенду о сотворении мира.

Лев Львович сказал:

— Священники воспротивятся устройству библиотеки.

Л. Н. возразил, что нет. Священники теперь уже такие жалкие, что язык у них не повернется осудить.

Андрей Львович говорил, что земская управа — правая, не согласится на библиотеку. Л. Н. сказал, что жалко будет, если не осуществится, т. к. школа связана преподаванием закона божия, а тут, вероятно, выстроили бы помещение для чтения и приставили бы человека, который будет руководить.

Л. Н.: Религиоведение — это целая наука, для которой даже названия нет. Я этим занимаюсь. — И Л. Н. сказал, что основные истины во всех религиях одни и те же.

На днях я обратил внимание Л. Н. на статью Меньшикова о том, что грозит мировая война, и как все государства, не одна Россия, слабы, нет в них идеи, за которую воевать4.

Л. Н. сказал, что он думает — Англия тверже, решительнее всех. Она будет отстаивать свои владения. В Германии критическое отношение к политическим речам императора показывает, что нет того единомыслия, какое было лет 30 тому назад.

Л. Н. читал в «Слове» о взяточничестве, участии в деяниях экспроприации Рейнбота.

Говорил, что «Слово» удивляется тому, что власть, которой можно карать людей, дана безответственным людям.

Л. Н.— самые правые книги.

20 ноября. За обедом Л. Н. советовал Михаилу Сергеевичу прочесть Шопенгауэра «Диалог о религии». Книжка в русском переводе только что появилась и уже запрещена1. Прекрасно изложено. Л. Н. читал раньше и помнит.

Л. Н. рассказал обстоятельно о письме Салиенко — сектанта, железнодорожного рабочего из Фастова; очень интересное письмо. Он образованный человек. Посетил Кудрина в Киеве, принял шестилетнего его сына в свою семью.

Л. Н. говорил, что получил первые два тома полного собрания сочинений Эртеля и его биографию2. Будет читать. Вечером винт.

Разговор о смешной книге купца Поликарпова («Стихотворения купца-самоучки М. А. Поликарпова с его автобиографией». Петербург, 1908 г.)3. Трогательная наивность и большая самоуверенность.

21 ноября. Пятница. Вчера разговоры о Сибири. Лев Львович передавал рассказы Г. Е. Львова о непригодности почвы для посевов в Приамурье, что было напечатано месяца два тому назад в фельетонах «Русских ведомостей».

Л. Н. мало доверял им.

Лев Львович вспомнил слова Афанасия Агеева, бывшего в Сибири в ссылке: «Не там Сибирь, а тут».

Сегодня приехали П. Д. Долгоруков — 42 лет, профессор Московского университета; географ Д. Н. Анучин — 70 лет; Е. А. Звегинцев (деятель по народному образованию) и председатель земской крапивенской управы доктор Игнатьев поговорить о народной библиотеке, которую хочет устроить в Ясной Поляне Московское общество грамотности.

Л. Н. с Анучиным разговаривали о науке и поспорили. Анучин сначала возражал на все и переходил с предмета на предмет. Л. Н. горячился, потом позвал Анучина в кабинет (где, вероятно, извинился за горячность).

Когда вернулись, Анучин вел себя сноснее. Л. Н. говорил ему об отсутствии науки религиоведения, самой нужной науки.

О студентах Московского университета, бывших месяц тому назад, Л. Н. сказал, что они успокоенные, не возлагающие уже тех надежд на революцию — разочаровались в ней.

Л. Н. о диалоге «О религии» Шопенгауэра:

— Читатель почувствует глубину этих двух взглядов, религии и философии, и никак не победу одного. Защитник религии сильный.

Л. Н. припомнил, что Герцен прочел свой диалог с кем-то. Белинский ему: «А зачем ты спорил с таким болваном?»1

Л. Н. хочет, чтобы Московское общество грамотности дало книги в яснополянскую народную библиотеку художественные (нравственные, без воинственного, патриотического), этнографические, путешествия.

Л. Н.: То, что в религиях общего, то есть и в Коране: проповедь любви. Коран последователен. Магомет не позволяет убийства, распространения веры войнами. Мы не знаем магометанства, как магометане — христианства. А народ, у которого нет религии, не может не быть в бедственном положении. А говорят: «Лев Толстой, непротивление — это глупость». А без непротивления нет любви, а без любви нет религии.

Говорилось о присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии, Л. Н. говорил Анучину, что нам, славянам, следует домогаться внутренней свободы — тогда не будем подчинены.

Говорилось о земельном вопросе, о котором сейчас идут прения в Думе.

Лев Львович сказал, что система Генри Джорджа не годится, когда умные американцы и те ее не ввели.

Л. Н.: То, что ты говоришь про Америку, — это слабость русского интеллигента, который не умеет думать и делать сам, а только принимает то, что за границей введено.

И Л. Н. разговорился о разнице западного и русского человека. Русский человек ищет в себе, верит в добро. И Л. Н. говорил, какие письма получает от русских и какие с Запада:

— Все, что я получаю оттуда: автограф, высказать мнение о Наполеоне и т. п. Там нет жизни, конец жизни. Не видишь ничего живого.

Л. Н.: Земельный вопрос — это первый вопрос, который из политических вопросов интересует меня. Ведь его можно решить в духе русского-народа. Русский народ признает, что земля не может быть чья-нибудь. Дума это игнорирует вполне. Но решен будет этот вопрос, как русский народ его сознаёт, в скором будущем. Будет решен. Дума же делает то, чего желают лишь единичные крестьяне; но не следует забывать, что вся революция держится на недовольстве крестьян.

Кто-то сказал:

— В Рязанской губернии в одной деревне обложили землю и из этого налога платят подати.

Л. Н.: Вы доживете, — говорил, обращаясь к Звегинцеву, — когда единый налог будет введен. Я не доживу.

Лев Львович возражал.

Л. Н.: Тогда зачем же революция? Ведь революция только тем и хороша, что указала на земельный вопрос.

24 ноября. Понедельник. Уехала Юлия Ивановна, погостив три недели.

За обедом: Л. Н., Софья Андреевна, Александра Львовна, Варвара Михайловна, Сухотины, Лебрен, Елизавета Валерьяновна, Чертковы, отец и сын.

Л. Н. рассказал про французскую книгу «Les aventures de monsieur Haps» de Max Maurey et G. Jubin, рекомендованную ему как юмористическую Хирьяковым. Рассказал ее содержание: поразительно пусто и несметно.

Л. Н. удивлялся, как хватает духу такие пустые книги писать, печатать и как раскупают их в тысячах экземпляров.

Л. Н.— крестьянина, очень наивное: «Как надо выбирать стихи из Евангелия и соединять»? Другое: «Народ так страдает от правительства, что надо делать? Мне скоро пятнадцать лет, я ученица шестого класса». Третье: «Что значит рукопожатие, правда ли, что это печать антихриста?» Четвертое — о том, что чай пить вредно.

Михаил Сергеевич рассказал про описание поездки Андросова, духобора, к П. В. Веригину в Березов близ устья Оби, где был в ссылке. Какое уважение к нему. О губернаторе, о всех говорил «он», об одном П. В. Веригине «они»1.

Разговор об Изюмченко. Он теперь сидит в тюрьме за распространение книг Л. Н-ча. О Молочникове, который за это же сидит, о его последнем письме насчет сумасшедшего соседа, как с ним поступили, т. к. доктор решил, что он симулянт2. О письме Шейермана, сегодня полученном3. Об обысках у ясенковских крестьян, друзей Димы. Становой делал вид, что их арестует; отнял у одного «Соединение и перевод четырех Евангелий» и «Исповедь», у другого — то же. Л. Н. говорил о письме Буланже про Зороастра4.

Читали в лексиконе о парсах5; их нравственные положения очень высоки.

Л. Н., вспоминая о них, где и как живут, вспомнил об их способе хоронить покойников: «Тело выставляют на башню в пищу хищным птицам».

Владимир Григорьевич: Хоронят, как свободники (духоборы), которые выносят тело в лес и следующему за ними полисмену объясняют, что они должны волков накормить.

Лебрен — о жизни парсов и других кавказских народов и персов в Персии, что они честные, как вообще магометанские народы.

Л. Н.: Общественная внешняя честность там больше, чем у нас; так же и в Китае.

Николай Николаевич заговорил о письме женщины, которая грозит вскоре покончить самоубийством, если ей Л. Н. не ответит на ее вопрос.

Л. Н.: Говорят, я психолог. Но самоубийства я не понимаю. Никогда не был в таком состоянии6. Мне ясно, что это делается из-за каких-то очень неглубоких чувств. Ведь если подняться в область свободы, так все это отпадает.

Разговор о свободе воли.

Л. Н.: Люди некоторые еще не дожили до этой потребности бога. Если до нее дойдут, тогда не надо будет рассуждать, спорить о слове бог.

Л. Н. (о И. К. Дитерихсе): Жозя — оригинальный, спокойный человек.

Л. Н.патриотизме— патриотизм очень падает, и Пуришкевич тому много содействовал. Совсем нет того (прежнего) патриотизма, большинство людей к этому совсем равнодушно.

25 ноября. Л. Н. поздно начал работать, но работалось ему не плохо.

Приехали М. В. Булыгин и Чертков. Я ездил к больному. Лебрен рассказал мне, что, когда меня не было, Булыгин говорил Л. Н., что читает Лескова и приходит к заключению, что в его время люди были честные и самоотверженные. Лесков изображает директора пажеского корпуса при Николае Павловиче, каких теперь уже не встретишь1. Сравнивая с теперешними людьми, видишь, что произошел страшный упадок нравственности в людях. Л. Н. долго молчал, потом сказал:

— Переставились... Из этого сословия перешли в крестьянство. Вот те люди, которые теперь отказываются от военной службы, они в крестьянстве.

Л. Н. продолжал говорить о том, будто бы в людях нравственность падает.

Л. Н.: Чертков был бы губернатором, и был бы честным губернатором, а теперь с мужиками чай пьет. Все это потому, что дискредитированы правительство и церковь.

Лебрен спросил, что ему читать из Шопенгауэра. Л. Н. сказал, что уже плохо помнит. Подумал, все-таки посоветовал: «Мир как воля и представление» и «Parerga und Paralipomena».

Винт с Михаилом Сергеевичем, Татьяной Львовной, Александрой Львовной и Софьей Андреевной.

Когда массировал живот Л. Н-чу, он заговорил про Австрию, что было бы интересно спросить австрийского государственного человека, чем они объясняют жестокое обращение со славянами.

Я объяснил германской высокомерностью, презиранием славянской расы как низшей, сознательным немечеством и католицизмом Габсбургов, историческими традициями. В России таких исторических преданий не сознают.

Л. Н. сказал, что теперь и в России хотят их пробудить, привить, но не удастся.

26 ноября. Л. Н. выходил гулять, поправлял «Письмо к индусу». Приехали П. И. Бирюков, Мария Александровна. Владимир Григорьевич привез управляющего Пашковых Козлова. Фотограф Тапсель снимал Л. Н. и Танечку.

У Бирюкова был обыск, и будут его судить за распространение запрещенных сочинений Л. Н-ча. Губернатор за это лишил его места в костромском земстве, где Павел Иванович служил по части школ. Павел Иванович говорил про деятельность губернатора и вице-губернатора. Губернатор — как Вильгельм — деятельный, вмешивается и тем беспокоит жителей. Вице-губернатор Оболенский по приказу начальства уволил со службы стражников, удалившихся бегством от угрожающей толпы и не употребивших огнестрельного оружия. Это — подчеркнул — для защиты чести мундира.

Л. Н. рассказывал про разговор с Козловым, который говорил ему про отношение крестьян к священникам.

Л. Н.: Мне не нравится, когда мужики ругают попов. Это такой трюизм. Так же и наш брат, когда ругает правительство.

Л. Н. говорил, что вчера Булыгин утверждал, будто прежде были люди лучше. Декабристы показывали на то, что дурно, сами (а не как нынче либералы — примечая только то, что введено за границей).

— «Да приидет царствие твое», напечатанное два года тому назад1. (По статье закона — за призыв к ниспровержению существующего порядка — до четырех лет каторги.) И что в Петербурге есть комитет, просматривающий все издания с 1905—1906 гг. и теперь преследующий за них издателей.

Л. Н.: Какое это суеверие, что люди — разумные существа.

Мария Александровна тут возражала.

Л. Н.: Нет, неразумные.

Л. Н. говорил сначала о том, что стоит в газетах: отец Диомидова, одного из двух офицеров, убитых городовым в Одессе, на панихиде упал мертвым, а в связи с этим Л. Н. вспомнил про женщину из Тулы, у которой городовой убил брата, осталось семеро сирот. Л. Н. написал для нее на днях письма к губернатору и прокурору2 и спросил Надежду Павловну о случившемся. Л. Н. еще говорил о Козлове, управляющем. Пашковы продали крестьянам землю по сто сорок рублей, а цена ей — триста. Продали общине. Теперь же те, у которых семья малая и надел большой, хотят выделиться и выделяются (т. к. по закону могут — разрешает земский начальник); те же, у которых семья большая, хотят передела; для этого надо согласия двух третей общины. К тем, которые выделяются, недобро относятся оставшиеся в общине, и они, чтобы потушить эту враждебность, хотят опять вернуться в общину. И Л. Н. добавил: «Вот трогательно!»

Говорили об отрубных участках, о выделении (оно уже Думой принято), о том, что в Воронежской губернии правительство копает колодцы на шесть дворов по одному и на постройки дает по сто рублей.

Л. Н. удивлялся, что никто в Думе не обмолвился о Генри Джордже.

Михаил Сергеевич говорил, что стойловое хозяйство в России — глупо. Если были бы общие выгоны, все мужики охотно пошли бы на отрубные участки.

За обедом: Л. Н., Софья Андреевна, Татьяна Львовна, Александра Львовна, Михаил Сергеевич, Бирюков, Мария Александровна, Варвара Михайловна, Гусев.

Мария Александровна рассказала, как недавно к зарытовскому, а через полторы недели к кишкинскому священнику ночью явились шесть человек и увели по две коровы, лошадей, овец, кур. Священник видел, но не посмел выйти. Как смелы стали!

Бирюков говорил об обыске у него и лишении службы «заведующего народным образованием».

Винт. С Марией Александровной, Софьей Андреевной, Николаем Николаевичем за чаем. С Софьей Андреевной я любовно поговорил о ее здоровье и о другом и очень рад. С Александрой Львовной давно очень мало беседую. За массажем я рассказал Л. Н. про полученную им вчера брошюру «VIII Sjezd Slovanskjch Novinaru v Lublani, 1908. Usporǎdal I. Vejvara»7* 3. В ней сказано, что председатель съезда Голечек в своей речи упомянул о том, что графиня Потоцкая, вдова убитого по политическим мотивам наместника Галиции, простила убийцу своего мужа и старается, чтобы суд как можно меньше наказал его.

— Интересно, что книжка напечатана пестро, на тех славянских языках, на которых делегаты говорили, — заметил Л. Н.

Л. Н. говорил, что Поша привез «Aurore» со статьей P. H. Loyson4. Возражает против непротивления:

— Это мне всегда интересно. Об этом пишу в «Письме к индусу».

Л. Н. говорил, что Иван Иванович пишет: 20 книжек нового маленького формата издания народных рассказов Л. Н. издали в первом издании — 400 тысяч, во втором — 500 тысяч, а третье будет опять 500 тысяч.

— Как теперь стали произведения ума общедоступны! — сказал Л. Н.

Л. Н. заговорил о немецкой гигиенической брошюрке, о советах, как есть: хорошо жевать, малые глотки, и т. д.:

— Это все знаем; к сожалению, мало исполняем.

Привезли почту из Тулы. Толстая переплетенная книга: «New Worlds»5. Л. Н. наскоро просматривал:

— Это по рекомендации Моода мне автор прислал. Это социалистическое. Это я не прочту.

Михаил Сергеевич: В «Русском богатстве», в августовской книжке, статья Короленко о вас — интересна. Главное возражение, которое вам делает, — что вы описываете одних бар и крестьян, а не занимаетесь средним сословием, которое создало освободительное движение6.

Л. Н.: Интеллигента? Но если правду говорить, он мне был всегда несимпатичен. Современники Некрасова, Чернышевский, Михайловский — они всегда были мне очень неприятны. Очевидно, не либерализм их меня отталкивал. Перед Герценом я всегда преклонялся, а здесь какая-то серединность, журнальная либеральность7.

Михаил Сергеевич: Короленко еще возражает, что вы фабричными рабочими не занимались.

Л. Н.: Это mea culpa8*.

Софья Андреевна что-то говорила и заключила:

— Жизнь складывается не по нашей воле.

Л. Н., в то время уходивший из залы, услышал, остановился в дверях и сказал:

— Великая истина.

Л. Н.: Сегодня 26-е? Через десять дней появится статья («О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии»).

Л. Н. попросил полстаканчика Эмсу, в 12 потушил свечу.

27 ноября. Уехали Михаил Сергеевич, Татьяна Львовна с Танечкой и няней в Москву и Швейцарию. С ними было за месяц, который прожили, очень приятно Л. Н. и всем нам. Михаил Сергеевич наблюдателен, знаток людей, добрый, с юмором и комизмом рассказывает. Татьяна Львовна — радушная, Танечка — живая.

Л. Н. в халате. Были Чертков, Бирюков, Мария Александровна; Николай Николаевич в столовой читал вслух письмо Молочникова1.

Л. Н.: Чудесно пишет.

— Такое хорошее, что можно его напечатать, — сказал кто-то.

Бирюков: Слишком хорошее для печати. Такое хорошее, что в нынешнюю печать не годится.

Чертков говорил, что вчера пришли к нему трое рабочих из крестьян, участвовали в вечерней беседе (чтении «Круга чтения» и разговорах) и после пришли к нему и пробеседовали до второго часа. Оказались серьезными людьми, которые находили в разговоре то, что им нужно было.

Там был тульский рабочий, бывший черносотенец, теперь красный. Он возражал, что хорошо любить людей, когда сыт, и что, во-первых, нужна революция, которая все это перевернет. Говорили о боге. Бирюков вспоминал, как социалисты (Плеханов) отрицают всеми данными науки бога православного, бородатого. Этого отрицают, а внутреннего бога не знают и потому не могут отрицать. Чертков сказал, что цель «Круга чтения» — объединение религий, выразить, что̀ общее во всех. Если прочтет «Круг чтения» китаец, скажет: это наше, и магометанин также.

Л. Н. вспомнил, вероятно, что-нибудь нововставленное в «Круг чтения» от Иоанна Златоуста:

— Иоанн Златоуст всегда хорошо говорит.

Потом Л. Н-чу показали фельетон Анучина в «Русских ведомостях» 27 ноября о посещении с Звегинцевым и П. Долгоруковым Ясной Поляны. Очень подробно. Л. Н. удивлялся его памяти, все подробности помнит. Ведь не записывал.

Кто-то сказал, что, наверно, вдвоем с Звегинцевым писали. Звегинцев ему припоминал.

Николай Николаевич: Тот не припомнил, он вдумывался вглубь. Внешнее не запоминал. Это Анучин запомнил.

Л. Н. заговорил о письме Loyson в «L’Aurore»:

— Он пишет по поводу «Не могу молчать» и возражает против непротивления. Я нигде не встретил таких ясных возражений. Я был очень рад вставить их в статью (в «Письмо к индусу»). Первое — что существует закон борьбы (за существование) Дарвина; второе — что при непротивлении злые уничтожат добрых; третье — что любовь — слишком много, что нужна не любовь, а нужна справедливость2.

Владимир Григорьевич: Кропоткин опровергает борьбу за существование в мире животных; утверждает, что животные существуют не борьбой, а любовью. Бабочек, кроликов все уничтожают, а они существуют.

Л. Н.

Софья Андреевна заинтересовалась рецензией на второй том бирюковской «Биографии» в «Вестнике Европы» и «Современном мире»3. Там же и критика книги Овсянико-Куликовского о Л. Н. Софья Андреевна прочла вслух:

«По заявлению господина Овсянико-Куликовского, «Толстой родился с несомненным призванием к деятельности религиозного реформатора и к моральному творчеству, но «кто-то» вместо того, чтобы вооружить его соответствующими такому призванию силами и талантом, наделил его совсем иным, неподходящим даром гениального художника-психолога и реалиста»4.

Л. Н. вставил:

— Это правда.

Когда Софья Андреевна кончила, Л. Н. сказал:

— Это, право, нужно мне — на каждую похвалу хоть одно ругательство.

Чертков: И то есть: черносотенцы ругают вас.

Чертков прощался. Л. Н. слаб, сегодня не выходил. Сказал Черткову:

— Я уже в Петербург перестал ездить. В Москву перестал ездить. В Тулу... А скоро к вам перестану ездить.

Чертков: Я надеюсь, что не скоро. Нарочно так близко поселился.

За обедом: Л. Н., Софья Андреевна, Александра Львовна, Михаил Львович с женой Александрой Владимировной, князь Вяземский, тамбовский помещик, правовед (привел его Михаил Львович), Варвара Михайловна, Бирюков и Гусев.

Л. Н. (Александре Владимировне): Таня говорила, что у вас видела хороший французский роман. Привези мне его.

Александра Владимировна: Bazin «La terre qui meurt» — об уходе крестьян с земли в города.

5. И рассказал про две французские книги, которые в последнее время читал:

— Образцы глупости. Первая — «Les aventures de monsieur Haps». Вторая — стихи декадентские. — И Л. Н. рассказал содержание первой книги до половины, прибавив: — Дальше противно рассказывать. Образец бессмыслицы, безвкусицы, выставляет смешным, что не смешно.

Потом Л. Н. говорил про Эртеля, которого читали и Михаил Львович с Александрой Владимировной.

Л. Н.: Эртель подражает Тургеневу в описании природы.

Л. Н. о стихах. Между прочим, о стихах к нему (Л. Н.) крестьянина, которые вчера получил в письме. Есть и такое выражение: «писатель массивный», и сейчас видно, почему массивный: следующая рифма — «дивный».

Софья Андреевна: Александра Владимировна любит стихи, сама пишет их.

Софья Андреевна вставила, что Л. Н. не любит стихов, а сам в последнее время все лучшие стихи Пушкина, всего «Онегина» прочел.

Л. Н.: У Пушкина стих лучше, чем у других проза. Только Пушкин может. Никакого усилия в стихах не чувствуется.

Михаил Львович рассказал, что запрещен в кинематографе юбилей Толстого.

Михаил Львович рассказал про своего друга, военного защитника, задавшего себе цель — и достигшего многого — действительно защищать, вырывать подсудимых у военного суда. Рассказывал, как приговоренных больных вылечивали, полтора года в больнице держали и после казнили.

Л. Н. это отношение к приговоренным к смерти объяснил деловым отношением (канцелярщиной бездушной). Заболел — нужно его по предписаниям перевести в больницу; выздоровел — в тюрьму; смертный приговор есть — исполнить.

Михаил Львович рассказывал, как молодой человек на суде после прочтения ему приговора вынул пузырек, приложил к губам, выпил и упал. Переполох. Вызвали врача. А он со смехом встал: «Это я вас, дураков, морочил». И подобные случаи. Они Л. Н. очень тронули, пересказывал их в следующие дни гостям.

Бирюков уехал в 9 вечера к Чертковым. За чаем Софья Андреевна рассказала князю Вяземскому (сердечный, разумный, приятный молодой человек) про письмо Л. Н. к Боткину и милый, восторженный ответ Боткина6. Его Гусев тут же прочел. Л. Н. был умилен ответом и вместе с тем как бы устыжен:

— Слишком похвальное, слишком сладкое, благодарное.

Михаил Львович разговорился с одной женщиной о ленточном посеве у Вяземских: двурядный на один вершок, а потом на восемь вершков расстояния от других двух рядов. Всё так сеют, кроме овса. Это не по способу Демчинского, который сеет в один ряд. Перепахивают планетами; их сразу восемь на поперечной раме лошадь тянет. Перепахивают так для влаги. У них земля суха.

Л. Н.: Пропашка — это очень важно.

Разговор о Танечке. Александра Львовна удивлялась: сколько она, трехлетняя, знает стихов. Потом о Танечке Михаила Львовича, которая в пять лет пишет дневник и говорит и пишет по-русски и по-немецки.

Л. Н.: Застенчивость — это хорошая черта. Застенчивый чувствует потребности других людей.

Михаил Львович спросил отца о Столыпине, не писал ли ему в последнее время.

Л. Н. ответил, что нет, что на днях хотел ему послать письмо 13-летней дочери Юшко, сосланного с Кавказа на Север; описывает, как им трудно живется без отца, и просит Л. Н. хлопотать, чтобы им отца вернули. Но Л. Н. было неприятно обращаться к Столыпину — не как к человеку, а как к министру, к его положению7.

Потом Л. Н. говорил с Михаилом Львовичем, отвечая ему что-то в том роде, что теперь получает часто письма о боге, как прежде письма о политическом переустройстве в России.

Потом разговаривали о переписке на ремингтоне, о стенографии, о фонографах, записывании речи Л. Н. Принесли и пустили в ход фонограф — песни (для князя Вяземского).

Больше всего нравились смех Анны Ильинишны, когда пела в фонограф, песни Михаила Сергеевича (комизмом) и песни Михаила Львовича — мелодичностью и хорошим пением.

В 11 часов Л. Н. ушел спать, попрощавшись по-французски, т. е. общим поклоном, не подавая руки.

Александра Владимировна не стала читать вслух письмо Л. Н. к индусу, еще не вполне готовое.

Я зашел в гостиную подождать, когда Л. Н. ляжет. Л. Н. раздевался и поинтересовался, какое место из «Письма к индусу» читают. Прислушался у дверей.

Спрашивал меня про Александра Пѐтровича — серба, переводящего на сербский язык «О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии».

— Сегодня от массажа не откажусь, — сказал мне Л. Н.

Михаил Львович рассказал, что в Туле двоих казнили: повесили ночью вблизи шоссе, к утру прибрали. Огромное здание тюрьмы в Туле возвышается на окраине города близ Киевского шоссе. Тюрьма в Туле рядом с огромным зданием монополии и церковью. Приезжающему с юга эти три здания бросаются прежде всего в глаза.

28 ноября. Пятница. Днем уехали Михаил Львович, Александра Владимировна, князь Вяземский.

Бирюков рассказал, как сегодня Дима Чертков вычитал в газете, что в один день семнадцать смертных приговоров (или казней); был до глубины поражен, ходил по дому с номером газеты и объявлял. Это говорил Бирюков за чаем, когда зашла речь о Диме, и присутствовавшие в один голос хвалили его за искренность, серьезность, ум. Л. Н. прибавил:

— Он самобытный.

Зашла речь о нем вот почему. Была сегодня в первый раз Ольга Константиновна и рассказала, что ее дочь Сонечка стала вегетарианкой; пришла к ней и сказала, что Дима не ест цыплят, потому что ему их жалко, и она не будет есть, и ей их жалко.

Я сегодня разъезжал, мало присутствовал при беседах Л. Н. с Павлом Ивановичем и Владимиром Григорьевичем.

Павел Иванович с юмором рассказывал про новую науку — педологию — в педагогике. Это физиологические опыты на детях; например, капают одному уксус, другому сироп на язык и фотографируют выражение лица, из этого делают какие-то заключения:

Л. Н. читает Сэндерленда о происхождении Библии. Бирюков заговорил о Библии.

Л. Н.: Как эта Библия скучна — столько раз читал, не мог <дочитать> до конца. Что делается с религией, когда она закрепляется книгами! Теперь мною получены были два письма: еврея и христианина о чудесах.

Л. Н.: Ни в какой области знания не творится столько чепухи, как в самой важной области — религии. Тут ужаснейшая бессмыслица.

Разговор о религиозном воспитании детей.

Л. Н.: Надо воздерживаться от каких бы то ни было <религиозных> внушений им и только отвечать на вопросы; иногда они бывают тяжелые, навеянные посторонними, со стороны, а надо отвечать на их искренние вопросы.

Бирюков говорил, что в «Круге чтения» нет изречений Пифагора1.

Л. Н. высказал желание достать три тома Легге про Китай2.

Л. Н.: Как хорошо было бы по железной дороге проехаться в третьем классе, разговаривать...

Бирюков: Еще лучше на пароходе. Только сейчас же узнали бы вас.

Л. Н.: A инкогнито непременно, а то сейчас фальшь пошла бы.

Бирюкову предстоит суд. Приехал повидать Л. Н. и проститься на случай заключения.

Л. Н.: По железной дороге хорошо, а в тюрьме еще лучше.

29 ноября. Л. Н. не выходил, гостей не было. Дома: Л. Н., Александра Львовна, Варвара Михайловна, Гусев.

Был Чертков. Софья Андреевна в Москве. Л. Н. спросил Черткова, читал ли, что́ Лева написал в «Новом времени» об издательстве «Ясная Поляна»1, и сказал, что он написал в редакцию от себя, что не имеет ничего общего с этим издательством и не знает хорошенько, кто издатель. (У нас, в Ясной Поляне, не было во все время существования периодического издания «Ясная Поляна» ни одного экземпляра.)

Владимир Григорьевич сообщил, что Шкарван пишет, что словацкие газеты не берутся напечатать (боятся суда) «О присоединении Боснии»2. Я сказал, что и польский переводчик Здзеховский вчера телеграфировал: невозможно перевести (издать в Австрии по-польски). Л. Н. на это сказал, что могут выдержками печатать.

Л. Н. рассказал про письма:

— Хорошо написано письмо крестьянина, убежденного революционера, 30 лет; пишет, что он максималист, убивал и не разубедился, готов продолжать. Он изувер революции, пишет, что знает мои писания, но они ему ни во что, как и православным. Письмо вегетарианца-голодоянца; ест через день.

Гусев вспомнил книжку Оскрагелло, тот советует в неделю один день не есть3. Разговорились об этом. Л. Н. высказался за малоедение.

Владимир Григорьевич предложил Л. Н. играть в шахматы. Л. Н. не пожелал; сказал, что вчера провел это время за Сэндерлендом и сегодня будет его читать. Там читал об обрядах:

— Как это странно: причастие, кроме христианских церковных вер, есть и в нескольких других верах, и крещение во многих.

30 ноября. Пополудни были: Владимир Григорьевич, Евгений Иванович, Христо Досев, Сережа и Ваня Булыгины. Булыгины одеты очень просто, в рабочих рубашках, подвязанные веревками, в свитках, шерстяных шапках, рукавицах, сверху брезент, внутри сукно, в валенках. Ничего на меху.

Л. Н. про письма: одно Молочникова, новое1. Его Николай Николаевич прочел вслух. Пишет про разговоры с социалистами-интеллигентами в тюрьме на тему о вреде школ. Очень живо, интересно, художественно написано.

Л. Н.: Приедет кто из Парижа, Лондона, ничего не умеет рассказать а он сидит в тюрьме...

Николай Николаевич вставил:

— В одиночке.

Л. Н.: Только на прогулке видится с другими, а всякое письмо — новое, интересное. Я предложил ему сократить, упростить Сандерленда о Библии2

Л. Н. поговорил с Досевым и Булыгиным. С Досевым о его некрологе Жечкова, его лучшего друга, в зоновском календаре 1909 г.3 Досев говорил Л. Н. об «Учении о смысле жизни» («На каждый день»), как оно легко читается и усваивается; что он прочел один месяц в один присест и совсем не устал и все понял.

Л. Н. в 2 часа ушел к себе со словами:

— Меня извините, я уйду; я привык уже каждое утро от себя все вылить, и потом я уж свободен весь день.

«Письмо к индусу». Слабость, не выходил из дому. В 4 часа Чертков вошел в кабинет, Л. Н. дремал сидя. В 4.30 спросил, где народ, и жалел, что уехали и что ушел от них. Они же уехали потому, что была метель, чтобы засветло добраться до дому.

Сегодня пополудни чая не было, отменили. За обедом Николай Николаевич говорил Л. Н. о письме сторожа из Астрахани4.

Потом говорили о письме Гагиной, пишущей о своей школе, как читают «Учение Христа для детей», и дети понимают его. Это считается у них главным уроком, он же первый с утра5.

Л. Н. читал Анатоля Франса «L’Ile des Pingouins» и сказал, что апробация Михаила Сергеевича и Владимира Григорьевича об этой книге верна: скучно. А английская книга «Brothers» by Horas Annesly Vachell (Edition Tauchnitz)6 очень интересна.

— Давно у меня такого чтения не было, — сказал Л. Н.

Л. Н. встал от стола, чтобы идти продолжать читать эту книгу, со словами:

— Это я знаю, что меня там дожидается старый, хороший знакомый, приятный.

Евгений Иванович спросил, может ли у меня положить начало своей геометрии; у них не так безопасно, может нагрянуть обыск и — пропасть.

За вечерним чаем Александра Львовна рассказывала, как яснополянские крестьяне составляли приговор, что хотят земскую школу вместо церковной; и теперь священник Тихон Агафонович обещает им все то, что в земской школе: и ремонт здания, и отопление, и школьные принадлежности даром, и помощника учителя, и содержание сторожа; и хвалит учительницу, что она хорошо учит, т. е. хорошо знает все молитвы. На это староста сказал ему, что молитвы не нужны, а нужна арифметика, хорошая грамотность, и Александра Львовна в восторге от будущей земской школы. Я возразил, что земская школа будет вносить атеизм, который хуже церковного учения, основанного на зубрежке молитв, материалистическое мировоззрение и социализм. Гусев возражал на это, что именно церковность и воспитывает атеистов и что все же атеизм — отсутствие религии — лучше, чем внушение ложной религии. Не знающий религии будет ее искать, а такой удовлетворен, другой религии не ищет. Александра Львовна и особенно Варвара Михайловна возражали Гусеву, что обучением молитв внушается детям страх перед грехом.

к себе. Когда мы разошлись, Л. Н. пришел за газетой «Слово» и попросил еще чашку чаю, и читал до 11.45. Когда я вошел к нему, раздевающемуся, и во время массажа он говорил мне:

— Я не хотел вмешаться в ваш спор, за этим последовали бы длинные объяснения, но я скорей на вашей стороне. Они приписывают ваше противление земским школам — консерватизму с вашей стороны. Вы еще молоды, ваша национальность, воспитание еще удерживают вас, невольно заставляют вас интересоваться политическими вопросами. У меня же в моем возрасте политических мотивов нет, а есть одни религиозные запросы. Правда, в церковных школах учат религии такой, от которой народ отходит и к которой никак нельзя вернуться. Тут нужен переход к религиозному жизнепониманию, соответствующему современному мировоззрению. А выбор между церковной школой и земской равняется выбору между церковным учением и атеизмом, дарвинизмом, интересами социально-экономическими. Что за пятьдесят лет совершилось! Что теперь происходит в Китае и на моей памяти совершилось в России! В Китае еще теперь, наверно, ихнее церковное учение крепко держится, соответствует нынешней степени духовного развития народа, и тогда обучение его в церковном направлении хорошо. У нас же вопрос в том: какое учение вносит больше любви в жизнь. Несомненно — что настоящее христианское вероучение. Церковные школы или земские — несомненно, что эти вносят более раздражения и озлобления. За время Николая I не было от его деспотического правления столько озлобления, как от нынешнего конституционного государственного строя. Вы читали письмо крестьянина-революционера, третьего дня полученное?

Просто Л. Н. свел наш спор к тому: какая школа воспитывает любовнее, и что надо стремиться к такой, которая будет больше любви вносить. Старая церковная неудержима, а новая, земская, не та, она еще меньше любви вносит. А желательна вносящая больше любви.

Примечания

2 ноября

1 «губернатором» (с. 173).

3 ноября

1 О разговоре с Володей Милютиным см. в «Исповеди» (т. 23, с. 1); ср. запись 26 окт. 1906 г.

2 Письмо В. А. Лебрена от 22 окт. Т. отв. 6 нояб. (т. 78, с. 249, с ошибочным указ., что Лебрен купил «четыреста десятин земли»).

6 ноября

1

На конв. помета Т.: «David Copperfield. О люб. <произв.>». В Список (т. 78) не вошло.

2 Это высказывание П. Б. Шелли Т. неоднократно включал в свои соч. (ср. т. 76, с. 254).

3 «Человек». Впервые напеч. в «Сб. товарищества «Знание» за 1903 г.», кн. 1. СПб., 1904.

4 Арабская пословица «Когда ты говоришь, слова твои должны быть лучше молчания» вошла в три сб. Т. (т. 41, с. 134; т. 44, с. 176; т. 45, с. 364).

9 ноября

1 Т. написал краткое приветствие для устраивавшейся Д. Г. Бурылиным читальни в Иваново-Вознесенске (т. 78, с. 362—363).

2 Парижское изд. 1908 г. (ЯПбЛН, т. 75, кн. 1, с. 130.

3 О. Мирбо. Путешествие на автомобиле. СПб., 1908.

10 ноября

1 В. А. Поссе«Zvěsti», 1908, № 3).

2 В письме от 18 нояб. (н. с.) ред. газ. «Magyar Hirlap» просила Т. сообщить свое мнение о венг. искусстве, промышленности, обществ. жизни, политике. На конв. Т. написал: «Для меня нет Венгрии. О религиозн<ом> мировоззрении венг<ерцев> ничего не зн<аю> и желал бы зн<ать>» (т. 78, с. 371).

3 По-видимому, имеются в виду портретные зарисовки Т-го.

11 ноября

1 «Конец века» (т. 36, с. 255) и «Закон насилия и закон любви» (т. 37, с. 187).

2 «удовлетворять просьбам о денежной помощи, достигающим до 1000 и более рублей в день» (т. 78, с. 244—245), количество просительных писем не уменьшилось, и с первых же дней стали получаться «ругательные» письма. На одно из них — С. А. Энгельгардта от 9 нояб. — Т. отв. 12 нояб. (т. 78, с. 259—260). Перед отправлением письма на почту Т. попросил не посылать его (ср. Гусев I, с. 215).

В дальнейшем на подобные письма Т. не отвечал.

12 ноября

1 —370).

2 А. Куприн. О том, как я видел Толстого на пароходе «Св. Николай» (читано 12 октября 1908 г. на вечере в Тенишевском зале).

13 ноября

1 Кн. сохр. в ЯПб.

1 В своем «Письме в редакцию» Чертков отмечал, что на местное население «не падает и не может падать ни малейшего подозрения в поджоге» (Р. сл., № 262, 11 нояб.).

2 А. И. Эртель был у Т. 16 дек. 1888 г. в Москве и 3 дек. 1889 г. в Ясной Поляне. См. Дн. — т. 50, с. 14 и 189.

3 «Письма А. И. Эртеля» под ред. и с предисл. М. О. Гершензона. М., 1909. В кн. вошла автобиография Эртеля в форме письма к Черткову; бо́льшую часть кн. составляет переписка Эртеля с Чертковым. Упом. письма Черткова к М. В. Эртель в кн. нет.

4 В письме от 30 окт. П. Н. Давыдов писал Т., что суд приговорил его к 4 годам заключения. См. также письмо Т. к Давыдову от 1 сент. (т. 78, с. 216—217).

16 ноября

1 Письмо А. Шкарвана от 23 нояб. н. с. Т. отв. 15 нояб. (т. 78, с. 262—263).

2 Известное выражение Галилея.

1 В письме от 15 нояб. П. И. Бирюков известил Т-го, что «вчера и третьего дня у него были грандиозные обыски» (см. сообщ. в «Старой Москве», № 129, 23 нояб. — «Обыск у толстовца»).

2 См. сообщение в Сл., № 622, 16 нояб. о возбуждении уголовного преследования против бывшего моск. градоначальника ген. -майора А. А. Рейнбота — «за совершение подлогов по службе, мздоимство, лихоимство и вымогательство».

3 В течение нояб. об этом появлялись сообщ. в ряде газет. Делегация в составе 5 чел., собрав под адресом около 3000 подписей, приехала в Ясную Поляну 27 дек.

4 «Гардениных» (один из подзаг. «Бега»).

19 ноября

1 На выставке старинных картин, устроенной ред. журн. «Старые годы» в помещ. О-ва поощрения художеств, произошел упом. инцидент между вице-президентом О-ва, акад. М. П. Боткиным, и генеральным комиссаром выставки, искусствоведом Н. Н. Врангелем. Сообщ. об этом см. в НВ, № 11737, 13 нояб. Сочувственное письмо Т-го от 18 нояб. — т. 78, с. 263. См. также письмо Т. к Н. Н. Врангелю от 2 апр. 1909 г. (т. 79, с. 139—140).

2 В ЯПб сохр. 7 №№ журн. (апр. — окт.) с пометами Т.; во всех — свед. о голоде и об огромной смертности населения.

3 —375).

4 М. Меньшиков. У всех неблагополучно (НВ, № 11739, 15 нояб.).

20 ноября

1 А. . О религии. Диалог. Пер. П. Пороховщикова. СПб., 1908 (ЯПб, пометы). 21 нояб. Т. поблагодарил переводчика П. С. Пороховщикова, приславшего ему кн., за прекрасный перевод полезной книги (т. 78, с. 266).

2 А. И. Эртель—VII. М., 1909 (ЯПб).

3 Кн. хр. в ЯПб.

21 ноября

1 В одном из подстрочных прим. к «Былому и думам» Герцен воспроизвел свой шутливый разговор с Белинским по поводу его ст. «Русская литература в 1841 году», написанной в форме диалога собеседников А и Б (Герцен

24 ноября

1 Поездка М. С. Андросова в 1897 г. (см. т. 88, с. 7). Андросов описывал ее в письме к Т. от 14 июня 1897 г.

2 Письмо В. А. Молочникова от 17 нояб.

3 Письмо Н. А. Шейермана от 19 нояб. о земледельческой общине.

4

5 С. Б<ули>ч. Парсы (Брокгауз, кн. 44).

6 Ср. «Исповедь» (т. 23, с. 12).

1 Рассказ Н. С. Лескова «Кадетский монастырь» из цикла «Праведники», впервые напеч. в ИВ, 1880, № 1. Описанный им директор пажеского корпуса — М. С. Перский.

26 ноября

1 Г. Джордж«Посредник», 1905.

2 Письмо Т. к Д. Д. Кобеко от 9 нояб. (т. 78, с. 257). Письмо к прокурору неизв.

3 Брошюра сохр. в ЯПб.

4 P. H. Loysonï («Aurore», 15. VIII). Ст. написана по поводу «Не могу молчать».

5 H. G. Wells. New Worlds for Old. L., 1908 (ЯПб, пометы). 14 нояб. Э. Моод писал Т., что посылает ему книгу, в к-рой «дается прекрасный отчет об эволюции социализма и объясняется деятельность Фабианского общества».

6 В. Короленко. Лев Николаевич Толстой (РБ

7 См. предисл. к настоящему изд.

27 ноября

1 Письмо В. А. Молочникова от 24 нояб. Т. отв. 28 нояб. (т. 78, с. 270).

2 В рук. «Письма к индусу», датир. 27 нояб., Т. сделал вставку, точно указав № журн. В оконч. текст ст. (гл. IV) вошли лишь общие возражения Т. противникам непротивления (т. 37, с. 265—266).

3 «Биографии» Т-го П. И. Бирюкова — ВЕ, № 11 и ред. В. Кр<анихфельда> (СМ, № 11).

4 Рец. С. Ашевского на кн. Д. Н. Овсянико-К уликовскийСМ, № 11, с. 156—157).

5 Кн. Р. Базена уже давно была известна Т-му, одобрительно оценившему ее в «Предисловии к роману В. фон Поленца «Крестьянин»», 1901 (т. 34, с. 271). Т. Бензон указывает в своих восп., также относящихся к 1901 г., что Т-го «из романов последнего времени больше всего поразила «Умирающая земля»» (ЛН, т. 75, кн. 2, с. 36).

6 См. запись 19 нояб. В письме от 24 нояб. М. П. Боткин выразил Т. благодарность за сочувствие: «Спасибо вам, до гроба буду хранить ваши теплые слова, а жена хочет в рамку вставить и поставить к себе на стол».

7 —163). Отв. Адрианова — Гусев II, с. 182.

28 ноября

1 Изречения Пифагора в «Круг чтения» вошли — т. II, с. 14, 517 (т. 41, с. 309, 443, 471; т. 42, с. 312).

2 «The Chinese Classics». Translated into English with Preliminary Essays and Explanatory Notes by James Legge, vol. I—III. L., 1875—1879.

29 ноября

1 Л. Л. Толстой. Письмо в редакцию (НВ«Ясная Поляна» (в т. 78, с. 279 автором письма ошибочно назван сам Т.). 8 дек. Т. написал заявление о том же в ред. Р. сл. (т. 78, с. 278).

2 В письме от 10 дек. н. с. А. Шкарван сообщал Маковицкому, что чеш. газ. «Čas» не приняла ст. Т. для напечатания, «так как она опасается конфискации». От печатания отказались и др. чеш. газеты. В сильно сокращенном виде ст. была опубл. в прилож. к чеш. газ. «Polodní Listy», № 349, 19 дек. В Словакии ст. так и не была напечатана. Шкарван написал ст. «Толстой о присоединении Боснии и Герцеговины» и опубл. ее в 2 словацк. газ., выходивших в Америке: «Amerikansko-Slovenské Noviny», 6. I и «Slovensky Dennik», 4. I 1909 (№ 1975).

3 Moes-Oskragiellołowieka i wpływ ich na dolę ludzką. Варшава, 1888. Рус. изд.: К. Моэс-Оскрагелло. Природная пища человека. Пер. Ю. Якубовского. М., «Посредник», 1896. Т. считал, что в этой кн. «есть много хорошего» (т. 66, с. 255).

30 ноября

1 Письмо В. А. Молочникова от 26 нояб. Т. отв. 30 нояб. (т. 78, с. 270—271).

2 «Толстой и о Толстом», III. М., 1927, с. 108.

3 Хр. Досев. Жечков. — «Календарь для каждого на 1909 г.», составил А. С. Зонов. М., «Посредник», 1908, ст. 117—118.

4 Письмо П. Н. Софронова от 23 нояб. (почт. шт.). Цит.: Гусев I«Н. Н. послать книги и ответить» и стеногр. ответа (не расшифрована). Ответил, очевидно, Гусев. В след. письме от 17 дек. Сафронов поблагодарил Т. за ответ.

5 Письмо З. М. Гагиной от 26 нояб. с прилож. дн. своих школьных занятий. На конв. помета Т.: «Дневник. Б. о.».

6 Кн. вышла в Лондоне в 1905 г.

Сноски

1*

2* Когда я завел речь о китайском адресе из Шанхая к 80-летнему юбилею (напечатан в «Русских ведомостях» 30 октября), заметив, что он и адрес австралийских джорджистов, по-моему, самые лучшие приветствия.

3* приемами пищи (франц.).

4* «Очевидно, речь шла о расточении светскими молодыми людьми сил на служение страстям. Мои слова «есть молодые люди и не такие», без сомнения, сказаны были, имея в виду Сережу Булыгина и прочих других, которые сразу встали на путь служения долгу». —

5* в сомнении — воздержись (лат.).

6* А все-таки вертится! (итал.).

7* «VIII съезд славянских журналистов в Любляне. 1908. Составил И. Вейвара».

8* моя вина (лат.).