Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1907 г. Октябрь

2 октября. За завтраком Л. Н. читал вслух (приехавшей А. М. Булыгиной, Гусеву, Татьяне Андреевне) из «Нового времени» 30 сентября о Григории Петрове1.

Л. Н.: Мне это очень интересно. Как из этого ясно, что вопросы религии, если они есть, ставятся гораздо ниже политических интересов, и, когда они ставятся ниже политических интересов, то видно, что их нет.

Л. Н. получил сегодня несколько ругательных писем по поводу его письма, в котором просил, чтобы к нему за денежной помощью не обращались.

Приехал М. В. Булыгин. Л. Н. сказал, что революция — роды, пробуждается духовное сознание. Как Герцен сказал, что раньше господам и подданным и в голову не приходило, что так не должно быть2; теперь резко говорят про царя, священника...

Л. Н. все получает письма: «Прочел ваше «Разрушение ада», хочу прочесть «Исследование Евангелия», чтобы выяснить себе религию».

— Прежде, лет 50 тому назад, не сомневались в истинности православия, — сказал Л. Н.

Л. Н. говорил, что одного он не посмеет: делать упреки русскому народу, который производит все, чем мы живем. Знает, что условия физического труда благоприятствуют нравственной жизни.

За обедом Татьяна Львовна заговорила про книгу Вентцеля «Дом свободного ребенка»3 и осмеяла ее, цитируя из нее, как предоставить детям в школе выбор чем заниматься: фортепиано, уроками языка, стряпаньем...

Л. Н.: Свобода в обучении совершенно хороша, но ошибка — выводить <детей> из семейной среды. Лучше семьи для ребенка ничего нельзя придумать.

Чем полнее свобода ребенка — <тем лучше>. Воздействовать на ребенка — не страхом. Кроме страха, есть любовь к родителям (во имя которой можно требовать от него <хороших> поступков).

Софья Андреевна сказала, что, когда просила купить Тане (в годы ее детства) куклу, Л. Н. запретил.

Л. Н.: Никогда не запрещал. Мог сказать, что это считаю лишним.

3 октября. Уехали Александра Львовна в Москву, Мария Александровна — домой.

Л. Н. поехал на Мальчике в Тулу. Собаки лесничего бросились на него, хватая его за ноги, кидаясь на лошадь. Л. Н. хлыстом замахнулся на собаку, Мальчик испугался, бросился в сторону в лес. Еле-еле удалось его удержать.

За обедом: Татьяна Андреевна, Сухотины, Андрей Львович. Разговор о Думе. Л. Н. ехал в Тулу вместе с Волковым (директор банка), председателем партии «Союза 17 октября» в Туле. Он говорил, что интереса к Думе нет, выборы надоели людям. Михаил Сергеевич подтвердил. Думу выберут правую, т. е. из таких, которые сами хотят уничтожить Думу и создать самодержавие. Л. Н. согласен с Татьяной Андреевной, которая думает, что Дума — дорогая игрушка — удержится, правые пойдут на уступки левым.

Л. Н. Если же продолжать сравнение Думы с модами, то <как> форма шляпы изменяется, <так> и формы государственной жизни изменяются, надо найти, разработать новые формы.

О религии. Л. Н. говорил, что если Александр Кузминский хватается за православие, то только подобие религии схватил, оно не успокоит его навсегда, во все минуты жизни. Православие годится такой бабе, какая была в Ясной Поляне — ее муж к хвосту лошади привязал за распутство, а Л. Н. раз, заметив у нее в окне свет, видел, как она молилась усердно и долго.

Л. Н. еще о Думе. Один мужик сказал Л. Н-чу, что̀ у Думы земли — что̀ у гуся овса просить.

— Правительство, — сказал Л. Н., — держится на обмане. Люди, обличающие этот обман, не идущие в солдаты, правительству несравненно опаснее, чем все Милюковы, Плехановы.

Винт. Во время винта Л. Н. ко мне:

— Я читал сегодня (Розеггера) «Mein Himmelreich»1 — очень плохо. Татьяна Андреевна хвалила стихотворения Ратгауза.

Л. Н.: Был корреспондент, написавший потом обо мне, что я Ратгауза считаю лучшим русским поэтом, тогда <как> я сказал, что его стихи самые пошлые.

Татьяна Андреевна разговаривала с Л. Н. о том, что̀ он пишет, и оказалось, что она ни «Круга чтения» не знает, ни «Божеского и человеческого», ни других рассказов.

Л. Н.: Удивительно, как мало известен «Круг чтения». Это лучшее, что я когда-либо написал.

Софья Андреевна запротестовала против того, что это лучшее.

Л. Н.: У Розеггера читал изречение, которое в «Круг чтения» помещу: «Когда смотришь на бедных людей, думаешь: богатство — благословение. Когда смотришь на богатых, думаешь: богатство — проклятье».

4 октября. Четверг. День рождения Татьяны Львовны. У Танечки жар и пополудни. Тревожимся за нее все, но т. к. Татьяна Львовна ведет себя очень достойно, разумно, не волнуется, не растеряна, так все другие кажутся спокойными.

Завтра утром уезжают Наталья Михайловна и Дорик в Москву, оттуда в Лозанну. Как всегда перед отъездом, возня, беспокойно, тяжело.

Гусев весь день помогал Л. Н. вставлять изречения из «Мыслей мудрых людей» в «Круг чтения». Л. Н. с Гусевым каждый день разговаривает о «Круге чтения», о полученных письмах (дает их ему для ответа), о чем думает. Сегодня о смерти. Гусев стал записывать разговоры Л. Н.

Шкарван прислал мне номер «Американско-словенских новин», где просят Л. Н., чтобы он заступился за словаков по примеру Бьёрнсона.

За обедом Софья Андреевна сердилась на крестьян, которые не платят аренды, но принесли 200 р. в задаток. Накричала на них. Л. Н. ей сказал:

— Говори только тогда, когда имеешь передать какую-нибудь мысль, а когда хочешь выразить волнение, тогда лучше молчи.

Вечером Сергей Львович играл, Татьяна Андреевна пела. Л. Н. ей сказал, что рад слышать ее голос1

Вечером в винт: Л. Н., Сергей Львович, Татьяна Львовна и Татьяна Андреевна.

5 октября. Утром уехали Наталья Михайловна с Дориком в Москву, оттуда с Сережей в Лозанну.

У Танечки воспаление легких.

Михаил Сергеевич уехал в Тулу на сходку выборщиков. Тяжелый день, беспокоятся о Танечке.

Вечером Гусев, Татьяна Андреевна. Л. Н. принес какую-то книжку и читал вслух показание парижского преступника перед судом, как он гордился виртуозностью своих преступлений. Л. Н. сказал об этой книге, что она написана, чтобы доказывать, что порочные останутся порочными1. Л. Н. убежден в противоположном: порочные доступны хорошему влиянию. Потом Л. Н. говорил, что единственное разумное наказание — смертная казнь (устраняет вредного человека из общества) и что он об этом, кажется, писал2. Назвал мужика, которого на днях присудили к трем месяцам тюрьмы. Дети, семья голодают. Он там только развратится.

— К Черткову ходило двое молодых людей, которые искренно решили переменить жизнь, — сказал Л. Н. — И теперь им без опоры в своей среде трудно; их же среда — крестьянская, семейная, общинная. Как же несравненно тяжелее попавшему в острог: он по целым дням слышит одно сквернословие, потакание разврату.

Татьяна Андреевна: Но как же быть? Не затворять их — тогда жить от них нельзя будет.

Л. Н.: Если бы тридцать лет тому назад выпустили из тюрем всех заключенных, было бы так же, как теперь. Что теперь они (преступление совершающие) есть — это последствие тюрем.

Говорили о том, как убили В. А. Берса. Л. Н. вспомнил, что читал где-то на днях, как женщина велела своему мужу закрыть глаза и разинуть рот, как если бы хотела дать сладкое, и выстрелила в него из револьвера.

Сегодня получена телеграмма из Подольска: «Ждите гостя. Гончаров». Софья Андреевна, Татьяна Андреевна, Татьяна Львовна уверены, что это предостережение, что хотят сжечь — или убить кого-нибудь в Ясной.

Разговор об «Отцах и детях». Л. Н. сказал, что там любовь Базарова к женщине излишня. Писано по шаблону, что в каждом романе должна быть любовь.

6 октября. Л. Н. случайно (записывая о чувствах, вызванных телеграммой-угрозой) нашел в своей записной книжке, что в июне 1906 г. получил от Гончарова же ругательное и угрожающее письмо. Попросил

1. Татьяна Андреевна уверена, что грозит опасность, что угроза будет исполнена; и другие женщины встревожены. Л. Н. тоже полагает возможным...

Л. Н. ходил пешком гулять. Много просителей-баб.

Татьяна Львовна говорила что-то о свояченице Никифорова — Вере Засулич.

Л. Н.: Как я недалек был от революционеров! В Вере Засулич я видел что-то...

Потом говорили о Фигнер, готовой на всякую помощь людям и участвовавшей в убийстве Александра II.

Татьяна Андреевна очень долго, очень художественно, интересно рассказывала про своего сына Васю, участвовавшего в Цусимском бою. Как Вася хотел спасти ручную обезьяну, когда их судно тонуло, но она убежала от него на мачту. Племяннику Татьяны Андреевны Фуксу орудийным выстрелом снесло голову. Вася очень хвалил японцев. Часть кораблей была никуда не годной. Татьяна Андреевна оправдывала Небогатова, сдавшегося, не хотевшего загубить две тысячи жизней и сказавшего на суде, что виноват тот, кто эскадру послал (царь). Рожественский очень хорошо вел эскадру. Ошибка только, что ни с кем из подчиненных не советовался.

Л. Н. долго с большим интересом слушал.

Л. Н.: Я понять не могу, как это может быть война.

Татьяна Андреевна: Не можешь понять, как быть войне?

Л. Н.: Надо быть долгим путем развращенным, чтобы желать войны.

Татьяна Андреевна: А если придут и завоюют нас?

Л. Н.: Тогда признаться, что мы не христиане, больше ничего, если под христианством разуметь закон божий.

Татьяна Андреевна: А японцы с какой уверенностью воюют! Только японцы наивно, откровенно, а мы — фарисейски.

Л. Н.: У них самая дикая религия.

Л. Н. встал и хотел уйти. Татьяна Андреевна еще что-то сказала в оправдание войны. Л. Н. постоял и сказал, что он боится говорить о нехристианстве войны, чтобы это не выходило пошло!

— Не нужно даже доказывать, что война — дурное дело. Это вроде того, как если бы рассуждать об изменениях в публичных домах. Просто не нужно об этом говорить. Раз мы говорим о том, что война — дурное дело, стало быть, мы в этом еще не убеждены.

2. Я хотел было взять новый лист писчей бумаги, но Л. Н. сказал:

— Нет. У меня тут есть, — и, указав на письменном столе кучу оторванных чистых половинок листов, заметил: — Единственное употребление моих писем (писем, которые получает).

В другой раз Л. Н. сказал мне:

— Я всегда жалею бумагу.

Михаил Сергеевич читал письмо Белинского к Гоголю и разговорился с Л. Н. о Белинском.

Л. Н.: Это одно из наших разногласий с Тургеневым. Он ужасно любил Белинского, а я не мог его читать. Читал только ради того, чтобы с Тургеневым мог говорить про него.

Михаил Сергеевич: Белинский очень интересно нападает на Гоголя.

Л. Н. помнит это письмо:

— Очень неважное письмо. Разумеется, с точки зрения ума Белинский доказал, а с религиозной точки......1*

Гусев сказал, что Белинский не ценил народную поэзию3.

— Этого я не знал, — сказал Л. Н.

Л. Н. обстоятельно рассказывал про В. И. Алексеева (с Чайковским и Малиновым).

— Я таких людей мало знал. Он такой искренний и истинно скромный. Отец его, кажется, подполковник, а мать, кажется, крестьянка. От этого-то он так хорош. Он меня стал обращать в свой дух революционный, а, к несчастью, — улыбаясь, сказал Л. Н., — я его обратил в христианство4.

7 октября. Воскресенье. Л. Н. очень следит за ходом болезни Танечки.

Утром приехал П. И. Бирюков с семилетним сыном Борей. Софья Андреевна ему, сестре Татьяне Андреевне, Михаилу Сергеевичу и Беркенгейму читала свои записки.

Л. Н. на Делире проехал просекой через Засеку в Елькино — шесть верст.

Л. Н. (мне о нем): Жалко его, что ничего не знает (когда может знать).

Вечером Л. Н. о Черткове и Гусеве, что хотел заехать к Гусеву, у него сходка:

— Ему вряд ли сходки пройдут, как Черткову. Его полиция так не оставит.

Л. Н. мне это говорил, словно советуясь, как рекомендовать поступить Гусеву.

Я: Что же делать, пусть полиция разгонит.

Л. Н.: Я очень рад это (от вас) слышать. Но можно Гусеву сказать, чтобы был поосторожнее.

Л. Н. хвалил предисловие Наживина к его новой книге1. Там и о том, что явилось слово «толстовство» (в смысле сектантство толстовское) и оно совсем заслоняет суть христианства. Когда говорится о христианском поступании (исполнении в жизни христианского учения): «Ах, это толстовство!» скажут. И конечно — не надо о том больше говорить.

За обедом Л. Н. с Бирюковым о Петербурге, откуда Бирюков возвратился. Бирюков там видел молодого доцента-санскритолога Ольденбурга (не Ольденберга, писавшего о буддизме). Потом был у Коростовца, молодого дипломата, который был с Витте в Портсмуте, а теперь уже директором департамента. Когда Павел Иванович, отвечая на чей-то вопрос, разговорился о Л. Н., Коростовец сказал: «А! Толстой, совершенствование!.. Какое это может иметь значение?!»

Л. Н.: Теперь, кажется, читающих нет. Все пишут. — И вспомнил про бывшего сегодня молодого писателя и студента-гимназиста из Петербурга, не видавшего молотьбы. (Бирюков заметил: «И пишет об аграрном вопросе!»)

Л. Н.: Уваров написал одну хорошую книгу. Там он говорит, что книгопечатание содействовало помрачению людей2.

После обеда шахматы (Л. Н. с Михаилом Сергеевичем). Бирюков читал вслух записки Татьяны Львовны о Тургеневе, которые понравились особенно Татьяне Андреевне.

Михаил Сергеевич спросил Л. Н. при чтении записок Татьяны Львовны о Тургеневе, как это он здесь отзывается о «Maison Tellier» Гюи де Мопассана, а инде пишет иначе.

Л. Н.: «Maison Tellier» не понравилось. Меня оттолкнуло по сюжету3.

Л. Н.: Какой-то Давид Окоев мне пишет, что он не согласен со мной, и прислал мне свои изречения; некоторые из них употреблю, например: «Христианство советует богатым отдать имущество бедным, а социализм велит отнять (бедным) у богатых, и тогда будет все благополучно»4.

Бирюков на это заметил, что социалисты говорят, что христианское «раздать» — это просто слово (неосуществимое), а отнять — это можно (осуществимое).

Л. Н.: Как бесполезно полемизировать! Невозможно никого убедить. Это как насилие. И как полемика раздражает! А еще хуже — насмешка.

ère Loyson, который ходил к папе советовать, чтобы тот ослабил формалистику; потом вышел из священства. Он написал и прислал Л. Н. драму о деспотизме брака5.

П. И. Бирюков у Л. Н. в кабинете до 11, потом уехал. Софья Андреевна забавляла Борю Бирюкова, она любит детей.

8 октября. Понедельник. Л. Н-чу четвертый день нездоровится, кашляет. Сегодня при открытой на балкон двери записа̀лся (засиделся) до 3.15, ноги окоченели. Потом пошел гулять пешком, вспотел; встретил Горбова, присел к нему и приехал с ним на извозчике. Вечером зяб, надел халат.

Пишет детский «Круг чтения».

Утром большая почта из Засеки, вечером еще больше из Тулы (с Александрой Львовной я ездил верхом — очень легонько ехалось рысью).

Л. Н., посмотрев на кучу писем из Тулы, сказал Горбову:

— Много писем, не успеваю читать, много времени забирает. (Из Засеки было семь, теперь двадцать, в Ясенках лежит семь заказных.)

Михаил Сергеевич посоветовал ему отдавать читать Гусеву и затем узнавать от него содержание. Л. Н. желал бы продолжать сам читать, чтобы не пропустить что-нибудь ему интересное.

— У меня есть своя публика, самая разнообразная, с которой я в общении.

Л. Н. ушел к себе читать письма (с 7 до 8 часов), потом вышел. Получил, между прочим, два про Аппоньи и две брошюры о нем же1.

Татьяна Андреевна сегодня читала свои воспоминания Софье Андреевне, Сухотиным, Юлии Ивановне, Беркенгейму. Юлия Ивановна с восторгом рассказала мне, что очень интересно, без предвзятой цели (не как у Софьи Андреевны, которая берется доказывать то и то, а так. как Л. Н. воспоминания, рассказано, что̀ впечатлелось, как помнится). Михаил Сергеевич говорил о них Л. Н-чу, что отношение матери к Татьяне Андреевне точь-в-точь такое же, как графини Ростовой к Наташе.

Вечером Михаил Сергеевич читал сперва посланное им в «Голос Москвы» и полученное оттуда обратно художественное описание ограбления его соседа кн. Голицына экспроприаторами. Рукопись эту Л. Н. читал, очень одобрял и давал и иным читать. Редакция же возвратила, не напечатала по объяснению Беркенгейма потому, что «Голос Москвы» считает революцию конченной, а в этой статье указывается на продолжение экспроприации и на растерянность (неумелость, неготовность) «охраняющих властей»2. Потом Михаил Сергеевич читал свои эскизы о I Думе. Правдивые, живые, с юмором, очень интересно написаны и еще лучше прочтены. Л. Н. вышел слушать, жалел, что не поспел к началу.

Л. П.: Когда же их можно будет печатать? Через тридцать лет? — И говорил, что где соображения политические — там скучновато, а где художественное описание лиц — очень хорошо и очень полезно, живо, великолепно. Будет драгоценнейший исторический документ. На возражение, что тогда эти подробности не будут так интересны, как теперь, когда мы всех героев знаем, Л. Н. не согласился.

Л. Н. остановился на характеристике П. А. Столыпина.

— Это была отличительная черта его отца: мужество, именно мужество, и прямота.

Татьяна Андреевна ужасалась происходящему во время революции. Она говорила о необеспеченности жизни и имущества в России и о безопасности за границей, о том, о чем Михаил Сергеевич пишет в своей статье: то, что происходит теперь в России, не менее тяжело и страшно, чем поражение русских в японской войне.

Когда Татьяна Андреевна замолчала, все ожидали, что скажет Л. Н.

Л. Н.: Это прекрасно. Оказалось — чего нам недостает и без чего жить нельзя — религия. Ее ни у кого нет: ни у нас (интеллигенции), ни у крестьян. У крестьян еще есть вера в Иверскую (чудотворная икона).

— Иверская — не может продолжаться, народы растут, как люди; прошлое нельзя возвратить: «Как хорошо было в куклы играть!». Они (революционеры) правы в том, что требуют перемены, — ошибка их только в том, что̀, ка́к и на что̀ переменять. Когда религии нет, всё можно делать. Всё—в духовном (самоусовершенствовании), а не в поправке виселицы (ответ Татьяне Андреевне, надеющейся на власти, что они могут исправить положение, — чтобы не происходило в России то, что происходит, а чтобы восстановилось преклонение перед законом, как оно есть за границей).

Татьяна Андреевна: Ведь бог есть; почему же он это допускает?

Л. Н. (ей): Ты доказываешь то, что я сказал (что нет религии). Ведь вера в такого бога — не вера, это то же, что вера в Иверскую.

Татьяна Андреевна еще что-то сказала о загранице, как там идет жизнь правильно. Л. Н. это не привлекло, — наоборот, наверное, показалось ему тупостью, самодовольством.

— А в Англии футбол, — возразил он (т. е. отвлечение мысли от решений неотложных вопросов души).

Татьяна Львовна о загранице. Она не понимает тех русских, которые, когда возвращаются в Россию, приходят в восторг и готовы целовать жандармов на границе (Андрей Львович, Александра Львовна). Татьяна Андреевна была два раза, но не желает больше, любит Россию. Софья Андреевна желала бы.

Л. Н. (ей): Поезжай (с Таней).

Говорили о галереях.

Л. Н.: Louvre не оставил во мне никакого особого впечатления, кроме старой скульптуры.

Другие согласились. Горбов хвалил галерею Питти во Флоренции и Дрезден.

Л. Н., Татьяна Андреевна, Татьяна Львовна, Беркенгейм играли в винт.

Л. Н. дал мне письма, между прочим, мадьярского журналиста о якобы письме Л. Н. об Аппоньи. Л. Н. не хочет вступать в этот спор.

9 октября. Софья Андреевна читала вслух свои воспоминания2*.

Л. Н. утром еще не чувствовал себя хорошо. Получил вчера благодарное письмо Бьёрнсона «за поддержку». После обеда Л. Н. спрашивал меня, какой закон издает Аппоньи, о чем писал Бьёрнсон. Когда я ему изложил, что речь идет о насильственном «vnútení3* мадьярского» языка, Л. Н. сказал:

— Перемена языка меня мало трогает.

Л. Н. продиктовал мне ответ Бьёрнсону по-немецки (как он хорошо владеет немецким языком!). Л. Н., видимо, не хочет огорчать мадьяр и не хочет быть судьей в распре народов, также как не хочет быть судьей между борющимися людьми; думает: обе стороны виноваты, и надо прощать и самим не грешить, а не жаловаться друг на друга1.

Вечером Л. Н. и Татьяна Львовна читали вслух пьесу Поля Луазона «Le droit des vierges»2.

Я попросил Л. Н. не продолжать чтения вслух из-за ларингита — послушался. Л. Н. говорил, что неталантлива и только интересно там, где описывается парижская среда.

3.

Сегодня был у Л. Н. двадцатилетний артиллерийский офицер из Новороссийска, чистый юноша, очень скромный, в совершенно простом костюме. Л. Н. направил его к Беневскому.

Михаил Сергеевич говорил Л. Н. про письмо кого-то, что у него «жажда просвещения».

Л. Н.: Это общий мотив (писания мне просительных писем). Это такая уверенность, против которой возражать нельзя.

Татьяна Андреевна пела. Была Мария Александровна; уехал Беркенгейм.

10 октября. Приехала Елизавета Валерьяновна.

Л. Н. написал другой ответ Бьёрнсону. Спросил, «нет ли там чего»...

Я: Вы пишете об Аппоньи, а Бьёрнсон этого имени не упомянул, пишет о мадьярах.

Л. Н. тогда сделал поправку в письме.

Я посоветовал Л. Н. дождаться брошюры «Die Madyaren als Unterdrücker», которую Бьёрнсон посылает1. Не согласился.

Л. Н.: Хочется скорее покончить с этим делом.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1907 г. Октябрь

Т. А. КУЗМИНСКАЯ

Фотография, 1900-е годы.

«В полночь приехала Татьяна Андреевна на 14 дней». — Запись от 28 сентября 1907 г.

Л. Н. видел, как я рад был бы, чтоб он заступился за словаков и другие народы против угнетения мадьярского. Л. Н. отстоял свое невмешательство.

За обедом Л. Н., Софья Андреевна, Татьяна Андреевна, Елизавета Валерьяновна, Татьяна Львовна, Михаил Сергеевич, Александра Львовна, Юлия Ивановна.

Юлия Ивановна вспоминала рассказ Накрохина «Часы»; как Михаил Сергеевич плакал, когда читал его.

Л. Н.: Чудесный.

«Le droit des vierges», ей понравилось.

Л. Н.: Ужасно видна сразу цель, на какую метит (поспешность действия), в жизни не бывает так.

Татьяна Андреевна спросила, новое ли это сочинение?

Л. Н. ответил, что нет (1894).

Л. Н.: Луазон прислал и новейшее (свою драму?). Он, монах, пишет: «Удивляюсь, как Толстой может верить в чудеса».

Татьяна Андреевна: Как же он может это писать? Читал он твои сочинения?

Л. Н.: Ему некогда.

После обеда Л. Н. с Михаилом Сергеевичем — в шахматы, Татьяна Андреевна с Александрой Львовной — в карты, Софья Андреевна, Елизавета Валерьяновна, Татьяна Львовна сидят около.

Вечером Л. Н. принес ответы свои Куртышу, Иконникову, Гончаренко и письма Иконникова: одно — Наживину, другое — Л. Н-чу, и читал вслух: первое — он, другое (о вшах) — Гусев. Очень искренние письма, без рисовки и до того простые и трогательные, что Л. Н. после второго вслух зарыдал, встал, и ушел к себе2. Вскоре вернулся.

Татьяна Андреевна: Я не понимаю это страдание, если не верить, что награда на том свете есть.

Гусев: Награда — в его сознании. Другой не нужно.

Л. Н.: Я ему очень благодарен. Он всех нас поддерживает. Сознаешь, что то, во что ты веришь, действительно есть истина. Не говоря уже о будущем. История узнает о них, они будут служить примерами. Они (Иконников, Куртыш) делают более важное дело, чем Столыпины, Аппоньи, не говоря уж о Николае, — сказал Л. Н., обращаясь к Татьяне Андреевне.

Татьяна Андреевна сказала, что не желала бы, чтобы ее сын был таким.

Л. Н.: Это понятно — материнское чувство.

Татьяна Львовна: Лучше, чтобы был гвардейским офицером?

Татьяна Андреевна

11 октября. Л. Н. в добром настроении. За обедом Звегинцева.

Л. Н.: Испанский, португальский язык — я их никогда не учил, а мне кажется, что я их знаю (могу понять письма).

Л. Н. (Звегинцевой к чему-то): Татьяна Андреевна рассказывала, что раньше старухи одевались по-старому, и было им гораздо спокойнее.

Звегинцева: Раньше жили семьями; тут жили дети, внуки, и старухи видели, что они и есть старухи. Теперь же этого, при одинокой жизни, не видят и одеваются по-модному, как все женщины.

Уезжала В. С. Ляпунова (с А. П. Сергеенко) к Чертковым. Л. Н. сошел вниз с ней проститься и поговорить, что должна передать Чертковым «живая бумага» («что я так доволен бываю жизнью») и написал письмо Чертковым1.

Вечером винт. Михаил Сергеевич рассказывал интересно, живо про ограбление своего соседа Голицына. Л. Н. молчал.

12 октября. Л. Н. уведомил нас с грустью, что сегодня получил пятнадцать писем из Засеки и пятнадцать писем из Ясенков.

— Но было между ними одно хорошее, — сказал он.

Вечером читали вслух из «Русского слова» фельетон Дорошевича «Два Стаховича»1. Играли на фортепиано в восемь рук. Л. Н. долго сидел у себя. Особенных разговоров, как мне передала Юлия Ивановна, не было. (Меня вечером дома не было, ездил на роды.)

На одном письме такой адрес: «Л. Н. Толстому, первому писателю в мире». На другом: «Л. Н. Толстому, брату любви боговой».

13 октября. Суббота. Пополудни приехала В. С. Толстая.

Л. Н. записался до 3.20. Когда вышел к чаю, Софья Андреевна сказала (читала «Русские ведомости»), что завтра пойдет в Москве впервые новая пьеса Льва Львовича1. Татьяна Андреевна, которая очень любит Леву, стала рассказывать про его пьесы и спросила Л. Н., не интересуется ли ими, ведь их пишет сын.

Л. Н.

Л. Н. сказал, что они ему неинтересны. Что ему интересны те дела, по поводу которых ему есть что сказать.

Л. Н. о женщинах очень невысокого мнения. Один раз — были И. И. Горбунов и Н. Н. Гусев в кабинете — Л. Н. сказал о женщинах:

— Они все почти полусумасшедшие. Л. Н. пишет «Круг чтения».

Л. Н. вспомнил, что получил что-то чешское об Аппоньи. Очевидно, не тешит его эта афера (с подложным письмом).

Вечером приехал Ugo Arlotta, корреспондент консервативной римской газеты «Italia». Его друзья просили его посетить Л. Н. и написать о нем. У него же самого было сильнейшее желание видеть Л. Н. Маленький, черноусый. Был очень взволнован. Задавал Л. Н-чу вопросы (по выражению Л. Н. «хорошие»). Был поражен личностью Л. Н., которая казалась ему больше, чем его дело (писания), и был очень счастлив, что увидал его. Он довольствовался бы и не говорить с Л. Н., только видеть его. Софья Андреевна оставила его ночевать, т. к. в Туле гостиницы, по случаю завтрашних выборов в Государственную думу, полны. Ночевал с нами: Гусевым и мной. Записывал себе впечатления, но был гораздо сильнее тронут в душе, чем мог выразить на бумаге. При разлуке мы с ним поцеловались. Утром он еще записал себе ряд вопросов, которые предложил Л. Н-чу. Потом с Елизаветой Валерьяновной ходил по парку и фотографировал.

14 октября. Утром Александра Львовна с сильнейшим ларингитом и повсеместным бронхитом уехала в Москву на урок фортепиано.

Пополудни Л. Н-чу пришла телеграмма: «Ждите. Гончаров» (угроза). Софья Андреевна испугана.

Л. Н. ездил верхом. Приехали Андрей Львович и Михаил Сергеевич с выборов; в Туле выбрали правых в Государственную думу.

Получил вчера два номера мюнхенского журнала «Marz», где появились статьи Biørnstjerne Bjørnson «Madyaren als Unterdrücker» (это, собственно, письмо Калала, Ледерера и......4* к Бьёрнсону об угнетении словаков) и о Конгрессе мира. В этой статье Бьёрнсон пишет, что надо всем, ходящим на эти конгрессы, самим дома не угнетать других. Пруссакам — поляков, мадьярам — словаков, полякам — галицийских русских, и говорит о лицемерии угнетателя Аппоньи.

Вечером Михаил Сергеевич рассказывал про выборы.

Л. Н. прочел вслух последнее письмо И. П. Накашидзе и был им очень тронут.

— Превосходное. Какой он скромный, кроткий!

Л. Н. не ожидал от него такого разумного, глубокого письма1.

Андрей Львович рассказал, что письмо Л. Н. о том, чтобы к нему не обращались за денежной помощью, принято было везде нехорошо (в Петербурге, в Москве, Туле — где Андрей Львович вращался). И, кажется, Андрею Львовичу не нравится. Л. Н-чу это было неприятно.

Л. Н. (): Какой вы элегантный!

За чаем: Л. Н., Софья Андреевна, Татьяна Андреевна, Елизавета Валерьяновна, Татьяна Львовна, Андрей Львович, Михаил Сергеевич, Юлия Ивановна.

Андрей Львович говорил, что в Туле идет новая пьеса Левы: «Моя родина». Михаил Сергеевич же прочел о ней из «Голоса Москвы»2.

Татьяна Андреевна заговорила о Метерлинке: о его какой-то пьесе пишут, что нет ничего лучше, но, когда цитировала диалоги, было жалко, смешно (декадентское)3.

Андрей Львович говорил, какие оперетты идут в Петербурге («Тореадор» — голые женщины купаются). Татьяна Андреевна не верила. Андрей Львович уверял, что голые, — видел. Бесстыдство удивительное4.

Андрей Львович: Папа̀, ты мне еще не дал два тома «Круга чтения».

Л. Н.: На сегодняшний день в «Круге чтения» об искусстве. Неловко хвалить, потому что сам писал, но превосходно.

И Л. Н. прочел 14 октября вслух и объяснил. Все мы были поражены, как он это прочел. Стало нам ясным5.

Л. Н. говорил о какой-то книге (об интеллигенции), которую вчера читал6. Социалисты (Бебель) признают необходимость лучше оплачивать работу конторщиков, инженеров, врачей и т. д. Социалисты хотят уничтожить господство землевладельцев, капиталистов; но настанет — и оно уже настало — господство интеллигентов (которое во сто раз дороже обходится народу, чем бюрократов, землевладельцев)7.

15 октября. Утром Л. Н. с Татьяной Андреевной о дуэли Михаила Сергеевича; горячо осуждал.

Я Татьяне Андреевне диктовал по моим Запискам разговоры Л. Н. во время ее пребывания в Ясной Поляне, 4—6-го, 7—9-го; была очень благодарна. Видно, высоко ценит и любит Л. Н.

Л. Н.: Мало нас ругают. Заслуживаем, чтобы нас больше ругали. (Л. Н. о крестьянах.)

За обедом Л. Н. рассказал, что он был у Марии Александровны. У нее были два революционера; они с ней откровенны. У них легкое отношение к убийствам. Говорили, чего ждать, пока люди сами усовершенствуются. Пока они переменятся, пока мы устроим царство божие, в это время погибнет от правительственных насилий и бедственного положения больше людей, чем сколько мы лишим жизни (делая переворот). Был у нее сегодня и Клечковский.

Софья Андреевна: Почему не приехал к нам?

Л. Н.: Он был в семь часов утра с женой тут, у дома. Она желала видеть дом. Но не посмели войти.

: Он у меня в Овсянникове хотел купить землю, чтоб построиться.

Л. Н.: Он в Туле покупает, но не решается, потому что не хочет быть собственником земли.

Л. Н. опять о книжке Лозинского об интеллигенции:

— Написана в научно-экономическом духе. Я отыскивал, с какой он точки критикует. Он против анархистов и социалистов. Спрашивает: кто же будет заведовать, когда будет равенство? Социалисты сохраняют интеллигенцию, которая заменит привилегированные классы. Инженеры, адвокаты, врачи получают огромные доходы.

Гусев: Престиж интеллигенции (образования) у рабочих поднялся особенно в последние годы революции. Они были руководителями движения.

Л. Н.: Мне подтверждает это стремление к специальному образованию. Как раньше чин был целью, теперь — образование.

Л. Н. на замечание Татьяны Львовны о вегетарианстве вспомнил, что кто-то записал о Пифагоре: удивляться нужно не тому, что Пифагор не ел мяса, а тому, что люди позволяют себе убивать животных1.

Псаломщик писал Л. Н-чу: «Пока существует духовная каста, она должна же жить. Как, по-вашему, она должна поступать, чтобы не ошибиться в движении <и быть> наравне с остальным мыслящим человечеством?»

Гусев ответил ему, что «духовная каста» совсем не должна существовать, и послал ему «К духовенству».

К ответу Гусева (по существу правдивому, но резкому) Л. Н. приписал:

«Посылаю вам эту книгу и письмо любя и прошу, надеюсь, что вы примете их так же. Лев Толстой»2.

Л. Н. за обедом рассказал:

— Сегодня был молодой человек: «Я пришел посетить вас. Я читал Мережковского, вас и желал бы поговорить». Он, по-моему, ограниченный. Он еще придет завтра в девять часов.

Софья Андреевна решила, что это Гончаров, и сказала стражнику, чтобы был настороже. (По этому поводу был оживленный разговор в зале между Татьяной Львовной, Татьяной Андреевной, Софьей Андреевной и Л. Н.) Л. Н-чу это тяжело. Сказал Гусеву, от которого я все это услышал: «Я поговорю с ним, и он успокоится. А то мы сделаем из него врага».

Л. Н., прощаясь с Татьяной Андреевной, просил ее еще раз хлопотать об Иконникове через Кони. Она сказала, что больше здесь не увидятся, а там.

Л. Н.: Там друг друга не узнаем.

16 октября. «Божеское и человеческое» и «Неужели так надо?», воспринял взгляды Л. Н-ча. Перестал делать иконостасы, а делал только столярную работу, которая нужна бедным людям. Услыхав о толстовской колонии в Геленджике, поехал туда и там, у Лебрена, работал полтора месяца. Теперь усердно распространяет книги Л. Н-ча. Толковый юноша. Хочет жить земледельческим и столярным трудом (понимает и другие ремесла).

Л. Н. говорил, что Наживин поехал в Казань исследовать секту среди магометан «Божий полк» (отказываются от военной службы).

Сутковой же приехал поговорить с Л. Н. о своей поездке в Самару к голодающим и за деньгами.

Л. Н. с ними и Гусевым от 3 до 4.15.

За обедом Михаил Сергеевич говорил о конфискованной книге А. М. Бодянского «Духоборцы», что там интересно про голышей, как шли проповедовать в Йорктон. Некоторые из них умерли от пыток в сумасшедшем доме1.

Л. Н.: Это преувеличено.

Потом Михаил Сергеевич говорил, что Бодянский пишет, что там правительство самодурно поступало.

Л. Н.: Это мне кажется строго.

Л. Н. о «Письме к ближним» Меньшикова в «Новом времени» 14 октября, сказал, что на Меньшикова все газеты нападают и что напрасно они это делают, потому что он с новой стороны смотрит на вещи. У него есть смелость.

В старой библиотеке с 8.30 до 10 Л. Н., Сутковой, Заболотнюк, Гусев, Михаил Сергеевич.

Л. Н. о переведенной Наживиным книге Карпентера «Я есмъ»:

— Вся эта индийская мудрость очень сомнительна (такая странная?). Он говорит посредством переводчика. И, главное, тут есть что-то мертвенное, как у православия; у них самобытного совсем ничего нет.

Другие книги Карпентера Л. Н. читал с большим интересом2. О социализме. Сутковой говорил, что социализм перешел от высокого, нравственного взгляда к узкому экономическому и даже свысока смотрит на прежний.

Л. Н.: Вы меня заинтересовали, так ли это?

И сказал, что желал бы прочесть хорошую книгу о социализме. Какую?5*

<Л. Н.>: У Герцена сплошь и рядом проявляются эти бессознательные христианские взгляды.

Л. Н.: Я думаю, что патриотизм всегда будет сильнее анархизма. Даже я убежден в этом. Как человек может отказаться от преданий среды, в которой вырос?

Л. Н.: Аскетизм — было узкое понимание. Христианина никак удовлетворить не может: стоять на столбу, а кругом его страдание; нужно усилие чувств (нужно делать)... Какие способности есть, теми <и надо служить людям> — мускулами (помочь отнести тяжесть), открыть глаза (намек на выражение Суткового, что ему кажется важнее открывать глаза хорошими книжками, чем кормить хлебом), деньгами (намек на Черткова, о котором была речь)6*.

Сутковой говорил, что его перестала удовлетворять издательская деятельность и что ему хочется самому совершенствоваться.

на желание (может, намек на А. Бодянского) издавать газету или журнал христианский смотрит как на неважное (и на чертковское издание книг).

Л. Н.: Работа над собой всегда принесет плоды. Что важного в том, будет ли известная мысль распространена в 1907 году или в 1987 году? Главное, чтобы она была.

Л. Н.: Верно: habent sua fata libeili7*. Как угадать, что произведет впечатление, действие? Вот пример: «Русские ведомости». Чего же глупее, бездарнее «Русских ведомостей»? А на них интеллигенция смотрит с благоговением (орган профессорский, университетский). Чем объяснить их репутацию, действие?!

Л. Н.: Во мне есть один слабый человек, который сочувствует Черткову (его деятельности) и другой, который ему не сочувствует, а именно — этому желанию выказать себя. Я в этом отношении строг, чтобы <самому> не отдаваться (деятельности). Но мой плохенький Лев Николаевич этому (деятельности Черткова) радуется.

С. А. Заболотнюку, не знающему и не решившему, как отказаться при наборе (он едет в Каменец-Подольск с тем, чтобы, прежде чем его осмотрят и признают годным или, скорее, негодным — его два раза признавали негодным, — заявить, что не может быть солдатом на основании своего христианского мировоззрения). Л. Н. посоветовал, хотя ему трудно в этом влиять на него, — сказать: «Увольте меня от этого, это мне оскорбительно». И говорить это, как к брату, а не как «я такой, высокого понимания, а вы — низкого». Не оскорблять его (председателя призывной комиссии).

Сутковой рассказал, что в вагоне был разговор о неповиновении присяге.

Л. Н.: Неужели? Я на днях слышал то же самое от кого-то.

Л. Н. дал Заболотнюку, едущему через Киев, письмо к Кудрину и 10 р. ему же4.

После отъезда Суткового (в Москву, оттуда в Самару раздать оставшиеся 2700 р. духоборческих) и Заболотнюка в 11 часов вечера, Л. Н. читал Бодянского «Духоборцы».

Л. Н. (Гусеву и мне): Теперь Дума будет правая, будет строже цензура. Как издавать, зависеть от стесняющих законов?! Человек хочет быть свободен (намек на прошлый разговор), а во внешней издательской деятельности человек несвободен; во внутренней работе над собой — да. Потому этой придавать важность.

Когда Сутковой говорил, что он представляет себе мечту, каким он хочет быть, и думает, что эта мечта поможет его нравственному совершенствованию, Л. Н. сказал:

— Не думаю. Я лучше так думаю: шажок — и вот подвинулся вперед. Это верный путь. Вот, например, я стараюсь не осуждать никого в мысли. Это мне кажется в мои восемьдесят лет...

17 октября. Пополудни за чаем Л. Н. удивлялся, что̀ печатает «Посредник»: 1) статью из Henry George «A Perplexed Philosopher», где доказывается, что выкупа за землю не должно быть. Данные все чужие из Америки и Англии и устарелые1. 2) «Winstanley» 3)......8*Кто это будет покупать, читать? Л. Н. высказал опасение, что Иван Иванович все больше запутается и приведен будет к банкротству:

— Сколько хламу печатается!

Л. Н.: Нынче посмотрел в «Новом времени»: «Дума будет правая». Мне это малоинтересно. Легкость печатания. Неоконченное, отрывки валяют. Надо бы годов пять, чтобы написать книгу, а посвящают дней пять, недель пять. Нынче немец прислал большое сочинение «Glaube und Wiβen». Я начал читать. Малоинтересно.

ушла, а он был голоден и без денег... и просит снова книг (до своего посещения, уже тоже просил и получил).

Л. Н. ему ответил: «Благодарю за поучение. Книги посылаются вам...»2

За чаем Л. Н. сообщил об ужасном землетрясении в Бухаре. Городок Каратаг с 15000 жителей провалился в образовавшуюся щель. Все погибли. Мы (Л. Н. и я) искали это известие в «Голосе Москвы», там же нашли телеграмму из Будапешта о том, что в Черновой, родине суспендованного10* Глинки, в народ, не хотевший впустить соседнего священника в церковь, стреляли жандармы, сопровождавшие священника, и убили 11 и тяжело ранили 12 человек. Я рассказал Л. Н., в чем дело. Л. Н. сам вторично прочел и пересказал другим. Л. Н. удивлялся, что прихожане при свадьбах, рождениях не обходятся без мадьяронских священников3.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1907 г. Октябрь

Н. Н. ГУСЕВ

Фотография, 1907—1908

«Получили известие, что вчера вечером арестован переодетым становым и тремя стражниками Гусев». — Запись от 23 октября 1907 г.

Вернулись Александра Львовна из Москвы, Елизавета Валерьяновна из Тулы.

Елизавета Валерьяновна говорила, что испортились отношения между Долинино-Иванскими и крестьянами. Они брали в аренду землю, отказались, и теперь, когда она уже обработана и засеяна хозяином, пожелали. Он отказал им. За это — угрожающие письма, что его убьют камнем. И бросили камень в коляску, когда он вечером возвращался. Долинино-Иванские завели стражников. У Долининых никакого оружия не было и нет.

Л. Н. (насчет оружия, взволнованно): Об этом не думать, тем паче не говорить! Кто носит оружие, готов убивать. Худшее, что злые чувства в нем. Стараться, чтобы во мне не было нехороших чувств.

Софья Андреевна уехала в Москву просвечивать рентгеном голень и по издательским и денежным делам.

18 октября. Л. Н-чу нездоровится. Не обедал. С 6 до 11 лежал на диване.

19 октября. Был у Л. Н-ча Г. А. Новичков, 57-летний пензенский крестьянин. Читал XII том сочинений Л. Н. и его «Ответ Синоду» и проникся его духом. В 1902 г. пришел в Ясную Поляну, тут его И. П. Накашидзе познакомил с Л. Н. Потом прожил месяц в «Посреднике» — помогал разносить и т. д. Теперь попал в тюрьму («дрова рубят — щепки летят») и писал Л. Н-чу, а Л. Н. — Д. А. Олсуфьеву1, который сказал о нем губернатору Татищеву, что он не революционер, а христианских убеждений. Его выпустили. Он желал видеть Л. Н., но ему не на что было поехать. Его тюремные товарищи собрали ему денег на путь. Тут попросил Л. Н-ча еще об одном товарище похлопотать. Л. Н. с ним говорил три-четыре раза и вечером призвал к чаю. Простой, прямой (как Дудченко) человек.

Шейерман, по совету Николаева, зовет его па землю (250 десятин) — он готов отдать ее общине, которую хочет устроить2. Новичков живет с племянницей-учительницей и ее тремя детьми. Просил совета Л. Н-ча. Он ему сказал: «Почему не попробовать?»

Л. Н-чу лучше.

20 октября.

Л. Н. прочел нам вслух «Круг чтения» на 20 октября1. При чтении Генри Джорджа Софронов спросил:

— Что понимать под талантом? Дарование?

Л. Н.: Просто назначение, служение, я думаю. Дано нам духовное сознание, которое можем увеличивать или уменьшать.

Л. Н. читал изречения других на такие же темы и сказал:

— Со всех сторон подтверждение одного и того же. За обедом Софронов спросил Л. Н. о Гарнаке2.

Л. Н.: С научной точки зрения, как исторические исследования, хороши. Но нравственного, религиозного у него нет.

Сергей Павлович спросил, давать ли читать крестьянам Штрауса3.

Л. Н. Нет.

Сергей Павлович продолжал, что он сначала дает Л. Н-ча, а после Штрауса.

Л. Н.: Я и такие свои статьи, как «К духовенству», не люблю давать. Серьезный человек, у кого есть положительное, религиозное, — он сразу примет, у него соскочит церковное. А другие освободятся от церковной религии, и у них ничего святого не останется.

По поводу попавшей ему в руки с почты корректуры, адресованной Сутковому, Л. Н. спросил:

— Что такое большевики? (Несколько раз это Л. Н. при мне спросил. Софронов объяснил ему.

Л. Н. перелистывал полученный журнальчик «The Open Road». За чаем читали (в «Современном мире») декадентские рассказы и стихи Татьяна Львовна опоздала и ничего не могла понять4.

— Для кого это пишут? Кто это читает?

Л. Н.: Никто не читает.

Татьяна Львовна: Но кто же покупатели, печатают же?

Л. Н. (мне): В газетах опять пишут про убийства в Чернове.

И рассказал Е. В. Оболенской, что словацкий народ не хочет принимать мадьярских священников.

Л. Н. задумался:

— Теперь пишу про соблазн патриотизма, национальности.

Л. Н.: В «Русских ведомостях» — статистика смертных приговоров и казней за последние два года5.

Л. Н. (ко мне): Читали дело Гардена? (обвинение высших офицеров прусских в противоестественном).

— Нет, но вчера слышал о том.

Л. Н. (удивляясь): Как это в «Новом времени» напечатали, хуже всякой, порнографии6.

21 октября. Приехала Мария Александровна. Был А. А. Стахович, ночью уехал вместе с Софроновым.

Татьяна Львовна встретила Александра Александровича, сказав, что он единственный кадет, которому она прощает кадетство.

Л. Н.: А я никому не прощаю эту узость мысли.

Л. Н., приветствуя его, старался быть очень милым, обрадованным, но видно было, что мысли его инде.

У Л. Н. вчера просили мальчики, чтобы их опять учить. Сегодня приготовил урок и в 7 часов вечера их ждал.

22 октября. Я с 3-х часов дня до часу ночи ездил по больным.

Утром приехали Софья Андреевна из Москвы и Михаил Сергеевич. Сейчас гостят Михаил Сергеевич с Татьяной Львовной и Танечкой, Елизавета Валерьяновна, Варвара Михайловна, Мария Александровна. Был холодный день. Пополудни за чаем в зале было так приятно!

Я сообщил Л. Н., что Немрава, отказавшийся от военной повинности и все время сидевший в заключении, взял своей выдержкой: его отпустили.

Вечером от 6.45 до 7.20 школа, семнадцать мальчиков.

Л. Н. (о них

Л. Н. им рассказал сказку Андерсена о четырех горошинках.

— Это очень мило, — сказал Л. Н. А потом о больной девочке: — Это уже избито.

Что в четырех горошинах было фальшивого — пропустил1.

Л. Н. (Марии Александровне): Книг для детей нет совершенно. Я посмотрел «Малым ребятам» (горбуновское) — фальшивое. Тут надо бы составить кружок людей, которые занялись бы этим: выбрали бы из всей литературы путешествий, науки, философии, естествознания...

Мария Александровна выпишет Ивана Ивановича к Л. Н. поговорить об этом.

Разговор о том, как отзываются осудительно, непочтительно о Л. Н., главное по поводу его последнего письма (чтобы не обращались к нему за материальной помощью).

Мария Александровна: Что же этому удивляться? Христа презирали, гнали...

23 октября. Утром уехала Мария Александровна. Perks (англичанин) умный человек, уважающий Л. Н., привез новую пишущую машину. Получили известие, что вчера вечером арестован переодетым становым и тремя стражниками Гусев. Мне рассказала об этом Александра Львовна. Она сейчас же написала негодующее письмо становому. Л. Н-чу было тоже неприятно, тяжело и жалко Гусева; боится, чтобы он не пал духом или не озлобился.

Л. Н. (мне): Это важное событие. После этого окажется, может быть, что и Черткову нельзя будет здесь жить.

Перке спросил, что случилось.

Л. Н.: Это недоразумение. Прежние революционеры вследствие его влияния11* перестали быть революционерами. Как он отнесется к своему заключению, соблюдет ли спокойствие? Я знаю по себе: меня озлобило в первый момент.

Утром Л. Н. просил меня достать ему книжку с данными о земле, ее населении (нужно ему для вечернего преподавания). Пополудни спросил Александру Львовну, нет ли у нее в школе глобуса.

— Нет.

Л. Н.: Можно бы купить.

Л. Н. с Михаилом Сергеевичем о том, что читал четвертый том своих сочинений (педагогические статьи)1...

Л. Н. (Михаилу Сергеевичу

Л. Н. об аресте Гусева заметил, что это влияние выборов (что в Думу выбрали правых).

24 октября. Пополудни сперва Александра Львовна и я, потом Л. Н., ездили к заключенному в канцелярии пристава Н. Н. Гусеву. У него произвели обыск, и его заключили по доносу телятинского мужика, что он ругал царя (чего он не мог делать). Л. Н-чу было приятно слушать эту причину (донос). Это не прецедент для запрещения Черткову жить здесь.

Л. Н. написал заявление — удостоверение личности Николая Николаевича1. Л. Н. был у Звегинцевой. У нее дочь, кн. Волконская, и племянница Болдырева (урожденная кн. Черкасская). Все три прекрасно одеты. Звегинцеву Л. Н. жалел, что она озлоблена на Гусева. Но когда Татьяна Львовна стала говорить о ней, осуждая ее, Л. Н. остановил ее вопросом с доброй улыбкой:

— Хуже тебя?

Таким образом, он в эти дни несколько раз останавливал говоривших — хотя справедливо — нехорошо про других.

У Л. Н. школа. Достал карты полушарий и другие, чтобы показывать ученикам.

Мне дал списать письмо Куртыша к Наживину. Вечером за чаем Л. Н. прочел его вслух. Оно ужасно безграмотное. Куртыш — отказавшийся от военной службы, бессарабский румын, не знает по-русски, а хорошо пишет2.

Сидели за чаем, и не о чем было говорить. Михаил Сергеевич спросил Л. Н. о сегодняшнем «Новом времени», что̀ там.

Л. Н. ответил, что ничего особенного.

— В «Новом времени», — продолжал он, — проект вооружения12* поголовного. Будет, как на Кавказе.

Михаил Сергеевич что-то заметил.

Л. Н.: Не ужас, а затмение. В Бессарабии земство обложило по две копейки десятину и собрало таким способом 60—80 тысяч, чтобы бороться с экспроприаторами.

Михаил Сергеевич: В Англии — помните? — когда развелись душители, их стали публично вешать.

Л. Н.: Не думаю, чтобы это помогло.

Л. Н.: В «Новом времени» еще научный обзор Эльпе — прескучный3 — и музыкальный обзор4— их авторы, наверное, получают по десять тысяч, — они всегда скучны.

Уехал агент пишущих машин «Smith Premier» В. А. Перке. Свое вознаграждение за продажу пишущей машины (16 р.) передал мне в распоряжение Л. Н. для яснополянских бедных. Не желает сам пользоваться. Неприятно ему приезжать за деньги.

25 октября. Я ездил в Бегичево за 20 верст и целый день не видал Л. Н.

Приехал Д. А. Олсуфьев. Ночью приехали В. В. Нагорнова и Н. Л. Абрикосова. Л. Н. от 9 до 11 не выходил.

26 октября. Приехали Иван Иванович и Мария Александровна.

Я ездил в Головеньки и по пути был у Гусева в канцелярии пристава у Звегинцевой. Гусев сидит на столе или стоит, нет у него стула. Погрузился в изучение «Круга чтения». После меня был у него Л. Н. и рассказывал вечером, что он спросил станового, зачем его взяли. Становой ответил: «Как же, он ругал царя». Л. Н.: «Не может быть! Не в его духе». Тогда становой показал «Единое на потребу» (русское издание) и одно место о «глупой японской войне», где сделана выноска рукой Николая Николаевича: к слову «царь» прибавлено «малоумный». Л. Н. спросил Гусева, зачем он это туда вписал. Гусев ответил: «Это ваши слова. Они в полном тексте издания Черткова; я их — пропущенные в издании русском (в России) — туда внес»1.

Л. Н.: Какое мое положение: его за меня взяли.

Л. Н. старался становому внушить, что Николай Николаевич тут не при чем (в оскорблении царя). На замечание станового, что Гусев говорил: «Не нужно военную повинность отбывать», Л. Н. ответил, что военная повинность с христианством несовместима.

На вопрос Михаила Сергеевича, читал ли Гусев это место молодым людям, Л. Н. ответил:

— Наверное он и не читал его. Его интересует смысл, общие мысли, а не ругательные слова.

На замечание Михаила Сергеевича, что к Гусеву придрались за Черткова, что он продолжает чертковскую пропаганду, Л. Н. сказал:

— Чертков ошибся, поселив его в Телятинках. Следовало ему попросить Софью Андреевну, чтобы он жил у нас. Он ведь, главное, жил здесь для помощи мне. Писал хорошо письма (ответы за меня.)

Софья Андреевна (горячо): Я не позволила бы никаких глупых митингов.

Олсуфьев рассмеялся, Л. Н. тоже.

Л. Н.: Вас поражает контраст? Неожиданность — условие комизма.

Олсуфьевы чутки к комическому.

«Соединения и перевода четырех Евангелий» — за «кощунство»2 (Давыдов будет председательствовать) и Битнера за напечатание «Что такое религия?» — за «богохульство»3.

От 3.45 до 7.30 школа. Л. Н. с атласом Маркса пошел туда4.

С 7 до 9 Софья Андреевна читала гостям свои мемуары13*. Потом Л. Н. играл в шахматы с Сергеем Львовичем и Д. А. Олсуфьевым.

Иван Иванович приехал поговорить с Л. Н. о серии изданий детских книжек. Л. Н-чу все эти детские рассказы («Малым ребятам») кажутся сентиментальными, фальшивыми. Перевел разговор на «Часы» Накрохина.

— Не детский, но хороший рассказ, трогательный. Дети этого не поймут (тут надо понять точку зрения актера, извращенность...)

Иван Иванович рассказал, с каким жаром и пониманием Сергей Дмитриевич готовит к печати второй том «Соединения и перевода четырех Евангелий».

Иван Иванович о том, с чем бы соединить «Не убий никого», чтобы вышло восемьдесят страниц: тогда книжку выдаст типография им на руки и — если пройдет в этом издании, — ее можно будет потом напечатать отдельно. Возмущен тем, что не может напечатать последнее сочинение Л. Н-ча: прощальное письмо (речь) к юношам, приходившим к Чертковым. Чертковы ему всё не посылают поправленного экземпляра и сами не издают. Коротенькая статья, и вот уже два месяца, как могла бы появиться5.

Около маленького круглого стола Л. Н. с Д. А. Олсуфьевым разговорились об Олсуфьевых. Подсели к ним Мария Александровна, Варвара Валерьяновна, Н. Л. Абрикосова, Сергей Львович, Михаил Сергеевич, Иван Иванович и я. Татьяна Львовна (у нее мигрень) лежала возле на кушетке и прислушивалась к разговору, который в этот раз был очень живой и интересный.

Говорили, главное, Л. Н. и Олсуфьев.

Л. Н. вспоминал об Олсуфьевых (Баден-Баден), о бале в Кишиневе. На этом бале Долгоруков, доктор (тогда было введено ограничение в приеме студентов на факультеты, кроме медицинского) — это был доктор из аристократии, Л. Н. не так выразился: из высшего общества, — он распоряжался танцами, а тут были великие князья, как он кричал на великих князей! Л. Н-чу не нравилось, что армия постоянно отступает, а в это время балы, и тогда решил попроситься перевестись в Севастопольскую армию. Л. Н. хочет это записать для Бирюкова6.

Олсуфьев говорил про то, как они (уполномоченные Красного Креста при госпиталях) остались в Мукдене и как подходили японцы ощупью, не уверенные в том, что русские войска ушли. Конница шла шагом, зигзагом, как при облаве на волка. Японский офицер, увидав прекрасную его лошадь, отнял ее (протесты не помогли). Мукденское сражение было чуть ли не самое кровавое в истории: из строя выбыло сто шестьдесят тысяч русских (в Бородинском — пятьдесят тысяч), тридцать тысяч убитыми и семьдесят пять тысяч ранеными; прочие разбежались, попали в плен. Он похоронил тысячу русских. В сражении почувствовал, что войны не должно быть. Противника не видно, только дым, шрапнели. Говорили что-то о порохе.

Л. Н.: Хорошее изобретение (порох).

Мария Александровна: Как?!

Л. Н.: Хорошее изобретение, видишь: ты стреляешь... и в тебя стреляют. Уроки (эти) продолжаются столетия.

Л. Н. желал прочесть его, Олсуфьева, описания (воспоминания о войне).

Олсуфьев: Тяжелые ранения были от артиллерийских орудий, а мелкокалиберные японские ружья простреливали навылет, и раненый солдат шел еще пятнадцать верст после этого. Из ста раненых бывало только четыре-пять тяжелораненых.

Потом что-то о стычках штыками.

Л. Н.

Дмитрий Адамович согласился, он не вспомнил, чтобы видел раненного штыком.

Дмитрий Адамович: Японцы очень милые, вежливые; смотрели на нас, как на высших.

На вопрос Л. Н. о китайцах Олсуфьев ответил, что к ним чувство (у него былой осталось) пренебрежительное.

Л. Н.: Я жалею — не имел сношений с китайцами; с японцами много. У них у всех — и у одного, который профессировал14* мои взгляды (Токутоми) — какой низкий духовный уровень.

Дмитрий Адамович: Поражало, как они жгли трупы (своих) совсем без всякого чувства сожаления. Я и не знал, что трупы горят, как полено. У японцев рыцарства нет; они, если выгодно, разбегаются, как мыши; если же нужно, погибают. Под Порт-Артуром наполняли рвы своими телами. Такого патриотизма ни у кого нет. Я думаю, они всех победят, и американцев.

Говорили о бывшем министре Милютине (Дмитрии Алексеевиче).

Л. Н.: Володя Милютин объявил нам, мальчикам (Толстым), что бога нет7.

Олсуфьев сказал, что теперь (Д. А. Милютин) — 92-летний старик; что он удивительно бодр, свеж.

Л. Н.: А он был скорее слабого телосложения.

Андрей Львович, вернувшийся из Маньчжурии и читавший «Войну и мир», говорил, что на войне в Маньчжурии было все так же, как в «Войне и мире» описано. Дмитрий Адамович стал говорить, что маньчжурская война — точь-в-точь севастопольская. Те же бездарные полководцы и т. д. — ничего не переменилось.

27 октября. Л. Н. утром высказал то, что вчера не сумел (Л. Н. о себе: «Утром похож на человека, вечером — совершенно дурак») Ивану Ивановичу — как излагать этнографию и географию в серии задуманных Л. Н. книжек. Народу (и детям), который знает только свою жизнь с полицейскими, подать ясно, живо, как живут другие народы и как они до своего положения дошли. Начать с России, описанием нынешнего строя жизни и потом ретроспективной истории (как дошло до нынешнего строя); потом соседей, Китай, Индию, Норвегию, Швейцарию. Живо, коротко, без внешней систематической скучной научной методы. Использовать путешествия. Материал огромный, его нельзя всего исчерпать.

Л. Н. уже полтора месяца как стал очень забывчив: не помнит людей, имен, когда о них говорят.

Он делает огромнейшего напряжения умственную работу — «Круг чтения». Может быть, от этого его мысль устает.

Л. Н. ездил с Д. А. Олсуфьевым на почту в Ясенки, главное — из-за писем к Гусеву, переслать их ему в Крапивну, и сам написал ему письмо1. Очень огорчен и сожалеет, что Гусев сидит за него. Только не показывает, но очень страдает.

За обедом Л. Н. по какому-то поводу сказал, что в детстве звали его Левка-Пузырь.

«язычников», которые, собственно, потому язычники, что мы их не знаем.

Вечером было шумно. Сергей Дмитриевич два часа морил Л. Н-ча «Соединением и переводом Евангелий». Все сомнительные места, кроме двух, Л. Н. поправил. Сергей Дмитриевич увлечен, одушевлен этой работой. С 10.30 до 11 разговор о Генри Джордже, объясняли его члену Государственного совета Дмитрию Адамовичу. Сергей Львович играл на фортепьяно, Л. Н. с Дмитрием Адамовичем — в шахматы с 11 до 12.

Сегодня Л. Н. хотел меня попросить съездить в Тулу за почтой, писем накопилось около 40, между прочим, от П. А. Столыпина, но не хотел утруждать. Попросил стражника. Л. Н. принес Дмитрию Адамовичу книжечку «Часы» Накрохина и сказал:

— Душан Петрович, вы «Часов» Накрохина, кажется, не читали?

— Я: Не читал.

Л. Н.: Ах, это вам предстоит большое удовольствие!

Л. Н. получил сегодня письмо от Куртыша, которое писал ему другой, фальшивое. Сам Куртыш — бессарабский румын и думает, что сам плохо пишет. Действительно, плохо, но все-таки несравненно лучше, чем этот, не понимающий его, фразер2.

Сегодня девочка из Тулы, ей собрали 10 р.

Уехали в Москву Александра Львовна (на урок фортепьяно), Сергей Львович, С. Д. Николаев, И. И. Горбунов.

28 октября. Утром уехала Мария Александровна. Л. Н. писал губернатору о беспричинном арестовании Гусева, чтобы его скорее отпустили1. Почерку Л. Н. твердый, никакого старческого колебания, и гораздо тверже, четче, чем несколько лет тому назад. Л. Н. получил сегодня письмо Столыпина: ответ о Генри Джордже и по поводу А. М. Бодянского, которого арестовали за его книгу «Духоборцы», и Л. Н. просил освободить его2.

Л. Н. в «Круге чтения» для детей избегает слова «который»: например, «Человек, который ищет бога», Л. Н. заменяет: «Если человек ищет бога».

Михаил Сергеевич сообщил Л. Н., что в «Голосе Москвы» 27 октября напечатано о публичном отказе от военной повинности в Москве перед комиссией. Имя отказавшегося не приведено3. Л. Н. был рад и сказал, что он бы этого — чтобы сотни отказались, — особенно желал. Но не ввиду факта — он раньше или позже совершится, — а ввиду облегчения участи страдающих.

Татьяна Львовна говорила Наталье Леонидовне, что Танечка много пьет, потому что у нее диабет.

Л. Н.: Перестаньте говорить глупости...

С 9 до 10 Л. Н. читал вслух и Михаил Сергеевич продолжал — из только что полученной и недавно вышедшей книги Ивана Наживина «В долине скорби» — рассказ «Золотая рота», и очень хвалил:

— Наши же братья ведь они! Превосходно! Чувство меры только раз нарушено.

Еще хвалил в той же книге «Мой учитель» и «Упрощение жизни». Разговор о других его рассказах в этой книге4

Потом читали письмо П. А. Столыпина к Л. Н. Пишет, что он — за собственность на землю и потому против Генри Джорджа, отрицающего собственность. Письмо скромное. Конец трогательный. У Л. Н. дрожал голос, когда его читал.

Л. Н.: Столыпин так, как Олсуфьев, не имеет понятия о Генри Джордже. Генри Джордж — сторонник собственности. Он за обложение рентой земельной и за освобождение от податей труда, улучшение земли, построек.

Об этом спор между Л. Н. и Михаилом Сергеевичем, который утверждал, что Генри Джордж не признает права завещания, продажи земли. Л. Н. утверждал, что право завещания останется за владельцем земли.

Столыпин охотно согласен поговорить о Генри Джордже с Николаевым, которого рекомендовал ему Л. Н-ч. Л. Н. поручил Олсуфьеву сказать Столыпину, что Николаев охотно приедет к нему, и послал Столыпину свою книжку «Единое возможное решение земельного вопроса», отметив некоторые места.

Л. Н. сделал это, поручив Дмитрию Адамовичу передать на словах свой ответ Столыпину, с видимой безнадежностью переубедить Столыпина или добиться чего-либо в пользу Генри Джорджа. Но Л. Н. делал это как свой долг, стойко. На слова Столыпина в его письме Л. Н. сказал, что отстранить себя от распределения земли по тем будущим результатам — нельзя; одни догадки могут быть. Л. Н. сказал, что он не станет опровергать Столыпина на том основании, что тот может указывать непрактические результаты в применении теории Генри Джорджа на деле, т. к. эта теория, в сущности, соответствует высшей справедливости.

Дмитрий Адамович уезжал. Побыл четыре дня, ласкаемый всеми. Очень приятный человек. Про его старшего брата Мишу говорили, что он еще милее, тоньше.

С 11-го часа, когда уехал Олсуфьев, Л. Н. остался разговаривать с родными, с Варварой Валерьяновной, Натальей Леонидовной — они уезжают завтра утром — что-то о веке людском.

Л. Н. сказал, что в Псалтыре сказано: человеку век 70 лет, а если он сильного сложения — 80. Л. Н. так и живет с постоянным сознанием, что в эту ночь может уйти, и постоянно готовясь. Я себе отчасти этим объясняю его глубокую любовь к людям, что он не отказывает никому в помощи, каждый день делает неимоверные усилия в литературном труде, в отвечании на письма, в хлопотах об обращающихся к нему за помощью, в посылке книг, которые дает обильно и просящим из любопытства, и таким, которые могут себе купить их.

На днях Л. Н. кому-то говорил о разнице буддизма и христианства, что, по буддийскому учению, назначение свое могут исполнять одни старцы, по христианскому учению — все.

29 октября. Л. Н. искал меня, чтобы передать письма для ответа. В 2.20 я пошел к нему и застал его за чтением Наживина «В долине скорби». Передал девять писем.

Вечером в 7 приехал Андрей Львович. Когда в 9.30 я вернулся домой, застал Л. Н. читающим вслух Наживина «Белую опасность».

— Как верно описывает! — воскликнул Л. Н.

Плохо слушали, что̀ Л. Н-чу мешало, часто смотрел в сторону шушукающихся. Пришла Татьяна Львовна в трнавском15* чепце, этому тоже удивлялись, тоже мешали и раздражали Л. Н., и он старался скорее докончить.

Потом, за чаем, разговор о Гусеве. Губернатор ответил Л. Н., что это дело еще не дошло до него1. Михаил Сергеевич заметил, что губернатор хитер. Андрей Львович стал что-то скоро говорить, из-за чего, по недоразумению, дошло до спора между ним и отцом. Тут действовало на Л. Н. раздражение от того, что мешали ему читать.

Л. Н. нравилось то, что он читал сегодня, и нравилось ему из читанного вчера, как сектант пришел на баррикады, разговор его, но дальше, по словам Л. Н., идет путаница, и с художественной точки зрения фальшиво. Нет одного постоянного созерцателя-рассказчика; нравилось Л. Н. («это превосходно», — сказал он), особенно то место, которое осуждал Михаил Сергеевич, где рассказывается, как сектант образ разбивает. Потом мне продиктовал письмо Наживину — что он читает его книгу «В долине скорби» и многим восхищается и кое-что осуждает. Особенно нравится «Золотая рота»2.

Михаил Сергеевич порицал Наживина за самоуверенность, дерзость. Л. Н. заметил на это, что те места, где самоуверенно и дерзко, выходят у него сильно.

Л. Н., хваля Наживина, упрекал его за то, что у него нет этого великого свойства истинного художника: чувства меры. Наживин переполняет, утрирует.

Л. Н.: Куприн никакой идеи (не имеет), просто офицер.

Л. Н. (все продолжая думать о читанном в «Белой опасности» Наживина): Я теперь думал, как университет накладывает печать консерватизма. Тут нечего возражать. — И Л. Н. продолжал говорить про дармоедов, в том числе с университетским образованием: — Было десять на плечах тысячи, потом еще десять, потом 500, и все еще прибавляется. В Англии, Америке, Австрии их больше, чем у нас. Потом их будет 700 на плечах 300. Этот процесс не может продолжаться.

Л. Н.: Таня, какое большое счастье, что ты в хороших отношениях с людьми, с мужиками. Это большое удовольствие, особенно, если, имея злое чувство, преодолеешь его в себе.

Михаил Сергеевич говорил про Танечку, что она так жалостно плачет.

Л. Н.: Это очень хороший признак — не зло плачет.

30 октября. Заболела Танечка. К обеду Л. Н. принес новый русский теософический журнал, похвалил девиз его1. И прочел вслух.

Софья Андреевна (относительно прочтенного): Что истина? Православному — одно, магометанину — другое.

Л. Н.: Религия может быть различна, а истина — та одна у всех. Как то, что нельзя убивать.

Еще Л. Н. принес брошюру Успенского «Обществоведение для начальных школ»2.

«Кругом чтения». Учил мальчиков. За обедом спросил Михаила Сергеевича, читал ли он статью Меньшикова в «Новом времени» 28 октября, где нападает на правительство за то, что судят Лидваля3. Это Л. Н. сказал таким тоном, как если б он больше доверял Меньшикову, чем всем другим, нападающим на Лидваля. Юлия Ивановна сказала, что А. А. Стахович будет судиться за диффамацию. Это он поднял дело Гурко — Лидваль. Л. Н. заохал за А. А. Стаховича, что такое делает.

Л. Н. прочитал вслух Михаилу Сергеевичу, Юлии Ивановне и мне из рассказа «Мой учитель» (Рамакришна) в книге Наживина «В долине скорби» (страница 199): «Он никогда никого не искал. Его убеждение было: сперва сладь с собой, сперва достигни мира духовного, а результаты придут сами собой. Любимым пояснением его этой мысли было: «Когда цветок лотоса раскрывается, пчелы сами прилетают к нему за медом — пусть расцветет только лотос вашей души, а о результатах не беспокойтесь». Это великая истина. Немногие понимают силу мысли. Если человек замурует себя в подземелье и умрет там, исполненный действительно великой мысли, мысль эта пройдет сквозь гранитную толщу подземелья и в конце концов охватит все человечество».

Я спросил Л. Н., так ли это? Л. Н. ответил: «Да». — И сказал, что он об этом думал и что он поставил вопрос иначе:

— Если бы людей засыпало в шахте и осталось малое отверстие, при котором можно дышать воздухом, можно ли оттолкнуть другого или соблюсти нравственный закон? Непременно соблюсти его. Этические законы принято соблюдать ввиду того, что другие видят, или ввиду того, что это полезно. Тут же эти расчеты не имеют значения. Всем через пять минут погибать.

Л. Н.

Михаил Сергеевич: Но это мистическое.

Л. Н.: Называйте, как хотите.

Михаил Сергеевич

Л. Н.: Может быть, это парадоксально (утверждать), но, в сущности, нет необходимости, если признавать то, что я признаю: реально одно духовное, а материальное есть фикция.

Разошлись в половине 12-го.

31 октября. Пополудни Александра Львовна уехала в Калугу к брату Илье Львовичу.

— Прочел всю книгу (Наживина «В долине скорби». Рассказал содержание). Язык мужицкий у него хорош. И драма (Л. Н. рассказал содержание драмы) интересна. И рассказал о «Карае», который Юлии Ивановне не нравился: милый, художественен. Михаил Сергеевич спросил:

— Есть ли что интересного в новом номере «Нового времени»?

Л. Н.: Нет.

Я заметил, что прочел вчерашний фельетон Меньшикова о Гурко и Лидвале. Михаил Сергеевич сказал, что Гурко виноват в одном том, что Лидваль нашел к нему путь через распутных женщин. Гурко хотел недорого купить хлеб для продовольствия, это и удалось ему через шведа Лидваля.

(о серьезных вопросах жизни), и Л. Н. уговаривал Михаила Сергеевича не ездить в Рим на зиму, а оставаться в Ясной. Михаил Сергеевич ответил, что едут из-за перемены климата для нездоровой Танечки (малярия). Второе, что у него четверо детей живет в Швейцарии, и они переедут в Рим.

В школе шесть мальчиков. Л. И., кроме «Круга чтения», читал им из «Золотой роты» Наживина и рассказал по английской, с иллюстрациями, книжке о сахалинских и иессовских айнах1. Решил с завтрашнего дня давать им переписывать изречения и заучивать наизусть, чтобы занять их, т. к. приходят очень рано, им нечего делать. Мальчики от этого в восторге.

За чаем говорили об Александре Львовне, которая как раз приезжает к Илье Львовичу.

Л. Н. принес книгу об айнах и говорил:

— Странно, народ вымирающий... их сказки пустые. Впрочем, англичанин, который о них эту книгу писал, недалекий. Говорят, они похожи на русских мужиков, — и показывал их на картинке. — Они все на меня похожи, — констатировал Л. Н.

Л. Н. прочел страницу из драмы Наживина, как крестьяне-родители посетили дочь, горничную у богатого купца. Л. Н. хвалил его народный язык:

— У него есть талант, но поспешно пишет, издает; у него бурлит в... — и Л. Н. показал на голову.

Разговор о Танечке, ее болезни: как ее всю ночь носили, с ней возились, ее трясло в пароксизме припадка малярии. Л. Н. сказал:

— Я в хину не верю. В Севастополе за то, что я писатель, перевели меня в горную артиллерию в Бельбек, там солдаты страдали лихорадкой — я не заболел. Одних отвозили в больницу, другие оставались и выздоравливали без всякой хины.

— Митенька-брат был святой жизни человек. До 23—24 лет не знал женщин. Молился, в монастыри ходил; и потом Константин Александрович Иславин его развратил. С падшей женщиной, с которой пал (сошелся). Решил, что это брак, и жил с ней до 28 лет. Я его посетил в Орле и через два-три дня уехал назад в Петербург. Он через неделю умер2. — Л. Н. об этом говорил с отвращением к себе, к своей тогдашней скверной жизни в обществе.

Л. Н. грустил о Гусеве:

— Надо что-нибудь сделать, чтоб его отпустили.

Я

Л. Н.: Не хочу злоупотреблять. Недавно просил его о Бодянском.

Примечания

2 октября

1 В разделе «Среди газет и журналов» процитировано интервью Г. С. Петрова с сотрудниками газ. «Сегодня» и Сл. «Не убий» (НВ, № 11333).

2 Вероятно, высказывание Герцена в кн. «С того берега» (гл. «LVII год республики единой и нераздельной»): «Пока развитое меньшинство, поглощая жизнь поколений, едва догадывалось, отчего ему так ловко жить; пока большинство, работая день и ночь, не совсем догадывалось, что вся выгода работы — для других, и те и другие считали это естественным порядком, мир антропофагии мог держаться» (Герцем, т. VI, с. 56).

3 Вентцель. Как создать свободную школу (Дом свободного ребенка). М., 1906.

3 октября

1 P. Roseggerändnisse und Erfahrugen aus dem religiösen Leben. Lpz., 1906.

4 октября

1 С. Л. Толстой исполнил произведения Грига, Шопена, романс Рубинштейна «Ночь», который Т. «очень любит» (Т. А. Кузминская. В Ясной Поляне осенью 1907 г. СПб., 1908, с. 29).

1 Klarissa Olds Keeler. The Crime of Crimes, or The Convict System Unmasked. Washington, 1907 (Япб, пометы).

2 «Воскресения», гл. XXXIII.

6 октября

1 См. Зап. кн. 18 июня 1906 г.: «От Гончар. озлобленное письмо» (т. 55, с. 377). Это было письмо не от Гончарова, а от Е. Е. Гончаренко.

2 Т. перевел для «Круга чтения» ряд написанных двустишиями изречений из кн. Силезиуса «Cherubinischer Wandersmann». Yena — Lpz., 1905 (Япб, пометы).

3 Азадовский. Белинский и русская народная поэзия. — ЛН, т. 55).

4 В 1870-х гг. В. И. Алексеев был домашним учителем С. Л. Толстого.

1 И. Наживин. Голоса народов. Вып. 1. М., 1908 (Япб).

2 Вероятно, книга гр. С. С. Уварова «Совершенствуется ли достоверность историческая?» Пер. с франц. Дерпт, 1852. Ср.: «Изобретение типографского искусства постановило, как относительно бытописания, так и бытописателей, условия, доселе неведомые; но что они, для достоверности исторической, нисколько не выгоднее причудливой, полной свободы повествователей Греции, Рима и Средних веков, до XV-го столетия» (с. 17).

3 В восп. Т. Л. Сухотиной отзыв Т. о «Maison Tellier» не приводится. Отмечено только, что книга не произвела впечатления. Мнение Т. о «Maison Tellier» осталось неизменным (см. т. 30).

4 «Круга чтения» при письме от 23 мая 1906 г. Т. отв. 10 июля 1906 г. (т. 76, с. 174). Сохр. рук. Окоева с многочисленными пометами Т. Для «Круга чтения» Т. ею не воспользовался.

5 Ошибка Т. или Маковицкого: драма «Les âmes ennemies» принадлежала перу не бывш. католич. монаха и проповедника, снявшего с себя сан, Щ. Г. Луазона, а его сына — писателя П. Г. Луазона (Япб, дарств. надпись). См. ЛН, т. 75, кн. 1, с. 440—447.

8 октября

1 «Courrier Européen», с выражением сочувствия Б. Бьёрнсону, резко критиковавшему позицию венг. мин. народного просвещения гр. А. Аппоньи, к-рый ликвидировал школы нац. меньшинств и насильственно вводил обязательное обучение венг. яз.

2 Отвергнутую газетой корресп. М. С. Сухотин опубл. в «Моск. еженедельнике», № 44, 10 нояб. под загл.: «Набег экспроприаторов (Письмо в редакцию из Новосильского уезда, Тульской губ.)».

9 октября

1 Письмо Б. Бьёрнсона от 15 окт. н. с., вызванное приписанным Т-му письмом, к-рое появилось в «Courrier Européen». Т. отв. 10/23 окт. (т. 77, с. 218—219). 1-й вар. ответа, продиктованный Маковицкому 9 окт., неизв. (см. т. 77, с. 286).

2 P. H. . Le droit des vierges. Comédie dramatique en trois actes. Avec une lettre de B. Björnson. P., 1903 (Япб).

3 В Списке (т. 77, с. 311) отмечено только 4 письма от 9 окт.

10 октября

1 «März» (Япб).

2 Письмо А. И. Иконникова от 7 окт. с описанием его жизни в дисциплинарном батальоне. 10 окт. Т. отв. Иконникову и в тот же день написал И. М. Куртышу и Е. Е. Гончаренко (т. 77, с. 219—221).

11 октября

1 В. С. Ляпунова возвращалась к Чертковым в Англию, и Т. послал с нею письмо от 11 окт. (т. 89, с. 74—75).

12 октября

1 В. . Повесть о том, как Стахович съел Стаховича (Р. сл., № 233, 11 окт.).

13 октября

1 В № 233, 12 окт. сообщалось о назначенной на тот же день первой постановке пьесы Л. Л. Толстого «Моя родина» в театре Корша. В Япб сохр. ее литограф, изд., б. г.

14 октября

1 Письмо И. П. Накашидзе к Т. от 7 окт. (почт. шт.).

2 «Моя родина» — в № 237 газ., 13 окт.

3 Вероятно, отзыв на пьесу «Пелеас и Мелисанда», поставленную в окт. Вс. Э. Мейерхольдом в театре В. Ф. Комиссаржевской.

4 См. объявление в НВ, № 11311, 8 сент.: «Сегодня открытие сезона. В 1-й раз в России <...> оперетта в 3 д. «Тореадор». В 1-м д. «Купальщицы в море»». Этой «сенсационной опереттой» И. Керайла и Л. Монктона открыл в тот же вечер сезон и петерб. театр «Пассаж».

5 «Круга чтения», принадлежат Т-му. Первая, ключевая: «Искусство есть человеческая деятельность, имеющая целью передавать людям те высшие и лучшие чувства, до которых дожили люди» — т. II, с. 339—341 (ср. т. 42, с. 149—151).

6 Е. И. Лозинский. Что же такое, наконец, интеллигенция? (Критико-социологический опыт). СПб., 1907 (Япб, пометы).

7 «Оно уже настает, — сказал Павел Иванович, — и обходится народу дороже, чем бюрократия и землевладельцы» (Т. А. Кузминская. В Ясной Поляне осенью 1907 г., с. 35).

15 октября

1 Мысль Плутарха о Пифагоре, включенная Т. в «Круг чтения» на 24 сент., — т. II, с. 253 (т. 42, с. 74—75).

2 Гусев II, с. 33; приписка Т. — т. 77, с. 222.

16 октября

1 А. М. . Духоборцы. Сб. рассказов, писем, документов и статей по религиозным вопросам. Вып. 1-й. Рассказы. Харьков, 1907, с. 71—72.

2 Э. Карпентер. Я есмь. Пер. с англ. И. Ф. Наживина. М., «Посредник», 1907 (извлечение из кн. Э. Карпентера «From Adam’s Peak to Elephanta»). В 1896 и в 1905 гг. Т. читал книгу Карпентера «Civilisation: its Cause and Cure». В 1896 г. Т. читал ст. Карпентера «Modern science». По совету Т. эту ст. перевел Сергей Львович, Т. исправил пер. и написал предисл. (т. 31, с. 87—95).

3 2-е изд. этой кн. вышло в Лондоне в 1907 г.

4

17 октября

1 Г. Спенсер. Право собственности на землю. Пер. с англ. С. Д. Николаева. М., «Посредник», 1907. Кн. состоит из гл. IX—X соч. Спенсера «Общественная статика», перепечатанных из кн. Г. Джорджа «Запутавшийся философ».

2 На письмо П. П. Подмарькова от 12 окт. Т. отв. 17 окт. (т. 77, с. 227; текст не точно воспроизв. в Юб. изд. по этой записи Маковицкого: «Книги посылают, какие есть»).

3 , № 239, 16 окт. («Последние известия»).

19 октября

1 Письмо к Д. А. Олсуфьеву от 26 сент. (т. 77, с. 206—207).

2 В тетр. Маковицкого сохр. копия письма Н. А. Шейермана к Г. А. Новичкову от 14 июля об устройстве трудовой колонии.

1 Тема дня: жизнь — это служение — т. II, с. 350—352 (т. 42, с. 159—160).

2 А. Гарнак. Сущность христианства. 16 лекций, прочитанных в Берлинском университете. Вып. 1. СПб., 1906 (Япб. Кн. не разрезана).

3 Д. . Жизнь Иисуса. СПб., 1907.

4 В СМ, № 10 напеч. стихотв. К. Д. Бальмонта («Морская примета»), Е. Тарасова («На перекрестке»), Л. Василевского («Тени города») и др., рассказы О. Миртова («На берегу»), Н. Осиповича («Воля») и др. (Япб).

5 Р. вед., № 239, 19 окт. («Телеграф и телефон»).

6 «Судебный процесс Гардена» (НВ, № 11351, 18 окт. в разделе «Внешние известия»).

22 октября

1 Т. рассказал сказку Х. К. Андерсена «Пятеро из одной шелухи». Полн. собр. сказок. Пер. Марко Вовчка, т. II. СПб., 1872, с. 114—119. Последний эпизод сказки — пятая горошина попадает к больной девочке.

23 октября

1

24 октября

1 См. т. 77, с. 281.

2 Письмо И. М. Куртыша было прислано И. Ф. Наживиным при письме от 3 нояб. н. с. На конв. помета Т.: «Списать».

3 «Научные письма. К вопросу о борьбе с холерой» (№№ 11304, 11323, 11337 и 11351 газ., 1, 20 сент., 4 и 18 окт.).

4 М. . Положение русского музыкального общества (под рубрикой «Музыкальные наброски» — № 11355, 22 окт.).

26 октября

1 Ср. т. 36, с. 168—169.

2 Том I вышел в изд. «Посредник» в сент.; 3 окт. на него был наложен арест.

3 «Неделе», к-рую издавал В. В. Битнер, в 1906 г. печатались запрещенные произв. Т-го. Ст. «Что такое религия и в чем сущность ее?» составила 3-й вып.

4 А. Гикман и А. Ф. Маркс. Всеобщий географический и статистический карманный атлас. Изд. 2-е. СПб., 1903 (Япб, кабинет Т.).

5 «Верьте себе» (т. 37).

6 Воспоминания Т. относятся ко времени его службы в Дунайской армии (окт. 1854 г.). Бал был устроен в Кишиневе в связи с приездом вел. кн. Николая и Михаила Николаевичей. Т. для Бирюкова этого не записал. О причинах, побудивших Т. просить о переводе в Севастопольскую армию, см. в его письме к С. Н. Толстому от 3 июля 1855 г. (т. 59, с. 321).

7 Этот эпизод относится к 1838 г. Т. рассказал о нем в гл. 1 «Исповеди» (т. 23, с. 1).

27 октября

1 Письмо от 27 окт. (т. 77, с. 229—230).

2

28 октября

1 Письмо к Д. Д. Кобеко от 28 окт. (т. 77, с. 230—231).

2 Письмо П. А. Столыпина от 23 окт. в отв. на письма Т. от 26 июля и от 18 окт. Не соглашаясь с учением Г. Джорджа, Столыпин возражал Т-му и отстаивал свою политику хуторского хозяйства. В этом же письме он сообщил, что отдано приказание пересмотреть дело А. М. Бодянского (сб. «Лев Николаевич Толстой». М., 1928 (на обл. 1929), с. 91—93).

3 Заметка «Отказ от присяги новобранца» (№ 249).

4 И. . В долине скорби. М., 1907. Содерж.: «Золотая рота», «Упрощение жизни», «Где Человек?», «Путь к Человеку», «В дни безумья», «Белая опасность», «Карай», «Мой Учитель», «Речь, произнесенная индийским монахом Свами Вивеканандой в обществе «Веданта» в Нью-Йорке», «В долине скорби» (драма).

29 октября

1 Письмо Д. Д. Кобеко от 29 окт.

2 См. т. 77, с. 314.

1 № 1 «Теософического обозрения» (окт. — Япб). Девиз, журн.: «Нет религии выше истины».

2 М. И. УспенскийЯпб, дарств. надпись).

3 Ст. под рубрикой «Письма к ближним»: «Правительство под судом. — Нерадение или усердие? — Шабаш ведьм» (НВ, № 11361). В. И. Гурко обвинялся в том, что самовольно заключил договор от имени казны с представителем торгового дома Лидваль и К° швед. подданным Э. Лидвалем на поставку ржи в неурожайные губ. и при этом выдал Лидвалю задаток.

31 октября

1 J. . The Ainu and their Folk-Lore... L., 1901 (Япб).

2 Д. Н. Толстой умер 21 янв. 1856 г. О приезде Т. в Орел 9 янв. 1856 г. — см. т. 34, с. 385, и т. 47, с. 65.

Сноски

1* Ред.

2* Софья Андреевна обо всем говорит, не имеет тайн. Татьяна Андреевна в своих записках скрытнее. Илья Львович из всех детей Толстых самый умный, Вера Сергеевна бесконечно мила.

3* внедрении (чеш.).

4* Пропуск в подлиннике. — Ред.

5* Я рекомендовал Bliss «Handbook of Socialism», которая есть в библиотеке и которую Масарик мне рекомендовал3.

6*

7* книги имеют свою судьбу (лат.).

8* Пропуск в подлиннике. — Ред.

9* Юлия Ивановна; помнит его — был пренесносный человек.

10* отстраненного от должности (словац. suspendovat).

11* «pôsobenia». — Ред.

12* В подлиннике словацкое слово «озброения» — Ред.

13* Недавно читали мемуары: о Тургеневе — Татьяны Львовны; о Думе — Михаила Сергеевича; о Л. Н. — Татьяны Андреевны. Гостям в Ясной Поляне не скучно.

14* исповедовал (от франц. professer).

15* Трнава — город в Словакии. Окрестности его славятся красивыми народными костюмами.

Раздел сайта: