Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1907 г. Август

2 августа. Вчера вернулся из дому в Ясную. Этот раз было видно, что были мне рады и Л. Н., и Софья Андреевна, и Александра Львовна. Застал Черткова, приехавшего поработать. Л. Н-ча застал здоровым, бодрым, веселым. За обедом были: Звегинцева с племянником Черкасским, адъютантом варшавского генерал-губернатора Скалона. Он рассказывал про ряд покушений. Л. Н. просил перестать о том, больно было ему. После играли в шахматы. Приехал Дима Чертков, потом пришли Перна, Рябов и Досев, — болгарин двадцати одного года, очень симпатичный, детски искренний человек, А. Б. Гольденвейзер, С. Д. Николаев. Владимир Григорьевич работал днем в павильоне в саду. Л. Н. беседовал с ними в кабинете. Сегодня было очень много просителей и других посетителей у Л. Н.

Л. Н. (в 4.30 с балкона громко): Саша, а Саша! Что палец твой?

Александра Львовна: Что, папа̀?

Л. Н. (еще громче): Что палец твой?

Александра Львовна: Палец мой ничего.

Л. Н.: Ну и хорошо.

Александра Львовна: Папа́, ты узнаешь по стуку, кто пишет?

Л. Н.: Да. (Александра Львовна писала на машинке в комнате Варвары Михайловны «под сводами».)

3 августа. Сегодня Л. Н. встал в 7 и около 8 уже гулял. Поговорил с пришедшими. Одного молодого человека, по намеку Владимира Григорьевича, пригласил к чаю на веранду. Владимир Григорьевич приехал утром заниматься в павильоне. Л. Н. в девять часов, взяв газеты, ушел в кабинет. За чаем прочел ответное письмо редактора «Русских ведомостей», что они готовы напечатать его новую статью «Не убий никого». Л. Н. хочет напечатать ее разом в нескольких русских газетах1, а Чертков предлагает и в заграничных, в «Times», только, чтобы Л. Н. согласился на месяц отсрочить печатание. Л. Н. согласился.

Вечером приехали Хирьяковы из Ясенок, где гостят у Чертковых, с Димой, Гольденвейзер. Лаун-теннис. Л. Н. пришел к играющим, посмотрел немного и ушел гулять в сад. Потом Л. Н. играл с А. М. Хирьяковым в шахматы. Софья Андреевна просила Гольденвейзера сыграть Аренского. Л. Н. просил сыграть еще что-нибудь Аренского и после второй пьесы просил Гольденвейзера:

— Еще Аренского, еще Аренского. — Гольденвейзер сыграл третью. — Прекрасно!

совете было предложено снова ввести в войсках телесное наказание. Были за него четверо, между ними великий князь Константин Константинович. Гольденвейзер доказывал, что войско революционизировано. Л. Н. не отвечал... Когда гости ели дыню, Л. Н. пригласил меня к себе присесть и спрашивал об отце, братьях. Рад был тому, что отец спокойно смотрит смерти навстречу: «Это главное». Когда гости уехали, Александра Львовна рассказывала, как Татьяна Львовна и все Сухотины увлечены опытами китайского полесадоводства Демчинского. На 90 саженях засадили рожь и будут ее пересаживать. Она хочет то же испробовать в Телятинках. Л. Н. поощрял ее и советовал на большем куске, чем 90 саженей: на 1/16 десятины — 150 саженях.

— Это разрешение земельного вопроса, когда зерно даст 300, 400 зерен, — сказала Александра Львовна.

Л. Н. сказал, что одна десятина даст урожай такой, как теперь 30 десятин.

Александра Львовна (с воодушевлением): Сухотины хотят заинтересовать народ, и я уверена, что некоторые крестьяне за ними будут так сажать.

Л. Н. вычислял, что и теперь иной корень дает 12 колосьев, на каждом по 10—30 зерен. Всходит только малая часть зерен, слабые гибнут от густоты. Если <опыт> удастся, — какое будущее!

4 августа. Суббота. Утром приехал Чертков с одним из молодых людей — друзей, живущих у них в усадьбе Гужона, в Ясенках. Л. Н. погулял с ним и дал ему читать, что̀ теперь пишет.

— Эти молодые люди, — говорил Владимир Григорьевич Л. Н-чу, — мечтают узнать ваши воззрения.

Я ходил с Владимиром Григорьевичем купаться. Владимир Григорьевич начал говорить, как его беспокоит, что у меня Записки только в одном экземпляре. Надо бы их списать. Как это сделать?! Рассказал мне о Л. Н., что в прошлом месяце Л. Н. стал писать «Не убий никого» и говорил, что больше нового писать не будет. Перестал составлять «Круг чтения», «Евангелие» для детей и обучать их. Они сами стали меньше ходить — сделал перерыв, им веселее в поле. Владимир Григорьевич ему сказал, что это временная слабость, что он перед сильным подъемом духа1*.

В Петербурге арестовали Фельтена за «Не убий». Это было толчком к тому, что Л. Н. стал писать «Не убий никого».

Среди этой работы написал письмо к Столыпину о земельном вопросе. Очень трогательное письмо к сыну своего друга, не предназначенное для чтения. Владимир Григорьевич с Александрой Львовной его переписали1.

Гольденвейзер в последнее время играл часто, и это в Л. Н. вызывает желание писать художественное, но художественного не писал2. Л. Н. в последнее время сделал открытие в философии. Настоящее я не есть то, что сознает, а то лучшее, что́ сознаешь, любовь; оно сливается с богом, оно постепенно открывается.

У Л. Н. всегда, когда чувствует слабость, усталость, мысль работает, подъем, и выйдет сильное, новое.

Я полюбопытствовал, о чем Владимир Григорьевич спросил третьего дня утром у Л. Н.

Владимир Григорьевич: В «Крестнике» и в «Отце Сергии» есть, что келейник, к которому ходит народ за поучением, привыкает к роли, она составляет его тщеславие, и, когда не приходят, некому проповедовать, ему скучно. Я спросил Л. Н., испытал ли он когда такое чувство, т. к. именно в тот день не было у него посетителей с вопросами.

— Сколько раз, — ответил Л. Н., но потом замял, заговорил об ином.

Среди дня приехал Сергей Львович с Марией Николаевной, Сережей и его французской гувернанткой. Радушные.

Л. Н. попросил меня убрать из кабинета книги: Renan «St. -Paul», Reuss «Les Epîtres pauliciennes»; С. Соловьев «История России в царствование Екатерины II», т. V; «Сковороду» Гусева (изд. «Посредника» с отметками Л. Н. и поправками); Сочинения Сковороды. Харьков, 1894 г.

За обедом Л. Н. рассказал, куда ездил верхом — к провалам.

Л. Н.: Я нынче выехал 79-ти лет, приехал к Засеке — стало лет 70, потом чудная дорога, тишина, лес, солнце, Провалы — стало лет 40, я благодарил бога, потом (стало) 13. Чудная прогулка! Это удовольствие верхом, смирная лошадь, солнце, зелень, живой души не встретил, круг — верст 15.

Александра Львовна заговорила о том, что завтра собирается с Варварой Михайловной туда. Л. Н., поощряя Варвару Михайловну, сказал ей:

— Но вы будете в компании, хоть какой приятной; одному умилительна эта прогулка.

Все решили завтра туда пройтись: Софья Андреевна, семья Сергея Львовича, Юлия Ивановна.

— Представь себе землю и лес, и они провалятся и образуется озеро — глубокое, глубокое, — объяснял Л. Н. внуку Сереже. — На моей памяти случился один провал. — Л. Н. описывал дальше красоты провалов до того увлекательно, что Софья Андреевна его останавливала, потому что завтра, после описания, не будет интересно Сереже.

Потом Л. Н. рассказывал Марии Николаевне про гостей Чертковых; говорил с любовью про Досева:

— Он жил в Болгарии, издавал в болгарском переводе мои сочинения, потом в Швейцарии, на земле Тани3. Бедно совсем жил.

Чертков вспомнил, что Досев говорил, что Болгария обеднела с тех пор, как стала самостоятельной. Раньше не было бедных, теперь есть; раньше достаток был распределен равномернее, а теперь есть и бедные и богатые.

Недалеко от провалов деревня Свинки.

Л. Н.: В Свинки слепой человек2* зовет меня в гости. Хотел к нему поехать; мне нравится, что зовет меня в гости.

Дальше Л. Н. говорил, что вчера спросил Диму, не тяжелы ли отцу, матери столько молодых людей — гости, живущие у них. — «Ничего. Эти люди нам, по крайней мере, известны, а в Англии дом набит разнородными, чужими».

Л. Н. очень радует общинная жизнь у Чертковых.

После обеда к Л. Н. пришли три ученика: Роман и Валек Николаевы и Алеша Сидорков. Л. Н. пригласил и внука Сережу учиться. Мария Николаевна пошла слушать.

Вечером Л. Н. на веранде играл в шахматы. После Гольденвейзер играл сонату Шопена4. Л. Н. нравилась, кроме последней части. Л. Н., сидя в кресле у дверей, разговаривал с Чертковым и обещал ему статью «Не убий никого» через дня два.

— Мне хочется эту статью кончить, чтобы скорее имела действие, хотя знаю, что никакого действия не будет. Я написал комедию («Зараженное семейство», ее рукопись в Историческом музее), в которой осмеял тогдашних революционеров, и отдал Островскому, я был с ним на ты. Он сказал: «Нужно переработать». Я торопил — время такое... «Что же ты нетерпелив, — заметил мне Островский, — ты боишься, что они поумнеют так скоро?» Очень остроумно!

Поздно, в 10 ч., приехал господин, приславший свою карточку, — Г. И. Клепацкий, журналист. Л. Н. попросил ввести его в гостиную.

Клепацкий рассказывал про Соловки и другие монастыри Севера и двух «прозорливых старцев», которых видел там. Оба простые, обращаются на ты, суеверные, один из них пьет. Л. Н. заинтересовало только (и то мало) сообщение, что есть Печенгский монастырь на севере Колы с 40 монахами.

Л. Н. спросил его, знает ли брошюрку Кропоткина «Что же делать?», и просил достать ему5 и хотел бы еще две-три наилучшие революционные брошюрки, такие, которые имеют влияние на студентов, на молодежь.

Клепацкий — сотрудник «Голоса Москвы», направления умеренного, партии «17 октября». Л. Н. спросил, кто издает эту газету.

— Рябушинский, Бахрушин, Гучков вложили 800000, подписчиков пока 10—12 тысяч.

Л. Н. спросил, убеждены ли они в своей программе и как относятся к убийствам. Клепацкий утверждал, что твердо стоят за «не убий».

Сергей Львович возразил, что Гучков допускал военно-полевые суды.

— Как временное средство, высказано условно, но они принципиально против всякого убийства, — сказал Клепацкий.

Чертков говорил про революционеров из Тулы, участвовавших на митингах у них, в Ясенках, что они были пьяные, и о необходимости устройства кружков непьющих молодых людей. Л. Н. сочувствовал этой идее.

Л. Н. говорил о статистике «Нового времени», о том, какие политические арестанты молодые люди, т. е. политические деятели, на которых влияют господа Милюковы. В Бутырском пересыльном замке 67% общего числа политических составляют юноши от 16 до 20 лет, 25% — молодые люди от 20 до 25 лет, 5% — в возрасте от 25 до 30 лет6.

5 августа. Воскресенье. Пополудни съездили на катках к провалам. Туда приехал верхом Л. Н. Не слезая с лошади, поговорил с нами и уехал в направлении на Козловку. За обедом М. А. Шмидт. Чудный теплый вечер. После обеда долго сидели под вязами. Л. Н. много рассказывал Марии Николаевне и Марии Александровне, между прочим, об упомянутой вчера статистике политических преступников. Делают революцию молодые люди. Они добрые, но не в состоянии видеть последствия убийств.

Мария Николаевна подтверждала: у ее брата к забастовке уговаривали крестьян юноши. Рассказала, что ее дядя Саша (Олсуфьев) любил императорский дом как семью, но говорил про Николая II, что он не любит русский народ.

— Хорошо было бы, — прибавила Мария Николаевна, — если бы он был заменен другим правительством.

Л. Н.: Милюков будет лучше? Не может быть лучше. Нам дано освободиться от насилия вообще, исходи оно от Николая II или Милюкова, республиканцев или капиталистов, миллиардеров. Мне ясно, что выход один — христианство, целое, оно à prendre ou à laisser3*, а ключ к нему — непротивление.

(Невестки Л. Н. гораздо ближе ему, чем сыновья — их мужья. Все они в душе толстовки, исключая Дору Федоровну, которая шведского происхождения.)

Л. Н. заметил о Кузьмине, что он такой скептик.

Кто-то рассказал о Накашидзе, что он убеждал революционеров, чтобы, не убивали; его не слушали; потом убеждал солдат, чтобы не убивали; его посадили в тюрьму.

Л. Н. в половине 10-го ушел к себе, вернулся в четверть 11-го и принес «Review of Reviews»; подал Сергею Львовичу, чтобы прочел одну статейку, где об упадке вкуса в Париже за последние 40 лет.

Л. Н.: Нынешний вкус: новое. Красота (которая была) не нравится, не удовлетворяет, а <требуют> новое. А новое — урод.

Еще Л. Н. сказал:

— Заграничных газет я не читаю; не знаю, что пишут о русской революции, но в «Review of Reviews» ни слова о ней. Для них перестал» существовать.

Л. Н. о молодом человеке, которого привел сегодня Чертков. Он, кажется, каждое утро приводит одного нового. «Как познакомился с Чертковым, — говорил молодой человек Л. Н-чу, — свет увидал. Мой отец, учился у вас, вы его выучили на учителя». (Теперь он крестьянином в Белевском уезде.)

Вечером с 9 до половины 11 Сергей Львович играл на фортепиано, между прочим словенские (словацкие) песни по нотам. Л. Н. похвалил их.

Л. Н. («на крокете»): Думать — лучше, чем говорить: говоря, несвободен, находишься под влиянием собеседника; писать лучше, чем говорить: пишешь, имеешь в виду всех, широко объясняешь.

6 августа. Понедельник. Утром в 8-м часу «под сводами» Александра Львовна с Варварой Михайловной писали на машинке «Не убий никого». Л. Н., идя мимо на прогулку, спросил:

— Саша, плохо пишется?! Я вчера плохо писал за нездоровьем. Я ходил купаться; ваша купальня — там надо такую гимнастику делать, чтобы слезать.

И Л. Н. раскашлялся. Пошел гулять.

Чертков приехал. Уехала Мария Александровна. Почта. Л. Н. хотел; мне, но отдал Черткову письма для ответов.

Вечером Варвара Михайловна рассказала, до чего непохожа статья; «Не убий никого» в нынешнем виде на ту, которую прочел Л. Н. недавно. Совсем другая. Две страницы остались непереработанными.

За обедом Л. Н. хвалил рожь Александры Львовны. Не помнит, чтобы такая рожь была — 20 копен на десятине — высокая, густая. Восхищался тем, как у Чертковых: там 50 человек народу! Поощрял Александру Львовну туда поехать, и она поехала с Сергеем Львовичем и Марией Николаевной. Гольденвейзер будет играть сонату Шопена.

Пришли ученики. Л. Н. встал и пошел с ними заниматься. Вечером Л. Н. не выходил к чаю, не совсем здоров.

7 августа.

Велеминский провел время с 9 до 2 в лечебнице со мной, потом смотрели сад, дом, библиотеку, пошли к Николаевым. Николаев говорил о том, что теперь не надо ни говорить, ни писать, надо распространять сочинения Л. Н.; их в России меньше знают, чем за границей. Он переводит Рейса в «Соединении и переводе четырех Евангелий»1. Об издании Генри Джорджа говорил, что для большего распространения их нужно не даром посылать, а цены назначать низкие и объявлять о книгах. Вспоминал слова

Л. Н.: «Две Думы собирались, две Думы рассуждали о земельном вопросе, и хоть бы один человек заикнулся о Генри Джордже».

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1907 г. Август

ТОЛСТОЙ НА ПРОГУЛКЕ ВЕРХОМ БЛИЗ ДАЧИ КОЗЛОВКА

Фотография В. Г. Черткова, июнь — сентябрь 1907 г.

«Л. Н.: Чудная прогулка! Это удовольствие верхом, смирная лошадь, солнце, зелень, живой души не встретил, круг — верст 15» «... Пополудни съездили на катках к провалам. Туда приехал верхом Л. Н. Не слезая с лошади, поговорил с нами и уехал в направлении на Козловку». — Записи от 4 и 5 августа 1907 г.

Л. Н. с Чертковым читали письмо Моода к Л. Н.2 Моод теперь переводит сочинения Л. Н. для Черткова. Они, Чертков и Моод, через Томпсона имеют общее дело. Л. Н. о Мооде:

— У меня чувство, что знакомство со мной — сверх его сил (т. е. он сам не дорос до взглядов, которым служит, которые распространять хочет).

Вечером приехали Хирьяковы. Л. Н. с ним в шахматы. Его — Александра Модестовича — будут судить за стихотворение «Мирная марсельеза». Разговор сначала об этом предстоящем суде, потом о третьегодняшней сходке у Чертковых и о многом ином. Потом о духоборах; я прочел письмо Гридчина ко мне о том, что они не согласны, чтобы присланные ими 5000 р. были израсходованы на другое дело, чем на помощь голодающим. Л. Н. сказал, что он рад их решению (употребить их в пользу голодающим).

Разговор о голоде. Кто-то передал слова Суткового, что в Самарской губернии солнце выжгло все — ожидать голода. Говорили о фальшивой роли интеллигенции и правительства в помощи на голоде. Интеллигентам «помогать мужикам», на плечах которых сидят! Это только для успокаивания своей совести — так помогают одни господа.

На возражение, что и духоборы так поступают, Л. Н. сказал:

— Петр. Васильевич (Веригин) как бы тоже господин. Раньше в столовые приходили только самые бедные, потом стали приходить недостаточнее. Теперь по требованию крестьян выдавало правительство помощь всем, заискивало расположение крестьян и потому давало всем без разбора. Когда это все даром, готовое есть, зачем самим дома готовить, приходили все. (Л. Н. говорил об этом со скорбью, жалостью, стыдом, так же говорил и о своей помощи.)

— Господам, с их уверенностью, что могут устраивать помощь народу, это — блохам устраивать здоровье человека, на котором живут.

Потом говорил, что и решение земельного вопроса подобное. С земельного фонда раздавать землю крестьянам — почему не дворовым, рабочим, чиновникам? К «единому налогу» они не подойдут, который — решительная мера. Витте читал французские книги, газеты и берется устраивать жизнь русского народа, которого не знает.

Хирьяков: А Витте — из них лучший.

Л. Н. дальше говорил, что бюджет теперь 2 500 миллионов, собираемых с народа.

Хирьяков заговорил о том, что в Петербурге ужасно много безработных, надо им доставлять общественные работы; только беда в том, как общественные работы назначаются; сейчас работ не хватит безработным, т. к. уже нахлынут новые рабочие на эти работы; не знают, как быть.

вине; что вопрос о безработных сводится, в сущности, к земельному вопросу. Дайте возможность работать на земле, и о безработных тогда не может быть и речи:

— Это (удовлетворить безработных) превышает силы каких бы то ни было общественных деятелей, — и сказал французскую пословицу. — Столыпин за это дело берется, я бы не брался. При свободном доступе к земле эта задача отпадет. Тогда пойдут на фабрику работать те, кто за хочет идти добровольно, за плату, от него зависящую; теперь же идут на фабрику с принуждением.

Потом — не помню связи — Л. Н. рассказал, что какая-то барыня в Москве приехала в гостиницу, вошла к нему в вуале, передала 2000: «Пожалуйста, употребите для помощи народу»3. Он в Ясной фонд устроил, из которого в трудных случаях можно было давать ссуды; давали на 10%, раньше одолжали на 50%.

— Потом, - говорил Л. Н., — сменили меня, мирового посредника, как левого — правым, и тут эти деньги куда-то делись.

Зашла речь о Н. Ф. Федорове. Л. Н. тепло, с любовью, добросердечным сочувствием и юмором рассказывал о нем. Он был библиотекарем Чертковской библиотеки в Москве на Мясницкой. У него была своя вера, и единственный его ученик был Петерсон, он жив. Вера их — в воскресение тел всех умерших. Все усилия науки <следует> направить на воскресение умерших. Он писал об этом, и трактат этот находится у Петерсона4. Был религиозный человек; на свое занятие библиотекаря смотрел, как на служение другим. 70-летний старик бегал по лестницам доставать книги. Спал на доске, покрытой бумагами и ничем другим.

— Раз я у него, — рассказывал Л. Н., — увидел зимнее пальто и сказал ему: «У вас новое пальто». Он: «Да, у меня два пальто, одно легкое, другое — это, надо бы отдать одно». Сейчас устыдился! Святой жизни был человек. Его знал и Сергей Дмитриевич Николаев.

Потом Л. Н. рассказал про революционера Маликова в 70-х годах. Он был по взглядам близок Л. Н.; потом, под влиянием женщин, сделался православным. О нем Л. Н. вспоминал как о человеке, удивительно добром, сердечном.

Петерсон женат на дочери Огарева, бывшего владельца Телятинок. Об Огареве этом Л. Н. рассказывал:

— Когда мы были мальчиками, он был хвастуном, у нас ему казалось все простым, малым. Мы ему показали на большой пруд. «А вот еще пруд — нижний». — «Что это за пруд, это лужа, я ее перепрыгну». Разбежался — и бац в середину!

Говорили о Ювачеве.

Л. Н.: Ювачев, хотя я разрушаю его веру, относится ко мне очень хорошо.

Революционеры его книгой о Шлиссельбурге5 — недовольны, потому что с любовью пишет о притеснителях, палачах, тюремщиках. Говорили о Морозове, про 25 лет жизни одиночного его заключения. Л. Н. не ужасался ею. Жизнь в одиночном заключении и жизнь на свободе стоит одна другой — и рассказал пример. Сутковой спокойно переносит заключение.

Л. Н. спросил Хирьякова о Леониде Семенове, поэте — имеет ли в литературе имя?

— Он лично интересен мне, — сказал Л. Н. — Живет собственным трудом у крестьян в Рязанской губернии. Изверился в барстве своем. Писал мне и был у меня6. То, что и сейчас печатают его стихотворения, это, так сказать, его прежние грехи.

Разговор про религию.

Л. Н.: Мне свойственна моя, но никак не думаю, что она высшая.

Л. Н. ездил к Горбуновым в Овсянниково. За обедом рассказал, что там видел Тодосиенко, который подбивал павловцев (Хилковских 1901 г.); когда они находились в возбуждении, он увлекся. Он был с ними на каторге в Сибири. Они теперь поселились в Иркутской губернии. На Л. Н-ча Тодосиенко произвел доброе впечатление. Когда Владимир Григорьевич припоминал, что Тодосиенко будто бы нарочно подстрекал павловцев, Л. Н. не верил. Л. Н. рассказал, что Тодосиенко говорил ему, что их исправника и других надо жалеть. «Когда один меня ударил в щеку, зубы выбил, я, кроме жалости к нему, ничего не питал»1.

Утром приехал М. С. Сухотин.

Л. Н.: Я нынче кончил статью «Не убий никого». Это бывают у меня такие периоды. Письма написал. Люблю, когда освобождаюсь.

Софья Андреевна перевела речь на некрасивое лицо Евфросиньи Дмитриевны, как на ней мог Александр Модестович жениться. Л. Н. вспомнил, что у Тургенева была воспитанница Варя2, которая ему сказала, что она никогда не видела более безобразного человека, чем Толстой.

— Так что я к красоте лица равнодушен, — прибавил Л. Н.

Разговор о П. А. Сергеенко. Л. Н. защищал его; говорил, что он делает усилия совершенствования (когда кто позади на тысячу миль, то если он проходит столько же в день, как я, то мы равны).

Владимир Григорьевич: Я ничего против него не имею, только он тяжел.

Л. Н.: В этом я с вами согласен.

Михаил Сергеевич прочел Л. Н. анонимное письмо Татьяны Львовны в «Голос Москвы» о том, как крестьяне у них тушили пожар. «Если не помогать друг дружке, так жить нельзя», — сказал ей один старик-крестьянин. Л. Н. письмо понравилось, хочет его поправить и приписать к нему несколько строк, под которыми подпишется3.

Л. Н., сидя на диванчике (все другие около стола), вздохнул:

— Как хорошо быть 80-летним! Не строишь планы: то и то сделать, а просто живешь.

Другой раз сказал: «Старость — радость».

— Какая-то эпидемия устраивать жизнь других, а своей не умеешь устроить, — сказал Л. Н.

Вечером пришел Колесниченко. Он весной бросил Военно-медицинскую академию. Потом работал с Сутковым в «Обновлении» и на голоде в Самарской губернии. Теперь чувствует обязанность помогать материально матери (непривилегированным трудом). Пока хотелось бы ремеслом каким заняться, столярством. А потом в земледельческую колонию.

Он в Самарской сдал дело помощи голодным в руки доверенных молокан, которых ему указали «братья» (добролюбовцы); они сами перестали распределять помощь и сами отказались от того, чтобы им дали из духоборческих денег на общину, как Сутковой хотел.

Л. Н. советовал Колесниченко и Сутковому, чтобы все-таки кто-нибудь из них туда поехал, а то доверенные, хотя они, наверное, честные, могут быть соблазнены родственниками: кумовство, — только посторонние могут беспристрастно распределять:

— Подумайте, что дали бы здешним крестьянам суммы.

С 7 с половиной до 8 по просьбе Л. Н. играл Гольденвейзер. Нравились мазурка Скрябина и прелюд Рахманинова и ноктюрн Шопена. Л. Н. хвалил перо Swan, которое привез ему Чертков.

9 августа. Четверг. Л. Н. нездоров печенью. Все-таки не удержался съездить верхом. Был у Чертковых. Вечером был Велеминский, говорил с Софьей Андреевной.

Л. Н. говорил про «соколов», что они отдают чересчур много физическому. Говорил о сокольском слете в Праге. Объявления слета и картины на них нехороши: бьют на эффект.

По поводу неприличного романа, печатаемого в «Биржевых ведомостях», говорилось о том, как неприятно, противно действуют неприличные рассказы. Л. Н. сказал:

— Разум содействует доброй жизни, добрая жизнь содействует разуму.

К чаю Л. Н. не выходил.

10 августа. После жарких, сухих дней сегодня дождь. Л. Н. нездоровится, не выходил. Утром были среди прохожих два стихотворца, показывавших свои стихи Л. Н. За обедом был Чертков, и с ним Л. Н. побеседовал у себя в кабинете. Пополудни Л. Н. поговорил с Велеминским. Велеминский прочел Л. Н. следующие два вопроса из письма Яначека: 1) Что̀ надо делать, чтобы даже в мыслях не грешить, чтобы достичь мира и равновесия и не только тому человеку, который ничтожности света пережил, но и тому, который их даже не познал. Толстой читал Торо: какого он мнения о его взглядах на чистоту, чувственность, любовь. 2) Может ли человек совершенно возродиться, может ли он волей и трудом через границы своей физической личности витать (schwingen). Л. Н. прочел эти два вопроса в немецком переводе.

Л. Н. хворает; сидел в кресле в кабинете. На первый вопрос сказал:

— Неясно. Это sexuelle Frage4*. Это, я думаю, вечная у нас борьба есть, должна быть. Это искушение.

На второй вопрос:

— Странно поставленный вопрос. Разумеется, никто не может знать, что̀ будет после смерти. Я об этом много раз говорил. Да, это какие-то странные вопросы.

Потом попросил достать в его тумбочке около кровати записную книжку; прочел в ответ на первый вопрос.

Мне Л. Н. (после беседы с Велеминским) сказал, что разница между его и Масарика взглядами та, что Масарик признает насилие: не христианин. Понравилось ему определение Халупным характера славян (чехов), что могут проявить удивительное напряжение сил (Чешское братство), но скоро ослабнут. Велеминский, очевидно, понравился Л. Н.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1907 г. Август

ТОЛСТОЙ В ГОСТЯХ У В. Г. И А. К. ЧЕРТКОВЫХ

Ясенки, дача Кулешовых, 19 июня — 15 сентября 1907 г.

Фотография В. Г. Черткова

«Л. Н. нездоров... Все-таки не удержался съездить верхом. Был у Чертковых». — Запись от 9 августа 1907 г.

— в его религиозных сочинениях (христианских), а не в сочинении «Kritik der reinen Vernunft», которое превозносится.

Л. Н. говорил об упадке немецкой философии после Канта.

— При отсутствии религиозных воззрений неизбежно наступает упадок и в художестве и в философии, — сказал Л. Н.

Чертков говорил с Л. Н. о Штирнере и что Ницше — только повторение Штирнера.

Л. Н.: У Штирнера нет выработанного учения, а отрывочные мысли, бьет на оригинальность.

Вечером получены письма от двух музыкантов. Из «Посредника» получено десять пудов книг. Мария Николаевна просила из них в Никольское для библиотеки. Л. Н. очень рад. Мария Николаевна хочет выдавать книги под залог 10 коп., чтобы приучать людей возвращать книги.

Л. Н. о письме и книге немецкого писателя Martin Schlesinger и присланной им книге (L’Houet «Zur Psychologie des Bauerntums»)1. В письме пишет про русских людей, что он не видит разницы между чиновниками и интеллигентами (на которую напирает пресса); и те и другие ему кажутся людьми слабыми. Одна надежда на крестьян, между которыми есть сектанты, — они столько перенесли и доказали свою духовную силу. Сегодня говорил об этой же книге Колесниченко и мне:

— Книга хороша, где пишет про фабричную работу. Молодой человек, который имел общение с дедом, бабушкой, родителями, грудными детьми, скотиной, природой, лишается воздействия их, очутившись заключенным между четырех стен, между себе равными по возрасту, потому что в фабричной жизни не бывает влияния стариков. Не говоря о телесном, он должен духовно захиреть. Это рабство хуже крепостного; я помню крепостное. Если мне выбирать: быть крепостным у самого жестокого помещика или рабочим на фабрике, выбрал бы первое. Крепостной работает на свободе, у него свой дом, семья окружает его, и обеспеченное существование, а тут (на фабрике) как потеряешь работу...

Мария Николаевна: Как быть без фабрик? Они ведь необходимы при нынешнем строе жизни.

Л. Н. ответил, что при земледельчестве (можно) заниматься ремеслами, как до сих пор было и еще есть: печники, валяльщики, кузнецы, портные и другие.

Мария Николаевна: Можно сократить рабочее время на фабрике.

Л. Н.: Вечный вопрос либерализма: бросить вредное или продолжать его делать так, чтобы делать его менее вредным. Гораздо лучше все сначала начать, чем эти паллиативы. Он (L’Houet) так понимает, что культурные люди — это старые, а крестьяне — это молодые, и пишет, что 30-летняя война менее вредна, чем 30 лет культуры.

11 августа. Л. Н-чу лучше. Дожди.

Я с Велеминским съездил к Горбуновым. Иван Иванович списал Велеминскому названия лучших книг детской русской литературы и других произведений, годящихся для перевода на чешский язык, и биографические данные о лицах, из писаний которых Л. Н. черпал материал для «Круга чтения». Елена Евгеньевна ему помогала. С таким знанием и охотой это исполняли! Вернулся поздно вечером. Л. Н. сидел с Марией Николаевной и Колесниченко, и говорил про книгу L’Houet. Колесниченко, конфузливый и очарованный беседой с Л. Н. (сегодня вечером Л. Н. был особенно великолепен, премило собеседовал), спросил Л. Н-ча:

— Брат Александр (Добролюбов) говорит, что не нужно читать книг. Однако же означил мне, какие он считает лучшими книгами. У меня тут список. Могу прочесть его?

Л. Н. согласился:

— Очень рад.

Колесниченко читал список, и Л. Н. делал примечания5*:

«Сочинения Лао-тзе. — Очень хорошо.

Сочинения Конфуция. — Неважно.

«Веды», «Упанишады», «Лотос Доброго Закона», «Джайнровские сутты». — Знаю.

Монгольский катехизис. — Не знаю.

Кабала.

 

Зогар. — «Еврейское».

   

Магометанство

 Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1907 г. Август

Суфийское учение —
Бабидское »
Бекташи

 

«Коран — книга, знаменитая своей пустотой. Арабы хвалят Коран за красноречие; говорят, что язык (изложение) цветной; что нет книги с лучшим языком. Мы в переводе этого не различаем, а остается только пошлость».

«Отрывки из Зендавесты», перевод на латинский язык Anquetil du Perron. — «Как будто слышал».

«Надписи друидов». — ......6*

«Молитвы древних американцев». — «Читал, не сочувствую, худо».

Узнать о следах ессеев и гностиков.

«Сочинения мужей апостольских».

 Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1907 г. Август

Л. Н. Удивился: «Не нужно знать».

«Сочинения апологетов».

Сочинения Оригена7*.

Гераклит и Плотин (эннаиды).

О Плотине (особенно о эннаидах): «Очень хорошо».

Порфирий и Прокл. — ......6*

«Святая Тереза». — «Хорошая вещь».

«Цветочки Франциска Ассизского» (fiorotti). — «Ничего себе, а жизнь Франциска Ассизского поучительная».

Сочинения Бёме и Сведенборга. — Да, есть хорошее у них, но так, мистики».

«Рюнсброк Фламандский». — «Не слыхал».

Сочинения Фокса (учение квакеров). — «Очень слабое...».

Ливанов. «Раскольники и острожники». — ......6*

Сочинения Паскаля. — «Да».

Сочинения Maine de Biran. — Л. Н. удивился: «Этого не понимает, к чему его Добролюбов приводит».

Сочинения Метерлинка (особенно «Сокровище смиренных»). — Л. Н. видимо удивился: «О боже мой!»

Руссо и Рёскин. — ...... 6*

Посмертная книга Виктора Гюго «Бог». — «У него есть и другие хорошие вещи».

...... 6*

Л. Н. помолчал немного и сказал:

— А в общем список странный.

Потом Колесниченко прочел два стихотворения Добролюбова (песни братьев). Л. Н. слушал внимательно и сказал:

— В них ничего нового.

Потом Л. Н. спросил что-то про Кузьмина, а Колесниченко сказал, что Кузьмин писал Малеванному, чтобы приехал.

Л. Н.: Рад ему буду — человек пострадавший. Колесниченко еще раз спросил про книгу учения Конфуция.

— В ней мало почерпнете, читайте один выбор (избранные мысли Конфуция).

Л. Н. (к Колесниченко): Мудрость — знание того, до чего дошли Конфуций, Будда, Кант, Паскаль. Добролюбов советует не читать, молчать. Как же лишиться этого удовольствия? Я стар, а все-таки читаю. Надо отвечать, когда задают вопрос.

Л. Н. принес английскую книгу Каруса с китайским текстом и английским переводом: Лао-тзе. «Тао-те-Кинг (Книга о пути добродетели)»1

Л. Н.: Вот книга! Тао есть сознание полного единства с богом.

Л. Н. открыл и прочитал: «Когда потеряно Тао, является добродушие; когда потеряно добродушие, является справедливость; когда же потеряна справедливость, является приличие»2.

— Это удивительная книга. Я теперь настолько стар, что не конфужусь. Я просто ее буду переводить (с английского, французского, немецкого), хотя это будет далеко от (подлинного) текста. Я было хотел начать учиться по-китайски, потому что я так молод. По этой книге можно по-китайски выучиться.

Л. Н. стал показывать Колесниченко, какой знак какое слово означает. Потом опять читал (переводил) и сказал:

— Чувствуешь что-то великое.

12 августа. Утром уехал Колесниченко, приехал Тенишев. Пополудни приехали М. А. Шмидт, Горбунов, Наживин, И. К. Дитерихс, Велеминский, он же в половине 8-го вечера уехал совсем.

Л. Н. благодарил Ивана Ивановича за книги изд. «Посредника», которые прислал Л. Н-чу для раздачи 10 пудов. С Велеминским простился тепло, он оставил хорошее впечатление.

— шахматы с Гольденвейзером. Потом подсели другие, и Л. Н. беседовал. Спросил Наживина, знает ли про татарина, о котором писал Иконников. Он принадлежит к магометанской секте «полк божий», сидит за отказ от военной службы1. Тенишев стал отстаивать правительство, что оно должно наказывать отказывающихся по религиозному убеждению, а то откажутся и другие не по религиозным причинам.

Л. Н.: И прекрасно. Они готовы страдать. Государство должно их преследовать.

Разговор о книге евангелического пастора A. L’Houet «Zur Psychologie des Bauerntums».

Л. Н. прочел вслух заключение, из которого видно направление всей книги.

Л. Н.: Мне кажется, что это славянская черта — при религиозном убеждении отсутствие всяких соображений: семейного... (?) У Лютера этого нет.

Разговор об эсперантском съезде в Кембридже. Л. Н. читал реферат в «Review of Reviews». Присутствовали представители 30 наций. Наживин сказал, что все это напрасно, эсперанто не имеет будущности, потому что это искусственный язык.

Л. Н.: Ведь это упрощено, сокращены грамматика, слова. Вавилонская башня наделала беды.

Наживин сказал, что, живя в Финляндии с прекрасным народом, патриархальным, около Пернео, лишен был возможности иметь с ним общение из-за незнания языка: «Да, Вавилонская башня!»

Л. Н.: Мне кажется, это кончится; через пять веков будет один язык. Есть еще бо́льшие нелепости: сделать крестьян собственниками. Единственное объяснение — это макиавеллизм, это ядовитый макиавеллизм: сделать из крестьян собственников. У кого будет 15 тысяч десятин, сможет указывать на другого, у которого 14 десятин, что он тоже собственник. Хуже Вавилонской башни. Безземельные же останутся. Я не верю в макиавеллизм (в смысле, что он будет иметь прочное действие).

Потом зашла речь о хуторском хозяйстве и о том, что новым циркуляром министра внутренних дел поощряется выделение хуторов.

Л. Н.: Это хуторское хозяйство... Я думаю, что на это крестьяне не пойдут.

Наживин: Упорно не идут.

Тенишев стал утверждать, что некоторым выгодно закрепить за собой те полосы, которые имели в 1906 г., не выходя в хутора.

Л. Н. возражал, что не может быть выгодно, т. к. крестьяне уравнивают полосы на мирских сходках; если на одном поле вышла кому получше полоса, то в другом дают ему похуже. Как кричат при этом — целый день. Сравняют какие-нибудь болотца да еще жребий бросают.

Наживин помнит хорошо эти крики с детства, когда отец его был старостой.

Иван Иванович рассказал с ужасом, о чем полны газеты; как в Пермской губернии у отшельника, бывшего каторжника, нашли в бане десятки трупов женщин-богомолок в гробах. «Русские ведомости» на днях писали, Л. Н. не поверил и сказал:

— Это дворник Алексей выдумал (намекая на его выдумку третьего дня об экспроприаторах в лесу).

Л. Н. вспомнил, что читал в «Новом времени», что конфисковано «Изложение Евангелия» с примечаниями. Недавно — «Не убий» (издание «Обновления»).

— Все более и более конфискуют мои писания, — сказал Л. Н. вдумчивым, серьезным тоном.

13 августа. Понедельник. Приехали Сергей Львович, Сулержицкий.

За обедом Сулержицкий рассказывал про своего 4-летнего сына, как тот страшится ужасного; когда ему рассказывают о волке, не дает договорить.

— А мы в газетах только это и пишем, — заметил Л. Н.

После обеда Сулержицкий представлял, как поет фонограф. Все хохотали до боли. Л. Н. должен был встать из-за стола, настолько смеялся. Потом Сулержицкий пел русские, цыганские песни и другие. Разговаривал с Л. Н. о режиссерстве, актерах.

Л. Н. вспомнил Мартынова, лучшего русского актера, какого знал, видел его в «Ревизоре» (Хлестаков).

Л. Н-ч Сулержицкому касательно его способностей актерских, художнических, умения петь, плясать и т. п.:

— У вас собрание талантов.

В 7 часов уехали Чертковы, Варвара Михайловна, Хирьякова (совсем).

Л. Н. не ушел к себе, а остался слушать Сергея Львовича, игравшего на фортепиано, и Сулержицкого. Сергей Львович сказал, что по пути читал что-то Макса Нордау.

Л. Н.: О нем можно сказать: «He has got more brains than is good for him»: «<У него> больше ума, чем ему нужно»1, употребляет его, куда не надо.

Софья Андреевна сказала, что стала читать что-то Марселя Прево.

Л. Н.: Марсель Прево очень талантливый.

Л. Н. получил письмо от Макасеева-духоборца2.

Это лето — хотя менее, чем прежние, — все-таки шумно, беспокойно Л. Н-чу. Сегодня с 6 до половивы 11-го пробыл в обществе и к 11 опять выходил.

Софья Андреевна жаловалась, что конокрады увели четырех лошадей.

14 августа. Вторник. Возивший меня к больному угрюмовский извозчик, ездивший в Туле 25 лет, ругал Софью Андреевну и Л. Н. Ужасно ненавидит помещиков. Готовятся к забастовке. А на днях яснополянский крестьянин 60 лет, живший одно время в писарях и читавший газеты, говорил мне, что Л. Н. должен благодарить их (яснополянских крестьян), что его не жгут.

Л. Н-чу было вечером, наверно, слишком шумно, несколько разговоров разом, и потому просил Сулержицкого петь. Гинцбург изображал портного, ребенка, рассказывающего сказку, и другое. Сулержицкий — ученика-заику, отвечающего урок об Аврааме и трех странниках, «Рыбу в вазе» и другое. Сергей Львович и Гольденвейзер играли на фортепиано1. Уехали Сергей Львович с Марией Николаевной и Сулержицкий.

15 августа. Среда. Утром приехали А. А. Берс с дочерью, П. А. Берс с сыном. Л. Н. был им очень рад. В разговоре вспомнил представления вчерашнего вечера, что лучшее было — «рыба». Л. Н. присел к П. Г. Дашкевичу и говорил с ним сначала о каком-то солдате-забайкальце, который был утром здесь и который удивлялся убийствам, погромам, грабежам в России и говорил, что их легко прекратить публичными казнями. Он видел в Маньчжурии китайскую смертную казнь. Палач говорил прочувствованную речь: зачем его довели до того, что он должен человека казнить; многих довел этой речью до слез. В Маньчжурии, в провинции, величиною с губернию, пять-шесть казней в год за воровство.

Л. Н.: Ваши революционеры должны этому, ведущему к практической цели, сочувствовать.

П. Г. Дашкевич ответил, что, во-первых, не признает себя революционером, а, во-вторых, революционеры — не за казни, насилия; они допускают их только временно, пока не заменят существующие власти. Л. Н. сказал, что надо сейчас никого не убивать, а не «Пока убивать». Л. Н. в 2 часа пришел к теннису, посоветоваться с Петром Андреевичем о приехавшем в трехнедельный отпуск солдате из Бабурина, у которого недавно единственный брат умер и которому, по просьбе его матери, Л. Н. вчера попросил Сергея Львовича написать прошение, чтобы его не потребовали в войско1. Теперь пришли и мать и солдат. Оба требовательные; когда им Л. Н. отдал письма, мать попросила еще полтинник на путь в Крапивну. Л. Н. отказал. На вопрос Петра Андреевича, много ли таких обращается к нему, ответил, что много, и особенно письменно просящих денег, особенно теперь, когда в какой-то газете было напечатано, что он располагает какими-то фондами. Баба с сыном все не уходили, Л. Н. пошел к ним и, когда вернулся, сказал, что она надоедлива и солдат дерзок. Видит генеральский чин Петра Андреевича, которого Л. Н. привлек к разговору, и не снимает шапки.

Когда об этом говорил, пришел мужик 45 лет и поклонился Л. Н. в ноги. Л. Н. останавливал его, потом просил встать и, когда тот не вставал, Л. Н. сказал ему: «Тогда и я тебе поклонюсь» и тоже поклонился в ноги (и тоже становился на колени). Мужик сказал, что он погорелый из деревни... (далекой, я не знаю ее).

Л. Н.: Когда и сколько сгорело?

Мужик сказал, что сгорело три дома такого-то числа.

Л. Н.: Ступай, ничего не дам. — Мужик повернулся и без слов быстро ушел.

Л. Н.: Тоже нехороший. Услыхав, что здесь дают погорелым, достал документ и пришел один из трех, и так поздно. Приходят сейчас же после пожара.

Потом разговорился о революции, о земле с Петром Андреевичем, который во всем полемизировал, и Дашкевичем. Л. Н. был усталый и нервный, говорил вяло и как будто для того, чтобы поговорить с гостями и сказать полезное им, но говорил как бы по долгу и спеша, или мысли его были инде, или был слишком усталый, или недоволен собою, что осуждал бабу с солдатом и не дал погорелому. Собирался к Чертковым на сходку, пошел к дому за хлыстиком и поехал на Делире.

Вечером разговор с Александром Андреевичем о его сыне Саше, покончившем самоубийством. Л. Н. говорил, что причина: нет религии. Что-то неладно, и это надо устранить. Когда Александр Андреевич говорил, что ему нужно было занятие, Л. Н. сказал, что человек не может быть без занятия, сам себе его находит, соответственно внутреннему миросозерцанию.

Софья Андреевна обвиняла женщин в его смерти. «Всех шлюх перевешать!»

Л. Н.: Я в новой статье своей («Не убий никого») пишу, что если позволим себе кого-нибудь убить, то перебьемся все: правительство — революционеров, революционеры — правительство, рабочие — фабрикантов.

Говорили о земле. Петр Андреевич отстаивал собственность, что только при собственности можно улучшать культуру поля и что поэтому проект Генри Джорджа никогда не осуществится.

Л. Н. говорил, что он видит два выхода. 1) Генри Джордж, и что Генри Джордж — единственное и теперь возможное решение, которое может осуществить Столыпин, хотя шансов на это из миллиона — один; 2) непризнание правительства, неподчинение ему, неприбегание к суду Дашкевича (Дашкевич стоял возле), когда Л. Н. с Петром Андреевичем имеют какое дело, сами могут его уладить.

Петр Андреевич сомневался, что это когда-либо будет.

— Их внуки помрут, а будет. Сегодня первый осенний день.

16 августа. Утром, в 8.20 я постучался в спальню Л. Н., чтобы перевязать ему ногу. Л. Н. просил подождать минуту. Через секунд десять позвал; держал записную книжку в руке.

— Я сейчас записывал, вспомнился стих Шиллера, — и Л. Н. сказал его по-немецки приблизительно так: «Wende die grösste Kraft auf den kleinsten Punkt an»8* 1.

Л. Н. занимается, вероятно, «Кругом чтения» для детей2.

У Л. Н. был молодой человек Краморев, которому я год тому назад Писал (отвечал за Л. Н.)3; он обедал, Чертков и А. Вере с сыном Георгием. Александра Львовна поехала верхом, долго не возвращалась. Л. Н. сказал, что сегодня первый раз побоялся за нее: одна ездит. На замечание Черткова, что тогда и его Диме одному опасно ездить, Л. Н. сказал, что нет, что мужчина внушает уважение, женщина — вызывает.

Л. Н. с Чертковым — про какого-то солдата из посетителей Черткова, который на вчерашней сходке (удалась, было около 30 человек) говорил, что солдаты не должны стрелять в рабочих, что можно поступать в солдаты, но только когда прикажут стрелять в рабочих, тогда не стрелять. И он уверен, что это так и будет уже с будущего года.

Л. Н.: Это революционный прием — иметь в виду цель.

Л. Н.: Я читал сегодня книгу Наживина: «Чего хотят сектанты»4. Книга прекрасная и название хорошее. Первый рассказ — «Не наш», анархист из народа в настоящем смысле и конец его трогательный — коробки клеил, дети кругом него, его любили. Иван Иванович мне говорил, что запретили рассказ Наживина. Помню из него, как человек-атеист в церкви вышиб у попа из рук чашу, поп заплакал. — Когда Л. Н. это рассказывал, тоже зарыдал.

— Это так повлияло на человека, что он смирился и переменился, — докончил Л. Н.

Софья Андреевна сказала, что она тоже читает что-то Наживина:

— Он умный и много предметов у него, о которых пишет.

Л. Н.: Наживин женат на еврейке — религиозная, умная, кроткая женщина. Прекрасная мать. И ему из-за нее нельзя жить везде в России.

Л. Н. позвал Краморева к себе в кабинет. Потом Краморев играл на фортепиано и в 8.40 уехал с Чертковым к нему.

17 августа. Утром перевязал Л. Н-чу рану на ноге. За завтраком Л. Н. читал «Иллюстрированное приложение к «Новому времени»». Пополудни я с Александрой Львовной поехал на стенографический урок к Варваре Михайловне в Ясенки к Чертковым. Там на веранде Л. Н. сидел у стола, пил чай и разговаривал с Кузьминым о Кропоткине и анархистах-революционерах. Кузьмин говорил, что Кропоткин допускает покушения.

Л. Н.: Ожидаемыми последствиями никак не можем руководиться в своих поступках.

Л. Н.: Японская война — такой толчок в пробуждении русских! По-революционному можно войну желать, ради желанных последствий (по-христианскому — нельзя).

К обеду приехал Дима, потом Владимир Григорьевич, Перна, Гольденвейзер. Л. Н. играл в шахматы и разговаривал с ними. В четверть 10-го уехали. В это время привезли почту из Тулы, Л. Н. взял ее и пошел в кабинет, остановился и сказал:

— Буду читать письма: один просит 200, другой 1000 рублей. Ах, как это тяжело! Иногда жалостное письмо, но знаешь, что это невозможно.

18 августа. Утром пришел к Л. Н. перевязывать ногу. Л. Н. желал так оставить, без перевязки, хотя ранка довольно глубокая и не скоро заживет, но согласился на наложение сулемовой марли, ваты и прикрепление коллодием. С оживлением, радостью в голосе спросил:

— Видели вы рабочих, которые дожидаются? Они приехали из Тверской губернии поговорить (со мной). Слесари из Бологово.

Утром же приехал генерал В. Ф. Ильинский (из Харькова), 63-летний моложавый старик-патриот, видеть Л. Н. и поговорить с ним о патриотизме. Говорил про Линевича с уважением, как про решительного человека; про Куропаткина, что он завистлив и окружил себя бездарностями; некоторые из них ему вредили. Потом говорил, что войну надо было продолжать — и не была бы проиграна; японцы при Мукдене были разбиты, четыре месяца ни на шаг не подвинулись. Это Л. Н-чу верилось. Линевичу царь сказал, что он один был за продолжение войны. О себе Ильинский говорил, что хотел идти на войну, чтобы себя проверить и чтобы дать детям пример.

Л. Н.: Декабристы, мои отцы, при их христианстве искренно полагали воинское дело самым высшим; нам же этого нельзя при нашем христианстве.

Ильинский: А Фольмар на Штутгартском съезде социалистов нынешним летом говорил, что социалисты пойдут сражаться с внешним врагом государства1.

Л. Н.: Они не христиане, они материалисты.

Приходила дёминская баба-попрошайка «Халявка», пожаловаться, что старшина присудил ее на пять дней в холодную за то, что не хотела кормить пастуха и выругала старосту. Л. Н. удивлялся, как от нее — нищей — требовать кормления пастуха. И сказал:

— У нас выбирают в старосты или самых умных или когда не годится в подпаски, в пастухи: «В старостах походит». — И потом поехал в волостное правление заступиться за нее, чахоточную.

Вечером были Горбунов, Изюмченко, Шатов (учитель в школе на свободных началах для заброшенных детей), Абрикосов, К. Конашевич, Боровой (поляк).

Я вернулся с урока стенографии поздно вечером, у Л. Н. нахмуренные брови, страдальческое лицо, улыбки нет; вероятно, у него боли или другое страдание, нравственное, которого не показывает, а старается, как всегда, спокойно перенести, преодолеть в себе.

Л. Н. спросил Изюмченко:

— Что у вас в Сибири?

Изюмченко рассказал про кооперативы в Барнауле. С Досевым о македонской революции.

20 августа. Софья Андреевна, Мария Николаевна, я, Мария Александровна. Л. Н. представил Марию Александровну Малеванному так:

— Самый близкий нам человек.

21 августа.

Л. Н. (о Дудченко): Митрофан Семенович располагает к себе, хороший, добрый.

Приехала С. А. Стахович. Были: учительница, Боратынская, просители из Тулы, выпивший писатель.

Л. Н. признался С. А. Стахович, что он читает газеты. До сих пор читал под предлогом нездоровья, когда бывал умственно слаб. В «Новом времени» статья Меньшикова «Два пророка». Из-за нее Чертков поспорил с Л. Н. о Меньшикове. Л. Н. отстаивал его, отмечая две черты Меньшикова: твердость и мужественность9*.

Пополудни Л. Н. поехал к Чертковым — к Малеванному. Там же и послушник из Почаевской лавры, 28 лет, сын полковника, который был утром у Л. Н., и Л. Н. посоветовал ему сходить к Чертковым; послушник этот тяготится праздностью монастырской жизни. Читал сочинения Л. Н., между прочим: «В чем моя вера?», «Разрушение ада и восстановление его». Л. Н. читал ему 21 августа в «Круге чтения» о молитве Канта2. И спросил его, как после этого можно молиться о......10* 3

— А как этот Кант, — заметил Л. Н., — считает себя философом, а он нравственный, религиозный учитель.

Уезжала Варвара Михайловна к Чертковым, где будет теперь жить. Я ее отвозил. На Муравке, в полдороге к Кочакам, встретили Л. Н., несся вихрем на Делире. Сидит крепко, не шелохнется, не как 80-летний. Самой быстрой рысью едет. Не узнал нас по близорукости своей. Варвара Михайловна ему крикнула прощальный привет, я ужаснулся ее неосторожности. Л. Н. удивительно быстро остановил лошадь, почти осадил ее, повернул и простился с Варварой Михайловной.

У Чертковых увиделся с А. П. Ивановым, Калачевым, малеванцами. Были две учительницы из Казани. Вернувшись в Ясную, за чаем застал приехавшего Абрикосова с одними дамами, рассказывавшего им, что конюх Филька, приводя лошадь Марии Александровне, видел монаха, уходящего от Л. Н., и сказал Абрикосову: «Вот как у нас, попы стали приходить, душу свою исповедать».

Пришел Николаев; с ним Л. Н. говорил, что на старости лет пришел к тому, что как о земле, так и об уважении к чужому труду и о боге, в своих взглядах с крестьянами сходится. Крестьяне говорят: «Бога в нем нет» — о человеке, в котором добра нет. Л. Н. сознает в себе созерцающего до бесконечности... и в собаке есть что-то подобное, и в природе. Везде бог. Но, как крестьянин непрочь признать богом и Иверскую, так он, хотя признает землю ничьей — божьей, — непрочь купить себе участок в собственность.

Л. Н. привез стихи Анны Максимовны, которые ему передал у Чертковых М. В. Булыгин.

Дал их прочесть Софье Александровне. Софья Александровна, прочитав их вслух, высказалась, что плохи.

Л. Н.: Я стихов вообще не люблю. В этих — самая правда. Сыну ее предстоит отбывать воинскую повинность, она сочувствует ему и выражает это в стихах.

Александра Львовна, только что вернувшаяся от Чертковых, рассказала, какие малеванские женщины веселые, особенно младшая, у нее восемь человек детей. И как пели их божественные песни, заунывные, похожие на малороссийские народные песни. Очень верно поют, хорошее вторенье.

Л. Н.Юлии Ивановне): Я так слаб, письма не хочется писать. — И спросил ее про какое-то письмо.

(полиция ему выбила) и что говорит без знаков препинания.

Л. Н.: Сегодня очень хорошо поговорил с Николаевым. При христианском взгляде понятия собственности нет. Оно явилось при признании насилия. <Человек> пользуется вещью, <созданной его трудом;> христианин ее и не возьмет. От людей же, употребляющих насилие, надо ее огородить.

Софья Александровна: Когда Таня приедет, она мне скажет: «Я тебя не пущу, пока не уяснишь себе Генри Джорджа». А я его не хочу и не могу понять, потому что знаю, что это фальшь.

Л. Н.: Я вам его объясню, пока Саша обойдет вокруг стола.

Александра Львовна как раз встала, чтобы проститься. И Л. Н. в одном предложении высказал суть учения Генри Джорджа.

Софья Андреевна: Ты про Генри Джорджа 22 года тому назад (я сегодня читала в своих Записках) точно то же высказал, что теперь говоришь. Однако же земельный вопрос ничуть не подвинулся.

Л. Н.: Это как крепостничество. Уже Радищев, декабристы сознавали грех крепостничества. Когда Тургенев писал «Записки охотника», прошло 30 лет со времени декабристов, и людям, которым рост сознания не виден, казалось, что ничего не изменилось, а какое изменение, уже тогда, в мои молодые годы было: помещики не пользовались всеми правами (как-то: переселением крестьян...) так, как теперь многие перестают пользоваться правами собственности земли. Малеванный говорил про торговца, который отдал 300 десятин крестьянам. Братья Шейерманы — один отдал землю крестьянам, другой устраивает на ней общину. Разница только, что тогда стыдились перед Европой, и это был стыд фальшивый, а теперь — перед богом, совестью.

Стали вспоминать, кто еще отдал землю и как часто помещики предпочитают продавать подешевле землю крестьянам, чем дороже — купцам.

Л. Н. сказал Абрикосову о его статье «Биография Архангельского», что не хочется ее бегло прочесть, а делает свои отметки. Хрисанф очень рад, просит Л. Н-ча, чтобы вычеркивал целые страницы.4

Мария Александровна просила прочесть Евангелие для детей, Л. Н. дал. В 11 ушел к себе.

22 августа. Пополудни приехал Чертков с Перна и снимал Л. Н. на балконе у его кабинета. Перна имел с Л. Н. дело о новом «Круге чтения», месяц которого Л. Н. дал ему снова распределить по дням.

Сегодня день рождения Софьи Андреевны, ей 63 года. За обедом: М. А. Шмидт, Чертковы, М. Н. Ростовцева, Абрикосов, Гольденвейзеры.

За обедом Л. Н. говорил сперва о Досеве — болгарине, который сопровождал его сегодня, когда он уезжал верхом от Чертковых (бежал возле лошади). Л. Н. спросил его, чем кормятся в колонии: фасолью, арбузами, а еще чем? — «фасолью», — рассказывал с доброй улыбкой Л. Н. Хвалили его все.

Дима: Сегодня соскучился по своей Болгарии.

Л. Н. спросил Юлию Ивановну, какой это англичанин Лонг был у него? Читал в «Объединении» № 37 (петербургская правая газета), его посещение Ясной Поляны1. Верно описано. Там же (и раньше в «Новом времени») дней десять тому назад читал про самосуд крестьян над поджигателями — «ужасно»! Там же перепечатано письмо Л. Н. (из «Голоса Москвы»)2.

Чертков

Софья Андреевна: Нет войны, революция проходит, остается один Лев Николаевич, которым можно интересоваться. Когда я просила в Историческом музее шкаф для писем Льва Николаевича, которые хотела перевезти, с какой охотой пошли навстречу. «Лев Николаевич — эпоха истории русской», — сказал мне директор музея3.

Л. Н. покраснел и остановил Софью Андреевну.

Софья Андреевна: Что, ты жалеешь, что ты Лев Николаевич?

Л. Н. (улыбнулся): Это другой, но я с ним знаком.

Смех. Анна Константиновна с конца стола к нам:

— Очень мило, когда Лев Николаевич конфузится. Удивительно сохранил детскую свежесть.

Шахматы с Гольденвейзером до 9. В десять опять вышел к чаю, посидел минут 10—15, простился с Х. Н. Абрикосовым, взял чашку чаю и пошел к себе.

23 августа. Пополудни Л. Н. ездил с С. А. Стахович к провалам. Перед обедом на веранде Софья Александровна с удивлением:

— Как Лев Николаевич ездит! Как горец, как черкес!

За обедом Л. Н. с Чертковым о студенте и крестьянине, которых тот к нему послал:

— Утром вышел, сидят двое на скамейке, подумал — просители, тяжелое чувство, а они с двух (разных) концов сошлись с вопросами. Мужик — славный1.

Потом (с мужиком) Л. Н. разговорился о том, что у «Посредника» стало мало книжек против пьянства: разошлись. Чертков хочет постараться, чтобы Сытин снова печатал свои старые.

Софья Андреевна стала говорить про холеру, где она уже есть и что не миновать ей захватить и наши места и как ее беречься и лечиться от нее. Чертков спросил Л. Н., есть ли холера? Л. Н. говорил, что холеры не надо бояться. Вспомнил, как когда-то при отце, во время холеры, они обедали в липовой аллее и дед ее (показал головой на Софью Андреевну) — Исленьев, удивлялся: «Вы грибы едите?»

Чертков: Те заболевают чаще, кто боится.

За столом остались сидеть: Софья Андреевна, справа от нее Л. Н., слева — С. А. Стахович, Чертков писал что-то у другого стола. Софья Андреевна заговорила про Измайлова, что хорошо пробрал нынешнюю русскую литературу2.

С. А. Стахович решительно сказала:

— Нет русской литературы, — и посмотрела на Л. Н., ожидая, как он отзовется.

Л. Н. в раздумье молчал.

Софья Андреевна стала рассказывать про памятник А. П. Чехову, который строят в Баденвейлере3, Софья Александровна — про похороны его тела в Москве.

Л. Н.: Ох, ох! Охаю на суеверие важности, которую приписывают телам. Когда брат Николай умер в Hyères4, Голицына хлопотала, чтобы отпеть, писала православному священнику в Тулон. Когда прошел день, другой, тело портилось, запах, я пошел к ней и сказал: «Если не приедет завтра, я положу тело на телегу и закопаю где-нибудь». Дело в том, чтобы с приличием убрать. Для этого и гроб, чтобы не таскать за ноги...

24 августа. Пятница. катехизиса: о соблазнах и борьбе с ними1. Во время обеда много просителей, особенно тульских. Л. Н. читал в газетах об убийствах городовых в Лодзи, Вильне и Одессе и ужасался. После обеда Владимир Григорьевич пригласил Л. Н. играть в шахматы. Л. Н. сначала не решался, т. к. оба играют без задора, потом же согласился и даже настаивал. Александра Львовна сбегала в залу за шахматами, и Л. Н. стал играть на веранде. Во время игры Владимир Григорьевич сказал Л. Н-чу:

— Вы очень по-христиански играете, раскрываете свои планы, даете советы.

Я с Александрой Львовной и Надеждой Павловной пошли гулять на шоссе. Чудный вечер, золотой закат, яркое освещение старой дороги и жнивья на Кабацкой Горе; около березняка табор цыган, в березняке огни. Встретили кучера Адриана, едущего из Тулы с провизией на телеге и привязанным Гафизом, новой любимой лошадью Александры Львовны. Большая почта из Тулы Л. Н-чу 19 писем и 12 повесток на заказные. Утром привезли ему почту из Козловки, пополудни — из Ясенок.

У себя в комнате застал Картушина, Кузьмина, Досева, Перна, А. П. Сергеенко и Владимира Григорьевича. Последние говорили о какой-то статье Владимира Григорьевича, которую Л. Н. сейчас поправлял2.

: У Льва Николаевича есть потребность и способность аккуратности, как он поправляет свои и чужие статьи!

Говорили о новом номере «Молодой воли», который должен вскоре появиться и в котором выйдет как первое приложение «Не убий никого» и как второе — «Тайная вечеря» Ге с текстом. В «Молодой воле» же Владимир Григорьевич хочет печатать письма к Л. Н. отказавшихся от военной службы. Говорил о последних письмах Безверхого, что они очень трогательны.

В 8 пришел Л. Н. и позвал всех к себе. — «Беседовали очень хорошо», — сказал мне Сергеенко. В 9 вышли к чаю.

Л. Н. спросил Кузьмина о девушках-революционерках. Кузьмин ответил, что деятельные были некрасивые.

— Но были и красивые, — заметил кто-то, — сестра Беневского, Волкенштейн...

Софья Андреевна: С ней муж развелся, когда ее присудили пожизненно, и женился на другой. А когда после 13 лет вышла из тюрьмы, у ее мужа оказалось две жены: он пожалел ее и вернулся к ней. А другая его жена, добрая, ему позволила это.

Кузьмин (очень застенчиво) и Картушин расспрашивали об этом. Разговор был очень хороший, приятный. Кузьмин упомянул про Стародворского — просидел 22 года в тюрьме — и у него ни тени злобы против судей и тюремщиков.

— У Ювачева, просидевшего долгий срок в Шлиссельбургской крепости, судя по его книге, тоже нет злобы, простил их, — сказал кто-то.

Л. Н.

Кузьмин говорил о перемене внешних условий, что надо куда-то съездить.

Л. Н.: Это мне так ясно, что никуда не ходи, все внутри тебя, все усилия употреблять на работу в себе, на углубление в себя. Искать в себе, а не вне себя; напрячь усилия на устранение того, что мешает проявлению божества в тебе; внешние условия — только последствия внутренних перемен.

Кузьмин опять настаивал на своем.

Л. Н.: Внутреннее изменение — главное, внешние изменения — это последствия, нельзя заботиться о последствиях, они всегда будут соответствующие. Мне последнее время так ясно, что я не Толстой, вы не Картушин, а я и вы — то божественное начало, которое чувствуешь в себе, которое во всех нас. В последнее время нехорошее чувство к человеку, который тебя ненавидит, часто пробовал побороть в мысли посредством любви. Это удавалось. И мысль о нем (о том человеке) прямо любовь вызывает.

25 августа. Суббота. Прекрасный жаркий день. Л. Н. пешком к Чертковым. За обедом Чертков, Изюмченко, с которым Л. Н. после обеда гулял. Потом Изюмченко сам обходил Ясную Поляну, хотел всю видеть; вырезал себе палку из орешника, взял детям по яблоку (обещал принести. им из Ясной Поляны), зерна хочет посадить, просил выслать желудей. Л. Н. дал ему «Круг чтения», Изюмченко просил подписать.

Изюмченко — мягкий человек и застенчивый, но рассказывает с оживлением; умен, здоров, крепок и ловок.

Л. Н. (о нем): Он теперь обеспечен, и прощено ему все, только еще в паспорте обозначается, к чему был присужден. Состоит сторожем при школе, получает 15 рублей в месяц, а остальные — 5 рублей — сапожничеством зарабатывает. Жена его из привилегированного класса. Я его книжки («Дисциплинарный батальон»1«Посреднику» снова издать, пока такое время. Теперь отказы от военной повинности часты, нужна будет.

26 августа. Воскресенье. Л. Н. ходил пешком в Овсянниково, куда в один конец семь верст, чтобы видеть Ивана Ивановича; слышал, что сегодня приедет, но не приехал. Поговорил с Марией Александровной, Федотом Мартыновичем, тот рассказал ему свою жизнь. Л. Н. говорил об этом за обедом, когда Софью Андреевну отозвали и она со старостой телятинским препиралась, волновалась. Телятинские не заплатили ни одну из двух аренд и свезли весь урожай. Новый приказчик не знал, что они должны уплатить, — и молчок. Софье Андреевне как-то пришло в ум позвать старосту и спросить его. Слышны были перекоры. У Л. Н. нынче из таких дней, когда он ужасно расстроен, тяготится барским положением.

— Зачем мы это делаем? — говорил он, намекая на неприятные раз говоры, которые вела Софья Андреевна со старостой телятинским, — за чем это?.. Ах, что мне рассказал Федот Мартынович, как мне было совестно... Утром, когда пошел гулять, встретил... (Л. Н. назвал одну худощавую, сгорбленную яснополянскую старушку-прабабушку11*) несла свясла: спереди пуд, сзади пуд — вероятно, их утром сама свивала, и пополудни, когда возвращался с прогулки, плелась домой, а мы: прогулки, фортепиано...

расстроен, чему способствовало и нездоровье.

После обеда я с Александрой Львовной пошли гулять к шоссе. Чудный вечер, ясное небо, над Воронкой стелилась густая мгла белой тучей; за Засекой золотистый закат. Александра Львовна, которая всегда перед матерью берет сторону крестьян, разговорилась о том, что «как баре живем, как совестно». Потом про сегодняшнее нападение на купчиху, живущую в Угрюмах. Когда она ехала домой, в версте от Ясной Поляны, вышли из леса и напали на нее двое с вымазанными лицами и ограбили ее, сняв с нее серьги. Этих двух видели уже многие, они, должно быть, скрываются в Засеке несколько недель. Это они напугали дворника Алексея две недели тому назад.

Л. Н. вечером занимался и читал Изюмченко «В дисциплинарном батальоне», а потом Е. И. Попова «Жизнь и смерть Дрожжина»1. Вышел в 11 чай пить.

Видя у меня «Новое время», спросил, что читал?

— Буренина об Андрееве («Жизнь человека»)2, — ответил я.

— А! — А потом, как бы для себя (Л. Н., наверное, читал этот отзыв Буренина), сказал: — Действительно. Бессмыслие, самоуверенность, что «бы удивить всех. — Потом сказал: — Подражает Метерлинку. Есть которые в нем находят что-то. Никакого таланта в нем (Андрееве) нет.

Софья Андреевна сказала Л. Н., что сегодня ей сказала Ольга Ершова, чтобы одна в лес не ходила — убьют. «Так ненавидят меня яснополянские, угрюмовские мужики», — прибавила Софья Андреевна. Л. Н. над этим посмеялся.

27 августа.

— Эти два стреляли в помещицу. Ведь это так и должно быть: правительство стреляет (своим правом пользуется), и они своим правом пользуются. Еще довольно мало.

За чаем Софья Андреевна говорила, что ей снилось все про Таню и Машу — невестку, которые хотят приехать к завтрашнему дню рождения Л. Н.

Л. Н.: Как ярко я вижу то, что говорил Паскаль, что различие между жизнью и сном только в том, что сон не повторяется (а жизнь со дня на день — да, на ночь засыпаем)1

Вечером Л. Н. с Николаевым. Николаев мне передал, что говорил с Л. Н. про свой разговор с женой о жизни в деревне и в городе. «Мы решили на зиму в Москву переехать. Мы не привыкли с женой жить в деревне, к тому же жена беременна. Я думал, пусть выскажем свое мнение откровенно; и мы оба: я и жена пришли в раздраженное состояние».

изречение, приблизительно такое: «Если говоришь человеку, который не хочет слушать, наживешь только врага. Если не скажешь, кому нужно, это тоже упущение»2.

— Недавно был человек, который мне очень тяжелый, враждебный. Я с ним все-таки с любовью поговорил. Своим объяснением нажил друга.

За чаем говорили о двух первых, в этих местах, автомобилях дачников, живущих в Засеке-Козловке и пугающих лошадей.

— Цивилизация, как она теперь идет, материальный прогресс без нравственного, не обещает ничего хорошего. Если бы благо человеческое имелось в виду, не было бы автомобилей. Выращивание лошади из жеребенка, выездка — ряд удовольствий. А когда эта нравственная культура подвинется вперед, тогда форма жизни — автомобили, лошади — изменится. Теперь самое главное, чтобы нравственный прогресс пришел в уровень с материальным, и тогда все материальные условия изменятся. Как? Нельзя предсказать, — говорил Л. Н.

Л. Н. о картинках, изображающих освящение новой церкви, хождение императора со свечой по церкви, говорил с недоумением.

Л. Н.: Наш Николай тих, смирен, кроток, а тот куражится.

28 августа. С сегодняшнего дня Л. Н-чу пошел 80-й год. Утром приехал В. А. Маклаков; пополудни Сергей Львович. Маклаков, высокого роста, простого поведения, просто одетый, очень живо и интересно рассказывающий, около 40 лет. Вел себя по-домашнему, со всеми, как близкий друг. Говорил про суды, про превышение власти Думбадзе, Гершельманом. Л. Н. пополудни с Анной Ильиничной, Александрой Львовной, Натальей Михайловной поехал к Чертковым. Там пели.

Перед обедом Л. Н. на вопрос Марии Александровны ответил:

— Очень хорошо чувствую себя.

За обедом: Софья Андреевна, Сергей Львович с Марией Николаевной, Александра Львовна, Анна Ильинична, Наталья Михайловна, Юлия Ивановна, Мария Александровна, Дима Чертков, Гольденвейзер, Маклаков. После обеда приехали: А. А. Гольденвейзер, Николаева, Чертков, за ним

Картушин, Н. М. Кузьмин, Досев, Перна (здоровается с дамами, не кланяясь). А. П. Сергеенко.

За обедом Л. Н. с Маклаковым о Думе. Л. Н. удивлялся, как люди, члены Думы, могут принадлежать к партиям: «Это отказ от своего достоинства, независимости». Маклаков возражал:

— Тогда не найдешь избирателей, которые тебя бы выбрали, они выбирают по партийному листу.

Маклаков спорил, говорил, что борьба между списками партий происходит.

Л. Н. раздражался, как ни разу в продолжение последнего года, и говорил остро о политиканстве, о людях, которые ведут кампанию, чтобы их избрали. Дальше говорил, что в Думу бы выбирать людей, которые никогда не читали газет. Маклаков ответил, что там были и такие.

Л. Н.: Хороших мужиков.

Маклаков рассказал о процессе против Озола и 55 депутатов Думы; разницу между социал-демократами и социалистами-революционерами объяснил Л. Н-чу так, что социал-демократы — за массовое восстание, а социалисты-революционеры — за покушение. Потом рассказал длинно о последнем «умысле» покушения на царя; он защищал М. Федосьева, которого не присудили к смерти, и Синявского, 23-х лет (рисовался героем), Наумова (плакал, истеричный) и Никитенко — открытого, прямодушного, которых присудили к смерти. Их повесили. Мария Александровна удивилась, что находятся палачи. Сергей Львович сказал, что от Цурикова слышал, что в палачи предлагали себя четыре генерала и даже две женщины.

: Синявский и Никитенко обрадовались, когда пришли их вешать, сказав, что от Николая и не приняли бы милости1.

Мария Александровна была поражена тем, что женщины предлагали себя в палачи.

Маклаков: Женщины любят смотреть на вешание, на бои быков.

Л. Н.

После обеда шахматы. «Темные» с Чертковым внизу у меня читали «Круг чтения» на 28 августа. Потом пошли наверх здороваться с Софьей Андреевной и другими, откуда Владимир Григорьевич увел их в кабинет Л. Н. Пришла Мария Александровна. Потом Владимир Григорьевич прочел письмо Люси Малори к Л. Н., полученное дней семь тому назад. В это время вошел в кабинет Л. Н.

Л. Н. (о ней): В высокой степени духовная женщина! Уважаю, люблю ее.

Картушин задал вопрос: нужно ли постоянное духовное напряжение, как это исповедуют добролюбовцы, чтобы не говорить ни о чем, кроме неизбежного, нужного, как о боге, духовных делах; в остальное время соблюдать молчание.

Л. Н.: Постоянное напряжение невозможно и не нужно. (И пояснил, как в физической жизни есть сон — отдых.) Мне хочется отвести душу, об ином думать, например, часы заводить и непременно 28 — которого числа я рожден — раз повернуть. Постоянно работать над собой невозможно.

— спокойно, приятно, мягко, тихо, любовно. Ждали Звегинцеву, но только прислала письмо. Л. Н. ей ответил. Уехал Василий Маклаков.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1907 г. Август

ТОЛСТОЙ

Ясная Поляна, 19 июня — 15 сентября 1907 г.

Фотография В. Г. Черткова

29 августа. — у Чертковых.

30 августа. Утром уехали Сергей Львович с Марией Николаевной и Иван Иванович. Пополудни приехали: И. К. Дитерихс, Страховы, потом Дима и Владимир Григорьевич. Лаун-теннис, песни цыганские и русские. Вечером — соседний помещик Джонс, профессор Томского технологического института.

Иосиф Константинович говорил о том, что в вагоне не слышно разговоров о политике. Всем надоела: и студентам, едущим в Петербург, — они хотят учиться, и крестьянам, рабочим, студентам Европейской России, Польши, Финляндии, Центральной Азии. Джонс подтверждал, по сведениям своим из Сибири, охлаждение к революции, что возрастает интерес к религиозным вопросам.

Иосиф Константинович рассказывал, как на Кавказе, откуда он приехал, разбой идет, своего бедного брата-рабочего грабят. Как казаки и русские войска озлоблены на постоянные нападения на них и что может случиться резня туземцев. Войска не выдержат обид. Там есть теперь анархисты-федералисты и анархисты-автономисты (армяне, грузины), панисламисты (татары).

Л. Н.

Л. Н. спросил, интересуются ли на Кавказе земельным вопросом.

Иосиф Константинович: Нет. Удовлетворяются узкими национальными программами.

Джонс рассказывал невероятные истории о злодействах казаков и тому подобное, почерпнутое из газет.

Л. Н. спросил Джонса о химическом составе бомб. Джонс прекрасно рассказал. Л. Н. заметил, что изобретения материального прогресса идут во вред человечеству. Джонс возражал, что благо и прогресс идут вместе.

Л. Н.: Благо и прогресс не во взаимном отношении. Одно от другого не зависит.

И. К. Дитерихс говорил о смелости кавказских революционеров, совершающих покушения.

Л. Н.: Это молодечество. — И Л. Н. назвал одного кавказского офицера, который после стал генералом; он ездил в горы выслеживать самых смелых горцев, возвращающихся с добычей, и один раз «чуть не попался». Звал Л. Н-ча, и он едва не пошел с ним. Игра с опасностью манит.

— Меня бог спас, — сказал Л. Н.

И. К. Дитерихс говорил, что гурийцев подбили чужие революционеры на нападения на пластунов, и это было погибелью их восстания: из засады напали на 60 пластунов, 20 перебили. Потом говорил, что ехал с двумя студентами, едущими изучать «право». Спросил их: почему «право». — «Потому, — отвечали, — что ни к чему охоты нет».

Л. Н.: То же объяснение я получил сегодня от студента-юриста. Тому, что молодые люди идут на юридический факультет, будут через 30 лет так удивляться, как мы теперь удивляемся крепостничеству моей матери, которая была добрая, тонкая, глубокая, а давала себя обслуживать множеством слуг, как тогда было принято.

Софья Андреевна заговорила о раннем браке. Анна Ильинична спросила дедушку:

— Ведь чем позже выйти замуж, тем лучше?

— Самое лучшее никогда не выйти, если то, чем подготовляется материнство, обращать на служение другим, — ответил ей Л. Н.

31 августа. За обедом Страховы, Чертковы — Владимир Григорьевич и Дима; вечером Николаев. Л. Н. с Димой играл в шахматы. Николаев спросил Л. Н. о его зрении; с возрастом близорукость должна проходить.

Л. Н.: Не чувствую ни малейшего ослабления зрения, близорук все так же, улучшения близорукости не чувствую.

Софья Андреевна вечером о Щедрине. Он дружил с Л. Н. и до женитьбы Л. Н. приезжал в Ясную Поляну. Служил в Туле. Когда Л. Н. написал «Войну и мир», кто-то выразился перед Щедриным, что это величайшее событие в литературном мире. Щедрин сказал на это: «Повествование бабушек и нянюшек», — и перестал с Л. Н. видаться. — «Это Лев Николаевич пишет в своем дневнике», — добавила Софья Андреевна1.

«истории своей жизни» «перелом» Л. Н. и их трудную супружескую жизнь в то время. Кроме того, письмо Н. Н. Страхова о Достоевском — что перестал писать его биографию, потому что Достоевский был зол и развратен и об этом не может ни писать, ни скрывать этого2. Федор Алексеевич ей советовал не печатать этого письма. Софья Андреевна настаивает, т. к. истина ей дорога.

Примечания

3 августа

1 На предложение опубликовать ст. «Не убий никого» ред. С. П. Мельгунов отв. 1 авг. согласием, «если не встретится препятствий ввиду нынешнего положения печати». Ст. была опубл. с большими купюрами 6 сент. в Сл., а 8 сент. в Р. вед. и ряде др. газ.

1 Письмо к П. А. Столыпину от 26 июля (т. 77, с. 164—168).

2 20 июля Т. записал в Дн., что ему хочется написать «Руки вверх», «пришедшее» ему «в голову во время игры Гольденвейзера» (т. 56, с. 45). Возможно, что этот замысел связан с «Предисловием к рассказу «Убийцы», написанным 17 дек. 1908 г. (т. 37).

3 Близ г. Уши.

4 Соната b-moll.

5 «Что делать? (К молодежи)». Пер. с франц. Н. Павло́вича. Ростов-на-Дону, <1906>. Хр. в кабинете Т. в Ясной Поляне.

6 Цифры приведены из хроникальной заметки «Среди газет и журналов» (НВ, № 11275, 3 авг.).

7 августа

1 Фрагменты из «La Bible» Рейса включены в «Соединение, перевод и исследование четырех Евангелий» в пер. С. Д. Николаева.

2 «Хаджи-Мурат», «Отец Сергий» и «Живой труп»). Моод считал, что их следует все же перевести, чтобы выяснить с Т. непонятные места. Отв. Чертков (см. A. Maude. The Life of Tolstoy. Later years. 3 ed. L., 1911, p. 609—611).

3 Это произошло 13 янв. 1862 г. Тогда же в журн. «Ясная Поляна», № 1 Т. сообщил об этом пожертвовании (там указано 1000 р.). См. т. 8, с. 357—358.

4 Н. Ф. Федоров но часто встречался с ним только с осени 1881 г., после переезда в Москву.

5 И. П. Ювачев (И. П. Миролюбов). Шлиссельбургская крепость. М., «Посредник», 1907.

6 Л. Д. Семенов впервые приехал в Т-му 22 июня 1907 г. Сохр. 6 его писем к Т. Отв. Т-го от 7 июля и 8 авг. см. в т. 77, с. 153 и 174—175.

1 О деле крестьян-сектантов с. Павловка Харьковской губ., разгромивших в сент. 1901 г. местную церковь, и об участии в этом деле М. Н. Тодосиенко см. в т. 73, с. 159—162.

2 В. Н. Житова, «воспитанница» матери Тургенева (на самом деле — дочь от А. Е. Берса — отца С. А. Толстой).

3 Т. отредактировал письмо своей дочери (см. Толстой-редактор—32). Письмо за подп. W с предисл. Т. появилось в Г. Москвы, № 188, 14 авг. (т. 90, с. 83—84).

10 августа

1 «Russland in XX Jahrhundert» и просил разрешения приехать, чтобы посоветоваться с Т-м. Отв. Маковицкий 10(?) авг. (т. 77, с. 302—303). Присланная Шлезингером кн.: A. L’Houet. Zur Psychologie des Bauerntums. Tübingen, 1905 (Япб, пометы). Шлезингер в своем письме не указал автора; в т. 77 автором посланной кн. ошибочно назван сам Шлезингер.

11 августа

1 Lao-Tze— L., 1898 (Япб, пометы).

2 Эта мысль вошла в «Круг чтения» на 3 февр. — т. I, с. 87 (ср. т. 41, с. 79—80).

12 августа

1 Т-го интересовала судьба члена секты «Вайсов божий полк», к-рый за отказ от воен. службы был отправлен в дисциплинарный батальон вместе с Иконниковым. Иконников подробно писал о нем Наживину 26 февр.; это письмо Наживин переслал Т-му.

1 См. запись 12 янв.

2 Письмо В. А. Макасеева от 4 авг. н. с. об отношении к Т. и о своих религ. взглядах. На конв. помета Т.: «Че<рткову>» и Гусева: «Отв. 4 сент.».

14 августа

1 Гольденвейзер играл Шопена и «Davidsbündlertänze» Шумана (ЕСТ).

1 К прошению от имени П. С. Грузнова Т. приложил письмо к тульскому губ. Д. Д. Кобеко, датированное 14 авг. (т. 77, с. 177).

16 августа

1 Текст в Зап. кн.: «Sammle nur die grösste Kraft auf den kleinsten Punkt» — «Сосредоточь только величайшую силу на малейшую точку <— и ты совершишь великое>» (т. 56, с. 254). Эта мысль из стихотв. Шиллера «Breite und Tiefe» («Ширина и глубина») поразила Т. еще в 1854 г., когда он впервые ее прочитал (см. т. 47, с. 15).

2 В эти дни Т. начал готовить 2-е изд. «Круга чтения», внося изменения и дополн. в печатный экз. 1-го изд. (экз. сохр. в ГМТ).

3 —82 и 300.

4 «Что такое сектанты и чего они хотят?», вып. 1, с предисл. И. Ф. Наживина. М., «Посредник», 1906.

18 августа

1 VII конгресс II Интернационала в Штутгарте (18—24 авг.). Г. Г. Фольмар — «один из самых «правых» немецких оппортунистов» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 16, с. 91), выступил на конгрессе с речью о милитаризме.

1 Ст. М. О. Меньшикова в НВ, № 11291, 19 авг. из цикла «Письма к ближним» с подзагол.: «Два пророка», «Народ как идол» и «Невольный праведник». Все ст. посвящены Т., который сравнивался с библейским Моисеем. Меньшиков упрекал Т. в «излишнем пристрастии к народу», «в ослеплении художника, до того влюбленного в натуру, что ему и дурное кажется хорошим».

2 «Круг чтения» на 21 авг. — т. II, с. 150 (т. 41, с. 585).

3 Присутствовавший при этом разговоре Х. Досев так записал слова Т.: «Скажите, пожалуйста, как можно после всего этого доказывать что-нибудь другое!» (Х. Досев—1909 гг.). М., «Посредник», б. г., с. 20—22).

4 «Биография» писалась с одобрения Т-го (см. т. 76, с. 214) и, по свидетельству Абрикосова, была «просмотрена и исправлена» Т. в рук. (Летописи ГЛМ 12, с. 403). По ценз. условиям кн. в России не появилась. Вышла в Болгарии: Х. Абрикосов

22 августа

1 В «Объединении», № 37, 17 авг. были перепеч. из посвященного Т. № «Review of Reviews», 1906, восп. Р. Э. К. Лонга о посещениях Т-го зимой 1898 г., ранее опубл. в «Review of Reviews», 1901, №№ 137—138. Отр. из них — «Беседа с Т. об английской литературе» — напечатан в ЛН, т. 75, кн. 2.

2 См. запись 8 авг. Письмо это перепеч. многие газ., в т. ч. «Объединение», № 37, 17 авг.

3 совсем точно (ср. ДСТ III, с. 224—225).

23 августа

1 Т. отметил в этот день в Зап. кн.: «Были два чел<овека> из Москвы: студент и крестьянин из кн<ижного> маг<азина> в Петерб<урге>» (т. 56, с. 210). Студент — В. Ф. Булгаков, впервые приехавший к Т. К этой записи Маковицкого Булгаков позднее сделал примеч.: «Студент был я. Тут ошибка, что нас с крестьянином послал Чертков. Мы пришли утром с Засеки, сидели на скамеечке и поджидали с прогулки Л. Н. А потом он сам послал нас к Черткову, где мы оба остались до ночного поезда в Москву» (ср. В. Ф. . Первое знакомство с Л. Н. Толстым — в его кн. «Лев Толстой в последний год его жизни». М., 1920, с. 1—8). Второй посетитель — тверской крестьянин Соколов.

2 Видимо, ст. А. Измайлова «У Льва Толстого», в к-рой высказаны критич. суждения о нек-рых произв. Л. Андреева, М. Горького, А. Куприна.

3 Бронзовый бюст Чехова работы Н. Шлейфера был установлен 12 июля 1908 г. в гор. парке г. Баденвейлера, где скончался писатель. В 1914 г. памятник был снят нем. властями для переплавки на оружие.

4 Н. Н. Толстой скончался 20 сент. 1860 г.

1 Ст. Т. «Верьте себе». Напеч. в Р. сл., № 297, 28 дек.

2 Ст. «Наша революция».

1 «В дисциплинарном батальоне. Записки Н. Т. Изюмченко», изд. Св. сл., Christ-church, 1905.

26 августа

1 Попов. Жизнь и смерть Евдокима Никитича Дрожжина. Упом. изд.

2 «Критические очерки» В. П. Буренина в НВ, № 11296, 24 авг.

27 августа

1 Pascal. Pensées — эта мысль (гл. IV, мысль XI) отчеркнута Т., и на полях помета: NB.

2 Возможно, неточное изложение афоризма из «Круга чтения» на 17 янв. с примеч. 1 «Китайская мудрость» — т. I, с. 46 (ср. т. 41, с. 44).

28 августа

1 НВ, 11286, 14 авг.; № 11287, 15 авг.; № 11289, 17 авг.; № 11294, 22 авг.

31 августа

1 М. Е. Салтыков (Щедрин) встречался с Т. в 1856—1858 гг. в Петербурге и в Москве. В Туле Салтыков служил управл. Казенной палатой в 1867 г., т. е. уже после женитьбы Т. (в сент. 1862 г.). Салтыков общался там с А. М. Кузминским и, по восп. его жены Татьяны Андреевны, отозвался о появившихся в печати первых 2-х ч. «Войны и мира» («Тысяча восемьсот пятый год») как о «болтовне нянюшек и мамушек», добавив при этом: «А вот наше так называемое «высшее общество» граф лихо прохватил» (Т. А. Кузминская

2 Письмо Н. Н. Страхова к Т-му от 28 нояб. 1883 г. (ПТСтр, с. 307—310). Ср. запись 27 февр.

Сноски

1* Так и было.

2*

3* должно быть принято или отброшено (франц.).

4* половой вопрос (нем.).

5* Записанные рукой Маковицкого «Примечания» Толстого к списку Добролюбова набраны курсивом. — Ред.

6* Ред.

7* Дунаев давал Л. Н., выписки из Оригена, Л. Н. хвалил.

8* «Нажимай с наибольшей силой на мельчайшую точку» (нем.).

9* По-моему, суждения Меньшикова о Л. Н. все ошибочны в этой статье1.

10* Пропуск в подлиннике. — Ред.

11*

Раздел сайта: