Маковицкий Д. П.: "Яснополянские записки"
1904 г.

1904

26 октября. Я приехал к Льву Николаевичу в Ясную Поляну с поручениями от Черткова. Пробыл я здесь с неделю1*.

Л. Н. я застал в зале, где были в сборе семейные и гости. Л. Н. здоров и свеж. С зимы 1901—1902 гг., когда я его видел после болезни в Крыму1, он на вид помолодел. Радушен, в прекрасном настроении, в состоянии духовного подъема. Какой у него хороший цвет лица! Как он держится прямо! Руки мускулистые.

Я передал Л. Н. письмо Владимира Григорьевича.

— Боюсь писем Черткова, — сказал Л. Н. и ушел к себе в кабинет читать его. Через несколько минут вернулся опять в залу, говоря:

— Письмо Черткова прекрасное. Я вполне согласен с его взглядом, что если нет свободы воли, тогда нет и бога2.

Усевшись, стал разглядывать две великолепные записные книжки — подарки от Чертковых — и расспрашивать про них.

Сообщая о Чертковых, я сказал, что у них много народу и, кроме Анны Константиновны, все едят за одним столом.

Л. Н.: Как это хорошо! Как мне это нравится! Они всегда так. Когда уезжали из Петербурга, набралось множество провожающих, и все они ели у Чертковых; как просто это выходило3. В этом им завидую.

Записные книжки, которые прислал ему Чертков, понравились Л. Н.; шутя сказал:

— Что мне писать (в них), Юлия Ивановна?

Юлия Ивановна: Екатерину (II).

Л. Н.: Этакую гадость не буду4. Буду детское5.

— Я все это время был занят одной этой работой, — сказал Л. Н., — не выпускал ни капли мысли в другую работу. Два-три месяца не читал газет, и как это хорошо! Я чувствовал от этого больше облегчения и уяснения мысли, чем после того как бросил курить. О войне и политике знаю только понаслышке.

Л. Н. расспрашивал про Кропоткина, которого я посетил, и, главное, что́ он говорит про войну с Японией. Я передал то, что мне рассказывал Кропоткин: «25-го января (7 февраля), — говорил он, — встретил редактора «XIX Century». «Слава богу, что не будет войны», — говорю ему. — «Как не будет? Война будет начата через 5—6 часов. Вчера замерз владивостокский порт»6«Уже имеете Корею!» — «Что же нам Корея? Мы хотим Пекин». — «А где же хотите сделать китайскую стену?» — «На Урале»». Потом Кропоткин говорил: «Россия не может мириться с Японией, пока не победит. Теперь японцы требуют флот, Порт-Артур, Харбин, Владивосток, всю Приморскую область и контрибуцию в миллиард рублей.

Россия должна победить (но Кропоткин не уверен, что победит). Русские сражаются мужественно, никто не ожидал такого сопротивления, геройства. Япония выставила в бой уже все свои войска. Японские бумаги котируются на бирже — надежный барометр — ниже, чем русские. «Я знаю, — говорил мне Кропоткин, — есть две воинствующие нации: Япония и Германия. Что́ Германия сделала с Францией? 30 лет ее топтала. Бисмарк хотел ее еще раз разгромить; жалел, что не взял Шампань и 15 миллиардов7. Франция не только остановилась в развитии, но пошла назад. Только теперь поднимается — начинает проводить отделение церкви от государства».

— Жалею, что у Кропоткина такое чувство к японцам, что не доверяет хорошему, что́в них есть, и не старается действовать на это у них, — сказал Л. Н. — Кант, которого я теперь много читаю и очень люблю, говорит, что если хочешь подействовать на другого, то действуй (влияй) на задатки хорошего в нем. Удивительно, что Кропоткин, анархист, за государственную войну. Мне государственная точка зрения, как и национализм, патриотизм, совсем чужды, я свободен от нее. On ne peut régner innocemment2*.

Я рассказывал дальше, что потом Кропоткин заговорил о едва не вспыхнувшей войне между Англией и Россией; это было около 21 октября (3 ноября), дней через 10—12 после того как около Доггер-банка, в Северном море, посередине между Англией и Данией, из эскадры Рожественского ночью стреляли во флотилию гулльских рыбаков8. «Какая ужасная ненависть против России в Англии, — говорил Кропоткин, — правда, только у одной партии, у чемберленистов-джингоистов. Как неистовствуют «Times», «Daily Mail» из-за гулльского инцидента. Я рад, что опасность войны устранилась. Страшное напряжение».

Кропоткин живет писательством. Написал книгу о взаимной помощи животных — «Mutual Aid»9. Его война очень волнует, мучит. Трегубов говорит, что Кропоткин в душе не за насилие. Кропоткин твердит многое только потому, что партия, которой он вождем, его обязывает так выражаться. В душе же он человек добрый, и сам перед собой, и перед Чертковым, и ему подобными держится другого мнения (против насилия). Глаза у него правдивые, тон серьезный. Кропоткин признает, что в России, где половина помещичьей земли заложена, легче всего решить земельный вопрос национализацией по Генри Джорджу. «Кто же это должен сделать? Царь? Парламент? Парламент будет победой буржуазии, опять господ. Это может сделать только революция, а тут мы со Львом Николаевичем расходимся, — говорил Кропоткин. — Ведь освобождение крестьян было проведено в России из-за страха перед пугачевщиной: с 1848 по 1856 происходили крестьянские бунты. Пока мы будем господами и будем иметь рабов, дотоле будут войны. Пока будет власть в руках царских или буржуазии, до тех пор будут войны. Герцен сказал: «Так вы не хотите социализма! Если не будет братства, то будет тридцатилетняя война»10.

На это Л. Н. сказал:

— Социализм — это только один из симптомов; война будет, пока не все люди будут работать, и пока будут одни люди других бить по зубам, и пока будет земельная собственность; но не будет войны только тогда, когда у людей будет религиозное сознание. Жаль, что такие люди, как Кропоткин, пренебрегают религией, смотрят на религию, как на что-то отжитое. И parti oblige3*. Он от этого (пропаганды революции) не может отказаться, может быть, потому, что ему пришлось бы отказаться от своего прошлого. Это так, как архиерею, который 30 лет жизни посвятил на то, чтобы сделаться архиереем, отказаться от церкви. Это трудно.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1904 г.

ТОЛСТОЙ В СВОЕМ КАБИНЕТЕ

Ясная Поляна, 1904

Фотография.

«Л. Н. здоров и свеж. С зимы 1901—1902 гг., когда я его видел после болезни в Крыму, он на вид помолодел». — Запись от 26 октября 1904 г.

Кто-то сказал:

— Не было бы революции (Французской), где мы были бы теперь? Не было бы благодатных приобретений революции в Европе.

— Я думаю, наоборот, — сказал Л. Н., — было бы лучше. После революции правительство поднялось. Представители революции пошли на компромисс. Идеи Французской революции: уничтожение земельной собственности, введение подоходного налога, уничтожение милитаризма — не осуществились. Робеспьеры, Мараты — и после них Наполеон, Буланже, Чемберлен. Против Чемберлена — большинство английского общества, однако что он делает! (Вел войну с бурами.) Если у нас был бы парламент, то о земельном вопросе кто стал бы говорить? Сошел бы с очереди, и пришли бы на очередь вопросы о постройке технических школ, сооружении памятника Николаю Павловичу. Царь мог бы осуществить национализацию земли. Если была бы революция, то после нее кто правил бы народом? Какие представители его?

— Что же делает Масарик? — спросил меня потом Л. Н.

Я рассказал про деятельность Масарика: издает газету, учит в университете (у него очень много слушателей), в кружках, говорит, что недостаточно отрицать ложную веру, надо иметь положительную веру, христианство.

Л. Н.: Масарик был лет двенадцать тому назад у меня, мы разговаривали о педагогии11.

— Он очень занят, — продолжал я, — и ему некогда углубляться в религиозные вопросы (вас читать). У него есть последователи даже среди университетских профессоров и почти в каждом среднем учебном заведении. Он разрушает идолов и критикует общественных деятелей. Масарик хорошо настроен, но нерелигиозен. Он смотрит на религию с исторической точки зрения. Зачем навязывать нам чешских братьев?12

Л. Н.: Это все хорошо, что вы говорите о Масарике.

Л. Н. говорил, что в начале Русско-японской войны был у него какой-то немец или маджар4* из Австро-Венгрии со своею женою, записал их разговор. Л. Н. читал его в «Русских ведомостях»13.

— Кто-то прислал мне из Лондона все сочинения Канта на немецком языке. Не Чертков ли?14 — спросил Л. Н.

Я передал Л. Н., что Чертков желал бы, чтобы Л. Н., составляя «Круг чтения», не считался с цензурой.

Л. Н.: При составлении «Круга чтения» имею в виду именно нецензурное и постараюсь сохранить то, что вычеркнет цензура. Приедет Иван Иванович, и он будет цензуровать, а может быть, лучше подавать целиком: пусть цензура выпускает15. Некоторые мысли авторов изменены, так что их не надо переводить с оригинала. Но таких одна тысячная. Многие мысли не помню, чьи они, и они будут без подписи, так же как и мои мысли.

— Еще Владимир Григорьевич советовал бы вам написать о войне государю, но вы сами лучше знаете, писать ли, — сказал я.

Л. Н.: На письма к государю я махнул рукою и ничего не имею сказать государю; ничего не имею и против того — это можете сказать Черткову, — если он напечатает мое последнее письмо к нему (царю)16.

Это Л. Н. сказал так, что видно было, что он считает царя слабым человеком, который не то что другим, но и самому себе помочь не может.

Л. Н.: Царю не стану писать. Разве я могу сестру свою убедить переменить ее взгляды?17 Если бы я знал царя, то видел бы, что и его убедить нельзя. Напрасно ему писать.

— Теперь извините, — сказал Л. Н., — буду сплетничать: Бирюков и Шкарван — они помирились? Общались при вас?

— Нет; по-моему, тут жены виноваты.

— Как это жалко и удивительно. Поша (Бирюков) говорил, что он старается, чтобы при ссоре враждебное чувство было доведено у него до нуля; чтобы оно, сколько раз его ни умножать, все-таки оставалось бы нулем... Да, две семьи не могут жить вместе, как две прялки не могут быть вместе уложены5*.

Абрикосов спросил, как Владимир Григорьевич?

Я ответил, что возбуждение у него длилось долго и он был жалкий, растерянный.

Л. Н.: До того у него бывает сильный духовный подъем. Этим страдания окупаются. Его письмо какое прекрасное. Да, оно именно после спячки написано.

Разговор Абрикосова с Л. Н.

— Можно жениться только вследствие страсти, когда женитьба не противоречит нравственности и разуму. А по (одним) разумным соображениям нельзя жениться, — говорил Л. Н.

Я рассказал про Саранчева, который живет у Чертковых. У него idée fixe, что он нехорошо поступал с людьми.

Л. Н.: Это хорошо, человек тогда чувствует к себе отвращение, а мания преследования — это дурно, тогда человек занят собою. Как же вы Саранчева утешили? Когда мне приходилось говорить с душевнобольными, то удавалось действовать на них. Они умеют ценить серьезное отношение к ним, особенно если они находятся долго в доме умалишенных и если они заметят, что к ним не относишься, как к больным. Как у Саранчева, Черткова чередуется угнетение духа с подъемами его, так и у меня, и у всякого. Иногда просто не в состоянии думать.

О жене Черткова Анне Константиновне Л. Н. сказал, что она малодушна. Спросил, очень ли она ждет свою сестру Ольгу Константиновну.

Л. Н. спрашивал меня про Е. И. Попова.

Л. Н.: Евгений Иванович увлекается математикой, у него поразительные открытия по геометрии. Индус нашел закон теоремы Пифагора, а он сделал дальнейшие выводы из него18.

Еще спросил о духоборцах и одном казаке, отказавшемся от военной службы и уехавшем с духоборцами в Америку. О Коншине Л. Н. говорил с любовью и удивлением.

Потом спрашивал о назаренах19, а затем обо мне лично:

— Вы женаты? Отца огорчает, что ко мне поехали? Продолжаете издавать?20 Как же это вы не приехали прямо к нам? Зачем останавливались в Туле? — он мне два раза задал этот вопрос. — Как я рад видеть вас! Когда вы были у нас в первый раз? Помню, вы были тогда в сером пальто. Что вы делали в Туле?

— Отдыхал с дороги, записал свою беседу с Кропоткиным.

— Как долго вы беседовали с ним?

— 35 минут.

Л. Н.: Я прочел бы, если бы она (беседа) появилась на русском языке.

Разговор о книге Кропоткина «Mutual Aid. A Factor of Evolution».

— Кропоткин желает вам здоровья, энергии, — передал я Л. Н-чу.

Софья Андреевна уехала в то утро, когда я приехал; не увидел ее. Приехав, застал в Ясной Оболенских.

Мария Львовна спросила меня:

— Как находите отца?

— Очень хорош! Здоров. Молодец.

— Точно помолодел. В Крыму ведь какой был! Прямо не верится... С ложки я его кормила. Вы знаете, недавно умер дядя, брат отца, от рака. Отец тогда сильно страдал за него, ходил за ним и хуже выглядел21. А теперь — удивительно! Каждый день верхом ездит.

Три дня о войне ужасные известия. Недавно произошел бой у Ляояна. Кто-то ввиду таких ужасов войны высказал сомнение, есть ли прогресс человечества и не идем ли мы назад.

Л. Н. сказал:

— О прогрессе нельзя судить так. Прогресс идет по спиральной линии. Как на пароходе, который тянет за собой барки, надо наблюдать за силой пара: если есть пар, то, значит, есть и движение. Нельзя судить по внешним явлениям, есть ли движение или нет, а надо справляться, что̀ говорили мудрецы тысячи лет тому назад и что̀ теперь.

Назывались явления, свидетельствующие о регрессе человечества. Л. Н. на это возражал:

— Сократ был единицей, и истина (его взгляды) была только маленькой кучке доступна, а сейчас эти мысли доступны многому множеству. Вспомните времена Ивана Грозного, когда в Москве на пиках гнили головы людские.

Заговорили о ницшеанстве. Я сказал:

— Ницшеанство — оно, главным образом, у вас, в России, и в Германии; у нас, в Австро-Венгрии, его нет.

Л. Н.: Оно уже слабеет, прошло. Мне эта легенда, как Христос подходил к бесноватому и бес сказал ему: «Ты меня мучаешь», очень нравится. Так и теперь бес — Ницше, национализм, патриотизм, — слыша Христа, мечется22.

Л. Н. гулял в валенках. Было скользко. Рассказывал, как баба с телегой не могла взобраться на гору, лошадь скользила. Он с проезжающим мужиком помог ей.

Л. Н. играл отлично в волан и еще во что-то другое.

К концу вечера пошли шутки, игры, пение.

Александра Львовна выучилась писать на пишущей машинке так быстро, что поспевает почти каждое сказанное слово Л. Н. записать, и он теперь любит диктовать ей.

27 октября. Приехала В. В. Нагорнова. Мария Львовна рассказывала о том, как бабы плачут, провожая солдат на войну. Она сказала им: «А у них-то, у японцев, матерей-то разве нет? Они разве добровольно идут на войну?»

Абрикосов ехал с ранеными солдатами. Японцы лежали рядом с русскими. «Давай, будем писать домой», — сказал русский. «Мне некому. Никого дома не осталось. Отец, брат в солдатах, мать при обозе». Один солдат хвастался, сколько он убил японцев, китайцев.

На слова Абрикосова «Но убивать же грех» солдат сказал: «Они ведь некрещеные, — все равно, что собаки».

— Какое злое внушение происходит от крещения: люди отличают себя от других!

Приехал И. И. Горбунов. За обедом Л. Н. говорил о физиологе Павлове, получившем премию Нобеля, о книге Сеченова, в которой проводится мысль, что мы много едим, не отличаем аппетит от голода. Лишняя пища вредит, вызывает болезнь.

Еще говорил о книжке берлинца, изобретшего аппарат для воздухоплавания; нужен лишь акционерный капитал, чтобы изготовить его.

— Наш друг Архангельский очень болен, Ляня (Абрикосов) посетил его, — сказал Л. Н.

Л. Н. говорил далее:

— Настоящее есть соприкосновение прошлого и будущего. Его нет. Вне времени же человек свободен.

— Редко у кого (у одного на тысячу) найдется религиозное сознание, что не до́лжно противиться злу. Все думают сейчас о том, какие из этого выйдут последствия для государства. Самые ученые люди придают объективным делам значение, но не признают религиозного сознания. Масарик не признает непротивления злу, а это основа христианского учения.

— Об убийстве Сипягина1 нельзя судить с той точки зрения, что положение облегчилось; можно было предвидеть, что дальнейшее терпение открыло бы глаза на более глубокие причины и способы излечения государственного зла.

— Если бы высшие государственные власти спросили совета у меня, — говорил Л. Н., — я бы им свободы религии не посоветовал, потому что этим правительство подрубило бы сук, на котором сидит. Свобода же слова — да, от этого оно ничего не потеряет.

— Можно указать писателей, у которых имеется религиозное настроение. К таким писателям принадлежат Диккенс, Гюго, Руссо. Никогда не теряет нравственной точки зрения и Кант.

Л. Н. хочет написать катехизис для детей, но не в вопросах и ответах. 22 сентября начал было писать «Свет во тьме», но не было охоты продолжать2.

Л. Н.: У немецкого народа отношение к религии внешнее, лучшие из них идут в церковь, русский народ настроен более религиозно; да и у славян вот назаренство.

Л. Н. говорил о книгах: «Unto this Last» Рёскина, «That Great Lying Church» и «Winstanley» Моррисона-Давидсона3.

Л. Н. передал мысль Сергея Николаевича: «Музыка есть воспоминание того, чего никогда не было, и мечты о том, чего никогда не будет». Другой раз сказал: «Музыка — это стенография чувств»4.

Л. Н. получил письмо от японца Изо Абэ, социалиста, о том, что статья «Одумайтесь!» из «Times» переведена на японский язык и напечатана в газете «Heimin Shimbun Sha» («Простой народ»). Изо Абэ пишет: «Мы — социалисты, а в то же время противники войны. Нам трудно выступать против нее, но, несмотря на преследования, мы делаем все, что можем. Желая, чтобы вы всегда были здоровы и способны к борьбе против войны, остаюсь искренно вашим. Изо-Абэ»5.

Абрикосов рассказал Толстому, что его дедушка советовал ему, умирая: «Не ищи, не добивайся правды, а то попадешь в яму — Ясную Поляну».

Л. Н. было неприятно слышать это. Я его пожалел при Иване Ивановиче: «Сколько ему неприятностей, сколько вражды против него, как он один идет против всего мира». — «Но зато и сколько радости, любви он испытывает. Чей голос слышен так во всем мире, как его?» — сказал Иван Иванович.

Л. Н.: Когда я сегодня просматривал все собранное мною для «Круга чтения», мне стало неприятно и совестно, что сам я пишу такие вещи, а жить так не умею.

Я привез Л. Н. книгу Моррисона-Давидсона «The New Book of Kings»1.

Л. Н.: Как же мне-то он «The New Book of Kings» не прислал? Он всегда присылает, что напишет2. Он резко пишет и как хорошо!

И Л. Н. рассказал из этой книги о том, как в Англии епископы голосовали в парламенте в пользу хлебных пошлин и против улучшения положения народа, а в Америке — против уничтожения рабства, и какие были ужасные законы о рабочих в Англии: принцип ужасный — люди отдавались в рабство на десять лет. А если кто убежит, его наказывали жестокие законы. Генрих VIII повесил 70 тысяч бродяг за то, что они не работали (уклонялись от рабского труда)3.

Книгу Давидсона-Моррисона «The Annals of Toil» Л. Н. посоветовал И. И. Горбунову дать перевести и издать4.

Л. Н. прочел нам немного из этой книги, начиная с 477 страницы.

— Давидсон-Моррисон, — сказал Л. Н., — пишет, как Герцен: блестяще, игриво, бойко, но так же, как Герцен, предполагает, что читатель знает современные события. Мне и старым людям, современникам Герцена, понятны его намеки, но молодым нужны комментарии. То же и относительно Давидсона-Моррисона. Давидсон-Моррисон — мирный анархист. Как медленно пробиваются такие люди, которые не желают иметь ничего общего с правительством!

Л. Н.: Надо поместить в «Круге чтения» Рёскина о торговле. Также из Генри Джорджа, Давидсона-Моррисона... Какая интересная биография Гаррисона, составленная Чертковым!5 Борьба за освобождение негров испортила, ослабила в нем стремление к общему. Одному негру, бежавшему на Север, он указал путь и дал ему нож и револьвер, чтобы защищать себя. Это меня опечалило.

— Я вспомнил про «Завоевание Перу» Прескотта. Помню, что перуанцы стояли выше, чем напавшие на них испанцы-разбойники6.

— Какой Чаннинг великолепный! — сказал потом Л. Н.

Дальше я не расслышал. Всё перебивают Л. Н.

«Церковь упразднена, заменена всемирным общением». Такую заметку сделал Л. Н. карандашом на полях «Die Religion» Канта, изд. «Reclam», стр. 977.

Л. Н.: У Канта ясный ум, но очень трудный слог, и он иногда неточно выражается. Чаннинг выражается точнее. Когда Кант написал свою книгу о религии, духовенство пришло в ужас и Фридрих II написал ему, чтоб он отказался от своих взглядов на религию и не читал об этом лекции Кант ответил ему: «Отказаться от своих взглядов не могу, но перестану читать лекции». У Канта «категорический императив» — то же, что религиозное сознание.

— Сейчас продиктую кому-нибудь завещание ацтекского мексиканского короля, — сказал потом Л. Н.

Л. Н. прочитал нам вслух «Из завещания мексиканского царя»8.

30 октября. Татьяна Львовна написала воспоминания о Ге. Хочет писать и о других частых посетителях отца: о Репине, Тургеневе, Стасове1.

— их портретов, посаженного ими леса, сада...

Л. Н. поощряет работать над «Кругом чтения» всех семейных. Над «Кругом чтения» работали Наталья Леонидовна, Мария Львовна, Наталья Михайловна, Александра Владимировна, Юлия Ивановна, Варвара Валерьяновна, Х. Н. Абрикосов, Горбунов, Александра Львовна.

Л. Н. опять просил нас, чтобы мы строго критиковали его мысли и указывали на неясности, неточности. Он часто видит, что люди, которые не понимают его или которым кажется, что он ошибается, поддакивают ему, или молчат, или делают вид, что они понимают его.

— Будьте настоящими друзьями. Люди, торопящиеся понять, хуже всех поймут; таков Лёва (Лев Львович), — сказал Л. Н.

Л. Н. упомянул Ламеннэ, Хельчицкого, Бруно, Гуса, Серве, сказал:

— Ламеннэ религиозный, немного революционер.

Приехала Софья Андреевна; говорила, что войной в Петербурге даже не интересуются.

31 октября. Воскресенье. Катались на четырех санях.

Мария Львовна рассказывала, что лучшие воспоминания у нее — это о том времени, когда она работала вместе с бабами и одевалась по-крестьянски; как во время работы уставшие бабы песни пели, а после плясали. Как она раз помогла мужику надеть колесо на телегу; как он был благодарен ей за это; просто беседовали, он не знал ее и принял за крестьянскую девку. Но потом узнал, т. к. пришла баба, назвала ее по имени и отчеству, и сейчас же у него переменилось отношение к ней на отношение мужика к барыне.

Ехали мы возле кладбища. Мария Львовна сказала:

— Как это странно видеть Льва Николаевича таким крепким и бодрым, а в Крыму он умирал. Думал, что умирает, говорил мне о завещании. Я кормила его с ложечки, так как он не в состоянии был поднять руку, поднести ложечку к губам. Отец не будет здесь лежать, — Мария Львовна показала на кладбище, — он просил мать, чтобы его похоронили в лесу, указал место. Софья Андреевна и Ясная Поляна вылечили его. Здесь он чувствует себя очень хорошо. После Крыма посвежел здесь. Когда Лев Николаевич вернулся из Крыма в Ясную Поляну, сказал: «Я точно свою старую одежду надел».

Мария Львовна любит животных. У Марии Львовны одухотворенное лицо. Это больше всякой физической красоты. Смирение, услужливость, тактичность, внимательность.

Лесков как-то заметил, что в присутствии Марии Львовны хочется сказать: «Отойди от меня, я человек недостойный».

Л. Н. спросил меня, слежу ли я за развитием медицины.

— К сожалению, нет.

— Но читаете медицинские газеты? Почему же не читаете? — спросил Л. Н.

— Много практики и много читаю политической прессы.

— Это вы бросьте; у вас, наверное, отец, братья читают газеты, от них услышите все новое, важное. А то вы целый месяц читаете газеты, а результат какой?

Вечером Л. Н. говорил:

— Сегодня я читал Сютаева1, Архангельского2. Начал выписывать из Сютаева. Как он хорошо отвечает на возражение, что если мы не будем употреблять насилие, то турки завоюют нас: «Победи ты турка в себе, и тогда, когда мы будем так жить, сами турки придут к нам, чтобы жить по-нашему».

Л. Н. читал больше часа, а затем другие — еще час читали «Кому служить?» Архангельского.

— Люблю вслух читать сочинения, о которых хочу создать себе представление, какое впечатление они произведут на других, — сказал Л. Н. — Переношусь в слушателей, замечаю, ясно ли им, следят ли, не скучно ли им. Некоторые места у Архангельского были растянуты, много метафизики, я сокращал. Много хорошего, искренно и горячо написано, язык прекрасный. Архангельский лучше Эмерсона. Его мысль та, что насилие, которым хотим установить благоустройство (извне на людей действовать), портит людей. У нас был кучер, который после нас служил у мирового судьи. Был самолюбив, попал в тюрьму, тюрьма его совсем испортила, научился там худому. В каждом человеке есть божественное начало, действуйте на это.

— Вечером уже писать не могу, — сказал Л. Н., — вечером только читать хочется да мечтать, о чем надо писать. Вы, молодые, тоже чувствуете усталость вечером?

— Хочется написать катехизис для детей. Усвоение взглядов истины проложит в их душе путь, по которому им легче будет двигаться, жить. Слова «бог» буду по возможности избегать, к этому пусть сами доберутся, пусть это вытекает из того, как они должны жить.

Мария Львовна рассказывала: Мария Александровна спросила пастушка: «Где бог?» — «На небушке». — «Нет, в душах наших». — «Больно он-то в нас нуждается», — возразил ей пастушок.

Абрикосов рассказывал про Татры, о Гавласе (Havlas)3, про медведей, простоту жизни у нас, про наш семейный дом (как он все помнит!), как мы едим за большим столом, по одну сторону — семья, по другую — приказчики.

Л. Н. спросил меня про отца. Я сказал, что отец удивительно подвигается, физически слаб, но духовно свежий. Он уже все понимает по-вашему, за исключением трех вопросов. Вот эти три вопроса: 1) непротивление злу, 2) незабота о завтрашнем дне, 3) целомудрие.

— Да ведь это те самые идеалы, которых вполне исполнить нельзя. Незабота о завтрашнем дне связана со свободой воли: для себя надо жить в настоящем, нет прошедшего и будущего, а для других (семья — расширение личности) надо стараться думать о прошедшем и будущем. Так эту мысль записал и в дневник4.

Л. Н. (Абрикосову, поручая работу для «Круга чтения»): Вы пересмотрите английские календари и выберите из них практические советы для тех дней, в которых собраны разные мысли, отвлеченные, для простого народа скучные. Пускай он найдет хоть практический совет на этот день. Я выбрал таких практических советов всего три — пренебрегал ими, между тем они нужны. Например: «Не откладывай на завтра, что можешь сделать сегодня». Из Москвы надо достать «Иоанна-Воина»5— сказал Л. Н., обращаясь ко мне. — Я помню историю: Феодор был повелитель войска, которое истребило павликиан, и после спросил оставшегося в живых старика, во что они верят? «Вот во что», — и сам Феодор стал павликианином.

— Вы никогда не охотились? И братья нет? — спросил меня Л. Н. — Это атавизм — преследовать зверя. Медведи у вас большие? Семья ваша большая? Отцу сколько лет? Значит, разница со мною пять лет.

Л. Н. (мне): Я очень рад, что вы остались. Вечером устаю мыслить, мысль не работает, не соображаю, что̀ надо. — О статье: — Я знаю, что вы статью о назаренах прекрасно составите. Перепишите письмо Шкарвана, я его прочел, поместим6.

Хорошо говорят у Толстых: правильно, выразительно, художественно, особенно сам Л. Н. Он не говорит на «а». Читает так, что и не заметишь, что читает из книги, как будто рассказывает. Интонация ма́стерская.

1 ноября. Вечером Л. Н. читал вслух из «Записок из Мертвого дома» Достоевского отрывки об орле и других животных и о том, как в больнице умирает каторжник1.

Я получил телеграмму из дому — зовут к заболевшему тифом племяннику. Л. Н. спросил меня, о чем говорит телеграмма.

2 ноября. Л. Н., прощаясь со мной:

— Приезжайте, голубчик!

Как я забываю слова Толстого! В общем за эту неделю, что я пробыл здесь, я не записал и половины и никак не могу вспомнить забытое.

18 декабря. В день Сильвестра1, о полуночи, при крепком морозе — 30° R — приехал я вторично в этом году из Засеки в Ясную6*.

19 декабря. Утром я спросил Абрикосова, правда ли то, что было в газетах про Л. Н., что он упал с лошади и поранил себе ногу. Абрикосов подтвердил это и сказал, что Л. Н. после этого пролежал полдня на кушетке.

Зашла речь о том, что Андрей Львович получил «Георгия», и Абрикосов рассказал, что Л. Н. говорил: «Это он получил за то, — нескромно с моей стороны, — что он мой сын».

Глебова (мать А. В. Толстой) была у Марии Федоровны (вдовствующей императрицы), которая удивлялась, что сын Толстого на войне. Глебова сказала ей: «В наше время дети поступают по-своему, а не так, как родители желают».

По словам Абрикосова, «Круг чтения» все еще не кончен. Статья Шмита об анархизме показалась Л. Н. негодной для «Круга чтения»1, зато из «Отказа» Шкарвана взял письмо и «Почему нельзя служить военным врачом»23. Абрикосов сказал: «Если он пишет про это, должно быть, у него злое чувство к нему». Письмо не понравилось Л. Н., Марии Львовне, Абрикосову.

Л. Н. говорил, что мудрых мыслей много, их нельзя исчерпать, всегда можно найти новые и новые. Он взял много из Спинозы, Паскаля. Еженедельных статей уже больше 60. О Гусе написал Л. Н. кратко4. Он предложил Русанову выбрать для «Круга чтения» мысли из его (Л. Н.) сочинений и прислать ему, чтобы он их исправил5.

Л. Н., кажется, не совсем здоров. Большие холода, до —31° R. Хотя он выходит гулять, но жалуется, что воздух слишком холоден для дыхания.

Около 10 часов Л. Н. вернулся с прогулки. Свежее лицо, озябший; усы, борода в сосульках. Я онемел от радости, впиваясь в него глазами, и долго не мог прийти в себя.

— Здравствуйте, Лев Николаевич. Как поживаете? Здоровы ли?

Он прошел в свою комнату, оставив дверь открытою. Я ее тоже не закрыл и спустился вниз по лестнице. За завтраком сидели: Софья Андреевна, Мария Львовна, Александра Львовна, Наталья Леонидовна.

К 3 часам мы встретились с Л. Н. в дверях: он шел гулять, а я возвращался от ребенка Михаила Львовича.

— Где вы были? — спросил он меня.

— Гулял немного, — ответил я (это была неправда).

— Какой вы седой! Я иду гулять.

Пошел, хорошо укутанный, с раскладной палкой для сиденья, и велел прислать за ним сани.

Мария Львовна прочитала Михаилу Львовичу и мне две страницы из «Хаджи-Мурата», которые Л. Н. сегодня исправил: воспоминания Хаджи-Мурата о своем сыне Юсуфе, когда он в последний раз видел его. Как Юсуф вверх бросал охотничьего сокола6.

В «Новом пути» Философова (в ноябрьском номере) Гиппиус, жена Мережковского, описывает в повести «Suor Maria» свое посещение Ясной7. По-моему, хорошо.

После ужина я читал Л. Н. и Абрикосову письмо Яначека о Немраве (немец, отказавшийся от военной службы в Австрии)8. Л. Н. был заинтересован и пересказал все в другой комнате Марии Львовне.

Л. Н.: Такие одинакие! Придется ему страдать. Удивительно то, что он половой.

На то, что Галек, Хлумский доставляют Немраве книги для чтения, Л. Н. ничего не сказал. Слушал же очень внимательно и поправлял меня, когда я переводил письмо на русский язык.

— От Душана Петровича будем учиться по-русски, — сказал Л. Н. — У него такие же особенные выражения, как и у нас, но или звучат смешно, или их нет в литературном языке, употребляют их мужики, например, dotýkatsa — дотрагиваться.

Потом Л. Н. говорил о мнении Хэйга, что мясо и légumineux7* — бобы, горох, чечевицу — не следует употреблять, т. к. они создают вредную мочевую кислоту. Рассказал содержание его статьи9, передав существенное, как он это умеет. Читал многие из его сочинений (они находятся в библиотеке)10; он в переписке с Хэйгом и придерживается его советов.

После спрашивал меня про отца и братьев. Я ему рассказал про моего брата Петра, заболевшего сердцем от волнения.

— Да, в этом я уверен, что волнения развивают сердечные болезни; на себе испытал, — сказал Л. Н.

Приехавшую из Москвы М. А. Маклакову Л. Н. расспрашивал о 2-й и 3-й эскадрах11 и об ожидаемой конституции. Меня спрашивал о том, что думают за границей об ожидаемой в России конституции. Когда я сказал ему, что некоторые словацкие газеты на основании собственного опыта не ждут от нее ничего хорошего для народа, Л. Н. сказал:

— Хорошо делают, они правы.

День был очень холодный — 20° R и больше. Получено письмо Л. Винера с автобиографией12.

Л. Н. работал очень усиленно и написал множество писем13.

В деревне свирепствует скарлатина в тяжелой форме.

20 декабря. У Л. Н. насморк. Утром не гулял, ходил в халате по зале. Ответил Макгоуану, корреспонденту «Standard», на его телеграфный запрос: писал ли он царю и если писал, то что? Л. Н. ответил: «Слух ложный, письма не писал»1.

Макгоуан спутал письмо кн. Трубецкого с письмом гр. Толстого2.

По этому поводу Л. Н. заметил про газеты:

— Какая это суета, как в деле Дрейфуса. И что же может выйти? Ничего. Правительство не откажется от своей власти. Спиноза говорит, что есть два способа познания: один внешний (опыт, наблюдение), второй — внутренний (совесть, божеское). Первый всеми силами стараются развивать, вторым пренебрегают3.

— Можно не иметь религиозного сознания, — прибавил Л. Н. и рассказал следующее из своей жизни:

— До «Войны и мира», когда мне было тридцать с лишним лет, Страхов прислал мне Эпиктета на французском языке4. Я прочел и подумал, что это всё — старое, известное. Когда впоследствии развилось у меня религиозное сознание, я читал снова Эпиктета и мне он был дорог; я нашел в нем точь-в-точь то же самое, что я перечувствовал, передумал.

— Как хорошо Давидсон-Моррисон предвидел будущее: государственный социализм (т. е. социализм, признающий власть государства) — детство; анархический социализм (который не признает никакой власти) — возмужалость5. Писал он в 1896 году, и теперь уже так есть (один социализм — прошлое, другой, анархический — будущее).

21 декабря. У Л. Н. насморк продолжается, бронхит хуже, чем вчера. Он кончил «Круг чтения» и в три часа принес его и отдал Абрикосову, чтобы тот там еще что-то переместил и послезавтра увез с собою в Москву для передачи Горбунову.

Я рассматривал в «The Review of Reviews» иллюстрацию: страшный русский редут под Ляояном, где во время ночной атаки погибло 3 000 японцев. Л. Н. заинтересовался и тоже смотрел (окопы в три ряда и три-четыре ряда густой колючей проволоки)1.

— Ужас, — сказал Л. Н. — Мы тут рассуждаем об ужасах войны, а они там, солдаты, все свое внимание обращают на обувь (остро-каменистая почва), чтоб не быть босыми, и на ямы, в которых спят; офицеры же, как Андрюша, заняты отличиями и потехами.

— Вы что делаете? — спросил меня Л. Н. — Боюсь, что вам скучно будет.

— Нет, я занят. У меня даже много дел.

— Каких?

— Теперь привожу в порядок аптеку, изучаю медицину, пишу письма, перевожу для «Круга чтения» из Гуса, Масарика, Коменского.

Всякий раз, как Л. Н. выходит к нам, у него есть вопрос к каждому из нас. Когда он слышит нас с Абрикосовым громко разговаривающими, сейчас же спросит, о чем мы говорим.

Л. Н. поручил вчера Абрикосову ответить Шкарвану на его письмо, т. к. ему самому некогда2. Сказал, что дел у него прибавляется обратно пропорционально убавлению сил.

Софья Андреевна говорила, что Л. Н. не любит беречь себя. На это он сказал, что если бы он всегда придерживался ее советов, его давно уже не было бы в живых. Какие бы ни были у него боли в печени, как бы ни был Л. Н. слаб после болезни, если только в состоянии преодолеть это, всегда далеко ходит пешком или ездит верхом.

Маковицкий Д. П.: Яснополянские записки 1904 г.

ЯСНОПОЛЯНСКИЙ ДОМ

Фотография С. А. Толстой, 16 февраля 1906 г.

«В день Сильвестра, о полуночи, при крепком морозе —30° R. — приехал я вторично в этом году
из Засеки в Ясную». — Запись от 18 декабря 1904 г.

Вечером Л. Н. говорил о японском монахе, который на религиозном конгрессе в Чикаго (где он представлял несколько монастырей) играл выдающуюся роль; теперь же поехал на войну, чтобы побуждать солдат к храбрости, говоря им: «Есть два дела, ради которых стоит жить: это — разум и истина, за которые теперь воюет Япония, вот и боритесь за них». Николай Леонидович заметил на это: «То же самое, что и у нас и везде».

«Смерть Ланде» в новом номере «Журнала для всех»3. Сначала ему не нравилось, останавливал Абрикосова, велел выпускать, дальше читать и потом сказал: «Оставьте. Неискренно. Язык ненатуральный, и скучно». Но Николай Леонидович, который пришел позже, утверждал, что рассказ хорош. После вечернего чая Л. Н. опять дал читать Александре Львовне, и действительно нашлись места, о которых сказал: «Вот это искренно» (об аресте, о том, как заключенный укорял Ланде, что тот не протянул ему руки, когда он погибал), и решил завтра дочитать до конца.

Л. Н. из-за сильного насморка не мог читать вслух, не мог читать даже про себя. Прислушивался к беседам других, принес Диккенса, полистал немного, смеялся над его остротами. Между прочим, сказал:

— Не надо принимать без критики изречения (мысли) известных авторов, как не надо пренебрегать изречениями неизвестных, не знаменитых людей. Эту мысль я вчера записал себе.

Николай Леонидович говорил про «L’Ere Nouvelle» и про Армана (Armand). Хвалил журнал за то, что обращает внимание на всякие отказы от военной службы, на высказывания против государства (в последнее время: Ибсена), сказал, что у него сотрудники Кропоткин, Давидсон.

— Удивительно, — добавил он, — что анархизм так медленно принимается и распространяется.

Л. Н.: Да, медленно.

Николай Леонидович: Говорят, Арман — рабочий. Средств «L’Ere Nouvelle» не имеет никаких, из двухнедельного журнала переходит на ежемесячный. Дмитрий Васильевич был у него. Я поехал бы в Париж только ради того, чтобы познакомиться с ним (Арманом).

22 декабря. Среда. Приехала семья: старушка Е. Ф. Юнге (урожденная графиня Толстая) с сыном, молодым человеком, у которого невралгия желудка.

Л. Н. спросил его, что с ним было. Почему невралгия?

— Желудок был у меня всегда в исправности, и вдруг боли, и только когда я принял кокаин, прекратились.

— Кокаин делает вред, — сказал Л. Н., — не надо принимать его. Надо протерпеть. Какие страшные боли бывали у меня! Лежишь в холодной комнате, и всего в пот бросает.

Перед обедом был у Л. Н. отставной капитан. Абрикосов спросил Л. Н., может ли его впустить. Поговорили недолго в кабинете, после того капитан напился чаю в библиотеке и уехал. Л. Н. дал ему 3 рубля.

Сегодня утром я принес Л. Н. «Лабиринт света и рай сердца» Коменского1.

— Я читал Коменского, и он меня отталкивал — не помню, почему, — сказал Л. Н.

Он взял книгу в руки, стал читать, потом перелистывать.

— Да, это аллегории — не люблю. По той же причине не нравится и описание путешествия Буниана2, — сказал он. — Когда важное дело, надо тем проще выражаться. Иногда можно, как Христос, — притчами.

— Это мне не нравится, аллегоричностью отталкивает.

За чаем (в 3 часа) Л. Н. хвалил присланные ему в рукописи «Диалог» и два стихотворения в прозе Капниста. («Диалог» — это разговор мужика с художником на выставке картин; мужик говорит, что картины — это ненужная роскошь и за все это берется с мужиков.)

— Замечательно даровитый, ему только 17 лет, — сказал Л. Н.

Марии Алексеевне Л. Н. поручил составить биографию Паскаля3. За чаем говорил и о нем, какой он цельный и последовательный.

Спрашивал меня про больных в Ясной, понимают ли меня.

— Да, стараюсь говорить медленно.

— Они напряженно слушают, поймут, — сказал Л. Н.

Вечером Л. Н. продолжал читать вслух из «Журнала для всех» скучный рассказ4.

— Боюсь, вы соскучитесь у нас, — сказал мне Л. Н.

— Нет. Только недоволен собой, что начинаю читать пустяки вроде «The Review of Reviews».

23 декабря. Утром был журналист из Тифлиса. Вечером приехал Фролов, семинарист из Владимира, 18-летний юноша, чтобы прочесть Л. Н. свои статьи «Кто я» и «Что вне меня», в которых изложено его мировоззрение.

— Удивительно, что он выражает то же, пишет о том же, о чем я, 76-летний старик, — сказал Л. Н. — Он, как молодой человек, ищет сочувствия. Я ему советовал не писать сочинения, а выражать свои мысли в трех строках или на трех страницах. Приятное у него лицо.

Спрашивал, что делать, продолжать ли учиться? Я ему советовал не продолжать учение, а стать учителем, тогда у него будет досуг читать.

Мария Алексеевна говорила, что надо остерегаться босяков.

Л. Н.: Я никогда не слыхал, чтобы босяки нападали.

Мария Алексеевна опять говорила свое.

— Я никогда не слыхал, — повторил Л. Н.

1. Еще Л. Н. получил извещение о смерти Г. О. Миллера, присланное друзьями умершего. Миллер во многом совпадает с Л. Н. Он просил, чтобы его поскорее похоронили, не беспокоя людей; чтобы тело его сожгли, чтобы не грустили по нем, а жили так, как жил он, радуясь жизни и живя для других.

Был разговор о спиритизме. Л. Н. сказал, что никаких спиритических чудес нет: если стол вертится, значит, его толкают, и т. п.

Шла речь про письмо Л. Н. о конституции (в Филадельфию, в «North American Newspaper»), по которому «Московские ведомости» заключили, будто Толстой против конституции, замолчав, однако, что он против нее по христиански-анархистским мотивам2.

Софья Андреевна устраивает в Москве концерт с благотворительной целью.

— Жаль, что вы не услышите мой концерт, — сказала она Абрикосову.

— Мы ему расскажем, когда вернемся, — шутя сказал ей Л. Н.

Софья Андреевна спорила с Александрой Львовной о том, как нужно брать на фортепьяно сильные аккорды: нужно ли надавливать только пальцами или всей рукой и нужно ли при этом нагибать верхнюю часть тела. Л. Н., прислушавшись к их разговорам, шутя сказал, что следовало бы нарисовать такую карикатуру, где пианист, когда берет аккорды, подымает ноги вверх и стоит на руках.

Шла речь про М. А. Шмидт.

Л. Н.: Если буду жив, то ее навещу завтра. Надо думать про смерть. При прошлой болезни я видел, как это хорошо, если не боишься смерти.

Мария Львовна рассказала мне, что Л. Н. говорил, что у него поколебалась бы вера в бога, если бы не было равновесия счастья и несчастья в жизни всех людей. Все мы — во всей нашей жизни, не только земной — одинаково счастливы и несчастливы. У дяди Сережи была трудная жизнь, он был неверующий и страшно страдал, но, умирая, издавал звуки: «Ах! ах!», как будто увидал что-то, что-то понял. Может быть, он в эти минуты испытывал такое благо, которое искупило все его страдания...

Еще Мария Львовна рассказала, что когда-то Татьяна Львовна отдавала свою землю в Овсянникове8* мужикам в аренду по низкой цене, и арендная плата вносилась в общую кассу для помощи тем, у кого пала лошадь, кто погорел, и т. п. В первый год платили исправно и разумно тратили деньги: раз помогли нескольким погорелым односельчанам, в неурожайный год купили овса на семена, выкопали общественный пруд. Но потом, видя, что контроля над деньгами нет, перестали платить и даже стали барышничать арендой. Когда Татьяна Львовна вышла замуж, она продала всю пахотную землю мужикам по 100 р. за десятину. Мужики за год аренды и после покупки очень поправились: не ходят на сторону, перестали пьянствовать.

— Я тоже, — сказала Мария Львовна, — хочу так поступить: отдать свою землю крестьянам, только буду сама собирать аренду и расходовать на их нужды.

24 декабря. Утром Л. Н. с владимирским семинаристом. Подарил ему свой переплетенный, единственный в Ясной экземпляр «Христианского учения» и другие книги.

Позднее с восторгом говорил о нем Марии Александровне и Павлу Ивановичу, называя его философом.

После завтрака я пошел к Марии Александровне1, семинарист — до Засеки — со мной. Он происходит из Нижегородской губернии, из крестьянской семьи; хотел бы попасть в университет. Л. Н. же советовал ему стать учителем и учиться, приобретать образование частным образом. Не знает, что делать9*.

У Марии Александровны застал И. К. Дитерихса.

Мария Александровна не была рада моему приходу: ей не нравилось, что меня гоняют к ней; говорила, что каждую зиму так хворает, что это проходит. Незадолго до меня приехал Л. Н. верхом, согрелся в передней, вошел минут на пять к Марии Александровне (после он мучился — не причинил ли ей волнения), поговорил с ней и скоро уехал.

— Когда хорошенько подумаю о словах Льва Николаевича, всегда нахожу, что он прав; иногда мне кажется, что он ошибается, но, подумав хорошенько, убеждаюсь, что это я не понимала дела.

Придя домой, я застал П. И. Бирюкова. С шести часов Л. Н. был почти непрерывно в зале и недолго у себя с Бирюковым. Шел горячий спор Сергея Львовича с Л. Н. Сергей Львович хотел, чтобы Л. Н. высказался в том смысле, что конституция — очень желательный шаг вперед от абсолютизма. Л. Н. же говорил, что агитация земств в обществе в пользу конституции есть напрасная трата сил; люди знают нечто более хорошее, что надо делать. Если бы всякий из этих людей заботился о себе, о том, как ему самому надо жить, они поступали бы лучше и делали бы более нужную работу. Надо стараться каждому улучшать свою жизнь, а не думать о других — о пропаганде. О последствиях, о производимом этой внутренней работой эффекте нечего думать. Мнение других тоже неважно, надо работать перед богом. Герцен сказал: «Когда бы люди захотели вместо того, чтобы спасать мир, спасать себя; вместо того, чтобы освобождать человечество, себя освобождать, — как много бы они сделали для спасения мира и для освобождения человечества!»3

— Если бы была введена конституция, — сказал Л. Н., — меня это порадовало бы, как меня радует свежий снег, когда санный путь плохой. Конституция — это маленькое дело в движении человечества вперед, <такое же, как> религия, наука, искусство, война. А тут эту маленькую вещь ставят выше всего, а другими пренебрегают. Агитация — это известная деятельность, конституция — мера, которую может ввести правительство.

Л. Н. приводил мысль из «Круга чтения» о деспотизме и олигархии4.

— Каким обманом создается большинство, — говорил Л. Н., — и то, что́ это большинство решает, должно быть авторитетно, обязательно, священно, должно быть законом. У Долгорукова 12 000 десятин, и он агитирует в пользу конституции, хотя знает, что лучше было бы отдать землю мужикам. Его ведет тщеславие и 99 % других — тоже.

Л. Н. говорил, что никакими изменениями внешних форм человеческой жизни вообще и, в частности, русского государства, нельзя достигнуть того благополучия, которого можно достигнуть внутренней работой каждого отдельного человека над своим самоусовершенствованием. Что, может быть, материально и были бы некоторые улучшения, но что забота об этих материальных делах, несомненно, задерживала бы внутреннюю работу человека, потому что он отвлекался бы в другую сторону. И что если бы его (Л. Н.) спросило правительство, что ему делать, то он сказал бы — дать то, чего все требуют, потому что это бы всех успокоило, умиротворило. Так, например, если бы несколько человек собрались пахать, а вдруг их повели бы подметать двор; очень приятно иметь чистый двор, только нельзя заниматься этим, когда нужно пахать. Когда люди занимаются самоусовершенствованием и достигли некоторого развития, то попутно достигаются и материальные выгоды. Когда люди хороши, то нет нужды напирать на это (т. е. на материальные улучшения). Пример — духоборы.

Тут Сергей Львович сказал, что при хороших формах жизни (правления) и люди будут лучше.

Л. Н.: Наоборот — тогда люди будут соблазняться теми формами и будут отвлекаться от внутренней работы, что и видно на других странах, где все те же грехи.

Сергей Львович: Не надо только советовать обществу добиваться конституции путем насилия, агитации, раздражения.

Л. Н.: Они не имеют никаких средств заставить царя отказаться от своей власти, так что все это, собственно, лишь только пустые разговоры, так как правительство даст лишь то, что хочет дать.

Я: Сколько же было вас на съезде в Москве?5

Сергей Львович: 102 представителя помещиков.

Л. Н.: Но ведь народа 130 миллионов, и их никто не спрашивал, какого они мнения.

Еще Л. Н. говорил, что он не может знать, будет ли от конституции лучше.

Сергей Львович: Все-таки не будет жертв: молокан, духоборов, штундистов. Зачем нужны страдания?

Л. Н.: Будем действовать, чтобы их не было. Но нужны ли они, это другое дело. Смерть Христа...

: Ты ведь одобряешь Генри Джорджа, а его устройство — ведь тоже внутренняя политика.

Л. Н.: То, что его проект достигается насилием, это его недостаток.

Спор шел очень горячий. Сергей Львович ходил взад и вперед по комнате, прерывал речь Л. Н., весь красный, как рак, и, ужасно взволнованный, спорил и с Николаем Леонидовичем, который был целиком на стороне Л. Н-ча. Л. Н. тоже не уступал, не прощал Сергею Львовичу ни одной ошибки, на все ему возражал.

— Ты горячишься, — говорил Л. Н., — потому, что хочешь горячиться...

Дело дошло до того, что у Л. Н. сжималось горло и он говорил тонким голосом, прерываясь, задыхаясь и чуть не плача; хотел было уже пойти в свою комнату, но остановился на пороге и опять отвечал. Он ушел бы уже раньше, но его задержал Бирюков, ставя ему те же вопросы, клонящие к тому, чтобы получить от Л. Н. ответ, что конституция все-таки лучше монархии и что поэтому надо желать ее как шага вперед. Но Л. Н. не дал этого ответа.

— Лев Николаевич, не признавая правительства, будучи анархистом, не может желать перемены формы правления, — сказала Мария Львовна, — и это надо бы было приписать в конце телеграммы «American Newspaper» (Philadelphia).

Сергея Львовича сердило, что «Московские ведомости» мутят общественное мнение, обманывают публику неверным толкованием этой телеграммы Л. Н.

Сегодня Брайан прислал свою книгу «Under Other Flags» с надписью Л. Н-чу6. В книге две иллюстрации: на одной — Л. Н. с Брайанами, отцом и сыном; на другой — посередине Л. Н., направо — папа Пий X, слева — Николай II. Брайан считал в то время царя за самого сильного из монархов в Европе. Когда за обедом Бирюков рассказал об этой иллюстрации Л. Н-чу, тот сказал, улыбаясь:

— Да, я протестую против этой компании.

Л. Н. поручил Марии Львовне написать о чем-то Кросби и в этом письме поблагодарить Брайана за книгу.

Ю. И. Игумнова рассказала, что Брайан приезжал к Л. Н. в декабре 1903 г. Он приехал утром, когда Л. Н. занимался, а в 12 ч. должен был уехать, т. к. на другой день ему было назначено свидание с императором Николаем II. Л. Н. прервал свои занятия и вышел к нему. Поговорив с Л. Н., Брайан решил остаться до вечера и телеграфировал в Царское Село отказ.

В вопросе о недопустимости насилия Брайан вполне сошелся с Л. Н.

— Брайан был серьезный, — сказал Л. Н. — Мне странно, что он может претендовать на президентское кресло. По своим взглядам он очень исключительный американец.

В разговоре с Бирюковым Л. Н. выдвигал американцев: Чаннинга, Эмерсона, Гаррисона. Говорил, что черпал много (для «Круга чтения») из теософского журнала «The World’s Advance Thought», который редактирует женщина Люси Малори. Вспомнил про теософа Гартмана. Корректура «Круга чтения» будет длиться четверть года — полгода. Сказал, что он сам будет вести ее7.

В полночь приехал Дунаев.

И. К. Дитерихс: Когда я узнал, что Порт-Артур сдан8, у меня гора свалилась с плеч. Стесселя я знаю лично, суровый человек, без каких бы то ни было нравственных свойств, готовый расстрелять 1000 солдат. Говорят, Порт-Артур держался Смирновым. Обвиняли Ухтомского, ездившего с дарами в Пекин.

— Я себя поймал: когда Россия уступила Кульджу, мне было жаль, зачем уступила, раз уже имела ее. Патриотическое чувство.

25 декабря. Утром был у Л. Н. еврей из Одессы интервьюировать его насчет сионизма и территориализма (переселения евреев в Уганду). Разговор был напряженный, серьезный, утомительный. Сионизм, оказывается, сильнее всего среди русских евреев. Территориализм симпатичнее Л. Н., чем сионизм, поддерживающий еврейскую исключительность и догматизм. Л. Н. вспоминал трех евреев, которые были ему симпатичны (Минора не было между ними). Минору-младшему дал рекомендацию к Тургеневу1, другому — к Кросби. Вспомнил, что, когда он изучал еврейский язык с раввином Минором и они дошли до слова Yahve (Иегова), Минор сказал, что он не смеет произнести это слово, и вместо него сказал: «Адонай».

Л. Н. рассказывал о детстве, вспоминал, как его старший брат Николай забавлял их, рассказывая про Фанфаронову гору и муравейных братьев. Чтобы взойти на Фанфаронову гору, нужно было, во-первых, стать в угол и не думать про белого медведя; во-вторых, пройти, не оступившись, по щелке между половицами, и, в-третьих, в продолжение года не видать зайца, ни живого, ни мертвого.

Софья Андреевна дала Бирюкову читать свои дневники, которых у ней много, особенно с того времени, когда Л. Н. болел в Крыму. Вспоминала, что он был тогда пять месяцев опасно болен и она ходила за ним каждую ночь до 4 ч. утра. Иногда в продолжение двух с половиной часов непрестанно делала ему массаж, часто засыпая при этом и вздрагивая.

У Л. Н. было сильное желание остаться в живых. Это желание и спасло его. Был необычайно терпеливый, кроткий, но и exigeant10*, хотел то одно, то другое. В Крыму ухаживали за Л. Н. два врача, через день приезжал и городской врач2.

Л. Н. прочел вслух большую выдержку из книги Макиавелли «Государь» о том, что цари должны притворяться благодетелями народа, озабоченными его благом. Он дает совет, как нужно царствовать <царю-завоевателю>: или разорять народ («это делают Романовы, Николай II», — заметил Л. Н.), или строго соблюдать конституцию (существующие в завоеванных странах учреждения), или поселиться среди завоеванного народа3.

Потом Л. Н. прочел вслух два рассказа на французском языке про смерть Екатерины (удар); два сообщения, одно — поляка-монаха (кажется, Калинки)4.

Л. Н. сказал:

— Все ищу, чем держится правительство; что делает возможным, чтоб царствовали такие люди, как Наполеон или развратная, ограниченная, злая Екатерина, как могла она водить мир за нос в продолжение 30 лет?..

Ответил, что находит причину в государственной машине, посредством которой достигается повиновение людей.

Бирюков сказал, что тем, кто служит, нужна какая-то власть, какая бы то ни было, а то им некому служить. Поэтому не разбирают, кто царствует.

Л. Н.: Петр III и Павел были лучше, чем какими их представляют, потому что убили их и надо было их оклеветать, чтобы оправдать себя. Наоборот, Екатерина, Александр I были гораздо хуже, чем их описывают.

Об Александре I Л. Н. сказал, что он не был таким просвещенным, каким его историки изображают: он был человек хитрый, лукавый.

Николай Леонидович сказал, что теперешний Николай, говорят, тоже в глаза соглашается, но делает по-своему. Речи свои к войску произносит смело.

Л. Н. дал прочесть нам, «пока дамы не пришли», как он выразился, письмо Стасова о книгах с выпиской из одного документа, посвященного Екатерине, хранящегося в Публичной библиотеке5. Молчание. Л. Н., пока мы читали, уходил к себе. Вернувшись к нам, он спросил: «Прочли? Не тошнило?»

— Действительно, блевать хотелось, — сказал И. К. Дитерихс, который и читал вслух это письмо.

: Китайцы были у вас?

Л. Н.: Нет, и жалею, что не имею возможности поговорить с ними. Вот японцев сколько было6.

Бирюков упомянул про работы двух китайцев, писавших, что Л. Н. ссылается на их мудрецов и согласен с ними. Дунаев вспомнил про какого-то китайца во Владивостоке, который говорил его знакомым с большим уважением и знанием про Толстого.

Дитерихс рассказывал, как он путешествовал из Канады в Нагасаки с японцами, которые, узнав, что он знаком с Л. Н., расспрашивали про него и очень заинтересовались его фотографической карточкой, которая оказалась у него.

А. Э. Юнге рассказывал подобное же. Его мать ехала в Италию, и в вагоне начался разговор про Толстого, который вызвал большой энтузиазм.

Л. Н. пишет философское сочинение — опыт изложения своего вероучения7.

Л. Н. так не говорит, как я записываю. Он выражается кратко, сильно, ни одного лишнего слова; слово соответствует представлению. Никто не говорит так определенно, как он.

26 декабря. Хотя гостят здесь Бирюков, Дунаев, Сергей Львович, Дитерихс, Л. Н. занимается, как всегда. Перечитывает Бирюкова «Биографию Толстого». Сказал, что хотел бы написать про свою жизнь художественно. Например, у Берса имеется описание его путешествия с братом Николаем по Волге12. Какие воспоминания!

За завтраком Софья Андреевна предлагала мне побольше есть и удивлялась, как я мало ем. Я сказал, что ем в два раза больше, чем у себя дома, потому что у них кухня очень вкусная.

— Этому я рада.

Рассказывала мне, что отец ее был гофмедик, мать — тульская, было их восемь человек детей. Воспитывались они очень практично, хозяйственно, по очереди варили, исполняли работы по дому, сами шили себе платья, которые получали уже скроенные. Вот на такой, когда ей было 18 лет, женился Л. Н. Когда она приехала в Ясную, тут ничего не было. Нечего было есть. Все нужно было заводить.

— это Кросби; что она влюбилась в его душу, так он подкупил ее своими качествами. В Ясной он пробыл день, приехал в Москву и застал ее в саду. Рассказал про то, что творится в Ясной, и спросил: «Знаете ли вы, что́ я там видел самое замечательное?» — «Льва Николаевича», — сказала я. — «Нет. Ванечку. Он, когда вырастет, или превзойдет Льва Николаевича своим гением, или умрет рано».

— Этой своей чуткостью, что он так быстро понял даровитость и доброту Ванечки, он подкупил меня, — рассказывала Софья Андреевна. — Я зашла к нему в номер — в доме у меня был тогда беспорядок — и разговаривала с ним про философию и другое3.

— Ванечка за семь лет своей жизни прямо воспитал меня, — продолжала Софья Андреевна. — Он не мог перенести, когда люди при нем сердились. Он таким родился, говорил о том, о чем не читал и не слышал. Когда я принесла ему коробку шоколада, он, во-первых, поднес Илье Васильевичу и слугам и, глядя на меня, сказал...... 11* Когда была елка, спросил: «Почему же это нам? У нас всего довольно, почему это не слугам и мужикам?» Раз он искал меня и нашел меня, плачущую, в зале. — «Почему плачешь, мама̀?» — «Твой папа̀ обидел меня». Тогда он, ничего не сказав, пошел ко Льву Николаевичу, влез на диван, обнял ему шею руками и сказал: «Об одном прошу тебя, папа̀, никогда не обижай мама̀». (Это рассказал и Л. Н.) Раз няня недостаточно тепло одела его, и я бранила ее, что ребенок может простудиться и заболеть. «Не сердись, мама́. Разве не легче умереть, чем видеть, когда люди сердятся?» Он был похож на Машу и Льва Николаевича. Он говорил: «Я сам чувствую, как я похож на папа̀». Я с тех пор, как Ванечка умер, живу только наполовину.

В каком-то журнале попалась фотография Мережковской-Гиппиус в декадентском платье, похожем на мужской костюм. По этому поводу разговор коснулся ее. Александра Львовна рассказывала про Мережковскую:

— Декадентски одетая; когда говорила с отцом, то делала это с снисходительностью.

Мережковский написал книгу о Достоевском и Толстом, видна в ней враждебность к Толстому4. Жена же Мережковского писала, что и перед приездом ее муж с любовью относился к Л. Н. и что он уехал с той же любовью, с какой приехал5.

Александра Львовна: Мережковскую бы взять за шиворот и выбросить ее!

27 декабря. Морозный день. Л. Н. утром выходил гулять, хотя жалуется, что «в горле давит». Ему нездоровится. После полудня не выходил. «Даже не хочется», — сказал он. Когда же увидел, что поднимается метель, сказал, что рад, что не пошел гулять. С Марией Алексеевной шутил за чаем: «Дуэт с вами петь не буду».

Было много больных: человек 12—15. Из амбулатории я пришел без четверти три. Когда я завтракал, пришел Л. Н., спросил, много ли больных, чем болеют, и меня: «Вы здоровы?» (Абрикосов говорил мне, что до моего прихода Л. Н. рассказал, что видел меня во сне: я откуда-то пришел и хотел подняться на лестницу, но не мог, был нездоров.)

В 3 часа Л. Н. сел за завтрак и разговаривал с Дунаевым; после присел к столу только что приехавший с Дальнего Востока корреспондент «Руси» Попов, раненный навылет в грудь под Ляояном.

: Вот мое мнение о Стесселе оправдывается, у него семь денщиков, и ни одного непоротого.

Корреспондент: Да, он грубый, и его супруга тоже.

Л. Н.: Что же теперь там делается?

: По-моему, да и по мнению многих, кампания проиграна. И это ничего: будут самые обширные реформы. Выйдет на благо России. А если бы мы выиграли, то власть правительства стала бы еще сильнее. Эти три министра-генерала получили бы еще большую власть1.

Л. Н.: Будут ли реформы — сомневаюсь, выйдет ли благо — нельзя знать. Верный прогресс человечества один — в области духовной, в самоусовершенствовании каждого отдельного человека. И человек может двигать только себя одного, а не других реформами. Количество и связь причин, влияющих на движение человечества, огромны, так что нельзя предсказать и смешно приписывать известной внешней реформе важное влияние на движение человечества. Возьмем наш рост, одного индивидуума, какие разные и переплетенные были влияния на нас. Прогресс есть, но он нам не виден, как и рост дуба; иногда он идет по спирали.

Корреспондент: Слава русского оружия померкла. Надеялись, что лучшая армия у нас.

Л. Н.

Корреспондент: Вначале не было другого имени японцам, как «япошки», «обезьяны».

Л. Н.: Это всегда так было: в Севастопольскую кампанию, в Франко-немецкую.

Корреспондент

Л. Н.: То же оказалось во время Севастопольской и Турецкой войны. Я уже тогда об этом писал2. Да и у англичан в бурской войне было то же самое. Это не изменяется. Я с самого начала видел в японцах нацию, поразительно <?> воинственную, какие являлись в известные времена — Кира, Александра, Карла XII, Фридриха Великого. Будет ли ей победа полезна — вопрос. Германии она не была на пользу. Также и Франции — то, что она проиграла, было скорее на пользу ей.

— Когда вас ранили, было больно? — спросил Л. Н.

Корреспондент

Л. Н.: Как палкой ударит, помню с Севастополя.

Корреспондент: Да, точно поленом. Упал. Пуля была хороша, пробила грудь, через лопатку вылетела.

Попов рассказывал, что в Иркутске по распоряжению Куропаткина казармы чистятся и приготовляются под больницы. Странное чувство, когда подумаешь. В общем все были разочарованы ходом войны.

Л. Н.

Корреспондент: Японцы, думаю, не разочарованы.

Л. Н.: Японцев-то видели?

Корреспондент

Дунаев: До штыков не доходило?

Корреспондент: Это только ночью.

Л. Н.«грызни» друг друга!

Дунаев: По Драгомирову, штык — молодец. Об этом вы, Лев Николаевич, давно еще спорили с Драгомировым3.

Л. Н.: Штык только для пугания.

Корреспондент не чувствуют себя достаточно сильными для нападения.

Сегодня получена телеграмма от Андрея Львовича (еле можно было понять, так была переврана, как все телеграммы оттуда — с Дальнего Востока), что приедет в половине января; что лошадь ударила его в затылок (вынимали кость); голова у него побаливает. Корреспондент говорит, что виделся с ним; что он не приехал сразу потому, что, получив «Георгия», не хотел сейчас же уехать, чтобы не было разговоров.

Сегодня приехали Софья Николаевна, жена Ильи Львовича (с дочерью и двумя мальчиками), младший Сухотин, Горбунов. Сергей Львович уехал в Крым.

Перед обедом (до шести часов) Л. Н. разговаривал с И. И. Горбуновым насчет «Круга чтения».

— 22 дня лишних, — сказал Л. Н. — Их надо распределить и поместить на такие дни, в которых говорится о специальных темах, например, про вегетарианство. Таким образом, прибавится чтения на эти дни и будет сильнее. Для дней воскресных тоже есть восемь лишних рассказов. Сами выбирайте. Надо быть осторожным с Марксом, издателем сочинений Чехова, у которого я взял два рассказа, и Глазуновым, издателем Тургенева, у которого взял два стихотворения в прозе и два сокращенных рассказа.

«Руси», чтобы он зашел к издателям и попросил у них разрешения перепечатать в «Круге чтения» рассказы Чехова, Тургенева, хотя бы за деньги, вырученные от «Круга чтения»4.

Корреспондент «Руси» уехал в Петербург.

12*Вечером, от половины седьмого до половины двенадцатого, Л. Н. оставался в зале за круглым столом. П. И. Бирюков задавал ему вопросы о его молодости. Л. Н. отвечал, я записывал и записанное передал Бирюкову. Отвечая на его (Бирюкова) вопросы, Л. Н., между прочим, рассказал, что Александра Николаевича (Александра II) он встречал два раза, не кланялся ему. Раз на лестнице фотографического заведения; у него было испуганное лицо, как у травленого зайца.

О своем заграничном путешествии Л. Н. рассказал:

— Герцен дал мне письмо к Прудону, поставил меня с ним в самые близкие отношения, и к Лелевелю. У Лелевеля вместо звонка чернильница, — и отворил старик. Я ему привез поклон от Герцена, он меня принял, рассказывал мне про старину...5.

г. эмигрировал за границу.

Л. Н. внимательно слушал, переспрашивая то, что не расслышал, и по окончании чтения сказал:

— Хорошо. Кто это написал?

Статья подписана: В. М-н

И. И. Горбунов напомнил, что когда-то в Ясной Поляне был член партии «Земля и воля», артиллерийский офицер. Л. Н. смутно помнил это.

— Вы в Дрездене были, — спросил П. И. Бирюков, — классические картины галереи произвели на вас впечатление?

— Никакого, — ответил Л. Н., — то есть я еще находился под гипнозом, что надо восхищаться. Выжимал, дулся... ничего не вышло.

— Чичерин рассказывал, что вы в Брюсселе занимались тем, что собирали картинки, — сказал А. Н. Дунаев.

— Эти картинки премилые, жанровые, — ответил Л. Н. — Это искусство, а Мадонна Рафаэля не есть искусство. Я был в 61-м году в Брюсселе...

Мария Львовна спрашивала, что бы ей перевести. Л. Н. сказал:

— Давидсона-Моррисона «The New Book of Kings» надо перевести. Может быть, пройдет (т. е. через цензуру).

Л. Н.: Я сорок лет тому назад записал и теперь тоже такого мнения, — может быть, ошибаюсь, — что прогресса нет6. То, что в деле истинного прогресса — духовном совершенствовании — было идеалом тому назад 2000 лет, то и сейчас есть. Реальная жизнь — духовная; телесное существование — только прибавление.

7.

— Перечитываю в первый раз свое сочинение «Царство божие...», — сказал Л. Н. на этих днях. — Оно мне нравится. Там то же самое, о чем теперь пишу. О государстве хорошо написано...

Я сказал Илье Васильевичу (лакею), чтобы он, когда делает что-нибудь в зале и Л. Н. в то время говорит, не стучал, как, например, сегодня стульями или, как в Гаспре, тарелками. Л. Н. не любит, если шумят возле него: у него слабый голос, часто покашливает, голова у него побаливает, ему трудно переносить шум. Я это вижу.

— Хорошо, человек забывает, — сказал Илья Васильевич.

— Знаете ли вы, Илья Васильевич, что Лев Николаевич — самый выдающийся человек со времен Христа?

— Да, миролюбием, кротостью. Раньше, чем хотят проявить гнев, воздерживаются. Человек двенадцать лет служит, мало ли что бывает? Но я никогда сердитого слова от них не слышал, косого взгляда не видал. Величайший человек. Таких, пожалуй, мало будет.

— Я же думаю, что не только теперь, но и никогда не было на Руси такого человека. Людей добрых, самоотверженных, кротких на Руси много, только мы не знаем про них, но с таким умом нет другого.

28 декабря. Л. Н. выглядит бодро, лицо свежее, гладкое, спокойное, нет в нем усталости. От 3 до 5 часов ездил верхом. До того аккомпанировал снохе Софье Николаевне, которая пела. За обедом беседовал с ней о музыке.

— Музыка должна утишать, умилять, а не возбуждать страсти, — говорил он. Еще сказал, что она играла что-то томительное и после страстное и что такою не должна быть музыка. Вспомнил про какую-то певицу в Москве, которая пела «сашикайте огни». Сказал, что Стасов, музыкальный критик, ничего не понимает в музыке.

— Да, у него запутанный язык.

— Он хочет привести в систему ваше учение, — сказал П. И. Бирюков.

— Он видит в нем этот недостаток?13* — спросил Л. Н.

— Да.

29 декабря. Перед полуночью Л. Н. спросил меня:

— Это вы писали Черткову о письме к государю?

— Да, даже два раза — он (Чертков) вторично спрашивал14*.

Л. Н.2, вышло неделикатно. Это мне неприятно, не в смысле гонения — это было бы приятно, но тут indiscrétion15*. Я не хотел говорить об этом при Софье Андреевне, она расположена нехорошо к Черткову. Пред ней я один ответствен, не Чертков.

— Сегодня сделал десять шагов по снегу, устал, — сказал Л. Н. — Это старческая слабость. Но тут, — он указал на грудную кость и на левую линию parasternalis, — чувствую боль, пульс нехорош.

До этого говорил, какая прелесть — верхом ездить:

— Иногда не хочется, но когда проеду версты две, то рад, что поехал. Сашина лошадь (Делир) не спотыкается, у ней ноги крепкие, и всегда веселая. Обыкновенно езжу к Козловке, не доезжая до железной дороги, сверну налево, к шоссе, к мосту, потом налево через лес к купальне и оттуда нашим лесом домой. Круг в десять верст.

— Нет. Тоже смирная, добрая была лошадь.

Л. Н. получил длинное письмо от С. Т. Семенова про Чертковых, про Пунгу и Димочку. Димочка ему не нравится3.

Л. Н.: У Семенова важнее то, что он добровольно поселился в деревне, живет там и работает, чем его писательство. Его еще манят всякие соблазны, вроде того, что Париж хочется повидать. Мы это уже испытали (кажется, единственная выгода богатства), для него же это еще соблазн.

Читал вслух письмо мужика, который помнит освобождение крестьян, и присланную им поэму-сатиру на освобождение мужиков4.

— Хорошо написано, недурно, — сказал Л. Н.

Вел разговор с М. М. Сухотиным про внутреннее сознание и опыт:

— Их нельзя смешивать, — сказал Л. Н. — Сознание реально, опыт нереален. У материалистов же обратно.

Читал вслух из «Volkserzieher» (№ 1, 1 Jan. 1905. Berlin) статью Вейса (друга Эгиди) о смерти, о том, что нет смерти и ее нечего бояться. (По богословию же смерть и труд — наказания.)

Александре Львовне сказал, чтобы она не брала для переписки то, что он писал сегодня, т. к. не писалось ему и он недоволен тем, что написал.

«Мария Львовна прочитала Михаилу Львовичу и мне две страницы из «Хаджи-Мурата», которые Л. Н. сегодня исправил: воспоминания Хаджи-Мурата о своем сыне Юсуфе, когда он в последний раз видел его. Как Юсуф вверх бросал охотничьего сокола». — Запись от 19 декабря 1904 г.

16*Потом расспрашивал Софью Николаевну, где учатся ее дети, и по этому поводу высказал некоторые свои взгляды на узаконенные программы и методы обучения.

— Почему правительство заботится о школах? — сказал он. — Как смешно, что правительство управляет образованием, предписывает программу и не терпит другой. Понимаю, что оно не хочет, чтобы учили скопческие взгляды или революционные... Когда я был попечителем тульского реального училища и хотел ввести обучение английскому языку, министр не позволил...

— В реальном училище языки учат так, что 50 правил для сочетания 49 слов. Лучше было бы выучить наизусть словарь. Чтобы выучить язык так, чтобы понимать читаемое, нужно взять книгу на этом языке и прочесть ее с хорошим переводом... Я выучил Сережу множить дроби по соображению. Он на экзамене так и ответил. Ему сказали, что он должен знать правило и делать по правилу... Географию, историю, ботанику никто в гимназии не изучил. Это — только самообразованием. Как можно учить русской грамматике — не понимаю, какие-то периоды учат... Семенов никогда не учил грамматику, а как пишет! Уваров, министр просвещения, писал Гете немецкое письмо и в нем выразил сожаление, что забыл немецкую грамматику. Гете ему ответил, что он, напротив, сожалеет, что не может ее забыть5.

Еще Л. Н. рассказал:

— Пишет мне голландец, что хочет основать клуб отказывающихся от военной службы. Что некоторые, слабые для того, чтобы отказаться, когда будут иметь поддержку, скорее откажутся.

Л. Н. по природе — шутник, полон юмора, в своих же писаниях воздерживается от проявления этого. (Гоголь, Глеб Успенский и Чехов начинали юмором, сатирой, кончали же: Гоголь — религиозностью и мистицизмом, Глеб Успенский — омрачением души, Чехов — пессимизмом, грустью.)

30 декабря. Сегодня Л. Н. слаб, болит у него под грудной костью. (Юлия Ивановна говорила мне, что в это же время, в самый разгар зимы, в оба прошлые года да и третьего года, Л. Н. болел.) С прогулки Л. Н. вернулся на санях. После обеда удалился в свой кабинет, ни с кем не беседовал, только очень коротко с Павлом Ивановичем. Заходила к нему Мария Львовна. Пульс был слабый, боли продолжительные, слабость, изжога; Мария Львовна опасалась, что последует припадок жабы. Она приписывала заболевание волнению, вызванному опубликованием без его ведома письма к царю. В 11-м часу Л. Н. пришел за письмами и сказал, что получил письмо от Черткова, что письмо к царю было напечатано 21 декабря (3 января н. с.) — в «Times»1.

— С того времени, — рассчитывал Л. Н., — могли бы уже предпринять что-нибудь.

Л. Н.: Чертков пишет, что его мать уезжала и он в последнее время с нею оставался, поэтому не мог писать. Должно быть, это дело Анны Константиновны, что письмо было так скоро напечатано; она ведь либералка.

— Да, она революционерка, — подтвердил Бирюков.

Л. Н.: Она не так религиозна, как Владимир Григорьевич.

31 декабря. была основана Петербургская. Рассказывал это же и сам Л. Н. Павлу Ивановичу1.

Л. Н. рассказывал про прочтенную им книгу Джемса, которую привез ему Абрикосов: «The Varieties of Religious Experience»2.

— Это книга, каких много в английской литературе: ходят около христианства. Если кто говорит об экономии, никому не приходит на ум провозгласить ненормальным его душевное состояние; если же о религии, то сейчас начинают рассуждать о ненормальности душевного состояния.

Автор спрягает религию с наукой по значению, которое они имеют в жизни, как блоху со слоном. Науку он принимает без критики, религию же критикует. Но к науке надо относиться столь же критически, как ко всему, и к религии.

Меня позвали к заболевшим детям начальника станции в Засеку. Видя, что розвальни и лошадь нехорошие, Л. Н. велел запрячь в домашние сани другую лошадь.

Дитерихс передал мне слова Л. Н. о том, что он только в старости приобрел спокойствие, полную ясность сознания и уравновешенность.

17*Вечером П. И. Бирюков опять расспрашивал Л. Н. о некоторых фактах из его жизни.

— Некрасов писал вам, — сказал П. И. Бирюков, — что один какой-то из ваших «Севастопольских рассказов» был искажен цензурой до неузнаваемости.

— «Севастополь — май» был напечатан в искаженном виде, — сказал Л. Н. — Оригинал не знаю, есть ли. «Записки маркера» тоже были искажены цензурой.

— Чертков и Моод, — продолжал П. И. Бирюков, — раскопали, что там, в «Севастополе в мае», были патриотические фразы, которые были вставлены туда Панаевым ради цензуры. Кто читал вашу рукопись, говорили, что из нее остались только отдельные выражения3.

— Да, это верно, — подтвердил Л. Н.

— Панаев ограниченный был человек, — сказал П. И. Бирюков.

— Да, ограниченный, — согласился Л. Н.

Затем П. И. Бирюков спросил Л. Н. о его отношении к Белинскому. Л. Н. ответил:

— Какая это удивительная вещь! Белинский был человек, лишенный религиозного чувства. И мне такие люди были чужды...

На вопрос П. И. Бирюкова, писал ли он стихи, Л. Н. ответил:

— Стихотворения пробовал писать: казачки встреча, но, слава богу, ничего не вышло4... Портреты карандашом рисовал очень похоже: тетушку, лакея, казака...

Еще на какой-то вопрос П. И. Бирюкова Л. Н. ответил:

— Слышал я — это факт, — что казак, который убежал в горы и абреком стал, и убивал казаков, соскучился, пришел в деревню и дался прямо в руки, и его казнили, повесили, и он твердо, спокойно умер5.

О своем отношении к крепостным крестьянам Л. Н. сказал:

— Кажется, у меня того греха нет, чтобы я отпускал за деньги; а оброк брал, этот грех у меня на душе есть.

О немецком народном писателе Б. Ауэрбахе (которого он посетил в Дрездене в 1860 г.) Л. Н. сказал:

— Ауэрбах мне очень нравится. Сейчас читаю его «Denkersleben». Он историю Спинозы по точным данным романизировал...6 — молодой, и он ласково встретил меня.

В Киссингене (где он был в том же 1860 г.) Л. Н. познакомился с писателем Юлием Фрёбелем (автором «Системы социальной политики»).

— У него был друг Франц, революционер, — рассказал Л. Н., — я им обоим говорил о русских крестьянах, об общине... Они не соглашались со мной. Когда я говорил им об Ауэрбахе, Франц презрительно отозвался о нем, потому что он еврей. Это юдофобство в революционере так меня оттолкнуло. Фрёбель был тоньше...

— Мне хочется свое и ваше, — сказал Л. Н-ч Бирюкову. — У вас7 все факты идут одинаково, а у меня в воспоминании одни — как Монблан, а другие — как муравейные кучи...

8

Разговор перешел на теперешнее общественное движение. Л. Н. сказал:

— Так и вижу, как будет конституция... Есть превосходное место у Тэна, что́ такое конституция. Уже на выборах выбирают людей, которых не знают, но которые умеют себя рекламировать...9 Борьба партий... Тут ничего похожего нет, чтобы отстаивать интересы народа...

Л. Н. рассказал анекдот про Николая Александровича (Л. Н. в разговорах обыкновенно называл русских царей по имени и отчеству: Николай Павлович, Александр Александрович и пр., а не Николай I, Александр II, III и пр.). Когда царь был в Париже и его торжественно принимали улицы Парижа, крича: «Vive l’Empereur! Vive l’Impératrice!»18*, кто-то громко крикнул: «Vive la dame à gauche!»19*.

26 октября

1 Маковицкий посетил Т. в Гаспре 15—16, 27—29, 31 дек. 1901 г. и 1 янв. 1902 г.

2 Письмо Черткова от 1 нояб. н. с. На него и на письма от 22 нояб. и 2 дек. н. с. Т. отв. 27 нояб. (т. 88, с. 343—344).

3 Высланный за оказание помощи духоборам, Чертков выехал вместе с семьей в Англию 13 февр. 1897 г. Т. приехал 7 февр. в Петербург проститься с ними и пробыл там до 12 февр.

4 «об Екатерине книг, описывающих ее пакости» (т. 75, с. 178—179). См. запись 25 дек.

5 Т. намерен был написать «катехизис нравственности» для детей (см. т. 55, с. 93).

6 Япония объявила войну России 28 янв./10 февр., но воен. действия начались еще накануне.

7 Германия в 1874—1875 и 1887 гг. намеревалась начать превентивную войну против Франции, но этому помешала Россия.

8 9/22 окт. воен. корабли 2-й Тихоокеанской эскадры, следовавшей на Дальний Восток, обстреляли в Северном море англ. суда гулльского рыболовного общества, приняв их в тумане за япон. миноносцы.

9 P. . Mutual Aid. A Factor of Evolution. L., 1904.

10 Неточная цитата из «Былого и дум» (Герцен, ЖеневаГерцен, т. XI, с. 512—513).

11 Ф. О. Масарик посетил Т. 19 апр. 1887 г. в Москве, 27—29 апр. в Ясной Поляне и около 28 марта 1888 г. снова в Москве. См. I. Silberstein«Slavische Rundschau», 1935, № 3).

12 Чешские, или богемские братья — религ. секта, основанная в Чехии в серед. XV в. последователями П. Хельчицкого. Учение их требовало жизни в бедности, непротивления злу насилием, отказа от воен. и гос. службы.

13 «Zeit» Г. Ганц. Вскоре вышла в свет его кн.: H. Ganz. The Land of Riddles (Russia of to-day). N. Y. and L., 1904, 3 гл. к-рой посвящены Т. («A visit to Tolstoï». XXVIII—XXX). На материале этих гл. в Р. вед., № 224, 13 авг. была опубл. заметка «Немецкий журналист в Ясной Поляне»; в ней излагалось содерж. беседы Ганца с Т. о лит-ре и философии.

14 Kant. Gesammelte Schriften. Bd. I, III, IV. B., 1902—1904 (ЯПб

15 Материалы, по ценз. условиям не вошедшие в «Круг чтения» 1906 г., см. в т. 42, с. 423—438, 439—469.

16 «Последнее письмо» Т. к Николаю II от 16 янв. 1902 г. (т. 73, с. 184—197) Чертков напечатал в Св. сл., № 14, дек.

17

18 «Браминское доказательство Пифагоровой системы, которое пересказывал Т.» (Прим. Гусева).

19 Назарены — религ. секта, распространенная тогда, гл. обр., в Венгрии и Сербии; учение их требовало отказа от воен. службы.

20

21 С. Н. Толстой умер 23 авг.

22 О задуманном Т. произв. на еванг. сюжет («Крик беса при приближении Христа») см. в т. 54, с. 177, 178, 203 и 341. Замысел остался неосуществленным.

27 октября

1 Мин. вн. дел Д. С. Сипягин был убит 2 апр. 1902 г. студентом-революционером С. В. Балмашевым по поручению боевой группы эсеров.

2 «Единое на потребу».

3 J. Raskin. Unto this Last. Four Essays, on the First Principles of Political Economy. 4-th ed. Orpington, Kent, 1884 (ЯПб, пометы); J. Morrison Davidson.

ЯПб, дарств. надпись); «The Wisdom of Winstanley the «Digger». Being Outlines of the Kingdom of God on Earth». L., 1904 (ЯПб).

4 К этому абз. С. А. Толстая сделала след. прим.: «Мысли о музыке не могли принадлежать Сергею Николаевичу. Он не любил музыку, признавал только русские и цыганские песни. Эти мысли, принадлежащие какому-то писателю, часто повторяла я, Софья Андреевна. А определение музыки как стенографии чувств принадлежит Льву Николаевичу».

5 —178).

29 октября

1 J. Morrison Davidson. The New Book of Kings: A Republican Counterblast. L., 1902 (ЯПб, помета).

2 В ЯПб* «The Old Order and the New. From Individualism to Collectivism. 5-th ed. L., s. a.

3 Статуты Генриха VIII 1530 и 1536 гг. против крестьян, согнанных с земли и отдававшихся в принудительном порядке на разные работы.

4 J. Morrison Davidson. The Annals of Toil. L., 1899 (ЯПб). См. письмо Т. к автору от 1/13 авг. 1900 г. (т. 72, с. 420—421).

5 V. and F. Holah. A Short Biography of William Lloyd Garrison. L., <1905>. В основу кн. положена 4-томная биография Гаррисона, написанная его сыновьями: W. Ph. and F. J. Garrison. William Lloyd Garrison. 1805—1879. The Story of his Life told by his Children. N. Y., 1885—1889 (ЯПб*

6 О кн. W. H. Prescott. Geschichte der Eroberung von Peru. Bd. I—II. Lpz., 1848 (ЯПб). С чтением этой кн. связано, возможно, возникновение наброска Т. «Прогресс» 2 нояб. 1868 г. (т. 7, с. 130, 368).

7 ЯПб. См. запись 18 авг. 1905 г.

8 Включено в «Круг чтения» — т. II, с. 241 (т. 42, с. 64).

30 октября

1 Опубл. под загл. «Друзья и гости Ясной Поляны. По личным воспоминаниям. I. Николай Николаевич Ге» (ВЕСухотина-Толстая. Друзья и гости Ясной Поляны. М., 1923. См. также Т. Л. Сухотина-Толстая

31 октября

1 Кн. А. С. Пругавина «Религиозные отщепенцы. Очерки современного сектантства». Вып. 1 (Сютаевцы. — Апостол Зосима. — Еретики). СПб., 1904 (ЯПб, дарств. надпись, пометы).

2 Т. читал в рук. «Кому служить?» А. И. Архангельского. Отр. из нее за подп. Бука «Круге чтения». Впервые на рус. яз. напеч. в Бургасе (Болгария) в 1911 г.; в России: «Кому служить?» С вступ. ст. И. И. Горбунова-Посадова. М., 1920.

3 Х. Н. Абрикосов приезжал в дек. 1901 г. к Маковицкому в Словакию и познакомился с его друзьями, среди к-рых был, вероятно, и Гавлас.

4 Дн., 22 окт. (т. 55, с. 96).

5 «Иоанн-Воин. Рассказ из времен первых христиан». М., «Посредник», 1886 (ЯПб).

6 Письмо А. Шкарвана к Маковицкому от 23 нояб. 1891 г. со сведениями о венг. назаренах в «Круг чтения» не вошло. Ст. о назаренах была составлена для «Круга чтения» Х. Н. Абрикосовым — т. II, с. 596—599 (т. 42, с. 386—389).

1 Два отр. с небольшими изменениями, внесенными Т., вошли в «Круг чтения» под загл. «Орел» и «Смерть в госпитале» — т. I, с. 505—507, 372—374 (т. 41, с. 434—436, 322—323).

18 декабря

1 Днем Сильвестра на Западе называется канун Нового года, 31 дек. (н. с.).

19 декабря

1 «Anarchie» (из журн. «Religion des Geistes», 1895).

2 Т. включил в «Круг чтения на каждый месяц» из кн. «Мой отказ от военной службы. Записки военного врача» (Purleigh, Essex, England, 1898) «Письмо военного врача А. Шкарвана, отказавшегося от военной службы в 1894 году» и отр. «Почему нельзя служить военным врачом». Однако по ценз. соображениям они были исключены из рус. изд. «Круга чтения»; материалы эти вошли впервые в нем. изд. «Für alle Tage»; пер. сделан А. Шкарваном — Dresden, 1906 (ЯПб, дарств. надпись А. Шкарвана; см. т. 42, с. 405—408; ЛН, т. 75, кн. 2, с. 122, 148—149).

3 Письмо А. Шкарвана к Т. от 14 дек. н. с.

4 «Круг чтения» — т. II, с. 590—591 (т. 42, с. 239—240).

5 См. письмо Т. к Г. А. Русанову от 19 дек. (т. 75, с. 195).

6 Т. правил гл. XXIII и из воспоминаний Хаджи-Мурата исключил сцену восхождения Юсуфа (первоначально — Магомы) на гору с соколом на руке (см. т. 35, с. 296).

7 Мережковские были в Ясной Поляне 11—12 мая.

8 Письмо Яначека (в своем пер.) Маковицкий послал Черткову, к-рый на его основе опубликовал сообщ. о Немраве в , № 15, янв. и февр. 1905.

9 A. Haig. Life and Food. L., 1903, p. 13 (ЯПб).

10 В ЯПб к тому времени было еще 5 кн. Хэйга: «The Causation, Prevention and Treatment of Gout». L., 1901; «Diet and Food. Considered in Relation to Strength and Power of Endurance, Training and Athletics». 4th ed. L., 1902; «The Etiology, Prevention and Treatment of a Common Cold». L., 1904; «Truth, Strength and Freedom, or Mental and Spiritual Evolution». L., 1902; «Uric Acid. An Epitome of the Subject». L., 1904 (дарств. надпись). Хэйг продолжал присылать свои кн. и в дальнейшем.

11

12 Письмо от 21 нояб. н. с.; Т. отв. 19 дек. (т. 75, с. 193).

13 Известно 9 писем Т. от 19 дек. (т. 75, с. 190—196).

20 декабря

1 Телегр. запрос Д. Макгоуана и отв. Т. неизв. Письмо Макгоуана от 24 дек. явствует, что отв. Т., был пространнее, чем приведенный Маковицким (ср. т. 75, с. 196). О письме Т. к Николаю II см. записи 26 окт. и 29 дек.

2 об угрожающей стране революции и необходимости введения конституции для ее предупреждения.

3 Мысль Спинозы вошла в «Круг чтения» на 5 июня — т. I, с. 444 (т. 41, с. 382).

4 Н. Н. Страхов прислал Т. соч. Эпиктета в авг. 1882 г. (см. т. 63, с. 104).

5 Мысль эта принадлежит Э. Лесиню и лишь изложена Моррисоном-Давидсоном: Morrison Davidson«Круг чтения» — т. I, с. 522 (т. 41, с. 448—449).

21 декабря

1 См. «Review of Reviews». Illustrated, vol. XXX, № 180, Dec, p. 573 (ЯПб).

2 В Списке (т. 75) письмо Х. Н. Абрикосова не отмечено.

3 ЯПб).

22 декабря

1 Я. А. Коменский. Лабиринт света и рай сердца. Пер. с чеш. Н. П. Степанов. СПб., 1904 (ЯПб).

2 В ЯПб Bunyan. The Pilgrim’s Progress. With one hundred illustrations. L., s. a.; The Pilgrim’s Progress from this World to that which is to come. New ed. L., s. a. (2-я не сохр.).

3 Очевидно, М. А. Маклакова не выполнила этой работы, и Т. поручил ее В. А. Кузминской. В февр. 1905 г. Т. полностью переработал составл. ею текст. Очерк о Паскале вошел в «Круг чтения» за подп. Л. Н. Толстой — т. II, с. 20—28 (т. 41, с. 477—484).

4 Рассказ М. П. Арцыбашева «Смерть Ланде».

23 декабря

1 На письмо Э. Кросби от 16 июля н. с. Т. отв. 31 июля / 13 авг. (т. 75, с. 151).

2 В серед. 1904 г. начались выступления земств за ограничение самодержавия и за введение в России представительного правления. Ред. филадельфийской газ. «North American Newspaper» запросила телегр. от 25 нояб. н. с. мнение Т. о «значении, цели и вероятных последствиях земской агитации». Т. отв. 18 нояб. (т. 75, с. 181—182). опубликовали содержание отв. Т. (№ 331, 30 нояб.)

24 декабря

1 М. А. Шмидт жила в имении Т. Л. Сухотиной Овсянниково.

2 См. запись 16 июля 1905 г.

3 «С того берега» — «Omnia mea mecum porto» (Герцен, Женева, т. V, 1878, с. 143; Герцен«Круг чтения» — т. I, с. 523 (т. 41, с. 450). У Герцена: «для освобождения человека», а не «человечества».

4 «Круг чтения» — т. I, с. 522—523 (т. 41, с. 449).

5 2 нояб. в Москве состоялось совещание либеральных земцев, членов Союза освобождения и Союза земцев-конституционалистов для выбора делегатов на I Общеземский съезд. Он состоялся в Петербурге 6—9 нояб. 1904 г. (участвовало 104 делегата от 33 губ.).

6 W. J. Brayn. Under Other Flags. Travels, Lectures, Speeches. Lincoln, Nebraska, 1904 (ЯПб— ст. «Tolstoy the Apostle of Love».

7 1-ю корр. «Круга чтения» Т. получил 6 февр. 1905 г. Печатание продолжалось до окт. 1906 г. Т. не только держал корр., но в процессе печатания вносил в текст много изменений и дополнений.

8 Порт-Артур был сдан 20 дек.

25 декабря

1 О содерж. этого несохр. письма Т. можно судить по отв. письму Тургенева от 8/20 янв. 1883 г. (. Письма, т. XIII, кн. 2, с. 151). Помочь сыну раввина Минора Т. просил также В. В. Стасова в письме от 3(?) янв. 1884 г. (т. 63, с. 147).

2 Т-го в Гаспре лечил К. В. Волков (из Мисхора); позднее, с марта 1902 г., при нем неотлучно находился Д. В. Никитин; из Ялты приезжали И. Н. Альтшуллер и С. Я. Елпатьевский; на консилиум из Москвы и Петербурга — В. А. Щуровский и Л. Б. Бертенсон.

3 Н. Макиавелли. Государь (Il Principe) и рассуждения на первые три книги Тита Ливия. Пер. с итал. под ред. Н. Курочкина. СПб., 1869 (ЯПб«Единое на потребу» (т. 36, с. 174—177). Маковицкий записал их неточно.

4 Т. читал кн., присланную В. В. Стасовым: K. Waliszewski. Autour d’un trône. Catherine II de Russie. P., 1894, p. 446.

5 В письме от 28 окт. В. В. Стасов привел содерж. рук. XVIII в. (неустановл. автора) о распутстве Екатерины II и ее фаворита, гвардейца Измайлова.

6 — видный ученый и публ.), Токутоми Иитиро (Сохо) — глава изд-ва и журн. «Кокумин-но томо», и Фукай Эйго, впоследствии директор банка.

7 1 дек. Т. начал ст., озагл. «Кто я?», а 7 дек. — «Изложение веры» (т. 55, с. 104). Впоследствии оба эти первоначально не связанные друг с другом наброска были объединены и вошли в ст. «Зеленая палочка» (при жизни Т. не печаталась) — т. 36.

26 декабря

1 О путешествии по Волге в 1851 г. см. С. А. Берс. Воспоминания о графе Л. Н. Толстом. (В октябре и ноябре 1891 г.). Смоленск, 1894, с. 8—9.

2

3 Э. Кросби впервые посетил Т. в Ясной Поляне 12 мая 1894 г. В хамовническом доме он побывал на след. день.

4 В ЯПб сохр. кн. Д. С. Мережковский. Религия Л. Толстого и Достоевского. СПб., 1902. В 1900 г. в «Мире искусства» Т. мог читать работу Мережковского «Лев Толстой и Достоевский».

5

27 декабря

1 Министрами-генералами, определявшими правит. политику в то время, были: мин. вн. дел кн. П. Д. Святополк-Мирский, воен. мин. В. В. Сахаров и мин. нар. просвещения В. Г. Глазов.

2 Вероятно, Т. имел в виду написанные им в Севастополе в янв. -февр. 1855 г. «Записку об отрицательных сторонах русского солдата и офицера» (т. 4) и «Проект о переформировании батарей в 6-орудийный состав и усилении оных артиллерийскими стрелками» (т. 90).

3 Т. резко осудил «Солдатскую памятку», составл. ген. М. И. Драгомировым (см. т. 34, с. 281, 284—285).

4 «письменный запрос» от Т. (см. письмо Т. к Л. Ф. Маркс, вдове изд., от 9 (?) февр. 1905 г. — т. 75, с. 218—219). В «Круг чтения» включены рассказы Чехова «Душечка» и «Беглец» и Тургенева «Морское плавание», «Воробей», «Живые мощи» — т. I, с. 181, 421—433; т. II, с. 112, 200—207, 305—316 (т. 41, с. 161—162, 363—373, 550—551; т. 42, с. 25—31, 119—128).

5 Уезжая из Лондона, Т. не успел взять у Герцена рекомендательных писем к П. -Ж. Прудону и И. Лелевелю (см. ЛН, т. 41—42, с. 494—495). Письма эти неизв.

6 См. ст. Т. 1862—1863 гг. «Прогресс и определение образования» (т. 8).

7 Т. работал над ст. «Единое на потребу» (т. 36).

1 О 1-м запросе Черткова см. запись 26 окт. Вторично Чертков просил Маковицкого узнать у Т., можно ли опубликовать его письмо к царю, в письме от 22 нояб. (PNP).

2 Св. сл., № 14, дек.

3 Письмо С. Т. Семенова к Т. из Англии от 15 дек.

4 «К юбилярам на 19-е февраля». Подп. Юрко Плюгавый. Т. отв. 14 янв. 1905 г. (т. 75, с. 204—205).

5 См. об этом: <С. С. Уваров> О Гете. В торжественном собрании Императорской С. -Петербургской Академии наук читано президентом Академии 22 марта 1833. М., 1833, с. 20—21.

30 декабря

1 При письме от 3 янв. н. с. 1905 г. Чертков прислал вырезку из «Times» от того же числа, где под загл. «Tolstoy and the tsar» опубл. письмо Т. к Николаю II от 16 янв. 1902 г.

31 декабря

1 Об этом Бирюков писал в «Биографии Л. Н. Толстого» (т. I, ч. IV, гл. XI): в 1858 г. весной Т. «основывает музыкальное общество в Москве с содействием Боткина, Перфильева, Мортье и других <...> Из этого общества впоследствии образовалась Московская консерватория» (с. 169).

2 W. James— N. Y. — Bombay, 1902.

3 Ценз. историю «Записок маркера» и «Севастополя в мае» см. в т. 3, с. 322—323; т. 4, с. 388—392.

4 2 вар. стихотв. «Эй, Марьяна, брось работу!..», явившегося зерном повести «Казаки», и 3 др. стихотв., написанные в 1852—1854 гг., см. в т. I, с. 298—302. Работая над повестью «Беглец» (раннее назв. «Казаков»), Т. записал в Дн. 14 июня 1856 г., что хочет попробовать «из казачей <!> песни сделать стихотворение» (т. 47, с. 82. См. также т. 6, с. 277—278).

5 Рассказанный Т. эпизод отражен в заготовленном Т. продолжении повести «Казаки» как эпизод из жизни Кирки (см. т. 6, с. 153—161, 175), в конспектах (с. 257—260), вариантах (с. 217—218).

6 Роман Б. Ауэрбаха «Spinoza. Ein Denkerleben» (1837). Т. мог его прочесть в кн. B. . Gesammelte Schriften. Bd. X—XI. St. u. Augsburg, 1858 (ЯПб).

7 Т. е. в биогр. труде Бирюкова о Т.

8 См. т. 34 («Воспоминания»).

9 H. Taine. Les origines de la France contemporaine. II. «La Révolution», t. III. «Le gouvernement révolutionnaire». P., 1885, I, p. 6—20.

1* Записи до конца октября оформлены Маковицким позднее. — Ред.

2* Нельзя царствовать невинно (франц.).

3* партийность обязывает ().

4* Л. Н. так произносил это слово («мадьяр»). Так же писал А. С. Хомяков, и так произносят сербы, болгары.

5* Л. Н-чу, очевидно, вспомнились народные поговорки: «Две косы — и рядом и в кучке, а две прялки — никак», «Семь топоров вместе лежат, а две прялки врозь».

6* Позднее приписано: «В этот раз я приехал в Ясную по приглашению Софьи Андреевны на 3—4 месяца. Но остался на годы».

7* бобовые ().

8* В пяти верстах от Ясной Поляны.

9* Позднее приписано: «Через полгода он принес Л. Н. свою большую статью, которая Л. Н. не понравилась2. Еще через год-полтора он опять был в Ясной, весь охваченный революционным настроением. Он шел пешком, без денег, на юг к своему другу, главное, для того, чтобы своими глазами видеть, что делается в наиболее революционно настроенных местностях России, и, думаю, самому возбуждать народ и участвовать в «освободительном движении». Хотя он и был увлечен революционной деятельностью, он все-таки еще сомневался, достигает ли она своих целей. Когда он уходил, глаза его горели, на серьезном лице было выражение: «погибать — так погибать». Больше мы про него ничего не слыхали. Вероятно, погиб где-нибудь».

10* требовательный ().

11* Пропуск в подлиннике. — Ред.

12* Дальнейшее, до разговора о прогрессе, переписано мною с черновых записей через восемь лет.

13* Сам Л. Н. не считал «недостатком» это отсутствие системы в своем учении, говоря, что философы обыкновенно искусственно подгоняют свои учения под какую-нибудь придуманную систему.

14* Письмо, написанное Л. Н-чем во время его болезни в Крыму и напечатанное теперь Чертковым. Л. Н. как-то мне сказал, что Чертков может его напечатать, и я сообщил ему об этом1.

15* франц.).

16* Дальнейшее, до окончания записи этого числа, переписано мною с черновых записей через восемь лет.

17* С этого места до анекдота о Николае II идет переписанное мною с черновых записей через восемь лет.

18* «Да здравствует император! Да здравствует императрица!» ().

19* «Да здравствует фаворитка!» (франц. — буквально: «дама слева»).

Раздел сайта: